На путях преисподней

Глава 10

Гнетущая тьма повисла над двориком. Уинетт миновала последнюю ступеньку лестницы и метнулась под прикрытие балкона. Фонтан едва угадывался во мгле, его ропот потонул в шуме дождя. Плиты стали тускло-серыми, словно обесцветились, над влажной поверхностью взлетали брызги — казалось, капли дождя дробят камень. Ароматы цветения сменились однообразным запахом сырости. Промокшие лепестки магнолий, олеандров и роз печально поникли. Непогода безжалостно стерла с них краски жизни.

Увидев свет, пробивающийся из-за приоткрытой двери, Уинетт поспешила туда. Ливень изменил дворик до неузнаваемости, но, впрочем, она и так не представляла себе, где окажется.

В комнате ее поджидал Эйрик. При виде гостьи он немедленно поднялся — с таким видом, будто погода испортилась по его недосмотру. В небольшой комнате было уютно, ставни плотно закрывали окна. На стенах пестрели ковры, алебастровые вазы в нишах были полны цветов. Ровное пламя свечей поднимало настроение. Низкий потолок, побеленный, как и стены, перегораживали балки из темного красноватого дерева. Все здесь было просто, почти по-домашнему. Столик, возле которого только что сидел хозяин, был покрыт белой льняной скатертью и сервирован серебряными подносами и чашками тонкого фарфора. Рядом с ними возвышался горшок с ароматным отваром.

— Прости, — произнес Эйрик. — Скверный день.

— Разве это твоя вина? — спросила Уинетт как можно более небрежно.

Эйрик отодвинул для нее стул, проследил, как она садится, и вернулся на свое место.

— Будь у меня такая власть, — проговорил он, откидываясь на спинку стула и качая головой, — здесь бы каждый день сияло солнце… конечно, если бы ты не захотела чего-нибудь другого.

Уинетт попыталась улыбнуться в ответ и принялась намазывать маслом хлебец. Он снова был теплым — хорошо бы узнать, в какой печи его сделали.

— Совсем как в Высокой Крепости, когда слуга Ашара наслал на нее тьму, — заметила она, не сводя глаз с хозяина… или похитителя. — Так он хотел устрашить защитников.

Эйрик был по-прежнему невозмутим.

— Я не пользуюсь такой магией.

— А какой пользуешься? — Уинетт надеялась, что вопрос прозвучал как шутка и не вызвал подозрений.

— Только дозволенной, — с улыбкой ответил Эйрик и, наклонившись, взял из вазы яблоко. — Самые простые заклинания… А у тебя, похоже, исправилось настроение.

Он так внезапно упомянул о ее вчерашнем состоянии, что Уинетт вздрогнула.

Замечание показалось ей лицемерным. Но она решила продолжать игру.

— Да, — ответила она, пожав плечами, — несмотря на плохую погоду.

— Погода рано или поздно переменится, — отозвался Эйрик. — Здесь все так непредсказуемо… Возможно, уже завтра будет солнце.

Взяв с подноса яйцо, Уинетт принялась счищать скорлупу.

— Как ты сюда попал, Эйрик?

Достаточно ли небрежно прозвучал вопрос? Похоже, да. Ибо Эйрик грустно улыбнулся и ответил:

— Случилось несчастье… почти как с тобой. После этого я стал непохож на остальных людей. Случай привел меня сюда, и я был вынужден здесь остаться.

Уинетт отломила ложкой кусочек белка и задумчиво прожевала.

— А почему тебе не покинуть это место?

— Вообще-то, мне здесь нравится, — бесхитростно признался Эйрик. — И к тому же… я не уверен, что смогу.

Тревога заставила ее сжать зубы. Через мгновение Уинетт заставила себя успокоиться. Необходимо узнать как можно больше об этом месте и его обитателе.

— Но если ты не можешь уйти — как ты собираешься помочь мне вернуться?

— Это не одно и то же, — последовал ответ. — Я уже говорил, что мне вряд ли это удастся, пока сюда не придет Кедрин.

— Прости мою непонятливость, — Уинетт промокнула губы салфеткой, — но зачем? Кедрин не владеет чарами.

— У него вторая половина талисмана, — пояснил Эйрик. Он говорил так спокойно, будто речь шла о незначительных деталях. — Объединившись, сила двух камней… Неужели ты сама не знаешь?

— Но как он попадет сюда? Меня принесла тварь, созданная Ашаром. Кедрина тоже кто-то должен… поглотить?

Эйрик мелодично рассмеялся.

— Думаю, можно обойтись без крайних мер. Если я не ошибаюсь, талисманы связаны друг с другом?

Откуда он знает?

— Конечно.

— И что ты чувствуешь, когда касаешься своего камня?

— Что Кедрин жив.

— Значит, и он чувствует то же самое. В этом нет никаких сомнений. Он наверняка отправится искать тебя. И сила талисмана поддержит его.

Уинетт кивнула в знак согласия. И все-таки, откуда он может все это знать? И как это связано с образами, которые явил ей водоем? Если Эйрик управляет водоемом, то, что она увидела, не вяжется с его словами.

— Ты считаешь, что талисман укажет Кедрину дорогу, если он войдет в Нижние пределы?

— Несомненно, — ответил Эйрик. — Путь, конечно, будет опасным… но разве не любые странствия сопряжены с опасностью?

— И талисман проведет его сюда? — повторила Уинетт.

— Ну… не без моих скромных усилий.

— Даже через владения Ашара?

— Даже там. Путь будет опасным, но талисман всегда защитит его.

— И даже от самого Ашара?

Золотые крапинки в глазах Эйрика вспыхнули, словно поднятые ветром.

— Ашар не всемогущ. Или ваша Госпожа не держит под своей защитой Королевства? Или Лозины — уже не преграда для Ашара? А разве не сила талисмана сокрушила Тоза?

— Все верно, — согласилась Уинетт. — Но Кедрин окажется в Нижних пределах, где власть Ашара ничем не ограничена.

— Почти ничем, — поправил ее Эйрик. — Есть силы, которым повинуются даже боги. Это силы равновесия. Я уверен: талисманы связаны с этими силами.

— Значит, Кедрин может противостоять Ашару?

Невидимая молния на миг наполнила воздух напряжением — и, похоже, источником был человек, сидящий напротив… или ей только показалось? Уинетт почувствовала, как на затылке зашевелились волосы, по спине пробежала дрожь, и она едва не прикусила язык. Пламя свечей дрогнуло. Может быть, сквозняк?

— Кедрин — Избранный, — произнес Эйрик. — Разве не так?

Уинетт глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Писание Аларии гласит, что Избранный сразит Ашара.

Эйрик пожал плечами. Он казался по-прежнему спокойным.

— Почему бы и нет? Может быть, именно для этого он и должен придти в Нижние пределы.

— Но… — она запнулась, тщательно выбирая слова, — что если Кедрин потерпит поражение?

— В чем? В поисках тебя? Или в схватке с Ашаром?

— Я хотела сказать… Если Ашар завладеет талисманом?

— Думаю, тогда он получит возможность прорваться за Лозины, — спокойно ответил Эйрик. — Он сможет разрушить преграду Госпожи и диктовать свою волю Королевствам.

При этой мысли Уинетт с трудом сдержала дрожь.

— Но Ашар не может причинить Кедрину вреда. Пока у него талисман…

Эйрик кивнул.

— А если Кедрин найдет меня… — осторожно спросила Уинетт, — но мы не сможем вернуться? Если мы оба окажемся в ловушке?

— В ловушке? — лицо Эйрика омрачилось. — Ты считаешь, что оказалась в ловушке? А я-то надеялся, что пребывание здесь для тебя достаточно приятно, чтобы ты не чувствовала себя… пойманной.

Казалось, он был глубоко огорчен — радушный хозяин, который, как ни старался, не смог достойно принять гостя. Уинетт невольно смутилась. Так значит, ее подозрения необоснованны? И он — тоже жертва? Молодая женщина заставила себя улыбнуться.

— Мне здесь очень уютно, спасибо тебе.

— Я рад.

— Но я все-таки хочу знать…

Уинетт твердо решила добиться ответа. Она вспомнила навыки, полученные в Эстреване. Что скрывает его лицо? Что мелькнуло в глазах — раздражение, тревога? Безрезультатно.

— …Если вы оба не сможете вернуться? — Эйрик поджал пухлые губы, и его рот образовал твердую черту. — Тогда у меня будет двое гостей… а Королевства потеряют своего защитника.

— И Ашар сможет прорваться за Лозины?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Возможно.

— А ты? — Уинетт решила добраться до истины другим путем. — Ты спасаешь меня, пытаешься помочь Кедрину меня найти, вернуть нас обратно… Ты ничем не рискуешь?

Эйрик небрежно махнул рукой — как воин, которому говорят об опасности предстоящего сражения.

— Мне льстит твоя забота… но прошу тебя, не беспокойся. Это мой выбор.

Его искренность не вызывала сомнений. Но Уинетт так и не получила ответа на свой вопрос и не представляла, как еще может этого добиться, не вызвав подозрений. Прикосновение талисмана по-прежнему поддерживало ее волю, но скверное предчувствие не исчезло. Прямой вопрос неизбежно приведет к столкновению, и она потеряет преимущество. Если, конечно, Эйрик лжет. Если же он действительно пытается ей помочь, ее сомнения оскорбят его. Как бы то ни было, ему лучше об этом не знать. Она глотнула отвара, размышляя, с какой еще стороны можно подойти к этой загадке.

— А водоем сможет показать Кедрина, когда он окажется в Нижних пределах? — спросила она наконец.

Эйрик нахмурился.

— Вряд ли. В Нижние пределы нелегко проникнуть — даже при помощи волшебства. Хотя… может быть, когда Кедрин будет ближе, мы сможем что-то выяснить.

Уинетт кивнула. При воспоминании о последнем посещении водоема ее передергивало. Но если водоем солгал ей — а она была в этом почти уверена, — она сможет увидеть, как Эйрик откликнется на подобное зрелище. Конечно, ей предстоит несколько неприятных минут, но этот шаг необходим. Ей нужно знание — тем более если перед ней враг.

— Тогда почему бы не пойти к водоему? — спросила она.

— Как пожелаешь, — с готовностью отозвался Эйрик.

— Да, — ответила Уинетт, надеясь, что не побледнела.

Эйрик отодвинул стул и подошел к ней. Глядя на гостеприимного хозяина, Уинетт размышляла, чем на этот раз вызвана его расторопность — желанием угодить ей или поскорее узнать, что покажет водоем.

Они покинули трапезную и направились в таинственную каморку, укрываясь от дождя под балконами. Перед дверью Эйрик обогнал гостью и с поклоном пригласил войти. Сияние, струящееся из воды, снова удивило ее. Казалось, оно искажало не только пространство, но и время. Движения снова замедлились. Уинетт ступала по голубым изразцам к мерцающему серебряному кругу, и желание видеть спорило в ней со страхом. Эйрик чуть задержался у двери. Похоже, игра лазурных бликов не оказывала на него никакого действия. Когда же Уинетт опустилась перед водоемом, он подошел и встал чуть сзади.

Какое-то время поверхность оставалась спокойной, но Уинетт показалось, что вода впитывает ее взгляд. Затем что-то шевельнулось в глубине. Тени и блики, похожие на клубы тумана, понемногу уплотнялись — и наконец картина стала отчетливой, как вид из дворцовых окон.

Она увидела сад, обнесенный высокой стеной. Цветущие клумбы перемежались с грядками, на которых росли целебные травы. А вот скамейки из серого камня, такие знакомые…

— Больничный сад в Высокой Крепости, — проговорила она.

— Значит, он добрался до Лозин, — тихо откликнулся Эйрик.

Открылась калитка, и вошел Кедрин. Белая полотняная рубашка, штаны из мягкой бурой кожи… как обычно, на поясе кинжал, но меча нет. Волосы падают свободно, обрамляя обветренное лицо. Присаживаясь, он небрежно отбрасывает назад выбившуюся прядку, глаза сияют ожиданием. Снова открывается калитка, Кедрин вскакивает — и в сад входит Эшривель. Ее платье как лепестки роз, приникших к стене за скамейкой, лиф плотно облегает стан, кожа в глубоком вырезе корсажа светится, как мед. Длинные золотые волосы перетянуты простой ленточкой розового шелка. Она улыбается при виде Кедрина, он улыбается в ответ и протягивает руку. Эшривель кладет его ладонь себе на грудь, с упоением взирая на молодого короля. Еще шаг — и его руки уже обвивают ее талию, и Эшривель кладет руки ему на плечи. И вот они уже целуются — долго, страстно… Уинетт стиснула зубы. Ее раздирала буря противоречивых чувств. К тому же она не представляла, какую маску должна явить Эйрику.

Это неправда. Доверять можно талисману, собственным чувствам, любви Кедрина. То, что показывает водоем…

Ладонь Эйрика коснулась ее плеча и крепко сжала его. Уинетт отвернулась и оказалась с хозяином замка лицом к лицу.

Он выглядел мрачным, глаза в золотых крапинках потускнели, губы сжались.

— Прости, — проговорил он. — Я не хотел, чтобы ты это видела.

— Я этому не верю.

— Водоем не лжет, — повторил Эйрик — тихо и как будто с сожалением.

— Нет! — она замотала головой и сжала талисман, ища успокоения. Камень снова потеплел, его наполнял сокровенный трепет. Уинетт почувствовала, как к ней возвращается спокойствие — как сегодня ночью.

— Кедрин знает, что я жива. Поэтому он не изменит мне… ни с моей сестрой, ни с какой другой женщиной!

Она обернулась к водоему, но картина уже исчезала.

— Прости за откровенность, — проговорил Эйрик, — но он мужчина. А мужчинам… всегда кто-нибудь нужен.

— Я не верю, — упрямо повторила Уинетт. — Кедрин не оставит меня.

Она снова попыталась угадать чувства Эйрика, но это было почти невозможно: блики света играли на его лице. Казалось, она глядит на его отражение в неспокойной воде. Его рука по-прежнему крепко сжимала ее плечо. Он раздражен, что она не верит? Или обеспокоен ее состоянием?

— Пойдем отсюда, — сказал наконец Эйрик. — Не думаю, что мы увидим что-то еще.

Уинетт подчинилась. Несколько шагов по голубым изразцам — и они снова стояли под балконом. Не произнося ни слова, не отпуская руки, Эйрик привел ее в комнату, где они завтракали. Со стола все уже было убрано, включая скатерть, и лишь кувшин и два кубка стояли на деревянной столешнице. Усадив Уинетт, Эйрик налил ей и себе темно-красного вина и сделал несколько глотков. Уинетт даже не притронулась к своему кубку.

— Так ты не веришь тому, что видела? — спросил наконец Эйрик. Лицо его было задумчиво.

Уинетт покачала головой, не отводя глаз.

— Ты так уверена в его чувствах?

— Да, — ответила она, страстно кивнув.

— Тогда… может быть, есть другое объяснение?

Он поиграл кубком. Хрустальный сосуд в его могучих ладонях казался таким хрупким… Уголки губ дрогнули, словно от недоверия к собственным словам, потом лицо озарила легкая улыбка, и он поднял глаза:

— Водоем не лжет, не может лгать. Но истина… истина — не всегда то, что нам является… — он запнулся, словно потерял мысль. Не дожидаясь, пока он подберет слова, Уинетт сказала:

— Это какая-то загадка. Я тоже не могу ее разгадать.

Эйрик улыбнулся шире — сперва немного виновато, потом торжественно.

— Я понял. В вашем мире, в вашей жизни принято считать, что события непосредственно вытекают друг из друга. Кедрин любит тебя. Ты похищена — и он отправляется искать тебя, потому что талисман говорит, что ты жива. Он спасет тебя, привезет в Андурел, и вы будете править Королевствами долго и счастливо. Это — истина. Но только одна. Мир, где мы сейчас находимся, неподвластен обычным законам, которые определяют жизнь людей. Значит, водоем может показывать тебе другую истину, другой исход событий. Может быть, такой: чудовище погубило тебя, и Кедрин утешается с твоей сестрой. Каждое событие может иметь не один исход. Если бы Кедрин не был ранен, когда впервые оказался в Белтреване, он мог не встретить тебя. Он мог отправиться прямо в Андурел… они с Эшривель полюбили бы друг друга и стали мужем и женой. Если бы ты не решилась сопровождать Кедрина, когда он ослеп — вы бы опять-таки не полюбили друг друга. Тварь бы не похитила тебя с барки, и ты бы не оказалась здесь. Понимаешь? Каждое событие — это развилка, от которой разбегается множество тропок. И каждая зовет, и каждая — реальна, подлинна…

Он умолк и глотнул вина. Возможно, после столь длинной речи у него действительно пересохло в горле. Золотисто-карие глаза пристально смотрели на Уинетт поверх кубка. Она нахмурилась, вникая в суть рассуждений Эйрика. Они не подтверждали и не опровергали ее подозрений и не проясняли его намерений.

— Я поняла, — проговорила она. — Но это значит, что на водоем полагаться нельзя. Я здесь, это очевидно. Следовательно, в этой действительности Кедрин не может увлечься Эшривелью.

— Твоя убежденность достойна восхищения, — кивнул Эйрик. — И, возможно, ты права. Но и это место не соответствует твоим понятиям о действительности, а водоем — часть этого места.

— Мы вернулись к тому, с чего начали. То, что показывает водоем — правда, но не для меня. А то, что для меня правда, он не показывает.

— Хорошо. Прошу прощения за то, что ты сейчас услышишь — но, уверяю: я хочу тебе только добра. Ты права, что не сомневаешься в преданности Кедрина… хотя бы отчасти. Но водоем — творение этих мест. Он вполне может показывать вероятные события, смешивать события разных путей. Не исключено, что ты сама переходишь с одного пути на другой.

— Тогда его пророчества лишены смысла, — ответила Уинетт. — Я остаюсь при своем убеждении.

Эйрик зааплодировал.

— Мое восхищение, — он умудрился отвесить поклон, не вставая со стула. — Могу предложить тебе кое-что — может быть, это тебя утешит. Давай исходить из того, что мы видели некое вероятное событие. На твоем пути оно невозможно, но водоем лгать не может. Возможно, тебе надо разобраться, на каком пути ты оказалась на самом деле.

— Как это сделать? — спросила Уинетт, немного запутанная этими рассуждениями.

— Если тебе ничего не говорит твое сердце, — Эйрик пожал плечами, — может быть, талисман поможет тебе понять правду?

— Талисман был на мне, когда я ходила к водоему, — возразила Уинетт. — И вчера, и сегодня…

— Вчера?

Уинетт молча кивнула. Надо же было проболтаться! Правда, если Эйрик управляет водоемом, он должен это знать.

— Понятно, — задумчиво протянул он. — Поэтому-то ты была вчера так печальна? Ты видела нечто подобное?

Она снова кивнула.

Эйрик то ли вздохнул, то ли хмыкнул, как будто понял нечто такое, что его не обрадовало.

— Дважды… — произнес он вполголоса. — Ты дважды видела Кедрина со своей сестрой.

Уинетт кивнула в третий раз.

— Может быть, это только вероятные события… — Эйрик растерянно улыбнулся. Казалось, он искал подходящее объяснение и не находил ничего. — И оба раза на тебе был талисман?

— Я всегда ношу его.

— Этого может быть недостаточно, — произнес он, словно обращаясь к самому себе. — Не стану спорить, я не вполне понимаю силу, заключенную в этом камне. Но, может быть, ее стоит использовать иначе?

— Каким образом? — прямо спросила Уинетт.

Эйрик пожал плечами, прищурил глаза и нахмурился — человек, глубоко сосредоточенный на какой-то мысли, и при этом полный заботы и горящий желанием помочь.

— Может быть, он должен именно соприкоснуться с водоемом, — сказал он наконец. — Попробуй опустить талисман в воду.

Тревога отозвалась в сердце тянущей болью, и Уинетт помотала головой.

— Я не хочу его лишиться.

Эйрик засмеялся.

— Я не призываю бросать талисман в воду. Просто поднеси его к самой поверхности. Представь себе, что это приманка, на которую ты хочешь поймать истину — ту, которая для тебя подходит. Тогда его сила проникнет в глубь водоема и вызовет те образы, которые с тобой связаны.

— Но мне придется его снять, — настороженно сказала Уинетт. Предложение Эйрика ей не понравилось.

— А разве это опасно? — Эйрик снова засмеялся, словно его смешили эти беспричинные страхи. — Главное — не выпускать из рук цепочку. В этом водоеме никого нет, дорогая моя. Никаких чудовищ, которые только и ждут, чтобы вынырнуть со дна и отнять у тебя талисман.

— И все же я не… — она хотела сказать «не могу на такое решиться», но передумала, — я не хотела бы снимать его даже на короткое время. Когда Сестра Лавия вручала амулеты мне и Кедрину, она настаивала, чтобы мы носили их постоянно.

Эйрик передернул плечами.

— В минуты опасности — безусловно. Если я не ошибаюсь, тогда вы собирались спуститься в преисподнюю?

Предположение было вполне разумным. Уинетт не могла уловить в его рассуждениях никакого скрытого смысла. Но это смущало еще сильнее. То, о чем говорил Эйрик, звучало правдоподобно… если в этом месте вообще могло быть что-то правдоподобное. Она уже не раз убеждалась, что привычные закономерности здесь не действуют. Из слов Эйрика следовало, что водоему доверять нельзя, ее интуиция подсказывала то же самое. Но если она даст себе слово не обращаться к водоему… Тогда лишь Эйрик сможет рассказать ей что-то о Кедрине. Зная это, он сможет требовать от нее чего угодно. В этом непонятном мирке, не получая вестей от любимого, ничего не стоит потерять рассудок. Уинетт покосилась на водоем. Его серебристая поверхность переливалась, искушала, отталкивала, влекла… Что делать?

Если подозрения верны, за предложением Эйрика может скрываться что-то иное — и уж никак не стремление успокоить ее. И все же, если в его словах есть что-то истинное… С помощью талисмана она сможет это установить. Мощи талисмана хватило, чтобы защитить ее от чудовища — значит, он справится с любой угрозой, которая может исходить от водоема.

— Мне надо подумать, — сказала Уинетт.

— Разумеется, — Эйрик говорил легко, явно не пытаясь оказать на нее давление. Куда больше на нее давили собственные чувства. — Но мне кажется, это единственный способ… понять истину.

Уинетт поглядела ему в лицо — и снова увидела лишь участие, желание поддержать и успокоить.

— А теперь, может, немного вина? — предложил он с улыбкой. — Чтобы немного развеяться после всех этих размышлений.

Он снова казался воплощением искренности. Может быть, все эти сомнения и подозрения лишены основания? Она кивнула, приняла бокал и принялась потягивать вино — как всегда, изысканного вкуса.

— Тебе нечего бояться, — проговорил Эйрик. — Здесь ничто не причинит тебе вреда. И я всем сердцем желаю тебе добра.

Такой мягкий голос, такое спокойное лицо… Но его слова заставили Уинетт насторожиться. Выходит, он легко угадывает ее чувства, в то время как она не может понять его?! Он может заглянуть за маску непринужденности и спокойствия и прочесть ее тайные страхи и сомнения?

— Неудивительно, что ты в смятении, — сказал он. — Не каждый день приходится сталкиваться с такими вещами, как этот водоем.

— Конечно, — она укрылась за этой простой отговоркой, как за ширмой.

— Обдумай мое предложение, — Эйрик поставил кубок на стол и поднялся. — Прости, но я опять должен оставить тебя в одиночестве. Некоторые дела требуют моего присутствия.

Он поклонился, шагнул к двери и вышел прежде, чем Уинетт успела спросить об этих таинственных делах. Обернувшись, она лишь увидела, как за ним закрывается дверь. Уинетт осушила кубок. А ведь в вине может оказаться какое-нибудь снадобье, и во всей этой восхитительной еде тоже… Нет, об этом лучше не думать — от таких мыслей недолго повредиться рассудком. Ей не удастся совсем обходиться без еды и пищи. Да и какая польза Эйрику от подобных козней? Она и так полностью в его власти, а этот мир сам по себе способен свести с ума любого. Эйрику бы даже не пришлось прибегать к столь примитивным средствам.

Она облокотилась на стол и сжала талисман в ладонях, вспоминая, чему ее учили в Эстреване. Сейчас ей было необходимо все спокойствие, все самообладание, чтобы разобраться в происходящем.

Эти ритуалы были просты и действенны. Вскоре Уинетт удалось изгнать нежелательные мысли, достигнув чистоты и ясности разума. Теперь она могла сосредоточиться на главном. Она перебрала факты, которыми располагала, обобщила впечатления, изучила и отбросила прежние выводы. Ее разум стал чашей, в которой ингредиенты, соединившись, должны были образовать нечто новое — сияющее, как путеводный огонь, который выведет ее из темного лабиринта.

Допустим, Эйрик говорил ей правду. Тогда у нее есть сильный союзник — тем более ценный, что других, скорее всего, нет и не будет. В этом случае его идея — использовать талисман, чтобы заставить водоем показать подлинные события — достойна доверия. А если он лжет? И это новая уловка, при помощи которой он хочет лишить ее талисмана? И он смеется над ней, верша свой коварный замысел?

Но какова цель этого замысла? Завладеть талисманом? Если это так, значит, он не может отобрать камень силой. Вывод: талисман до какой-то степени защищает ее.

Но в таком случае камень защитит не только ее, но и сам себя, какую бы опасность ни таил в себе водоем. Допустим, талисман неуязвим, а Эйрик обманывает ее — тогда зачем он дал ей подобный совет?

С другой стороны, если Эйрик на ее стороне… тогда талисман поможет ей разобраться во всей этой путанице и узнать что-нибудь о Кедрине.

Можно ли ждать дальше, отказавшись от помощи водоема? Хватит ли ей твердости жить в этом несуразном месте, не зная, что в настоящий момент происходит с Кедрином и что он делает, чтобы ее найти? Похоже, водоем — единственная ниточка, связывающая ее с миром. Сохранять душевное спокойствие становится все труднее. Здесь все слишком странно. Если бы здесь была хотя бы библиотека! Уинетт не представляла, чем себя занять. Прогуливаться по лесу, осматривать странный дворец… Это только вызовет смятение.

Все упирается в один вопрос: лжет Эйрик или говорит правду. Ответа она не могла найти. Открыв глаза — и когда они успели закрыться? — Уинетт огляделась. Потом встала, охваченная внезапным нетерпением, и направилась к двери, сама не зная, куда и зачем идет. Дождь по-прежнему висел в воздухе, точно мокрый серый занавес.

Она решила продолжить осмотр дворца.

Справа от трапезной оказалась дверь, которую Уинетт еще не открывала. Помещение за ней напоминало зал для приемов и увеселений: узорный паркет на полу, натертый до блеска, казалось, ждал танцующих, высоко над входом располагалась галерея для музыкантов. Вдоль стен, отштукатуренных и выкрашенных в желтый цвет, были расставлены столики, рядом с каждым по два стула, а между столами — небольшие скамеечки, вероятно, для тех, кому хочется сидеть поближе друг к другу. Гобелены, изображающие сцены лесной жизни, были подвешены на стенах почти под самыми сводами потолка и свисали до пола. Высокие окна располагались во всех четырех стенах. Разноцветные стекла тускло светились, напоминая о непогоде, которая бушевала снаружи. Свечи в люстрах не горели, и воздух казался застоявшимся, словно этот зал давно не открывали. С облегчением обнаружив, что никаких других дверей в зале нет, Уинетт вышла наружу и направилась к следующей двери.

Эта вела в помещение, облицованное серым камнем. Никакого убранства — голые стены без окон и вход на лестницу у стены напротив. Первый пролет заканчивался площадкой, пустой и узкой, за аркой в дальнем конце лестница снова вела наверх. Охваченная любопытством, Уинетт последовала туда. Теперь ступени поднимались по спирали, словно лестница шла внутри башни. Дверь на второй площадке выходила на галерею танцевального зала. На другом конце галереи была еще одна дверь, но Уинетт не рискнула туда заходить, чтобы не заблудиться в лабиринте помещений, и продолжала подъем.

Лестница казалась бесконечной. Бедра и голени заныли от однообразных движений. Время от времени пролет неожиданно заканчивался площадкой, и Уинетт останавливалась, чтобы выглянуть в окна. Виды, которые открывались ее взору, не вызывали ничего, кроме смущения. Из одних окон виднелись лужайки, хотя, судя по всему, они должны были выходить внутрь здания. Другие открывались во дворик, а некоторые — в зал с галереей, уже знакомые покои или какие-то помещения, в которых Уинетт еще не успела побывать. В конце концов она перестала обращать внимание на окна и сосредоточилась на движении вверх.

Постепенно дыхание начало сбиваться, мышцы одеревенели до боли. Она все шла и шла, с трудом волоча ноги. Похоже, эта проклятая лестница ввинчивалась в небо: можно ползти по ней целую вечность и так и не добраться до конца.

И тут за поворотом показалась дверь из темного дуба, на толстых железных петлях, на уровне пояса висело тяжелое железное кольцо. Уинетт поднялась на круглую площадку без окон и прижалась к серой каменной стене, переводя дух. Ноги дрожали от усталости. Собравшись с силами, Уинетт взялась за кольцо и толкнула дверь.

Дождь ударил ей в лицо. Сила, с которой порыв бури ворвался внутрь, предполагала немалую высоту. Дверь вела на колоннаду, открытую всем ветрам. Мраморный пол, залитый водой, был скользким, колонны тускло поблескивали сквозь пелену дождя. Узкая крыша не защищала от непогоды. Уинетт не сомневалась, что промокнет до нитки, но шагнула вперед и решительно направилась к небольшой беседке под куполом в дальнем конце колоннады. Три ступени поднимались к площадке, окруженной перилами из черного мрамора с позолотой. Дождь слепил глаза. Уинетт отбросила с лица мокрую прядь и огляделась. Перед ней открывалась картина, какой она прежде никогда не видела.

Тусклый свет, льющийся с серого неба вместе с дождем, не позволял оценить расстояние. Или она поднялась выше, чем предполагала? Казалось, беседка ничем не связана с дворцом, темнеющим внизу, и парит в облаках. Приступ головокружения заставил Уинетт схватиться за мраморные перила. Ей показалось, что стоит разжать руки — и ветер подхватит ее и понесет по воздуху. Отступив от края, чтобы не поддаваться безумному искушению, она вгляделась в серую пелену. Внизу расстилались затопленные дождем лужайки. Прорезавшая их широкая дорога, вела к воротам дворца. С одной стороны, там, где чернел угол крыши, она увидела знакомый лес. Ручей, который они с Эйриком переходили, впадал в широкую реку, и дворец стоял в ее широкой излучине. Вода казалась похожей на тусклое серебро. Там, где дорога упиралась в реку, темнел мост. От дальнего берега, исчезая в тумане горизонта, тянулся лес. Нет, леса Белтревана меркли по сравнению с этим безбрежным океаном деревьев. Уинетт не узнавала леса, по которому недавно гуляла. Ничто не нарушало мрачного однообразия этой дикой чащи — ни прогалины, ни протоки. Лишь широкая лента реки отделяла ее от окрестностей дворца. На самом горизонте, в сероватой дымке угадывались очертания могучего горного хребта. Впрочем, ей могло только показаться. Вокруг дворца, насколько хватало глаз, тянулся лес — бескрайний, одинаковый. И никаких признаков жилья — лишь здание, на крыше которого она стояла.

Ее охватило ощущение ужасающей пустоты. Она словно увидела себя со стороны — одинокая фигурка, затерявшаяся в этом беспредельном зеленом море, пропитанном дождем. Никогда еще Уинетт не чувствовала себя такой беспомощной и беззащитной. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с дождем, и она вытерла лицо. Ветер взметнул ее волосы, по коже пробежал озноб, хотя воздух был теплым. Как ни странно, это вернуло ее к действительности. Решено: ей нужно знать правду о Кедрине — и она узнает ее, снова воспользовавшись водоемом.

Лавия, по обыкновению выполнявшая в отсутствие Герат обязанности Старшей Сестры, принимала медри.

Утомленный дорогой гонец вручил высокой седовласой женщине послание, и Лавия узнала печать Герат. Распорядившись, чтобы посланнику обеспечили стол и отдых, она удалилась в свои покои.

Лавия читала письмо с нарастающей тревогой. Последние строки заставили ее глаза расшириться. Еще раз пробежав текст глазами, она приказала Послушнице созвать Сестер Общины, составлявших Правящий совет Эстревана.

Яра, Порелле и Рина явились незамедлительно. Яра, старшая из троих, ворчала, что ей не дали закончить трапезу, остальные не скрывали любопытства. Весть о прибытии медри уже облетела Священный Город.

— Простите меня, — чуть резко произнесла Лавия. — Но я получила послание от Герат, и с ответом медлить нельзя. Похоже, ее худшие опасения оправдались.

— Неужели смысл пророчества Квалле раскрылся?

В голосе Порелле звучало нетерпение. Лавия строго кивнула, всем своим видом показывая, что прерывать ее не стоит.

— Уинетт похищена тварью из преисподней, — сказала она. — Кедрин отправился в Белтреван, чтобы проникнуть в Нижние пределы и спасти ее. С ним Тепшен Лал и Браннок, бывший разбойник.

— Значит, оба талисмана теперь в Нижних пределах? — простоватое лицо Рины окаменело, словно она испугалась собственных слов.

— Тот, что носит Уинетт, — несомненно. Камень Кедрина… возможно, тоже. Герат полагает, что это ловушка Ашара, о которой предупреждала Квалле.

— Ему нельзя было ехать! — Порелле обвела взглядом Сестер. — Это слишком опасно!

— Его бы не удалось отговорить, — ответила Лавия. — К тому же Герат уверена, что эти усилия не напрасны. По ее мнению, это шанс сокрушить властителя преисподней.

— Или сделать его непобедимым, — уточнила Порелле. — Если Ашар получит оба талисмана, ничто не устоит перед ним. Для него не будет препятствий. Обладая камнями, он прорвет даже защиту, которой Кирье окружила Королевства.

— Талисманы должны быть отданы добровольно, — напомнила Яра. — Пока их владельцы живы, их нельзя отнять силой.

— Не забудьте, — возразила Порелле, — что Ашар — повелитель лжи и обмана. Он попытается выманить талисманы хитростью. И не исключено, что преуспеет.

— Уинетт не так-то легко провести, — промолвила Рина. — Но Кедрин… Лавия, ты встречалась с ним: как ты думаешь, он поддастся на обман?

Лавия покачала головой.

— Не думаю.

— От этого зависит участь Королевств, — тревожно сказала Порелле.

— Да. Я бы сказала больше — участь всего мира.

— Я недооценивала Квалле, — задумчиво заметила Яра. — Возможно, она была безумна, но истина была открыта ей.

Все Сестры обернулись в ее сторону.

На строгом морщинистом лице Сестры появилась неловкая улыбка.

— Теперь вы видите: Герат была права с самого начала. Похоже, сама Госпожа вдохновила ее.

— На то, чтобы послать Государя Кедрина в Нижние пределы? — в возгласе Порелле звучало сомнение.

— На то, чтобы послать его на бой с Ашаром, — поправила Яра. — Как бы то ни было, она бы вряд ли смогла его остановить. И вряд ли решилась отпустить его, не будучи уверена в защите талисмана.

— Уинетт похищена — это само по себе несчастье. Я уверена: рисковать вторым талисманом… неразумно.

Яра покачала серебряной головой.

— Полагаю, не столь неразумно, как кажется. Конечно, без второго талисмана нам будет труднее противостоять слугам Ашара. Но я не думаю, чтобы Герат приняла столь важное решение наобум.

— Герат уверена, что это единственный путь, чтобы спасти Уинетт и ее талисман, — произнесла Лавия. — Послушайте, что она пишет.

Пока Сестра читала, никто не проронил ни слова.

— Я поняла, — проговорила Яра, когда Лавия умолкла. — Когда Герат отправлялась в Генниф, я сомневалась ее в мудрости. Но она была права.

— Согласна, — поддержала Лавия.

— Достаточно ли у нас Передающих Мысли? — сказала Порелле, словно обращаясь к самой себе. — И сможем ли мы передать Силу таким способом?

— Еще никто не пытался совершить подобное, — ответила Лавия. — Поэтому утверждать нельзя. Но это возможно.

— В теории, — возразила Рина. — А на практике?

— Скоро узнаем, — произнесла Лавия. — Для начала соберем всех Передающих Мысли и расскажем им, что от них требуется. После этого выстроим цепочку. Морфахский гарнизон уже извещен, военачальник Лайон готов оказать нам поддержку.

— Погодите! — Порелле протестующе подняла руку. — Может быть, сперва следует подумать о последствиях? Допустим, мы установили срязь с Высокой Крепостью. В состоянии ли Герат направить в Нижние пределы объединенную силу Эстревана? Далее, мы создаем поток силы, которым может воспользоваться и Ашар. Завладев талисманами, он с их помощью обратит наше оружие против нас самих. Достаточно обратить поток силы вспять, чтобы нанести удар по Эстевану!

Сестры притихли. Предостережение звучало грозно.

— Герат все еще Старшая Сестра, — раздался в тишине голос Яры. — Ты станешь оспаривать ее прямые распоряжения?

— Возможно. Герат принимает все слишком близко к сердцу. Поэтому и не задумалась, что произойдет, если ее план сорвется.

— Сомневаюсь, — возразила Лавия.

— Постой, — Рина поглядела на Порелле. — А ты не думаешь, что это тоже козни Ашара? Он заставит нас направить силу в Нижние пределы, чтобы с ее помощью ударить по нам.

Лавия вздохнула и склонила посеребренную голову в неохотном согласии.

— Все может быть, — проговорила она. — Но… для этого ему придется сначала завладеть талисманами.

— Тогда вся надежда на стойкость Уинетт и Кедрина, — произнесла Порелле.

— Вот именно. Поэтому Герат и настаивает, чтобы мы поддержали их.

— Но все висит на волоске!

— Да. Мы втянуты в игру, где ловушки ждут на каждом шагу. Но я не вижу иного выхода, кроме как выполнять указания Герат.

— Я тоже, — подхватила Яра. — Значит, собираем Передающих Мысли.

— Может быть, Кедрин сам справится? — попыталась возразить Рина.

— Если он потерпит неудачу, последствия будут ужасны.

Рина кивнула и робко улыбнулась своей младшей соседке.

— Тогда я тоже согласна.

Порелле вздохнула и покачала головой.

— Боюсь, мы играем на руку Ашару… но ладно.

— Будем верить в силу Госпожи, — проговорила Лавия. — И в мудрость Герат. Пока в ней не приходилось сомневаться.

Она поднялась, давая понять, что со спорами покончено, и поспешила прочь. Остальные последовали за ней.

Скоро были созваны все Передающие Мысли Эстревана. Узнав суть задачи, Сестры помрачнели. Одни были взволнованы, у других в глазах вспыхнул испуг. То, что от них требовалось, могло привести к безумию или гибели, если Ашар одержит верх. За всю историю Эстревана никто не пытался совершить подобного. Но ни одна из Сестер не ответила отказом. Когда опустились сумерки, по равнине загремели возки, увозя их из обители — одних к Морфахскому перевалу, а иных еще дальше.

Растянувшись у костра, Кедрин наслаждался жареной олениной, добытой благодаря охотничьим талантам Браннока. Над огнем висела оленья ляжка. По ту сторону костра, в отблесках пламени, угадывалась фигура Тепшена Лала. Кьо точил клинок, его желтоватое лицо выражало глубочайшую сосредоточенность. Рядом, скрестив ноги, устроился Браннок и с нескрываемым удовольствием жевал сочное мясо.

— Бурдюк вина, — произнес он, — и было бы совсем здорово.

Кедрин скривился. В его памяти были еще свежи последствия гостеприимства Кэрока, о которых он не мог думать без стыда. По счастью, больше это удовольствие не повторилось. Вот уже несколько дней маленький отряд продвигался через лес, но не встретил ни души. Правда, друзья то и дело натыкались на многочисленные следы. Поначалу они принадлежали движущимся на восток и юг племенам Кэрока, но недавно стали попадаться остатки стоянок Дротта. Путники избегали встреч. Срок Летнего Сбора Дротта неуклонно приближался, и медлить было нельзя. Они должны были успеть к кургану Друлла первыми.

— Долго еще? — спросил Кедрин, обращаясь к полукровке.

Браннок вытер губы и пожал плечами.

— Денька полтора… может, два, не больше. Если не застрянем.

Кедрин кивнул, думая о приметах все более активного передвижения варваров.

— А можем застрять?

— Если Госпожа к нам милостива, а я не разучился ходить по лесу — навряд ли, — с невинным видом отозвался Браннок, и Кедрина вновь охватило сомнение.

— Эти следы, которые мы видели…

— Они петляют.

— Похоже, они ведут к кургану.

— Если они там, значит, уже там, — Тепшен звучно возвратил меч в ножны, словно поставив точку.

— И попытаются остановить нас, — закончил Кедрин.

Кьо красноречиво посмотрел на него — слова были излишни. Кедрин покачал головой.

— Я хотел бы избежать кровопролития.

— Зато оно может не избежать нас, — ровно произнес сын востока. — Настало время поговорить напрямую. Мы хотим спасти Уинетт. Единственный путь к ней лежит через курган Друла. Если Дротт там, их племя не допустит святотатства, и нас попытаются остановить. Запретишь ли ты убивать?

Кедрин поднял глаза и посмотрел на друга сквозь пламя костра. Впервые он осознал, что их отношения изменились. Он привык обращаться к Тепшену за наставлениями — точно так же, как обращался к отцу и принимал его советы. И все же в то утро — каким далеким оно казалось! — на высокой крыше Белого Дворца он принял решение и не обратился за помощью ни к одному из них. Тогда в поисках ответа он заглянул в себя. Это вышло так естественно, что ему даже в голову не пришло посоветоваться с Бедиром или Тепшеном. Он не удивился и тому, что кьо с беззаветной верностью последовал за ним. А теперь?

Он нахмурился и с тревогой посмотрел на своего учителя. Кьо поставил перед ним нелегкую задачу.

— Ты знаешь, во что я верю, — медленно проговорил король. — Наш путь определен промыслом Госпожи, а Она не одобряет, когда кровь проливают без крайней нужды. Я не желаю рисковать успехом нашего дела, запятнав себя ненужными убийствами.

— Ненужными? — тихо переспросил Тепшен, прищурив гагатовые глаза. — А если это единственный способ попасть в курган?

Кедрин вздохнул и покачал головой.

— Не знаю. Я могу только довериться Госпоже.

— Здесь правит Ашар, — негромко напомнил Тепшен. — Ты не думаешь, что он захочет преградить тебе путь? И препятствием могут стать живые люди?

— Но тогда убивать — значит идти у него на поводу, — отозвался Кедрин.

— Это может оказаться единственный путь. Я снова спрашиваю: ты по-прежнему запрещаешь пускать в ход клинки?

Кедрин не ответил. Он изучал черты своего друга, словно видел его впервые. Отсветы пламени, подчеркнувшие высокие скулы кьо густыми тенями, вспыхивали в его темных глазах. Лицо казалось маской — непроницаемо бесстрастной, не дающей никакого ответа.

Решение предложил Браннок.

— Если нам повезет и Госпожа явит Свою милость, до этого может не дойти, — он взглянул на прибывающую луну, которая просвечивала сквозь кружево ветвей. — До Сбора еще дня четыре, а то и все пять. К тому же, по обычаю Дротта, в первый день полнолуния к кургану должен прибыть улан. До этого туда никто даже приблизиться не посмеет. Подтягиваться кланы будут медленно. Сейчас они рассеяны по всей округе. Вы же сами видели следы. Если скакать днем и ночью, мы успеем — конечно, если ни на кого не нарвемся.

— Копать будет нелегко, — произнес Тепшен.

— Нелегко, — согласился Браннок, — но если отказаться от ночного сна, а потом ехать весь завтрашний день, к сумеркам мы доберемся до кургана. И уж тогда-то времени хватит с лихвой.

Тепшен кивнул, а потом сказал то, о чем никто не осмеливался заговорить:

— А потом? Когда Дротт соберется и обнаружит дыру?

Браннок пожал плечами.

— Когда придет время, тогда и будем ломать над этим голову, — резко проговорил Кедрин. — Если нам повезет, то у нас будет еще одна маленькая проблема. Ну, а если нет…

По губам кьо скользнула мрачная улыбка, Браннок прыснул.

— Печальный конец, правда? Одолеть владыку преисподней, а затем заработать «кровавого орла».

— Возможно, мне следует продолжить путь в одиночку, — проговорил Кедрин. — Проводите меня до кургана и помогите проникнуть внутрь, а сами можете подождать в укрытии или вернуться домой.

Тепшен смотрел на него с минуту, не снисходя до слов. Затем встал.

— Гаси костер и поехали.

— Я бы не хотел… — начал Кедрин, но Браннок, ухмыльнувшись, перебил его:

— Мы тебя не оставим. И я еще услышу свое имя в балладах.

Больше никто не произнес ни слова; они оседлали коней и собрали остатки еды. Кедрин забросал костер землей.

— Старайтесь не шуметь, — предупредил Браннок, — и за мной. Гостеприимства Дротта надо опасаться как огня.

Тропа была такой узкой, что поневоле приходилось ехать гуськом: Браннок впереди, потом Кедрин и последним Тепшен, ведя в поводу вьючных лошадок. Ночь выдалась ясная, луна и звезды освещали им путь, лесной валежник заглушал удары копыт, и полукровка рискнул прибавить ходу. Тропинка начала быстро расширяться и спустя некоторое время вывела на круг утоптанной земли, окруженный буками. Здесь сходились еще пять дорожек, и одна казалась чуть шире прочих. По ней и последовали путники.

Вскоре Браннок предостерегающе поднял руку. Всадники остановились. Он указал налево и чуть слышно выругался, когда его конь двинулся напролом через заросли. Позади залаяла собака. Браннок спешился, зажал ладонью ноздри коня и знаком велел спутникам сделать то же самое. Снова раздался лай, его подхватили другие псы. Тогда Браннок запрокинул голову и пронзительно завопил, как дикий кот во время охоты. Собаки не умолкали. Полукровка снова издал вызывающий вопль, вскочил в седло и пустил серого галопом, уводя товарищей от невидимого становища.

Еще трижды им пришлось обходить стоянки Дротта. Кедрину казалось, что они описывают круг за кругом, почти не приближаясь к кургану. От мысли двигаться по дорогам пришлось отказаться.

Теперь они пробирались оленьими тропами, петляли по едва заметным стежкам — лес не баловал торными путями. Но все же, соблюдая осторожность продвигаться удавалось быстро — насколько позволял густой подлесок. И лишь когда небо, предвещая зарю, окрасилось перламутром, они позволили себе короткий привал на берегу ручья.

Лошади жадно приникли к воде. Вьючные мерины притихли, но жеребцы то и дело вскидывали головы и раздраженно всхрапывали. Когда же солнце прорвалось через утренний туман и разлило свет по восточному краю неба, путники уже снова оседлали скакунов. Браннок повел маленький отряд вдоль ручья.

Они скакали, то и дело поднимая сверкающие брызги, пока не взошло солнце. Озаренный его лучами лазурный шатер небес, казалось, стал выше. По всему лесу загомонили птицы. Тогда Браннок свернул прочь от ручья и пустил коня через луг, где паслось небольшое стадо диких коров. При виде нежданных гостей телки возмущенно замычали, а бык издал воинственный рев и пригнул голову, опустив острые, как сабли, рога. Массивное копыто сбивало с травы росу. Не дожидаясь нападения, всадники развернулись и скрылись среди деревьев, оставив коров топтаться на поляне.

Местность становилась все более холмистой. В полдень, когда они достигли вершины небольшого хребта, Браннок объявил привал. И всадники, и лошади нуждались в еде и отдыхе. Отсюда перед ними открывалась неглубокая долина, поросшая редким лесом. На дне котловины и на дальнем склоне деревья стояли гуще. Тут и там поднимались столбики дыма, отмечая стоянки Дротта. Кедрин насчитал тринадцать.

— Нам везет, — проворковал Браннок. — Они держатся северных окраин, так что сюда добрались немногие. Ну, а курган Друла — вон за тем хребтом.

Тринадцать стоянок, да и в окрестностях наверняка бродят охотники… Такое положение дел не вызывало у Кедрина особого восторга. Но цель была близка. И он снова рвался вперед.

— Подожди немного, — пообещал Браннок. — Пусть солнце сделает свое дело. Скоро людей разморит от жары, и они лягут вздремнуть. Вот тогда и поедем.

Нет ничего хуже ожидания. Тепшен и Браннок, следуя примеру кочевников, растянулись на траве и уснули. Кедрин остался сторожить. Возбуждение не давало ему воспользоваться минутой отдыха. И он от души обрадовался, когда Браннок наконец проснулся и поднял кьо.

— Пора, — сказал полукровка.

— Если нас заметят, — предостерег он, когда друзья седлали коней, — скачем к дальнему склону. Нас только ноги спасут. Если потеряем друг друга — поезжайте на север. Место Сбора прямо перед нами.

И не медля более, он вскочил на своего серого и во весь опор полетел вниз по склону, туда, где гуща деревьев обещала прикрытие. Кедрин поскакал следом. Его трясло, но причиной тому был не страх… хотя на этом голом склоне он чувствовал себя до отвращения беззащитным. Однако милость Госпожи, а может, просто удача, по-прежнему была с ними. Никто не заметил трех всадников, вступивших в лес. Следуя за Бранноком, они поворачивали то на запад, то на восток, петляя вокруг стоянок варваров — и так до самого северного гребня.

Солнце клонилось к западу, когда они вновь остановились на вершине. На востоке уже сгущались сумерки. Луна, изрядно округлившаяся, отяжелевшая, низко висела над горизонтом. Склон круто обрывался в долину. Залитая тенью, она призывно расширялась навстречу, расходясь гигантским клином. Напряжение Кедрина достигло предела: где-то там, среди теней, высился курган Друла. Он всмотрелся в сумерки: ни единого огонька. Юноша мысленно поблагодарил Браннока. Полукровка поистине отменно знал Леса и нравы его жителей.

— Больше можно не прятаться, — объявил Браннок, когда они двинулись вниз по склону.

Когда маленький отряд спустился в долину, луна взошла, превратив деревья в серебристое кружево. Откуда-то донесся кошачий вой, проревел бык, но ни зверей, ни людей всадники не встретили. Охваченные волнением, они гнали вперед утомленных скакунов, забыв о собственной усталости.

Наконец Браннок остановился, повернулся в седле, и с улыбкой указал Кедрину вперед. Почти в центре долины зияла котловина — огромный естественный амфитеатр, мало уступающий в размерах тем, что сотворены руками людей. Деревья стояли вокруг, как часовые, но по краю котловины виднелись только старые пни: когда-то лес здесь был вырублен, чтобы освободить место для шатров всем, кто прибывает на Сбор Дротта. Чудом уцелевшие пучки травы торчали из голой земли, почерневшей от бесчисленных костров, вытоптанной ногами тысяч людей, копытами их коней, колесами повозок. Из года в год протаптывались и тропинки, между которыми вскоре должны были вырасти шатры. Подобно спицам гигантского колеса, они сходились к центру котловины, где высился Курган Друла, чернея на фоне подсвеченного луной неба. Год за годом вокруг него разводили огонь, восстанавливая выжженное кольцо бесплодной почвы. Вершину кургана усеивали зола и угли великого жертвенного костра, который скоро загорится вновь. Казалось, некто или нечто запрещает путешественникам приблизиться к кургану. Кедрин почувствовал, как вдоль позвоночника бегут мурашки.

Не говоря ни слова, он погнал скакуна вперед, съехал по склону и поскакал через котловину. Вскоре тень холма накрыла его. Зола, скопившаяся за многие годы, превратилась к гладкую корку, твердую, как камень. На миг его охватил ужас. На что они надеялись, рассчитывая пробиться сквозь такую преграду? Отчаяние накатило ледяной волной. Почти не осознавая, что делает, Кедрин коснулся талисмана, и камень отозвался теплом и легким трепетом. Воодушевленный, юноша спешился и направился к вьючным лошадям, готовый немедленно взяться за лопату.

— Сперва поешь, — посоветовал Тепшен. Он также слез с коня. — Работа предстоит нелегкая.

Кедрин неохотно кивнул, и они занялись устройством лагеря.

Лошадей расседлали и освободили от вьюков. Животных привязали под деревьями недалеко от ручейка, чтобы они могли пастись, не страдая от голода и жажды. Над костерком уже шипела, брызгая жиром, сохраненная про запас оленина. Браннок наполнил фляги, и друзья жадно принялись за еду. Когда же луна была почти в зените, они взяли кирки и лопаты, которыми их снабдил Рикол, и пошли осматривать курган.

— Его насыпали давным-давно, — сообщил Браннок. — Друл пал, штурмуя Высокую Крепость. Говорят, Дротт потратил на сооружение гробницы целый год. Камень добывали на севере и перевозили сюда уже обработанным. Подозреваю, что они возвели купол, а потом засыпали его землей. Значит, вход надо искать или у подножья, или на вершине.

Они обошли курган кругом, но никакой зацепки не обнаружили.

— Гробницу могли построить наподобие жилища, — предположил Кедрин. — Тогда наверху должно быть что-то вроде дымового отверстия.

— В самом деле, — кивнул Браннок.

Они вскарабкались по склону. Всю вершину кургана покрывали остатки огромного кострища.

— Здесь, — заявил Кедрин и наугад ударил заступом по утоптанной земле. И тут же разинул рот от неожиданности: удар отозвался так, что загудело в плечах.

Тепшен жестом велел ему отойти и взмахнул киркой. Кьо был силен и жилист, но итогом его усилия оказалась ничтожная выбоинка, словно от булавочного укола. Хмыкнув, Тепшен снова взмахнул киркой. Кедрин отшвырнул лопату и тоже взял кирку, Браннок последовал его примеру, и они принялись долбить, чередуя удары. Ночь наполнилась мерным и мощным гулом, словно в кургане был заключен огромный барабан.

Вскоре верхнее платье пришлось сбросить. Рубахи, несмотря на ночную прохладу, уже пропитались потом. Мышцы, непривычные к такому труду, заныли, ладони, чаще державшие меч или поводья, покрылись волдырями. Но твердая корка, покрывавшая курган, и не думала поддаваться. Когда занялась заря, их взорам предстало лишь небольшое углубление.

Они отдохнули в холодном сером тумане, наполнившим котловину. Остатки оленины и настой трав — подарок Сестер Высокой Крепости — помогли восстановить силы. Затем друзья снова принялись за работу. При помощи заступов место было очищено от мусора, комьев земли и камешков, и они взялись за кирки. Плодом их ночных усилий оказалась ямка глубиной не более ладони. Вот и вся награда за мучения… Спина и плечи занемели и гудели от боли, но Кедрин стиснул зубы и снова принялся долбить. В конце концов, существовала не менее серьезная проблема: сегодня Дротт должен был подойти к кургану еще ближе. Казалось, что солнце безжалостно сжигает время, отпущенное друзьям.

Сквозь неподатливую корку, нараставшую многие годы, они прорывались весь остаток дня. К вечеру кожа на ладонях начала слезать лоскутами, наполненные жидкостью волдыри полопались. Но, когда солнце село и долина погрузилась в полумрак, из ямы, в которой Кедрин стоял уже по колено, вылетала рыхлая земля. После короткого сна работа возобновилась. Теперь дело пошло быстрее. Двое трудились, стоя в яме, а третий отбрасывал грязь с краю. Они трудились не покладая рук, ибо знали: каждый восход приближает полнолуние, и времени у них остается все меньше.

Урезанный серебристо-голубой диск снова достиг зенита, когда кирка Кедрина коротко звякнула, наткнувшись на что-то твердое. Угар гулом отозвался в руках. Бросив кирку, юноша принял у Браннока заступ. Вскоре на дне ямы обнажился серый камень. Кедрин выругался и с досадой отшвырнул лопату.

— Камень! Каменный свод! Здесь нет никакого входа!

— Успокойся, — проговорил Тепшен. — Судя по всему, этот камень запечатывает отверстие.

И он принялся расчищать дно. Теперь яма была почти в рост глубиной. Землю приходилось вытаскивать при помощи самодельных носилок из конских попон и веревок. Но когда опаловое мерцание предрассветных красок сменилось ослепительным сиянием дня, они могли ясно видеть квадратную плиту в пядь шириной, словно обведенную каймой черной земли.

Друзья едва уговорили Кедрина отдохнуть и поесть. Затем все трое выкупались в ручье. Им предстояла последняя схватка.

Тепшен подметил, что щель, отделявшая центральную плиту от соседних, была чуть шире, а скопившуюся в ней грязь можно было без особого труда удалить не только кончиком ножа, но даже пальцами. К полудню они расчистили несколько плит. Центральная действительно оказалась клином, вбитым в отверстие.

Потыкав кинжалом в плиту, Тепшен покачал головой.

— Камень на камне. Держится тяжестью своего веса.

Кедрин почувствовал, что обида пронзает его, точно острие меча. Он, как безумный, уставился на проклятый камень, затем с тоской посмотрел на своих спутников.

— Может, вытянуть лошадьми?

— Нет, — Тепшен горестно покачал головой. — Как ты закрепишь веревки?

— Сбоку! — простонал юноша. — Давайте копать сбоку!

— Нет времени, — вздохнул, помрачнев, Браннок. — Без подпорок туннель не сделать. А у нас в запасе только день, от силы — два.

— Нет! — голос Кедрина превратился в вопль. — Не может быть!

Лицо молодого короля исказили гнев и скорбь. Он упал на колени и замолотил по плите кулаками, словно живая плоть могла сокрушить камень, перед которым отступило железо. Слезы застилали ему глаза.

— Уинетт, о, Уинетт! Я не смог тебя спасти!

Тепшен коснулся его плеча, пытаясь утешить юношу, но тщетно. Кедрин упал ничком и зарыдал. Талисман выскользнул из-за ворота его рубахи и коснулся камня.

— Кирье, — взмолился Кедрин, — не покинь меня!

Мощный гул потряс громаду кургана, и плита провалилась, увлекая Кедрина в темные недра гробницы Друла.