На путях преисподней

Глава 14

Уинетт разбудил солнечный свет, весело заигравший на ее лице. Она открыла глаза: за окном ярко голубело небо. Уинетт поднялась, распахнула раму, и нежный ветерок коснулся ее кожи. Воздух был напоен ароматами трав и цветов. После вчерашнего серого уныния мир казался восхитительным. Казалось, дождь и солнце наполнили его сиянием, освежив краски. Миллиарды капель усеивали лес и лужайку, точно бриллианты. Над цветущими кустами снова порхали птицы, сами похожие на ожившие цветы. Любуясь этой красотой, Уинетт воспрянула духом, хотя сомнения, подобно грозовой туче, все еще омрачали горизонт.

Она вышла в прихожую. Кресло стояло на прежнем месте. Сбросив платье, Уинетт быстро умылась и выбрала скромный розовый наряд и в тон ему легкие туфельки.

Закончив туалет, Уинетт вышла на балкон. В воздухе разливались ароматы роз и магнолий. Под лучами солнца дворик буквально преобразился. А внизу ее уже поджидал Эйрик.

При виде гостьи он изящно поднялся и вскинул руку, приветствуя ее. Уинетт попыталась улыбнуться в ответ. Смятение вновь охватило ее. Во дворе уже был накрыт к завтраку столик. Спускаясь по увитой цветами лестнице, Уинетт вспомнила вчерашний разговор. Она так ничего и не решила, а тянуть дальше было нельзя. Солнце светило так тепло и приветливо… Ей хотелось поверить в искренность этого высокого темноволосого человека. Как он просиял при ее появлении! Весь его вид выражал радость.

— Трудно грустить в такой чудесный день, правда? — спросил он, глядя, как она садится. — По-моему, солнце должно было поднять тебе настроение.

Она кивнула и приняла у него из рук чашку, над которой поднимался ароматный пар.

— Конечно, — ответила она, пригубив горячего травяного отвара. — Солнце — прекрасное средство от уныния.

Эйрик аккуратно откусил от ломтика белого хлеба с толстым слоем масла. Он по-прежнему не отрываясь глядел на гостью, и золотые крапинки в его глазах сияли.

— Я обдумал наш разговор, — произнес он. — Думаю, я слишком торопился. Но ты должна простить меня. Я тревожусь и за тебя, и за Кедрина. Ведь ему могут угрожать обитатели преисподней… Я только желаю помочь вам. Ситуация непроста, и это заставило меня быть таким назойливым.

Уинетт ничего не ответила, но улыбнулась. Какое-то время оба молчали. Эйрик следил, как она чистит яйцо.

— Не подумай, что я тороплю тебя с решением, — заговорил он снова. — И тем более, я не хочу, чтобы ты решила, будто я задумал выманить у тебя талисман. У меня есть предложение: я покажу тебе устройство, которое я изготовил, и попробую объяснить, как оно работает, а потом ты сама решишь, что делать.

Уинетт кивнула.

— А как же опасности, которые грозят Кедрину?

— Ему действительно угрожает опасность, — его лицо вдруг приобрело напыщенное выражение, губы нетерпеливо дрогнули. — Насколько я знаю, преисподняя — это череда пределов. Лишь немногие столь же благодатны, как этот. Большинство просто ужасны. Есть такие, которые могут показаться спокойными, но их покой обманчив. Другие угрожают открыто, но от этого не легче. Они населены злобными тварями… Найти безопасный путь сюда нелегко. Поэтому-то я и хочу запустить свое устройство. Оно поведет Кедрина, как маяк… а возможно, сможет защитить его.

— У Кедрина есть вторая половина талисмана, — проговорила Уинетт, силясь разгадать мысли Эйрика. Но в его глазах читалась лишь искренность, лицо выражало лишь чистоту намерений.

— Верно, — согласился он. — И я не спорю: Камень защищает его. Но боюсь, этого недостаточно. Пойми, дорогая Уинетт: Ашар правит здесь безраздельно. Он сделает все, чтобы погубить Кедрина — или хотя бы остановить его. Я хочу помешать его козням.

Уинетт вытерла губы. Она все еще разрывалась между доверием и сомнениями. Эйрик молчал: он явно ждал ее ответа.

— Может быть, мне и вправду стоит взглянуть на твое устройство, — выдавила она.

Эйрик расцвел в улыбке. Сейчас в его глазах горел задор мальчишки, который жаждет похвастаться своей самоделкой.

— Как только пожелаешь, — ответил он.

— Пойдем сейчас.

Эйрик встал, отодвинул стул и подошел к Уинетт. Она приняла его руку, и Эйрик повел свою гостью через двор, к дверце, окованной полосами серебристого металла, на которых были награвированы руны. За дверью оказалась комната, пол которой покрывали изразцы цвета ржавчины, черные стены также исписаны рунами. Из конца в конец протянулись два ряда колонн из малинового мрамора. Комната была совершенно пуста — ни мебели, ни украшений. Напротив находилась еще одна дверь, тоже окованная серебром — первая дверь во дворце, которая оказалась заперта. Эйрик достал из-за пазухи позолоченный ключ. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Уинетт вздрогнула: она никак не ожидала, что окажется в том самом темном зале за каморкой, в которой находился водоем. Правда, теперь здесь не было темно. По стенам горели свечи и факелы, со сводчатого потолка спускались люстры, которых она прежде не заметила. Свечи источали тягучий приторный аромат. И трон уже не казался сгустком тьмы. Теплое сияние свечей отражалось от полированного базальта, трепет отблесков наполнял мрачный камень, словно оживляя его. У подножья трона, образуя круг, стояли треножники из матового черного металла, каждый был увенчан толстой свечой. А внутри круга возвышалось причудливое сооружение из золотых нитей и хрусталя. О его предназначении можно было только догадываться. Тонкие столбики прихотливо обвивали друг друга, ограненный хрусталь разбрасывал радужные блики. От этого блеска рябило в глазах, и Уинетт оставила попытки проследить взглядом бесчисленные извивы. Всю эту странную конструкцию венчало девять тонких спиц, соединявшихся так, что образовывалась чашечка.

— Твой талисман я помещу сюда, — с улыбкой проговорил Эйрик, — прости… собираюсь поместить. Без него это устройство — просто красивая безделушка.

— А с талисманом? — тихо спросила Уинетт, щурясь от слепящего блеска.

— А с талисманом… — Эйрик повернулся к ней и взял ее за руки, словно стараясь придать своим словам большую убедительность. — С талисманом оно превратится в тот самый маяк, который пошлет Кедрину зов и укажет путь сюда. Более того: покажет самую безопасную дорогу, в этом я почти уверен. Это все равно, что соединить две половинки талисмана. Такой силы хватит, чтобы обезвредить любые ловушки Ашара.

Он глядел ей прямо в глаза. Танец золотых искорок вокруг зрачков околдовывал, во взгляде читалась воля, перед которой было невозможно устоять. Уинетт чувствовала пожатие его рук — оно успокаивало. Она снова всмотрелась в его лицо — это была сама честность. Его взгляд развеивал последние сомнения — как солнце, которое разбудило ее утром. Тогда она увидела, что дождь прекратился, и таинственная страна прекрасна. Воспоминания, порожденные отчаянием и утраченной надеждой, молнией пронеслись у нее в голове. Вот она стоит на крыше дворца и перебирает в уме картины, которые явил ей водоем… «Доверься мне», — говорили его глаза. «Я только хочу помочь тебе», — твердили руки. «Верь мне», — призывала его улыбка. Подозрения и сомнения дрогнули. «Если перед тобой враг, талисман погубит его, — говорил в самой глубине души тихий голосок. — Вспомни: Посланец не смог выстоять против силы амулета. Она сокрушит любого, кто враждебен Кирье». — «Кедрин может погибнуть без твоей помощи, — вторил ему таинственный шепот, — и Тепшен Лал, и Браннок — все они могут пасть жертвами Ашара. Ты должна спасти их. Ты должна позволить Эйрику помочь им. Иного пути нет».

— Ты уверен? — медленно проговорила Уинетт. — Ты уверен, что иного пути нет?

— Да, — торжественно произнес Эйрик.

Уинетт высвободила руки, и они сами собой поднялись и коснулись цепочки на шее. Эйрик по-прежнему не сводил с нее глаз. Она сняла цепочку через голову. Эйрик стоял неподвижно. Уинетт сжала Камень в руке.

— Тогда возьми его, — произнесла она. — И помоги Кедрину.

— Ты отдаешь его по доброй воле? — он все еще не коснулся Камня.

— Да, — выдохнула она. — По доброй воле.

Эйрик протянул ладонь, и Уинетт вложила талисман в его руку.

— Спасибо, — улыбнулся он. И торжествующе засмеялся. Казалось, от этого смеха мир сдвинулся со своего основания. И Уинетт, охваченная ужасом, пронзительно завопила.

Манускрипт в кожаном переплете выскользнул из рук Герат и упал на пол. Старшая Сестра приоткрыла рот, ее глаза расширились, по телу пробежала дрожь. Казалось, чудовищной силы удар обрушился на нее. Из груди вырвался сдавленный крик, в котором было больше ужаса, чем гнева. Злобный хохот зазвучал у нее в ушах. Герат тряхнула головой, охваченная дурным предчувствием, и с пересохших губ сами собой сорвались слова — слова, которых она не хотела ни слышать, ни произносить:

— Он добился своего. Не оставь нас, Госпожа… ибо Он завладел талисманом.

Кедрин и его спутники проснулись. Местность, представшая их взорам, так походила на мир живых, что первым чувством было недоумение. Ужасы минувшей ночи еще не истерлись в памяти, а состояние Браннока достаточно красноречиво подтверждало реальность этих событий. Плоскодонка спокойно скользила по широкой реке. По берегам мирно зеленели леса и луга, точно такие же, как на Тамурском нагорье. Вода искрилась, под деревьями дрожало кружево солнечных пятен, ласковый ветерок, шурша листвой, доносил приветливые птичьи трели. Оборотни Тарона казались кошмарным сном, который рассеялся вместе с темнотой ночи. То и дело друзья видели на берегах нарядных людей. Те окликали путешественников, предлагая им сойти на берег и разделить с ними трапезу и досуг. Однако никто из этих гостеприимцев не осмеливался ступить даже на мелководье. Похоже, проточная вода была для них непреодолимым препятствием. Подданные Тарона не преследовали лодку, ограничиваясь уговорами. Кедрин начинал думать, что после всех перенесенных испытаний на время плавания его спутники получили передышку. Юноша развалился на корме, Тепшен сидел на носу, вглядываясь в даль, а Браннок вытянулся на скамье. Поначалу казалось, что полукровку просто разморило на солнышке, и он дремлет, но все оказалось куда хуже.

Когда Браннок начал стонать, Кедрин не обратил внимания. В конце концов, это мог быть просто дурной сон. Но стоны стали громче, тело спящего забила дрожь. Кедрин присел рядом, осторожно потряс за плечо, чтобы разбудить — и обнаружил, что на коже у полукровки обильно выступил липкий пот. Браннок поднял веки — глаза казались остекленевшими — и бессмысленно уставился в пространство. Губы у него пересохли, в уголках рта запеклась пена. Смуглое лицо бывшего разбойника осунулось, кожа приобрела землистый оттенок.

Кедрин поспешно откупорил флягу и поднес к его губам. По мере того, как Браннок пил, его взгляд становился более живым.

— Мне снилось… — с усилием проговорил он и умолк, озираясь по сторонам, словно не понимая, как здесь очутился. — Мне снилось, что эта тварь… поймала меня… и я стал одним из них.

— Ты в безопасности, — сказал Кедрин. — Сомневаюсь, что они смогут добраться до нас, пока мы плывем по реке.

Браннок с облегчением улыбнулся, и Кедрин увидел, что он уже снова спит. Перегнувшись через борт, Кедрин умылся и, выпрямившись, поглядел на Тепшена. Кьо поймал его взгляд. Выражение его лица не предвещало ничего доброго. Подойдя к раненому, Тепшен уложил его поудобнее и тихо сказал:

— Надо осмотреть его раны.

Осторожно раздев Браннока, Тепшен и Кедрин сняли с его ран бинты. Раны воспалились, края стали розовато-желтыми и опухли. Из-под запекшейся крови выступал гной.

— Сейчас бы сюда наши сумки, — проговорил Кедрин. Целебные мази, которыми их снабдили на дорогу, пришлись бы как нельзя кстати.

— Сделаем что сможем, — отозвался кьо.

Пока он стирал за бортом бинты, Кедрин промыл раны. Когда тряпки высохли, они снова перевязали Браннока. Он весь горел, а к вечеру началась лихорадка. Полукровка кричал и метался, рискуя перевернуть плоскодонку. Кедрин и Тепшен с трудом держали его. Они попытались накормить Браннока, но он выплевывал пищу, а тем, что они умудрились ему скормить, его вскоре вырвало, и дальнейшие попытки пришлось оставить. Друзья успокаивали его, как могли, вытирали пот влажным лоскутом. Тем временем солнце зашло, и луна, почти полная, озарила берега реки бледным сиянием.

Казалось, сны Браннока стали явью. Местные обитатели собирались на берегу, словно вызванные лунным светом. Но они более не походили на людей. Глазам путников снова предстали чудовища из крепости. Многоголосый вой разнесся над рекой, наполняя ночную тьму. Чешуйчатые лапы и крылья с когтями тянулись к лодке — казалось, оборотни надеялись подтянуть ее к берегу усилием воли. Кедрин обнял раненого друга. Браннок дрожал и стонал, словно отвечая их воплям. Юноша пытался отвлечься, чтобы не слушать этой отвратительной какофонии.

И тут он обнаружил, что талисман, выпавший у него из-за пазухи, сияет ярче лунного света. Плоскодонку окружал мерцающий голубой нимб. В голове у Кедрина мелькнула догадка, и он подозвал Тепшена, следившего с носа за рекой, чтобы снова осмотреть раны Браннока. Следы когтей мерцали во тьме, как угли, их края пульсировали, точно жили собственной жизнью, поддерживая ее силами раненого. Кедрин снял через голову цепочку и прижал Камень к груди Браннока.

Полукровка пронзительно завопил. Казалось, человеческое горло не в состоянии породить такой звук. В ответ с берега понеслось радостное многоголосое улюлюканье.

— Держи его крепче, — прошипел Кедрин, и кьо сжал бывшего разбойника в своих могучих объятиях, не давая ему метаться по дну лодки.

Кедрин провел талисманом вдоль каждого рубца. Браннок орал, вырываясь из рук Тепшена, но когда последняя рана была обработана, он глубоко вздохнул и обмяк. Дыхание стало ровнее, и Кедрину показалось, что глубокие порезы уже выглядят не столь ужасно, даже ядовитый гной выделялся слабее. Жар спал, Браннок лежал неподвижно и лишь время от времени тихонько постанывал. Тепшен уложил его, укрыл и вернулся на нос лодки.

Вскоре забрезжил рассвет. Утро обещало быть ясным. Туман, стоявший над рекой, быстро развеялся под первыми лучами солнца. Чудовища, толпившиеся на берегу, куда-то исчезли. У воды вновь прогуливались нарядные люди, из леса вместо жутких завываний доносился лишь веселый птичий щебет. Кедрин и Тепшен позволили себе успокоиться и перекусить. Завтрак состоял из кушаний, которые Браннок притащил из замка Тарона. Полукровка наконец-то смог проглотить немного пищи, после чего Кедрин снова занялся его ранами, не забыв коснуться каждой талисманом. При свете солнца стало видно, что их состояние действительно улучшилось.

Однако Браннок по-прежнему весь день не приходил в сознание. Когда стемнело и берег вновь огласили яростные вопли оборотней, полукровка начал бредить. И снова Тепшен удерживал его, а Кедрин касался ран талисманом. Волшебная сила Камня успокаивала Браннока, и в конце концов он мирно уснул.

На следующий день Браннок пришел в себя, проснулся и попросил воды. Кедрин поднес к его губам флягу, а потом дал несколько кусочков жареного мяса. На этот раз полукровка снова смог принять пищу.

— У меня внутри что-то чужое, — хрипло произнес он. — Какая-то мерзость. Стоит мне закрыть глаза — и я вижу эту тварь. Она зовет меня, говорит: «Вернись, вернись»… — его передернуло.

Кедрин вложил ему в руку талисман.

— Сила Кирье исцелит тебя, — сказал он. — Она обезвредит отраву.

— Молю Госпожу, чтобы так и было, — ответил Браннок, но Кедрин услышал в его голосе сомнение. Темные глаза бывшего разбойника смотрели затравленно и отрешенно.

— Талисман поможет тебе, — твердо сказал юноша. — Посмотри сам.

Он снял с Браннока рубаху, размотал бинты и отдал Тепшену, чтобы тот снова отстирал их, а сам коснулся ран талисманом.

При каждом прикосновении Браннок вздрагивал и скрежетал зубами, но больше не пытался вырваться.

— Во имя Госпожи! — стонал он. — Как жжется!

Однако раны явно заживали. Гной перестал выделяться, опухоль спала, молодая нежно-розовая кожица уже не отдавала угрожающей краснотой. Некоторое время Браннок созерцал свой исполосованный живот, а потом глубоко вздохнул и молча потянулся к фляге. Сделав глубокий глоток, полукровка повернулся к Кедрину.

— Я безмозглый болван, — с раскаянием произнес он. — Потерял голову, поддался соблазну… Надо было послушаться Тепшена. А теперь приходится расплачиваться.

— Все позади, — ответил Кедрин. — Ты спасен. Просто не думай об этом.

Браннок покачал головой.

— Я не уверен… — пробормотал он. — Я чувствую…

Его пальцы вцепились в скамью с такой силой, что суставы побелели.

— Я чувствую, что внутри меня что-то мерзкое.

— Тебе в кровь попал яд, — произнес с носа лодки Тепшен. — От этого у тебя помутился рассудок.

— Тут что-то похуже, — сказал Браннок. — Я боюсь…

Последние слова он произнес почти шепотом. Кедрин успел заметить, как у него дрогнул подбородок. Потом полукровка крепко сжал ровные зубы, подавляя панику.

— Чего тебе бояться? — спросил Кедрин. — Мы вырвались из лап оборотней, ты выздоравливаешь. У нас достаточно воды и пищи. И река скоро приведет нас к жилищу Тазиела.

— Не знаю, — вздохнул Браннок и погрузился в молчание.

Весь остаток дня он почти не раскрывал рта. Когда спустились сумерки и берега огласило жуткое многоголосие, он скорчился и задрожал, как от холода.

Все повторилось снова. Кедрин касался ран талисманом, Тепшен, напрягая все силы, держал вырывающегося и орущего Браннока, а когда все раны были обработаны, полукровка уснул.

— Это меня тревожит, — проговорил Тепшен, глядя на лежащего без чувств друга. — Раны заживают на глазах, о таком не мог мечтать ни один целитель. Но он противится тому, что его исцеляет.

— Только по ночам, — уточнил Кедрин. — Днем он жалуется на жжение, но терпит.

Кьо задумчиво кивнул.

— Он говорит, что внутри у него что-то сидит. Что-то нечистое.

— Он бредит, — возразил Кедрин. — Ты же сам сказал: яд вызвал помрачение рассудка.

— Боюсь, я ошибался, — губы Тепшена изогнулись в подобие улыбки.

Кедрин обернулся и посмотрел на Браннока. Похоже, тот спал. Время от времени он подергивался и негромко постанывал, словно видел дурной сон.

— Ты считаешь, что это не пустые страхи?

Тепшен пожал плечами.

— Может быть. Я мало знаю о подобных тварях. Но как бы то ни было, с нашего друга лучше не спускать глаз.

Кедрин недоуменно воззрился на кьо. Он был уже готов опровергнуть его слова, но в мозгу у юноши тоже зашевелились скверные предчувствия.

— Думаешь, его заколдовали? И пострадало не только его тело?

— Я думаю, что нам не стоит терять бдительность, — спокойно ответил Тепшен. — Надеюсь, он исцелится, и тогда я возблагодарю Госпожу. Если же нет… — он не договорил. В воздухе повисло недоброе молчание. Кедрин сжал в руке талисман и глядел, как лазурное сияние сочится сквозь пальцы, подсвечивая кожу. Если нет — значит, Ашар дотянулся до одного из них. Допустит ли такое Госпожа? Сколь сильна Ее власть в этом проклятом месте? Он покачал головой, пытаясь стряхнуть липкую паутину сомнений, и снова поглядел на Браннока.

Луна озаряла смуглое лицо спящего, выбелив щеки и лоб, глубокие тени чернели вокруг глаз. Браннок снова застонал и приоткрыл рот. Его ровные зубы блеснули в серебристом свете, и Кедрину вдруг почудился хищный оскал, лицо как будто утратило человеческие черты. Он наклонился пониже и поднес к лицу полукровки талисман. Браннок всхлипнул и повернулся на бок, черные волосы упали на лицо, вплетенные в них ракушки тихонько звякнули. Кедрин покачал головой и вернулся на корму. Что не почудится от усталости… Он устроился поудобнее и уснул.

Через некоторое время Тепшен растолкал его. Судя по расположению луны, недавно перевалило за полночь. Лес стал слишком густым, чтобы оборотни могли подойти к воде. Лишь плеск волн, разбивавшихся о борт плоскодонки, нарушал тишину. Ночь дышала покоем. Браннок крепко спал, больше не стеная. Лунный свет устилал чернильную синеву реки серебряными лентами. Лес казался непроглядно-черным, над головой индиговым бархатом раскинулось небо. Лодка, окруженная голубым сиянием талисмана, мирно покачивалась на волнах, и Кедрин почувствовал, как его добрая сила защищает маленький отряд. Течение несло их вперед, заменяя и весла, и парус, словно сама река помогала им достичь цели. Меч Друла лежал рядом. Юноша коснулся его рукояти и принялся рассматривать навершие. Кривые когти крепко сжимали металлический череп, но, судя по всему, не были с ним единым целым. Тазиелу будет нетрудно убрать его и заменить талисманом.

Кедрин поднял глаза. Небо менялось. Густая синева стала ярче и приобрела розоватый оттенок, словно за горизонтом полыхал невидимый пожар. Кедрин заморгал, не вполне доверяя глазам, и снова всмотрелся в темноту. Тем временем река повернула, огибая лесистый мыс, и свечение пропало. Лес отступил, и берег вновь наводнили оборотни. Ночь огласилась диким воем, исполненным ненависти. Кедрин вздрогнул: Браннок, только что лежавший спокойно, заворочался, словно крики чудовищ нарушили его сон. Полукровка перевернулся на спину, приподнялся и снова упал на скамью. Он застонал, волосы рассыпались, открыв лицо — и его черты вновь показались Кедрину чудовищно искаженными.

Юноша стиснул в руке талисман. Он убеждал себя, что это просто игра света, что он переутомился, и старался выбросить из головы кошмарный образ. Это оказалось непросто. Оборотней на берегу становилось все больше, в их завываниях чудилась настойчивость. А Браннок ворочался все более беспокойно. Кедрин то и дело склонялся над ним, стараясь успокоить, но полукровка метался, скрюченные пальцы царапали воздух, он судорожно и глубоко дышал, раскрыв рот. Из горла вырывалось рычание, сменявшееся сдавленными стонами. Вдруг он поглядел на Кедрина, и юноша содрогнулся: глаза полукровки были сплошь желтыми, как у кота. Это длилось лишь мгновение. Браннок снова зажмурился, и Кедрин усомнился: наверно, ему снова почудилось, а может, лунный свет сыграл с ним дурную шутку. Он не хотел думать о том, что подозрения Тепшена могут подтвердиться. Когда небо на востоке стало сперва жемчужным, потом розовым, и наконец солнце позолотило небесный свод, Кедрин ощутил облегчение, граничащее с блаженством. На другой стороне горизонта индиго быстро сменялось лазурью. К этому времени проснулся Тепшен.

Кьо поглядел на Браннока, затем на Кедрина и вопросительно поднял брови. Смущенный, Кедрин описал все, что видел этой ночью, но добавил, что ему, скорее всего, просто померещилось. Тепшен хмыкнул, склонился над раненым и стянул с него рубаху. Когда кьо разматывал повязки, Браннок застонал и сонно приоткрыл глаза, но не стал протестовать. Раны почти затянулись, от воспаления не осталось и следа, шрамы покрывала плотная кожа. Кедрин коснулся рубцов талисманом — Браннок только напрягся и стиснул зубы. Он позволил снова перебинтовать себя, влез в рубаху, а потом попросил есть.

Это показалось добрым знаком. Кедрин перебрал остатки провизии и передал другу толстый кусок жареной свинины и ломоть чуть зачерствевшего хлеба. Браннок хищно вцепился в мясо. К хлебу он едва притронулся и в конце концов вернул его Кедрину.

— Мне лучше, — сказал он, улыбаясь почти как прежде.

— Ты больше не чувствуешь, что в тебе что-то сидит? — спросил Тепшен.

Браннок покачал головой.

— Нет.

Услышав о красном свечении, которое Кедрин видел ночью, Браннок снова улыбнулся.

— Значит, огненные горы уже недалеко.

— И ты почти поправился, — подхватил Кедрин. — Хвала Госпоже!

— Воистину, — откликнулся Браннок. Его глаза закрылись, он откинулся на скамью и мгновенно уснул.

Кедрин улыбнулся Тепшену и указал глазами на спящего друга.

— Похоже, мы зря беспокоились. Он выздоравливает.

— Надеюсь, — откликнулся кьо, глядя на Браннока. На его охристом лице застыло мрачное сомнение. Кедрин нахмурился.

— Тебя что-то смущает?

Тепшен пожал плечами.

— Не знаю. Раны заживают быстро. Но то, что ты видел, мне не понравилось.

Кедрин огляделся. В небе, убранном перистыми облачками, весело сияло солнце. Ночное происшествие представлялось юноше дурной шуткой, которую сыграли с ним темнота и усталость.

— Ну что ты говоришь! — воскликнул он. — Если бы какие-то чары поразили его, он не смог бы вынести прикосновения талисмана.

— Однако Камень с самого начала вызывал жжение.

— Это очищающий огонь. Он уничтожает остатки яда.

— Что же, — вздохнул Тепшен, — будем надеяться. И все-таки — не спускай с него глаз.

Из-за подозрений кьо день был испорчен. Кедрин признавал, что они не лишены оснований, но тем не менее считал, что согласиться с ними равноценно предательству. С этим лихим бродягой они делили радость и печаль, вместе преодолевали трудности и опасности. Допустить, что Браннок осквернен колдовством оборотня и представляет для них угрозу, означало отречься от дружбы. Юноша знал: Тепшен тоже привязался к Бранноку. Кьо находил в бывшем разбойнике родственную душу. Лишь забота о Кедрине и успехе их дела была причиной его подозрительности. И все же… Кедрин уселся на корме и погрузился в раздумье. Изредка поднимая глаза, он видел, как кьо возвышается на носу лодки, вглядываясь в даль.

Пожалуй, лишь молчание отличало этот день от предыдущего. Оборотни в ярких одеждах показывались реже. Браннок все время спал и поднялся лишь однажды, когда его разбудили, чтобы покормить. Лодка все так же скользила по реке, течение несло ее по стремнине, по берегам спокойно темнела стена леса. Лишь изредка ее прерывали лужайки или протоки, впадавшие в реку. Потом сумерки сгустились, солнце скрылось за вершинами деревьев, окрасив небо пурпуром, на воду упали длинные тени. Взошла луна. И тут, словно вызванные ее светом, на берегах снова собрались оборотни.

Едва заслышав их вопли, Браннок сел и вытянулся в струнку, чуть склонив набок голову. Кедрин, успевший задремать, тоже проснулся. По коже пробежали мурашки, а рука сама скользнула к рукояти кинжала. И в этот миг Браннок повернул к нему лицо.

Огромные округлившиеся глаза полыхали неестественной желтизной, более яркой, чем лунный свет. Браннок уставился на Кедрина, плечи напряглись, словно в нем происходила какая-то борьба, потом губы медленно разомкнулись, обнажив ряд удлинившихся зубов, больше похожих на волчьи клыки. Это мгновение растянулось в бесконечность. Кедрину показалось, что темные волосы полукровки стали грубее, нос расплющился, придав лицу сходство со звериной мордой. Не выпуская кинжала, Кедрин сунул свободную руку за пазуху и вытащил талисман. Еще не совсем стемнело, и свечение Камня казалось бледным. Но этого оказалось достаточно, чтобы увидеть все подробности ужасного преображения.

Едва сияние коснулось Браннока, он издал стон, похожий на вой, и запрокинул голову, на шее вздулись жилы. Тепшен, стоявший у него за спиной, подобрался и обнажил кинжал. Браннок вяло повел головой, его плечи дрогнули.

— Она дотянулась до меня! — хрипло простонал он. — Берегитесь, друзья! Я… не могу… мне не одолеть…

Он встал в полный рост, спина выгнулась горбом, руки метнулись к Кедрину — он хотел то ли обнять юношу, то ли разорвать его в клочья. Пальцы скрючились и заканчивались теперь длинными кривыми когтями. Слова потонули в диком рычании.

В тот же миг Тепшен прыгнул вперед. Кинжал сверкнул у него в руке. Кедрин, застыв в ужасе, смотрел, как рука кьо поднялась и опустилась, потом еще и еще — удары приходились чуть выше ключиц полукровки. Он запоздало сообразил, что Тепшен бьет навершием кинжала. Браннок взвыл и рухнул на колени.

Плоскодонка угрожающе закачалась. Кьо снова нанес удар, на этот раз ребром ладони. Лодка качнулась с такой силой, что Тепшен едва не вылетел в воду. Он рухнул на Браннока и подмял его под себя. Кедрин стряхнул оцепенение и приготовился ударить. Но тут Тепшен уцепился за борт и поднялся. Лицо его было мрачно.

— Быстрее, — бросил он. — Его надо связать.

Они нашли веревку, сняли пояса, завели оглушенному руки за спину и туго перетянули ему запястья и лодыжки.

— Я думал, ты убил его, — проговорил Кедрин, затягивая последний узел.

— Ну что ты, — отозвался кьо. — Я бы ни за что… разве что при крайней необходимости.

Рассмотрев бесчувственного полукровку, они ужаснулись.

Однако яд, попавший в жилы Браннока, не привел к полному перерождению — возможно, благодаря действию талисмана. Сейчас Браннок лишь отчасти напоминал оборотня, хотя его внешность кошмарно изменилась. Черты лица сгладились, челюсти выступали вперед, зубы превратились в клыки. Уши стали меньше и заострились, темные волосы напоминали звериную шерсть. Лопатки подались назад, руки стали мощнее, их покрывала неровная жесткая щетина. Преображение достигло некоей промежуточной точки и прекратилось. Кедрина охватила печаль.

— Он пытался предупредить меня, — сказал он почти грубо, пытаясь скрыть боль.

— Я слышал, — ответил Тепшен. — Уже за это ему следует сохранить жизнь.

— Может быть, талисман вылечит его?

— Может быть. Но пока не развязывай его.

Кедрин кивнул. Он опустился на колени рядом с Бранноком, снял с шеи цепочку и поднес талисман к изуродованному лицу друга. Браннок дернулся и застонал, но ничего не произошло.

— Надеюсь, со временем получится, — печально проговорил Кедрин, возвращаясь на корму.

— Я тоже надеюсь.

— Попробуем днем.

Тепшен склонил голову — то ли соглашаясь, то ли уступая, Кедрин так и не понял.

Браннок пришел в себя еще ночью и, яростно рыча, попытался порвать путы. Но веревки были прочными, а узлы завязаны крепко, и он не смог освободиться. Вырываясь, он снова раскачал плоскодонку. Когда через борт плеснула вода, полукровка коротко взвыл и успокоился. Похоже, оборотни и вправду не переносили проточной воды. Когда темнота сменилась туманным серым полусветом, Браннок стих окончательно и свернулся калачиком. Седой свет становился все ярче, в тумане проступали очертания берегов. Наконец, солнце выкатилось на небо. Разлив розового сияния смыл ночные краски, лучи позолотили небосвод. Браннок снова обрел прежний облик. Какое-то время он лежал, не издавая ни звука, потом застонал и помотал головой, словно пробуждаясь после кошмарного сна.

— Мне приснилось… — начал он — и вдруг осекся. Его рот беззвучно приоткрылся, а потом из груди вырвался вой, полный ужаса: Браннок обнаружил, что связан.

— Во имя Госпожи! Это был не сон!..

— Нет, — ответил Кедин, не зная, что еще сказать.

Браннок уткнулся лицом в борт и содрогнулся. Он рыдал. Кедрин подсел поближе и положил ему руку на плечо. Полукровка дернулся и обернулся.

— Почему вы не убили меня? Это было бы милосердней!

— Тепшен тебя оглушил, — объяснил Кедрин. — И мы связали тебя. Мы не хотим тебя убивать.

Браннок покачал головой с немым укором.

— Я пропал, — прошептал он. — Я не хочу стать одним из подданных Тарона.

— И не станешь, — с жаром подхватил Кедрин, но Браннок уже ничего не слышал. Он затравленно озирался по сторонам, пока не остановил взгляд на Тепшене.

— Ты из железа покрепче, кьо. Может, ты покончишь с этим кошмаром?

Тепшен покачал головой.

— Может, найдется способ исцелить тебя. Но если нет…

— Если нет — прошу тебя, во имя нашей дружбы, прикончи меня. Неужели ты откажешь мне в этой милости?

Тепшен и Кедрин переглянулись, потом кьо молча кивнул. Браннок шумно перевел дух и опустил голову.

— Как я понял, днем с тобой все в порядке, — проговорил Кедрин, не убирая руку с плеча бывшего разбойника. — Ты… оборачиваешься… только по ночам. Думаю, если связывать тебя до захода солнца, нам ничто не будет угрожать.

— Лучше убейте меня сразу, — сокрушенно пробормотал Браннок.

— Нет. Пока есть надежда на исцеление — ни за что.

Он наклонился и принялся развязывать веревки. Юноша не видел Тепшена, но догадывался, что тот обнажил кинжал и готов ударить в любой момент. Освободившись, Браннок пошевелил затекшими руками и принялся разминать запястья, но даже не попытался встать. Покончив с веревками, Кедрин взял Браннока за руку.

— Коснись Камня Кирье, дружище, — произнес он. — Если ты стал… одними из них… я сомневаюсь, что ты выдержишь это прикосновение.

Браннок облизнул губы и позволил юноше поднести свою ладонь к талисману. Когда Камень коснулся его кожи, он закрыл глаза, словно ожидая страшной боли, и сжал кулак. Его напряженное лицо расслабилось.

— Я чувствую… покой… — прошептал он. — Как в тот раз… когда Герат ворожила надо мной.

— Возможно, ее чары поддерживают тебя, — Кедрин улыбнулся. — Искусство Эстревана и сила амулета помогают тебе противостоять колдовству.

— Еще одно испытание, — предложил Тепшен. — Наклонись к воде и умойся.

Браннок нахмурился, но в его темных глазах мелькнула надежда. Словно преодолевая сопротивление, он сел на скамью, свесился через борт и, зачерпнув воды, плеснул себе в лицо.

— Ночью вода причинила тебе боль, — сообщил ему Кедрин. — А сейчас… Нам нет смысла… — он едва удержался, чтобы не сказать «бояться тебя», — нет смысла беспокоиться до захода солнца.

— А после заката? — с горечью спросил Браннок. — Что тогда?

— Перед тем как солнце сядет, мы тебя свяжем, — ответил Тепшен.

— И так каждую ночь? По ночам я буду опасен?

— Надеюсь, когда мы покинем эти края, проклятие потеряет силу, — проговорил Кедрин. — А может быть, талисман тебя исцелит.

— Может быть, — чуть слышно отозвался Браннок. — Но если нет… Тепшен, помни: ты дал мне слово.

— И я сдержу обещание, — торжественно произнес кьо.

— А теперь поешь, — сказал Кедрин.

Браннок кивнул. Он съел все, что предложил ему Кедрин, но взгляд его был полон скорби. Кедрин попытался подбодрить друга, но тот лег на дно лодки и замкнулся в своем горе. В конце концов Кедрин и Тепшен тоже умолкли. Плоскодонка плавно скользила по течению, день неуклонно клонился к сумеркам.

Когда солнце коснулось вершин деревьев, Браннок подошел к Тепшену и протянул ему руки. Кьо крепко связал его, Кедрин расстелил на дне лодки ковер, полукровка лег на него и свернулся.

— Если я вырвусь… — сказал он Тепшену.

— Конечно, — откликнулся кьо. Браннок кивнул и стиснул зубы. Он ждал прихода ночи.

При первых криках оборотней из груди Браннока вырвался вой. Кедрин не смог справиться с нахлынувшим ужасом. Его друг снова преображался на глазах. Тепшен стоял на носу лодки, держа наготове обнаженный кинжал. Браннок забился, пытаясь освободиться. Его тело выгнулось дугой, голова запрокинулась, зубы обнажились в оскале — то ли от ярости, то ли от боли. Кедрин глядел на полукровку, силясь понять, действительно ли его облик изменился сильнее, чем прошлой ночью. Юноше показалось, что челюсти Браннока выдаются вперед, как у собаки или волка, волосы на груди и на руках стали гуще и темнее. Наконец юноша не выдержал и отвел взгляд.

И тут его внимание вновь привлекли красные отсветы в небе. Теперь они стали ярче и охватывали полнеба, а над горизонтом угадывались языки пламени.

— Видишь? — крикнул он Тепшену, стараясь заглушить вопли оборотней, и указал в направлении багрового сияния. — Это наверняка огненные горы Тазиела.

Кьо на миг обернулся и тут же снова перевел взгляд на извивающегося у его ног Браннока.

— Вижу! — прокричал он в ответ. Казалось, они переговариваются через пропасть. — Такие же горы есть у меня на родине! Правда, выглядят не так грозно.

— Как ты думаешь… мы скоро до них доплывем?

Тепшен пожал плечами.

— Если они так велики, как кажется — через пару дней, не больше!

Кедрин кивнул и посмотрел на Браннока. Теперь каждую ночь его придется связывать. В голове юноши зашевелилось скверное подозрение. Не приведут ли эти ночные преображения к тому, что Браннок в конце концов перестанет сопротивляться чарам Ашара? Не случится ли так, что по мере приближения к обители владыки преисподней их друг будет становиться все более опасным?

А если он и с рассветом останется чудовищем? Тогда… Кедрин с ужасом отбросил эту мысль. Если все его страхи оправдаются, останется лишь один выход: Тепшену придется выполнить свое обещание.

Он сжал в руке талисман и молча воззвал к Госпоже. Он горячо молился, чтобы Она даровала Бранноку исцеление, очистила от скверны, занесенной в его кровь оборотнем, чтобы их друг снова стал прежним. То, о чем он просил теперь, перекликалось с целью, ради которой он жил. И прежде вмешательство Ашара в дела людей наполняло его возмущением. Затем мерзкое божество похитило женщину, которую он любил. Но теперь ненависть Кедрина стала чем-то большим. Скверна, порожденная Ашаром, лишила его друга самой человеческой сущности. Кедрин чувствовал, как праведный гнев поднимается в его душе, переполняет ее, ослепляя грозным сиянием ярче огней у горизонта. Крики Браннока, вой оборотней на берегу — все утонуло в нем. Кедрин не сводил глаз с огней, зовущих вперед. Уста юноши шевельнулись, и с них сорвались слова обета, ставшие для него продолжением молитвы:

— Я уничтожу Его. Клянусь жизнью, я с Ним покончу.

При этих словах хор оборотней, казалось, зазвучал громче, а Браннок забился с новой силой. Тепшен шевельнулся и подвинулся ближе. Связанный выгнулся дугой и злобно лязгнул клыками. Кьо отпрянул, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул. Сняв с шеи талисман, Кедрин быстрым движением поднес Камень Бранноку. Тот с жалобным стоном отшатнулся от голубого сияния и затих. Похоже, свет талисмана до некоторой степени успокоил полукровку. Теперь он метался реже и не с такой силой, рычание уже не вырывалось из горла. Напоследок он протяжно и негромко всхлипнул и погрузился в молчание.

— Поспи, если можешь, — осторожно проговорил Тепшен.

Юноша кивнул и закрыл глаза. Спал ли он? Кедрин не мог сказать наверняка. Равно как и не знал, что породило образы, которые ему привиделись. Может, это были просто сны, а может быть, талисман или что-то иное наполнило ими его ум. Он видел Уинетт. Охваченная страхом, она стояла во тьме, и какое-то создание угрожало ей. Темнота не позволяла рассмотреть это существо, зато ощущалось зло, которое оно излучало. Он пробудился от того, что Тепшен толкает его кончиком ножен. Озаренный утренними лучами, кьо выглядел хмурым, как туча.

— Ты кричал, — объяснил он.

Кедрин кивнул. Ночные видения все еще стояли перед глазами. Во рту пересохло от пережитого ужаса.

— Я видел Уинетт, — медленно проговорил юноша. — Она в смертельной опасности.

— У нее талисман.

Кедрин коснулся своего Камня — и тут же на него накатила новая волна страха. Что-то неуловимо изменилось. Камень по-прежнему трепетал в пальцах, но трепет стал иным. Кедрин поднял на своего друга полные ужаса глаза.

— Мы делаем все, что можем, — произнес Тепшен. Паника, охватившая юношу, не укрылась от его взгляда. — До кузницы Тазиела уже недалеко. Гляди.

Он указал через плечо. Занимался новый день, и небо уже не сияло лазурью. Оно розовело, как рубин, и это не было румянцем зари. Над горизонтом сгустились тени, словно далеко в тумане громоздились скалы. Кедрин подавил страх и крепче сжал талисман.

— Да, — голос короля зазвенел. — Осталось немного.

— Возможно, Ашар посылает наваждения, чтобы запугать нас.

— Возможно.

Он произнес это без особого воодушевления. Надеясь ободрить юношу, кьо указал на Браннока.

— Хотя бы наш друг снова пришел в себя.

Кедрин кивнул, нагнулся и освободил Браннока. Бывший разбойник прочистил горло и поднял голову. Его лицо осунулось. Словно желая удостовериться, что снова стал человеком, он перегнулся за борт и плеснул водой в лицо, столь ретиво, что едва не окатил заодно и своих спутников.

— Я проголодался, — пробормотал он, стараясь не встречаться с ними взглядом.

Друзья подкрепились. Им предстоял еще один нелегкий день. Но ничего особенного не произошло. Дневной свет угас, сменившись сумерками. И снова Браннок лежал связанный посреди лодки и бился, пока Кедрин не поднес к нему талисман. Сияние на горизонте все разгоралось, приобретая грозный пунцовый оттенок. С восходом оно не исчезло. Багрянец сгущался, заливая небо, и лишь обернувшись, можно было увидеть, как он нехотя уступает место привычной лазури. Леса поредели, трава на прибрежных лугах пожухла. Толпы оборотней на берегах были уже не столь многочисленны. Воздух потеплел и все острее пах гарью. Минула ночь, и в свете зари они пересекли границу страны лесов.

Плоскодонка угрожающе качнулась, переваливаясь через небольшой порог. Течение ускорилось, словно воде было легче скользить по голому камню. Вскоре последние деревья скрылись за горизонтом, и теперь местность напоминала пепельные земли Равнины Отчаяния. Все вокруг покрывали бесплодные шлаки. Горы уже ясно различались впереди. Неясная тень на горизонте стала мощной цепью иззубренных скал, их острые вершины грозно тянулись в небо, а оно взирало на них с гневом и яростью. Лазурные краски исчезли без следа — осталось лишь гневно-красное сияние, мерцающее и дрожащее над вершинами. Становилось жарко. Пепел наполнял воздух, вызывая удушье, падал, точно снег, устилая берега и оседая на воду. К запаху гари все более отчетливо примешивалась серная вонь. Откуда-то начал наплывать мерный гул. Подплыв еще ближе, они увидели, что при каждом усилении звука в небо взлетают столбы пламени, увлекая за собой раскаленные камни и пепел. Казалось, в горах укрылось огнедышащее чудовище. Браннок любовался этой картиной, забыв об унынии. Кедрина куда больше волновала безопасность их суденышка: ближе к ночи искры стали долетать до реки и то и дело опаляли волосы и кожу.

С закатом Браннок снова преобразился, но не столь сильно, как в прошлую ночь. Возможно, в отсутствие подданных Тарона колдовство ослабло. Полукровка тихо лежал на дне лодки и лишь поскуливал, точно пес, напуганный бурей.

Ночь выдалась поистине ужасная. Небо пылало, словно гигантский огненный занавес. Со всех сторон летели яркие искры. Раскаленные камни с оглушительным плеском и шипением падали в реку, поднимая брызги и облака пара. Но все звуки тонули в грохоте, который исходил от самих гор. Вблизи они выглядели еще более жутко. Мрачные, неприступные, они высились в багровом сиянии, а их вершины непрерывно изрыгали пламя, которое долетало до самого неба. Не раз Кедрину и Тепшену приходилось сбивать язычки пламени и плескать водой на затлевшую одежду. Порой брызги попадали на Браннока, и полукровка дико стонал, но его товарищам приходилось не обращать внимания. Когда занялось утро, все трое были совершенно измучены.

Новый день принес мало перемен. Свечение неба усиливалось, пепел гуще висел в раскаленном воздухе. Над рекой висел пар, словно вода дымилась. Дышать становилось все труднее. Лодку швыряло то вправо, то влево, и друзья изо всех сил держались за борт, чтобы не вылететь наружу. Неистовое течение неумолимо несло их к зловещим вершинам.

Около полудня впереди показался узкий каменный перешеек. Вода яростно билась о каменную преграду, рядом тянулся пляж, покрытый оплавленной галькой. Плоскодонка, точно обезумев, неслась вперед, крутясь в случайных водоворотах и колотясь о скалы. Но каждый толчок приближал ее к берегу. Наконец, лодку выбросило кормой на пляж.

Кедрин бросил на галечник меч Друла и выскочил следом. Лодку снова потащило к воде, и он едва успел вцепиться в корму. Тепшен сгреб остатки припасов и прыгнул на сушу, за ним последовал и Браннок. Тогда Кедрин разжал руку. Он смотрел, как плоскодонку понесло, повернуло раз, другой, третий, а затем ударило о камни. Разбитые доски затрещали, и суденышко погрузилось в воду. Браннок протянул юноше веревки, которыми его связывали по ночам, печальная улыбка озарила его изможденное лицо.

— Не забудьте. Они вам еще понадобятся.

Кедрин молча кивнул, сунул веревки за пояс и огляделся. Жара была невыносимой. По лицу струился пот, рубашка прилипла к спине. Запах серы усилился. Зато прекратился раскаленный град: похоже, путники достаточно приблизились к огнедышащим горам, и камни пролетали над головой и падали дальше. Пляж, на который они выбрались, выдавался острым клином. От пляжа перешеек выгибался горбом, через него вела тропка. Не видя иного пути, Кедрин и его спутники двинулись по ней.

Вскоре галька осталась позади. Теперь под ногами был гладкий черный камень, блестящий, как стекло. Дорожка стала шире, она вилась меж зубчатых скал и убегала на мрачные склоны. Но и по ровной дороге идти было нелегко. Раскаленный воздух опалял легкие, от едкой серы слезились глаза. Друзья подняли горловины рубах, закрыв полотном рот и нос. Никому даже в голову не приходило заговорить. Каждый думал лишь об одном: поскорее пройти через зловонный туман и пепельный дождь. Они шли вперед, с трудом передвигая ватные ноги, держась как можно теснее, чтобы не потерять друг друга. Кто знает, какие опасности таились в этом смердящем полумраке?

Кедрин не мог сказать, сколько времени они взбирались на гору. Лишь в нескольких шагах можно было разобрать очертания предметов — дальше все терялось в сером тумане, лишь наверху багровело небо. Глаза воспалились, юноша едва различал фигуры товарищей, шагающих рядом. В груди пекло, каждый вдох давался с трудом и вызывал боль, каждый шаг стоил усилий. При мысли о том, чтобы ночевать в этом проклятом месте, волосы у него вставали дыбом. Он не сомневался, что на рассвете — если здесь вообще наступает рассвет — все трое будут лежать мертвыми, задохнувшись под слоем пепла… если попросту не изжарятся. Жар раскаленной почвы ощущался даже сквозь крепкие подошвы его сапог. Он привычно сжал в руке талисман, ища утешения и поддержки. Но прикосновение наполнило его тревогой. С камнем что-то происходило. Страх за Уинетт прибавился к тяготам их восхождения.

И вдруг он остановился, протер слезящиеся глаза и вгляделся в раскаленную серую мглу. Тепшен и Браннок тоже остановились, недоуменно глядя на своего спутника. Не в силах произнести ни слова, Кедрин указывал вперед. В нескольких шагах возвышалась каменная стена — монолит, темный и блестящий, такой же, как у них под ногами. Поверхность скалы казалась оплавленной — ни трещин, ни выступов, за которые можно уцепиться. Дорога упиралась в ее подножие. Кедрин почувствовал, как угасает надежда. Идти было некуда — эту преграду было не обойти и не преодолеть. Плоскодонка утонула, и путь назад, из этих проклятых мест, был отрезан. Кедрин крепко выругался и шагнул вперед, подняв сжатые кулаки, словно надеялся голыми руками сокрушить скалу. Но в хриплом проклятии внезапно прозвучала радость. Во тьме засиял багровый свет, и Кедрин понял, что в скале открылся проход.

— Это может быть пещерой Тазиела? — прокричал он в ухо Тепшену, перекрывая несмолкающий рев огня.

Кьо кивнул и, вынув из ножен меч, первым шагнул в отверстие.

Кедрин последовал за ним, держа наготове меч Друла, Браннок с саблей в руке шел с ним рядом.

Вновь полыхнуло пламя. Вместе с порывом опаляющего ветра из темноты донесся звук удара металла о металл. Пепел не залетал в проход, но жара становилась все сильнее. Кедрин и его спутники осторожно шли по туннелю, пробитому в блестящем черном камне.

Внезапно стены расступились. Друзья стояли на пороге огромной пещеры. Озеро лавы в центре озаряло ее ярким пламенем. На берегу возвышалась наковальня, и уродливое существо, напоминающее жуткую пародию на человека, било по ней могучим молотом.

Почуяв присутствие людей, кузнец обернулся. Его голова казалась грубо слепленной из негодной глины. Безволосый череп обтягивала кожа цвета сырого мяса. Высокий выпуклый лоб словно обтекал под собственной тяжестью, образуя мощные надбровные дуги, крохотные красные глазки были глубоко вдавлены в плоть. Небольшой бугорок на месте носа прорезали две вертикальные щели, их края раздвинулись, втягивая запах пришельцев. Рот — широкая безгубая трещина — раздался в жутком подобии улыбки, открыв два ряда почерневших острых зубов. Голова казалась насаженной прямо на могучие плечи, торс — груда вздутых мышц — контрастировал с карикатурно узким тазом. Это несоразмерное тело покачивалось на коротких кривых ногах с громадными стопами, пальцы рук и ног заканчивались когтями.

Мускулистая рука опустила молот.

— Человечишки, — кузнец говорил громко, но невнятно. По крошечному подбородку стекала слюна. — Пришли живые человечишки, чтобы утолить голод Тазиела.

Кедрин опустил ткань, открыв лицо.

— У нас есть для тебя работа, Тазиел.

— Работа? — уродливая голова дернулась и, повернувшись в одну сторону, потом в другую, блестящие глазки задержались на каждом из незваных гостей. — Какой работы желают человечишки от кузнеца Ашара? — он фыркнул, обильно обрызгав слюной красноватую кожу. Безобразное тело затряслось, в пасти мелькнул длинный серый язык, облизав неровные зубы.

— Я хочу, чтобы ты заменил Камень в навершии этого меча, — Кедрин указал на меч Друла и достал из-под рубахи талисман.

Тазиел прекратил смеяться и заморгал, удивленно и недоверчиво.

— Меч Друла, — каркнул он. — Я выковал этот меч по велению моего господина, чтобы Его слово несли на лезвии клинка. Как он к тебе попал?

— Друл дал мне его.

— Так, — проскрежетал Тазиел. — И какова была цена?

— Это был честный обмен — меч за меч.

Тазиел кивнул — если это движение огромной головы можно было назвать кивком.

— Камень — иной. Он от врага моего господина. Я чувствую его мощь, и она раздражает меня.

— Это Камень Кирье, — честно признался Кедрин. — Вставь его в навершие — и я унесу его с собой.

— Для чего это тебе?

— Твой господин похитил мою жену. Я хочу вернуть ее.

— Ты хочешь получить от меня оружие, которое погубит моего повелителя, — хрипло ответил кузнец. — Откуда у тебя Камень?

— Мне его дали Сестры Эстревана. Вторая половина этого Камня у моей жены.

— Дали? — язык вновь высунулся и коснулся ноздрей. — И ничего не взяли взамен?

Кедрин покачал головой, с трудом скрывая отвращение.

— Я принял обет, — сказал он. Впервые он ощутил подлинный смысл этих слов. — Когда я взял камень, я принял на себя обязательство неустанно защищать Три Королевства.

Тазиел крякнул с явным удовольствием.

— Ничто не дается даром, у всего есть цена.

— Назначь свою цену.

Безобразное создание обернулось к нему, и Кедрин обнаружил, что безгубый рот кузнеца способен изогнуться в подобии улыбки. Зрелище было жуткое.

— Жизнь, — изрек Тазиел.

— Нет! — Кедрин ответил не задумываясь.

— Тогда ты не получишь меча, — прокаркал кузнец, — и все вы умрете здесь, а я наемся вашего мяса.

— Что угодно, только не это, — в голосе Кедрина послышалась мольба.

Голова Тазиела качнулась из стороны в сторону.

— Другого мне не надо. Все имеет свою цену. Моя цена такова. Когда я выковал этот клинок для Друла, он отдал девять раз по девять жизней «кровавому орлу». А с тебя я хочу только одну.

— Это невозможно, — повторил юноша.

— Подожди, — Браннок отстранил короля и шагнул вперед. На его изможденное лицо упал красный отсвет расплавленной лавы.

— Если ты получишь то, что требуешь, кузнец — ты окажешь нам услугу?

— Нет! — Кедрин вцепился в плечо друга.

Браннок стряхнул его руку, не сводя измученных глаз с безобразной рожи Тазиела.

— Да, — ответил кузнец.

— А когда все будет сделано… как им пройти к Ашару?

— Легко, — ответил Тазиел. — Как только Камень соединится с мечом, путь откроется, — и он указал в глубь пещеры, где чернел проход.

— Путь к пристанищу Ашара? — переспросил Браннок. — Они смогут добраться туда через этот ход?

Голова Тазиела качнулась в утвердительном кивке.

— Не встретив ни препятствий, ни ловушек?

— Ты слишком много спрашиваешь, — проворчал кузнец. — Но я давно не пробовал нежной человечины. И я отвечу. Твои друзья дойдут целыми и невредимыми. Но… — он нехорошо ухмыльнулся, — они не вернутся.

— Тогда бери свой молот, — произнес Браннок. — Ты получишь плату.

— Нет! — закричал Кедрин. — Браннок, я приказываю! Мы… что-нибудь придумаем!

— Ничего другого не остается, — Браннок повернулся к Кедрину и заговорил тихо и властно: — Ты знаешь это не хуже меня. Не соединив Камень и меч, ты не сможешь сокрушить Ашара и спасти Уинетт. Никто, кроме этой проклятой твари, тебе не поможет. Но он и пальцем не шевельнет, пока не получит плату.

— И все же я запрещаю, — повторил Кедрин.

Тень былой улыбки мелькнула на губах Браннока. Он убрал саблю в ножны и положил руки на плечи Кедрину.

— Я проклят, — тихо проговорил он. — Эта дрянь у меня в крови и… ты сам видел, во что я превращаюсь по ночам. Я не хочу быть оборотнем, чудовищем, которое приходится связывать, как только зайдет солнце. Это не жизнь, Кедрин. Чем скорее я сведу с ней счеты, тем лучше. Пусть это послужит твоей цели.

Кедрин медленно покачал головой, и Браннок повернулся к Тепшену.

— Это единственный выход, скажи ему, дружище, — умоляюще промолвил он. — Если мы откажемся заплатить… ты слышал, что говорил кузнец: мы здесь все погибнем… без всякой пользы.

Тепшен посмотрел на Браннока, лицо его стало торжественным, рука стиснула запястье полукровки.

— Я никогда не сомневался в твоей храбрости, волчий пастух. Но это больше чем храбрость.

— Твое слово? Да или нет?

Глаза кьо заволокла печаль, и он кивнул:

— Мое слово — да.

— Нет! — бессильно воскликнул Кедрин.

Браннок обнял молодого короля.

— Это единственный выход. Я не хочу жить. Считай это моей последней службой.

Он уронил руки и шагнул к Тазиелу. Кедрин рванулся было за ним, надеясь остановить полукровку, но Тепшен схватил юношу и держал его, не давая пошевелиться.

— Соедини Камень с мечом, кузнец. Я согласен на твою цену, — он обернулся, выхватил у Кедрина меч и бросил его Тазиелу. — А теперь дай мне талисман, Кедрин. Прошу тебя, во имя Госпожи. Дай мне его и даруй мне мир.

Не в силах произнести ни звука, Кедрин только покачал головой. Тогда Браннок подошел и потянулся к цепочке. Юноша забился в объятиях Тепшена, но не смог вырваться.

— За дело! — крикнул Браннок и, шагнув к Тазиелу, протянул ему талисман.

Кузнец принял Камень, не сводя с Браннока алчного взгляда.

— Сначала займись мечом, — хрипло бросил полукровка.

Тазиел склонил уродливую голову и шагнул к наковальне. Кедрин, рыдая, пытался освободиться. Рукоять меча уже была погружена в пламя, и Браннок, скрестив руки на груди, наблюдал, как кузнец вынимает череп из когтей и снова раскаляет навершие.

Когтистая лапа налилась красным свечением, словно металл превратился в живую плоть. Тазиел вставил камень в когти и, несколько раз осторожно стукнув молотом, сомкнул их. Потом с довольным видом осмотрел свою работу, хмыкнул и подул на рукоять. Раскаленный металл мгновенно остыл, и кузнец подал меч Бранноку.

— Готово.

Взвесив клинок в руке, полукровка сделал несколько взмахов и подошел к Кедрину.

— Не подведи. Пусть Ашар заплатит за все.

Тепшен разжал руки, и Кедрин взял меч.

— Убьем его, — пробормотал он чуть слышно, глядя в глаза Бранноку. — И выйдем отсюда вместе.

Браннок мрачно улыбнулся и покачал головой.

— Это путь Ашара. Твой путь — путь чести.

— Цена слишком высока!

Браннок порывисто схватил друзей за руки.

— Мы прошли вместе долгий путь — мы трое. Но мой путь кончается здесь. Это мой выбор. Да благословит нас всех Госпожа, и да воссияет Ее свет над вами! Иди и хорошо поработай этим мечом.

— Да будет так, — прошептал Кедрин.

Полукровка вновь повернулся к Тазиелу.

— Пусть они уйдут, кузнец.

Утвердительно крякнув, Тазиел указал им на проход. Тепшен взял Кедрина за плечо и потащил за собой. У входа в тоннель они остановились и обернулись назад. Браннок прощально поднял руку, и на миг его лицо осветила прежняя улыбка.

— Не забудьте рассказать обо мне менестрелям, друзья!

Тепшен кивнул, Кедрин вытер глаза.

— Все Королевства будут петь о тебе.

— А теперь ступайте, — приказал Браннок.

Они повернулись и шагнули в затененный тоннель. Меч Друла покоился на плече у Кедрина, и Камень слабо трепетал в железных когтях, разливая голубой свет. Казалось, меч стал легче, но теперь на плечи молодого короля давила другая, более тяжелая ноша.

Сзади долетел голос Браннока:

— Бери свою плату, кузнец.

Последнее, что слышали друзья, — это мерзкий смешок Тазиела, затем удар молота и треск дробящихся костей.