На путях преисподней

Глава 5

Кедрин посмотрел на Уинетт и в изумлении покачал головой.

— Я не думал, что ты можешь стать еще краше. Выходит, я ошибался.

Его супруга улыбнулась и сделала шутливый реверанс.

— Благодарю, мой повелитель. Ты выглядишь королем до кончика мизинца.

Они глядели друг на друга, словно впервые. В каком-то смысле это действительно было так: впервые она видела в нем короля, а он в ней — королеву. Этот день обещал изменить всю их дальнейшую жизнь. Оба были облачены в белое. Кедрин снова одел рубашку, сюрко и штаны — тот самый наряд, обещанный портным. Платье Уинетт было под стать его наряду. Лиф с длинными рукавами облегал ее стан и целомудренно закрывал шею, пышная юбка свободно ниспадала от бедер. По подолу, вокруг шеи и на запястьях сияла золотая кайма. Золотая сетка, поддерживающая прическу, терялась на фоне светлых локонов, талисман, покоящийся в ложбинке на груди, вторил голубизне ее глаз. Кедрин залюбовался ее горделивой осанкой. Именно такой и должна быть настоящая королева… От восторга у него закружилась голова.

— Я себе места не нахожу, — проговорил он почти жалобно, с трудом отводя взгляд от супруги, чтобы посмотреть на себя в зеркало. — По-моему, я сам на себя не похож.

В самом деле, незнакомец в белом, глядевший на него из зеркала, мало чем походил на небрежно одетого тамурского юношу, который лишь изредка уделял внимание собственной внешности. Каштановые волосы были тщательно причесаны и схвачены золотым обручем. Сюрко подчеркивало широкие плечи, и от этого он казался выше ростом, а лицо могло принадлежать зрелому человеку, который не теряет ни достоинства, ни понимания, ни способности предвидеть.

— Хорошо бы тебе улыбнуться, — заметила Уинетт, появляясь в зеркале за его плечом. Тонкие руки обвили его стан. — А то ты больше похож на осужденного перед казнью, чем на короля накануне коронации.

Кедрин скорчил напыщенную мину, и оба расхохотались.

— Надеюсь, я не забуду, что говорить, — проговорил он, давясь от смеха.

— Если забудешь — я тебе подскажу.

Кедрин повернулся к жене и крепко обнял, вдыхая аромат душистой ванны и трав, исходящий от ее волос.

— Ох, скорей бы все закончилось, — вздохнул он.

— Осталось недолго, — отозвалась Уинетт и запрокинула голову, чтобы поцеловать супруга. — Скоро мы сядем в лодку и поплывем в Эстреван.

— Конечно, — Кедрин с воодушевлением кивнул.

Новый поцелуй был прерван стуком в дверь. Рука к руке они прошествовали к выходу. Дверь распахнулась. На пороге столпились придворные, дожидаясь их появления. Ближе всех стоял Бедир, рядом с ним Ирла, Ярл и Арлинне, сразу за ними — Кемм, Тепшен Лал и Браннок, а дальше — целое море сияющих лиц и ярких нарядов. Бедир красовался в сюрко цвета ржавчины, Ирла облачена в вишневое платье. По обыкновению, Ярл был в черном, а его супруга словно закутана в радугу. Тепшен и Браннок, то ли случайно, то ли умышленно, оказались оба в зеленом. Едва царственная чета показалась в дверях, раздался одобрительный гомон.

— Ну что же, пора, — произнес Бедир, гордо улыбаясь.

Кедрин кивнул и оглядел толпу.

— А где Эшривель?

Придворные расступились, и младшая дочь Дарра вышла вперед. Следы скорби и усталости еще не изгладились, но ее лицо, вчера измученное и безжизненное, преобразилось — правда, не без помощи косметики. Она была по-прежнему прекрасна. На Эшривели было светло-голубое платье, а волосы убраны под сеточку, как у сестры. Кедрин улыбнулся и взял ее за руку.

— Счастлив тебя видеть, — сказал он.

Эшривель улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Спасибо, Кедрин, — прошептала она. — Ты просто великолепен.

Он отпустил ее и последовал за Бедиром.

— Полагаю, это победа, — проговорила Уинетт, понизив голос. — Если ты станцуешь с ней больше чем два танца, я взревную.

Кедрин обнял жену за плечи и изобразил на лице ужас — отнюдь не притворный, хотя причина была иной.

— А я и забыл о танцах.

Острый локоток Уинетт чувствительно соприкоснулся с его ребрами. Кедрин усмехнулся.

— Больше одного танца со мной никто не выдержит… если, конечно, желает назавтра ходить на своих ногах.

Уинетт засмеялась, но тут же умолкла, и ее лицо вновь стало торжественным и полным достоинства. Они приближались к широкой лестнице, ведущей в большой холл, где уже ждали сановники. Сделав глубокий вдох, Кедрин предложил жене руку и повел ее вниз, от души надеясь, что его поступь достаточно величава. Супруги прошли через холл мимо шеренги почетного караула, сверкающей серебром брони, к портику. Там для них уже приготовили лошадей — вороного жеребца для Кедрина и белоснежную кобылу для Уинетт. Кедрин помог жене взобраться в андурельское седло, в котором женщины сидели боком, дождался, пока она усядется, а потом и сам вскочил на коня. Огромный жеребец нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно всеобщее оживление беспокоило его. Кедрин потрепал коня по холке; тем временем сенешали возились, расправляя его плащ.

Солнце золотилось в безоблачной лазури. Шествие покинуло ворота Белого Дворца и неспешно потянулось по длинному проезду. Впереди гарцевал отряд королевской конницы. Полированные кирасы и шлемы блестели, как зеркало, на высоко поднятых древках реяли вымпелы. За ними следовала основная часть процессии, возглавляемая Кедрином и Уинетт. Бедир, Ирла, Ярл и Арлинне выстроились в ряд за ними. Затем ехали Кемм и Эшривель, чуть сзади — Тепшен и Браннок. Ясно было, что новый король благоволит к этим чужеземцам, если позволил им ехать вместе с членами правящих семей. Далее толпилась знать Тамура, Кеша и Усть-Галича, съехавшаяся по случаю коронации Кедрина. Еще один отряд стражи замыкал шествие.

По обочинам теснился народ. Птицы, вспугнутые громогласными приветствиями, кружились над толпой. В воздух взлетали разноцветные ленты и флажки, с крыш и из окон домов пригоршнями бросали конфетти. Казалось, в небе рассыпалась радуга. По обычаю, будущий король должен был объехать город и лишь после этого явиться к Училищу Сестер. Там Старшая Сестра благословляла его и присоединялась к процессии. После этого шествие направлялось во дворец, где и совершался обряд коронации. Прогулка по городу обещала занять почти весь день. Уинетт уговорила мужа как следует позавтракать, и он был от души ей благодарен.

Дома были увешаны гирляндами цветов. Люди высовывались из окон, свешивались с балконов, рискуя вывалиться на мостовую, эхо разносило радостные крики, наполняя улицы многоголосым гулом. Процессия проследовала через торговый квартал, мимо гаваней, складов и таверн. Матросы, оседлав реи, приветствовали шествие. Дальше и дальше, по узким и широким улицами, мимо больших и маленьких домов, через мосты… У Кедрина начала кружиться голова. Андурел казался необъятным. Во время прогулок с друзьями он изучил лишь некоторые уголки этого города, раскинувшегося на островах. Улыбка, казалось, свела его губы судорогой. Руки устали сильнее, чем во время боя на стенах Высокой Крепости, к тому же там не было столь оглушительного шума. Уинетт ехала рядом, улыбалась и махала рукой. Похоже, она привыкла к такому скоплению народа. Но когда они свернули за стражниками в какой-то проулок, столь тесный и темный, что зеваки не рискнули там столпиться, она обернулась и тяжело вздохнула:

— Еще немного — и у меня отсохнут руки.

— А мне, наверно, пару дней и кинжала будет не поднять, — кивнул Кедрин и заговорщически улыбнулся: — Если, конечно, ты не приготовишь питье, которое возвращает силу.

Уинетт не успела ответить: проулок вышел на площадь, где бушевало людское море. Говорить стало невозможно. Король и королева снова заулыбались и подняли руки, приветствуя горожан.

Под конец процессия описала большой круг по границам города, от гаваней до мостов, связывающих город с Кешем, и порогов Идре, за которыми начинались земли Усть-Галича. Потом она двинулась по берегу Вортигерна и снова углубилась в лабиринт городских улиц. И вот наконец перед ними раскинулась вымощенная синим камнем площадь. Ворота Училища, как всегда, были открыты, и навстречу выходила Сестра Бетани.

Конница выстроилась в две шеренги. Кедрин и Уинетт проехали между ними и остановились перед Старшей Сестрой. Кедрин спешился, вручил поводья улыбающейся Послушнице и помог Уинетт сойти на землю. По нагретым солнцем плитам супруги подошли к Бетани. Седовласая Старшая Сестра воздела руки.

— Приветствую вас, Кедрин Тамурский и Уинетт Андурельская.

— Благодарю тебя за приветствие, — ответил Кедрин, — и прошу благословить эту коронацию, которая предстоит нам во имя Госпожи.

Две Сестры выступили вперед и опустили на землю голубые шелковые подушки. Кедрин и Уинетт преклонили колени. Возложив ладони на головы супругам, Бетани произнесла:

— Ступайте и примите трон с благословением Госпожи, и да пребудет Она с вами всегда.

Супруги поднялись и вернулись к лошадям. Для Бетани уже привели чалого мерина. Площадь огласилась ликованием. Кедрин вновь усадил Уинетт в седло, сам сел на коня, стража перестроилась. Бетани заняла место позади царственной четы. Процессия обошла вокруг Училища и направилась к Белому Дворцу.

Толпа в главном проезде, казалось, стала еще многочисленнее. За процессией снова выстроился длинный хвост зевак, следовавший за ней по всему городу. Люди забирались на деревья и крыши. Казалось, весь Андурел собрался здесь, готовый осадить дворец. Дорогу усеяли ленты, цветы и конфетти. Когда процессия миновала ворота дворца, часовые отдали честь, слуги заполнили двор, помогая гостям спешиться и принимая коней. В этот момент Кедрин мог думать лишь о том, что наконец-то может опустить руки. Уинетт уже сошла с коня. Он взял ее под локоть и повел во дворец, а ликующие крики горожан все еще звенели у них в ушах.

Он потерял счет времени, однако желудок подсказывал, что полдень уже миновал. Кедрин от души надеялся, что в животе не заурчит. Им предстояло пересечь большую прихожую и добраться до пиршественной залы. Восстановление тронного зала еще продолжалось, и обряд решено было провести там.

Вспоминая, чему его учили, Кедрин вышел на середину зала и остановился перед возвышением, на котором обычно стоял стол для почетных гостей. Теперь стол убрали, и на помосте одиноко высились два кресла, заменяющие трон. К подножию помоста подошли Ярл и Бедир, между ними выросла высокая фигура Старшей Сестры. Ирла, Арлинне и Эшривель встали слева, Тепшен, Браннок и Кемм — справа. Прочие собрались по сторонам. Краем глаза Кедрин заметил Галена Садрета. Великан-лодочник в малиновом сюрко возвышался над толпой придворных, его лицо расплылось в улыбке и сияло, как полная луна.

Поймав взгляд Кедрина, он многозначительно подмигнул. На мгновение торжественность происходящего оказалась под угрозой — Кедрин фыркнул, чудом не расхохотавшись.

К счастью, этого никто не успел заметить. Бетани заговорила, начиная древний обряд.

— Подойдите сюда, Кедрин Тамурский и Уинетт Андурельская.

Супруги приблизились и остановились на расстоянии вытянутой руки от Старшей Сестры. Бетани торжественно стояла на нижней ступени лестницы, ведущей к тронам.

— Клянетесь ли вы — ты, Кедрин, и ты, Уинетт — в верности Трем Королевствам? — обратился к ним Бедир.

— Клянемся!

— Клянетесь ли вы оборонять Три Королевства? — произнес Ярл.

— Клянемся!

— Клянетесь ли вы хранить и поддерживать славу Госпожи? — спросила Бетани.

— Клянемся!

— Что будет порукой вашей клятве?

— Имя Госпожи и наша честь.

— Преклоните колени, — приказал Бедир.

Кедрин и Уинетт повиновались. Ирла с Арлинне вышли вперед с бархатными подушечками в руках. На каждой покоились круглый серебряный медальон на цепочке и золотая трезубая корона. Ярл взял один из медальонов и передал Бетани. Одев медальон на шею Кедрину, Старшая Сестра увенчала его короной и произнесла:

— Именем Госпожи, Кедрин, я провозглашаю тебя королем.

— Именем Тамура, — сказал Бедир, — я провозглашаю тебя королем.

— Именем Кеша я провозглашаю тебя королем, — сказал Ярл.

Он протянул Бетани второй медальон, она одела его на Уинетт и с теми же словами возложила на нее корону.

— Встаньте, — произнесла Старшая Сестра, — и правьте мудро, ибо с вами благословение Госпожи.

Кедрин и Уинетт поднялись на ноги, и зал огласился возгласами ликования. Они взошли по ступеням к своим импровизированным тронам. И тут Бедир воздел руки:

— Пусть не будет недовольных ни в этот день, ни в любой другой! Кто хочет говорить именем Усть-Галича? Пусть выйдет вперед!

Геррил Химет в зеленом с золотом сюрко отделился от толпы, бледный и взволнованный.

— Ты говоришь именем Усть-Галича? — спросил Ярл.

— Да.

— Есть ли здесь кто-нибудь, кто оспорит право этого человека?

В зале воцарилось молчание.

— Итак, — произнес Бедир, — признаешь ли ты, Геррил Химет, Кедрина своим королем, а Уинетт — своей королевой?

— Именем Усть-Галича… — Химет умолк, смутившись своего высокого, почти женского голоса. Он откашлялся и продолжал, старательно добавляя грудные ноты: — Я провозглашаю Кедрина нашим королем, а Уинетт — нашей королевой. И клянусь в своей верности Трем Королевствам… именем Госпожи и моей честью.

— Хорошо сказано, — одобрительно кивнул Ярл.

— Я провозглашаю Кедрина королем, — объявила Бетани.

Крики, только что стихшие, снова огласили зал. Эхо множило их. Геррил Химет повернулся и уже был готов вернуться к своей свите, но Кедрин остановил его. Положив руку на плечо галичанина, он знаком призвал к молчанию. Под испытующим взглядом множества глаз Кедрин почувствовал, как его охватывает трепет. Сейчас новому королю предстояло сделать первое заявление.

— Благодарю тебя, — твердо произнес он. — И объявляю всем присутствующим, что с этого дня Геррил Химет является властителем Усть-Галича.

Химет побледнел еще больше, кадык судорожно дернулся.

— Государь… — пробормотал он. — Я просто не знаю, что сказать…

— Поблагодари, — подсказал Ярл и подмигнул изумрудным глазом.

— Благодарю тебя, — сказал Химет, возвысив голос, — и клянусь честно служить тебе. Усть-Галич хранит верность Андурелу, государь Кедрин. И пока я жив, там больше… больше не… — он запнулся, сообразив, что в зале могут находиться бывшие сторонники Хаттима Сетийяна, и залился румянцем.

Кедрин с улыбкой хлопнул его по плечу.

— А я благодарю тебя за эту клятву, — произнес он. — Ты достоин нашего доверия.

Геррил Химет улыбнулся и пожал Кедрину руку.

Миг спустя все пришло в смятение. Знатные гости столпились у помоста, споря за право первым представиться коронованной чете и принести клятву верности. Бедир обнял сына и тихо проговорил: «Отлично, Кедрин». Ирла со слезами прижала юношу к груди. Кедрин положил руку на плечо супруге. Ярл и Арлинне присоединились к поздравлениям. Эшривель обняла сестру, потом ее влажные губы коснулись щеки Кедрина. Тепшен Лал положил им ладони на плечи и молча кивнул, но его глаза горели нескрываемой гордостью. Браннок, улыбаясь до ушей, взял супругов за руки:

— Клянусь, вы будете самой славной парой, какая правила Королевствами!

Придворные напирали со всех сторон, поздравления сменялись клятвами. Но тут могучая фигура Галена Садрета прорезала толпу, точно большой корабль, плывущий сквозь россыпь рыбачьих лодок.

— Да благословит вас Госпожа! — прогремел он, и молодые утонули в его могучих объятиях. — Есть-то когда будем?

И тут Кедрин расхохотался: откровенный вопрос лодочника вернул его с небес на землю. Происходящее, казавшееся ему сном наяву, обрело плоть. И король вспомнил, что здорово проголодался.

— Нам стоит подождать? — шепнул он Уинетт. — Или распорядиться?..

Новоиспеченная королева обратила к супругу раскрасневшееся лицо и, улыбаясь только ему, проговорила:

— Думаю, это предусмотрено. Но сперва нам надо исполнить свой долг.

Кедрин вздохнул, вспоминая наставления Ирлы. По-прежнему обнимая Уинетт за плечи, он направился к выходу. Супруги пересекли холл и вышли во двор. Часовые, выстроившись, отдали им честь, огласив двор приветствиями. По узким каменным ступеням они поднялись на парапет. Проезды и сады вокруг дворца затопило море людей, замершее в напряженном ожидании.

Многоголосое «ура» раздалось при появлении королевской четы — и смолкло, когда Бетани в лазурном, как небо, эстреванском облачении подняла руку.

— Да будет известно жителям Трех Королевств, — провозгласила она. — Теперь у них есть король, а у него есть королева, и да благословит нас всех Госпожа!

Восторженные крики вновь взлетели к небесам. Кедрин и Уинетт приветствовали горожан, стараясь не замечать, как отяжелели за день руки. Народ ликовал, призывая Госпожу благословить короля и королеву. Внезапно Кедрин почувствовал урчание в желудке. Вопрос Галена прозвучал весьма своевременно.

— Немного не по-королевски, — лукаво заметила Уинетт.

— Боюсь, — откликнулся Кедрин, улыбаясь горожанам, — мой желудок еще не знает, что принадлежит королю.

Толпа не могла слышать их разговора, но выражение лица Уинетт было достаточно красноречиво. Ее смех вызывал новую бурю восторженных криков.

Кедрину стало казаться, что он проведет на этой стене весь остаток дней. Наконец Бедир намекнул, что они могут пройти в трапезную — разумеется, соблюдая надлежащую торжественность. Супруги спустились с парапета, за ними последовали остальные, а вслед им все еще неслись ликующие возгласы.

Пиршественная зала приобрела привычный вид. Столы вернули на прежнее место, на галерее настраивали инструменты менестрели. Кедрин усадил Уинетт и опустился рядом. Оказалось, никто из гостей не смел поднять свой бокал прежде короля.

— За мою королеву, — провозгласил он, обернувшись к супруге.

Уинетт улыбнулась и тоже подняла бокал.

— За моего короля.

Они выпили до дна. По залу эхом пронеслись приветствия. С кухни один за другим потянулись слуги с огромными блюдами, полными снеди. Кедрин наконец-то смог утолить голод. Дневной свет за окнами уже угасал. Когда пир подошел к концу, молодой король желал лишь одного — поскорее удалиться и остаться наедине с супругой. Но не тут-то было. Со столов убрали остатки пиршества, оставив лишь вина и закуски, и менестрели заиграли оживленную мелодию. Наступала та часть торжества, которой Кедрин боялся больше всего.

— Нас ждут, — шепнула Уинетт, кивком головы указав на лица, обращенные в их сторону.

— Я чувствовал себя спокойнее перед боем с Посланцем.

— Ты не должен их разочаровывать, — отозвалась жена. В ее глазах заплясали лукавые искорки. Кедрин тяжело вздохнул, поднялся и предложил ей руку. Уинетт оперлась на него, и супруги спустились в зал.

— Сейчас король покажет себя шутом, — пробормотал он.

— Как король, ты вправе установить новые порядки, — ответила Уинетт. Ее невозмутимость была восхитительна. Кедрин заключил ее в объятия и начал танец. К огромной радости и облегчению короля, Бедир повел с возвышения Ирлу, и к ним тут же присоединилась третья пара — Ярл и Арлинне. Теперь Кедрин уже не чувствовал себя центром всеобщего внимания, хотя сомневался, что его неуклюжесть не осталась незамеченной. Но в зале уже танцевали Кемм и Эшривель, а потом появился Геррил Химет со своей рыжеволосой супругой, и вскоре танцующие пары наполнили залу. Уинетт еще некоторое время принуждала мужа продолжать танец, а затем, когда сочла момент подходящим, согласилась вернуться на место. Впрочем, королеве не довелось долго отдыхать. Ее пригласил Браннок, и оказалось, что бывший разбойник превосходно танцует. Оставшись наедине с Тепшеном и Галеном, Кедрин тут же забыл о формальностях. Кьо наполнил бокал и вручил ученику. На тонких губах уроженца востока появилась полуулыбка.

— Отныне ты король.

— Ага, — кивнул Кедрин, потягивая вино. — Странное состояние.

— Ты хорошо держался, — произнес Тепшен. — А с Геррилом Химетом получилось просто превосходно.

— Спасибо, — Кедрин расцвел: кьо всегда был скуп на похвалы. — Мне показалось, что этот вопрос надо решить сразу.

Тепшен склонил голову набок и торжественно добавил:

— Но тебе не худо научиться танцевать.

Кедрин поперхнулся и едва не расплескал вино, а Гален стукнул кубком по столу и разразился громоподобным хохотом. Что ж, хорошо, что сестра Льясса не приехала в Андурел, заявив, что слишком стара для такой поездки. От нее Кедрину бы влетело не только за неумение танцевать. Некогда в Твердыне Кейтина она часами вдалбливала юноше в голову так называемые «придворные искусства». Кедрин вытер губы, оглядел танцующих — и тревога нахлынула снова: к нему направлялась Эшривель.

Краски жизни вновь играли на ее лице, голубые глаза сияли, полные губы приоткрылись в улыбке.

— Ты не потанцуешь со мной, Кедрин? — спросила она, присев в реверансе.

Отказ был равнозначен непозволительной грубости. Кедрин кивнул и спустился к ней.

По мере того, как за окнами темнело, менестрели все чаще играли медленные мелодии. Эшривель была совсем близко, аромат ее духов окутал Кедрина. Он вспомнил утреннюю шутку Уинетт. Интересно, насколько она далека от правды?

— Я не слишком искусный танцор, — извиняясь, пробормотал он.

— По-моему, все хорошо, — отозвалась Эшривель.

Кедрин улыбнулся. Внезапно он обнаружил, что платье у нее куда менее строгого покроя, чем у сестры. Вырез открывал обольстительную ложбинку. В памяти против воли возникла картина, которая недавно предстала ему в спальне принцессы. Юноша почувствовал, что его лицо пылает, и заставил себя смотреть в глаза своей даме, но это не вернуло ему спокойствие. Эшривель смотрела на него почти с благоговением.

— Я так благодарна тебе, — проговорила она.

— За что?

— За то, что ты меня простил. И за то, что убедил придти сюда. Мне давно не было так хорошо.

— Рад слышать, — отозвался Кедрин. Сколько они будут играть эту мелодию?!

Эшривель потупилась, словно почувствовав его смущение. Глядя поверх ее головы, Кедрин высмотрел Уинетт и обратил к ней взгляд, полный мольбы. Супруга улыбнулась ему из-за плеча Браннока. Наконец музыка стихла. Они подошли, и Уинетт с видом законной владелицы положила ладонь на плечо мужа.

— Я забираю моего повелителя, — улыбнулась она. — Браннок, ты не потанцуешь с моей сестрой? Эшривель, вы будете великолепной парой.

Казалось, Эшривели меньше всего хочется отпускать руку Кедрина. Однако она позволила Бранноку увести себя, а Уинетт заключила мужа в объятья.

— Я вижу, моя сестра веселится от души, — лукаво произнесла она.

— Спасибо, что выручила, — ответил Кедрин.

— А тебя надо было выручать? — тонкие дуги ее бровей поднялись, глаза заискрились.

— Думаю, ты была права, — Кедрин озабоченно нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что одержал победу? — Уинетт рассмеялась и, поворачиваясь в танце, коснулась губами его подбородка. — Ну конечно… Какая женщина сможет перед тобой устоять?

— Любая, — ответил он уклончиво, но без тени шутки. — Единственная женщина, которая мне нужна — это ты.

Игривое выражение покинуло лицо Уинетт, и она, словно забыв, где находится и кто вокруг, крепко прижалась к супругу и горячо поцеловала его. Он так и не понял, что танцы прекратились, пока Уинетт не прервала поцелуй, и Кедрин не обнаружил, что их окружила толпа сияющих от восторга зрителей. Едва он поднял глаза, со всех сторон раздались аплодисменты и восхищенные возгласы. Кедрин почувствовал, что краснеет. Уинетт, нимало не смутившись, вовлекла его в новый танец, и зал снова превратился в пестрый сияющий водоворот.

Веселье продолжалось до глубокой ночи. Когда в небе забрезжила заря, Кедрин понял, что наплясался на всю жизнь. Его пригласила на танец Ирла, потом Арлинне. Казалось, каждая женщина желает сделать с королем хотя бы один круг по залу. Многие мужчины, столь же равнодушные к танцам, как Кедрин, подсели к столам с бокалами вина — или с напитками покрепче — и теперь сидели обмякшие и благодушные. Кедрин внезапно понял, что никто не покинет этот зал раньше него, и отправился на поиски Уинетт. Она едва дышала, ее сияющее лицо раскраснелось. Но, когда Кедрин предложил ей отправиться спать, она зевнула, прикрыв рот, и немедленно согласилась. Обернувшись к родителям, Кедрин спросил, не пора ли заканчивать праздник.

— Ты теперь король, — улыбнулся Бедир. — Ты можешь распорядиться об этом, кода пожелаешь.

Кедрин с улыбкой покачал головой.

— Я не привык распоряжаться.

— Привыкнешь, — заверил его отец, и эти слова несколько обеспокоили новоиспеченного государя.

— Что я должен сделать? Что-то объявить?

Бедир громко рассмеялся.

— Тебе достаточно просто удалиться, — ответила за него Ирла. — Никаких заявлений не нужно.

— Хорошо.

Кедрин зевнул во весь рот и протянул руку Уинетт.

— Может, еще танец? — спросила Уинетт. Ее голубые глаза сияли.

— Нет, — твердо ответил Кедрин. Уинетт рассмеялась, а молодой король потянул супругу за руку и потащил к дверям.

Их уход не остался незамеченным. Со всех сторон фейерверком посыпались добрые пожелания, так что молодым пришлось немного задержаться. Когда наконец удалось вырваться на свободу, Кедрин с облегчением вздохнул и обнял Уинетт за талию; его супруга тут же склонила светловолосую голову ему на плечо. Лакей с фонарем освещал им дорогу. Перед дверями их покоев стояла стража, сонные слуги ждали в прихожей. Кедрин отпустил их. Он был счастлив наконец остаться наедине с женой. В комнате было тепло, в очаге плясал огонь. Ставни не пускали внутрь ночную прохладу. В канделябрах вдоль стен горели свечи, их трепещущее пламя расцвечивало золотые волосы Уинетт медовыми сполохами. Кедрин расстегнул сюрко, небрежно бросил его за кресло и привлек супругу к себе.

— Я думала, ты устал, — произнесла она, когда Кедрин наконец освободил ее губы.

— Только от всей этой шумихи, — улыбнулся он и повел ее к ложу.

— Ваше величество повелевает?

Руки Кедрина задержались, касаясь застежки ее платья.

— Моя королева возражает? — откликнулся он и, не дожидаясь ответа, приник губами к ее шее. Шелк стек с ее плеч.

— Нет, — прошептала она. Его руки заскользили по ее бедрам, а губы приникли к груди. — О, да…

Если бы Герат имела привычку ругаться, она бы уже не раз обругала себя за то, что не научилась как следует ездить верхом. В итоге теперь она тряслась в повозке, запертая, как в клети. Повозка с невыносимой медлительностью громыхала по горному плато центрального Тамура. Ничего не поделаешь. Оставалось лишь принять происходящее и молить Госпожу, чтобы Та помогла ей прибыть в срок. Чем определялся этот срок, Герат вряд ли могла объяснить даже себе. Но тревога, овладевшая ею еще в Эстреване, не проходила. По мере того, как повозка пересекала Геффинское нагорье, предчувствие беды становилось все более отчетливым. И сейчас Старшая Сестра думала лишь об одном: только бы ни один из четверки коней, что тянула повозку по горным тропам, не сбился с шага. Охваченная нетерпением, Герат перестала чувствовать время. Она вряд ли могла в точности сказать, как давно выехала из Священного Города. Она не смогла бы объяснить и другого — как ей удалось убедить Порелле и других Сестер. Она и сама не знала, почему считает поездку столь необходимой.

Вся ее свита состояла из Послушницы и возницы. Уикс, парень грубоватый, но добродушный, явно заботился о лошадях больше, чем о спешности дела. Он с невозмутимым спокойствием сообщил ей, что изнуренные кони не смогут тащить повозку. Не в обиду будет сказано — Сестра может помолиться, чтобы Госпожа ускорила их продвижение. Но с какой скоростью идти коням — это пусть позволят решать ему.

Пока они пересекали плодородную равнину между Эстреваном и Гадризелами, они ехали достаточно быстро. Но затем начался долгий подъем на Морфахский перевал, и движение замедлилось. Повозка медленно ползла по извивам дорог, которые вели в сердце Тамура. Начальник Морфахского гарнизона дал им свежих лошадей. В Твердыне Кейтина лошадей снова пришлось сменить. Сумей Герат сесть в седло — все стало бы куда проще. Она могла также отправить с письмом медри. Но и то, и другое было невозможно. Герат едва держалась на лошади, а составить послание… Казалось, это вообще нельзя облечь в слова: она пыталась втолковать это Порелле и Лавии, Рине и Яре, но тщетно. Она знала одно: ей надо самой предстать перед молодым королем. И неважно, какие обычаи будут нарушены таким визитом.

По большому счету, Герат даже не представляла, что скажет Кедрину при встрече. То, что между словами Квалле и Писанием Аларии есть связь, и это ее встревожило? Что она предчувствует опасность? Что догадывается — хотя не может определить, почему, и описать это словами, — что Кедрин еще не до конца исполнил предначертанное ему как Избранному?

Все было очень неясно. И тем не менее Герат была уверена, что время не терпит. Медри, посланный Бетани из Андурела — благодарение Госпоже! — встретил Герат по дороге к Морфахскому перевалу и передал послание. Оно только подтвердило ее подозрения. Кедрин задумал снова спуститься в Нижние пределы. Сама не зная почему, она увидела в этом еще одно подтверждение тому, что не напрасно торопится. Оставалось только довериться Госпоже и надеяться, что Она поможет ей успеть в Андурел и дарует красноречие. Раздумывая о том, что сказать королю, Сестра Герат снова и снова перечитывала выписки из древних книг. Сумка, в которой они лежали, висела у нее на плече, и Сестра не спускала с нее глаз, словно та могла исчезнуть по воле каких-нибудь враждебных сил.

Поймав себя на этой мысли, Герат слабо улыбнулась. Она позволила себе отвлечься от чтения и рассеянно озирала окрестности, ни на чем не останавливая взгляд. Уикс поставил ногу на тормоз, придержал поводья, и повозка, чуть наклонившись, остановилась на крутом спуске. Вид был великолепен. Вокруг, куда ни кинуть взор, поднимались пологие холмы, густо поросшие лесом. Здесь и там среди деревьев, точно зеленые озера, лежали луга. У самой обочины, плеща по камням, бежал бурный ручей. Поодаль он низвергался к подножию косогора, и вода играла в утренних лучах всеми цветами радуги. Зимородок бирюзовой молнией метнулся к воде и исчез в кустах. В бескрайнем голубом небе гордо кружили два сокола. Ветерок веял нежной свежестью, шепот молодой листвы дубов, буков и ясеней словно вторил неумолчному щебету птиц, в их беседу вплетались стук копыт и скрип повозки. Уикс напевно бормотал, успокаивая спускающихся по склону лошадей, его негромкий говор, казалось, был голосом одного из множества насекомых, жужжащих в теплом воздухе. Герат вздохнула. Как давно она не была в Тамуре! Она и позабыла, как непохожи эти места на окрестности Эстревана. Суровая земля сурового и гордого народа, прекрасная и в величии горных крепостей, и в великолепии пышных лесов. Вдали расплывались в зеленовато-голубой дымке очертания предгорий. Их предстояло пересечь по пути к Идре, к Геннифу. Там, по словам Бетани, Кедрин высадится на берег, чтобы продолжить свой путь по суше.

— Это дорога на Генниф? — она задала этот вопрос просто ради того, чтобы начать разговор.

— Угу, — Уикс кивнул, не отрывая глаз от лошадей. — На Генниф. Это я вам вчера уже говорил. И позавчера.

— Прости, — Герат устремила на коренастого возницу взгляд своих глаз, поминутно становившихся то голубыми, то серыми. — Я просто так боюсь, что мы разминемся с Государем.

— Коли вы мне все верно объяснили, то не разминемся, — проворчал Уикс. — И если Государь Кедрин причалит у Геннифа, то дальше ему один путь — к Твердыне Кейтина.

Герат кивнула.

— Мы сможем добраться до Геннифа, пока луна в третьей четверти?

— Непременно, — заверил ее возница.

— А Кедрин точно там будет? — спросила Послушница Донелла. Дыхание у нее чуть заметно сбилось — похоже, девушка не питала любви к крутым горкам. Повернувшись на своем высоком сидении, Герат увидела, как ее спутница вцепилась в стены повозки. Лицо Послушницы, обычно такое спокойное, застыло в напряжении. Зря девочка не призналась заранее, что боится высоты. Герат успокаивающе улыбнулась и сказала:

— Он отбывает в ближайшее полнолуние, сразу после коронации. Плыть вверх по Идре, самое меньшее, до третьей четверти. Так что… мы непременно его встретим.

— Если только не опрокинемся, — Донелла с опаской глядела через левый борт повозки. Поросший деревьями крутой склон, казалось, сбегал вниз от самой обочины. — Или не потеряем колесо.

— Не опрокинемся, — дружелюбно заверил ее Уикс. — И колеса у нас что надо. Зря, что ли, я эту колымагу каждый вечер проверяю?

— Больше веры, дитя мое, — улыбнулась Герат. В этот момент повозка резко повернула, несколько камней вылетели из-под передних колес и покатились вниз. Герат непроизвольно вцепилась в поручень, но удержала улыбку и повторила: — Больше веры.

Тут Уикс заквохтал и щелкнул поводьями, заставляя коней чуть ускорить бег. Повозка снова выехала на ровную дорогу. Скользкий участок в том месте, где их путь пересекал ручей, остался позади.

— Нечего бояться, — бросил через плечо возница.

Донелла не ответила. Глаза ее были плотно закрыты, губы шевелились в беззвучной молитве. Герат тоже молчала. Она вновь задумалась о смысле изречений Квалле. Это неожиданное происшествие напомнило о том, что их путь отнюдь не безопасен. Герат почувствовала, как ее охватывает беспокойство.

А что если Сестры правы? Что если записанное в книге — всего лишь бессвязный лепет женщины, чье душевное здоровье, мягко говоря, вызывает сомнение? Если все пророчества, записанные Аларией, осуществились?

Разумеется, Сестры не одобрили ее отъезд. Даже Лавия, которая бы охотно поехала вместо Герат, считала неподобающим и неразумным, чтобы Старшая Сестра покидала город. И все же Герат не видела другого выхода. Как будто некий голос, почти неразличимый, на грани восприятия, нашептывал ей что-то, словно полузабытые обрывки сновидений задержались в ее сознании. То был властный зов, на который она не могла не откликнуться, но не находила ему никакого объяснения. Это было странно. Она — здравомыслящая женщина, легко осознающая и понимающая собственные устремления. Но Герат толком не понимала, что именно обнаружила в книге Квалле. И все же, казалось, нечто сокровенное глубоко проникло в ее сознание и овладело им. И вот она едет, угнездившись на сидении в шаткой повозке, позволив себе такое, на что не осмелилась бы ни одна Старшая Сестра на памяти живущих, вопреки всем устоям спешит на встречу, где она сама не знает, что скажет. Впрочем, неважно, подумала Сестра Герат, глядя, как дорога, теперь совсем гладкая, огибает скальный выступ. Она чувствует то, что чувствует, и только Госпожа может послать такое сильное чувство. Она знает, что должна сделать нечто, и сделает это — даже если это означает вручить Кедрину свитки, которые сейчас лежат у нее в сумке.

— Больше веры, — повторила она — на этот раз обращаясь к себе.

— Вы не беспокойтесь, — отозвался Уикс, истолковавший ее слова в свой адрес. — Еще денек-другой — и Геффин позади, а дальше дорога ровная.

Герат улыбнулась и заставила себя сосредоточиться на великолепном пейзаже.

— Мы… — Кедрин взглянул на Уинетт. Не слишком ли напыщенно это звучит? — Мы уверены, что оставляем Королевства в надежных руках. Наш совет создан, люди, заседающие в нем, пользуются всеобщим доверием. Ваша верность и ваша мудрость не вызывают сомнений. Мы уверены, что ваше правление будет добрым. В конце концов, — добавил он так тихо, что услышала только Уинетт, — у вас больше опыта, чем у меня.

Мужчины и женщины, собравшиеся в палате королевского совета, согласно закивали. Лишь у Геррила Химета был такой вид, словно он сомневался в словах Кедрина. Его длинное лицо выглядело почти скорбным. Ярл звучно хлопнул его по плечу.

— Не бойся, мой друг. Наука управления — не такая уж великая премудрость.

— Однако по поводу Кемма у тебя было немало возражений, — ехидно заметила его супруга, и властитель Кеша устремил на нее уничтожающий взгляд.

— Мы будем хранить твое государство, — веско произнес Бедир. — Не беспокойся.

— Я… мы не боимся, — сказал Кедрин. — А после визита в Эстреван мы вернемся сюда.

— Ты остановишься ненадолго в Твердыне Кейтина, не так ли? — промолвила Ирла. — Было бы неплохо привести там в порядок дела, прежде чем ты вернешься в Андурел.

Кедрин с воодушевлением кивнул и послал матери благодарную улыбку. Ирла улыбнулась в ответ. Эта просьба была хорошим предлогом. Для Ирлы не было секретом, что сын страстно желает повидать родные места после столь долгого отсутствия.

— Ну что же, дело сделано, — сказал Бедир. — Совет образован, мы готовимся к предстоящим выборам. Непременно попроси Герат: пусть издаст указ, чтобы Сестры проверяли каждого соискателя.

— Конечно, — пообещал Кедрин.

— И не пропадай слишком надолго, — отец улыбнулся. — Не ты один стосковался по дому.

— Хорошо, — Кедрин покачал головой и возвысил голос, чтоб слышали окружающие. — Я знаю, все вы желаете вернуться домой. И благодарен вам за помощь и терпение.

— Я вполне счастлива в Андуреле, — возразила Арлинне, поправляя юбки нового платья. Браслеты, которыми были унизаны ее запястья, зазвенели.

— И местные купцы тоже счастливы, — хмыкнул Ярл. — Хотя для моего кошелька это не такое большое счастье.

Арлинне с улыбкой поглядела в ястребиное лицо супруга.

— Просто нужно выращивать побольше лошадей, — она беззаботно похлопала его по руке. — Теперь, когда Кедрин договорился о торговле с Белтреваном, ты можешь получить еще один рынок сбыта.

Ярл фыркнул, но улыбка, изогнувшая его толстые губы, свидетельствовала, что это предложение не столь уж непривлекательно.

— Итак, ты отплываешь завтра, — в голосе Ирлы прозвучало сожаление. — Как скоро…

— Гален говорит, что в полнолуние течение самое быстрое.

Миг расставания приближался, и Кедрин понял, что опечален. Пребывание в Андуреле тяготило его, он жаждал вырваться — но в этом заключении его окружали любимые и близкие люди. И теперь, готовый вот-вот обрести долгожданную свободу, он понял, что ему будет не хватать родителей и всех, с кем он так сблизился в эти дни.

— Так твою барку поведет Гален?

Ирла задала этот вопрос, чтобы развеять печальные мысли, но у нее были и другие причины.

— Он согласился оставить здесь свою любимую «Вашти», — подтвердил Кедрин. — Пока Гален плавает со мной, ее поставят в сухой док.

— Приятно убедиться, что ты будешь в надежных руках, — с материнской заботой проговорила Ирла и бросила взгляд в сторону Тепшена Лала и Браннока.

— Ничто не угрожает ему, пока я жив, — сказал кьо.

— Пока эти двое на страже, можно не волноваться, — Бедир приобнял супругу за талию. — Да и какие опасности могут быть на пути в Эстреван?

Кедрин ободряюще улыбнулся, но про себя подумал, как бы отец оценил рассказы Галена Садрета. Юноша до сих пор никому не заикнулся о таинственном исчезновении лодок и велел Тепшену и Бранноку держать рот на замке. Все эти сведения были слишком туманны, чтобы поднимать тревогу. К тому же узнай кто-нибудь, что путешествие может оказаться опасным, немедленно начнутся возражения. Да и что может ему грозить? Бедир прав: с ним два верных друга, к тому же на борту будет отряд тамурских стрелков и несколько мечников. Этого хватит, чтобы отразить любое нападение.

— Не грусти, — Кедрин взял мать за руки. — Мы в полной безопасности и скоро вернемся.

Ирла кивнула и попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Им снова предстояла разлука. Она невольно залюбовалась, глядя на сына. Как он похож на Бедира, особенно ростом и сложением. Да, сказала она себе, пора привыкнуть, что он уже взрослый мужчина. У него есть жена и трон, и он вправе сам распоряжаться своей жизнью. Она была слишком хорошей матерью, чтобы отказывать ему в этом.

— Знаю, дорогой, — в ее голосе было куда больше веселья, чем в душе. — Ты должен простить мне эти материнские глупости.

— Конечно, — ответил Кедрин — также веско, как говорил его отец.

— Он будет в безопасности, — Уинетт встала рядом и доверительно улыбнулась. — Ведь у нас такая надежная охрана! Кроме того, разве нас не защищает талисман Госпожи? — она коснулась голубого камня, который вместе с королевским медальоном украшал ее стройную шею, и улыбка Ирлы стала более непринужденной. — Но нам, кажется, пора пройти в пиршественный зал. Прощальный пир уже начался, и твое присутствие необходимо.

Кедрин застонал. Последние несколько недель он только тем и занимался, что ел, танцевал и вел легкомысленные разговоры. Пиры в честь Тамура, Кеша и Усть-Галича; в честь Геррила Химета; в честь Общины Сестер… Кажется, пир устраивали в честь каждого, кто удостоился самого мимолетного знакомства или хотя бы внимания со стороны короля. Это была одна из причин, по которой Кедрин с удовольствием предвкушал отъезд. Он устал от нескончаемой придворной суеты. Его влекла простая жизнь на вольном воздухе.

Уинетт, стоявшая рядом с ним, невинно улыбнулась:

— А после угощения будут танцы.

Кедрин застонал еще громче.

Тем не менее он исполнил весь причитающийся церемониал с изрядным изяществом. Ему даже удалось не слишком поздно увести Уинетт, так что супругам удалось хорошо выспаться. С рассветом они были уже на ногах. Радостное волнение, с которым они проснулись, росло, пока они одевались и готовились отправляться.

День снова выдался погожий, на небе ни облачка, и солнце успело согреть землю, разогнав утреннюю прохладу. Андурел сверкал, как драгоценное украшение. Король и королева верхом направились в гавань; впереди гордо рысил отряд Королевской Конной Стражи, сзади твердой поступью шагали тамурские стрелки и пехотинцы. Бедир, Ирла, Ярл, Арлинне и Кемм отправились проводить их. Кедрин ехал между Уинетт и Эшривелью и широко улыбался горожанам, которые выбежали поприветствовать королевскую чету.

В гавани их уже дожидался Гален Садрет. Он щеголял в ярко-пурпурной тунике; слева на груди красовался трезубец — эмблема гильдии лодочников, а справа — корона Андурела. Простые наряды путешественников тускнели на фоне этого великолепия. Впрочем, Кедрин был рад снова облачиться в полотняную рубаху и штаны. Меч висел в ножнах у него на поясе. На Уинетт и Эшривели были дорожные платья, слишком скромные для пиршественной залы, но весьма удобные в тесноте барки.

— Добро пожаловать, — радушно прогремел великан. — С вашего соизволения, как соберемся, так сразу и поплывем.

Он вышел вперед, чтобы помочь Эшривели слезть с лошади. Его мощные ручищи обхватили ее за талию и пронесли по воздуху с той же легкостью, с какой обычный человек нес бы котенка. Кедрин помог спешиться Уинетт. Последовали прощальные объятия и поцелуи, пожелания удачи — и путешественники взошли по сходням на широкую палубу.

По сравнению с изящной «Вашти» судно казалось огромным. Две большие мачты покачивались над палубой, на носу торчал мощный бушприт. Высокий полуют позволял капитану наблюдать за всем происходящим на палубе. Скамьи от борта к борту в несколько рядов были рассчитаны на сорок гребцов. В центре палубы сверкала позолоченными стенами каюта для пассажиров. Поручни и нос были выкрашены «эстреванской лазурью», планширы и весла — серебрянкой. Казалось, два серебряных крыла взметнулись по бокам судна, когда Гален дал команду отвести корабль от пристани.

— Прямо игрушечка, — сказал Гален, когда Кедрин вместе со своими спутницами поднялся на полуют. — Не так хороша, как «Вашти», но очень недурна.

— Рад, что она тебе по вкусу, — улыбнулся Кедрин, не отрывая взгляда от берега. Барка удалялась от пристани, но Кедрин все стоял, прощально подняв руку, пока провожающие не скрылись из виду. Тогда он обернулся, дабы проводить дам в каюту.

Охрана уже расположилась на палубе. Каюта пришлась сестрам по вкусу. Она оказалась уютной и отнюдь не тесной. Здесь были стулья, жаровня — и достаточно места, чтобы разместить все их платья. В буфетах обнаружились еда и напитки. При необходимости в каюте можно было даже переночевать; правда, предполагалось плыть днем, а ночью вставать на якорь. Оставив сестер обживать каюту, Кедрин вернулся на корму к Галену. Тепшен и Браннок присоединились к нему. Капитан звучно отдавал приказания. На мачтах развернулись два косых паруса. Едва ветер наполнил их, Гален взялся за румпель, гребцы подняли весла, и барка плавно заскользила по речному простору.

— Не происходило ничего странного? — спросил Кедрин.

— Ничего нового, — откликнулся Садрет. — Правда, после твоей коронации лодок на реке поубавилось.

— С ними, — Кедрин кивнул на стрелков, чьи луки и стрелы защищала от сырости промасленная кожа, и вооруженных мечами воинов, — можно ничего не бояться.

— Это уж точно, — согласился Гален. — Вряд ли у кого-нибудь хватит духу полезть против такой охраны.

Они ошибались. И убедиться в этом им довелось прежде, чем барка достигла Геннифа.

Последние три дня дул противный ветер. Судно долго шло галсами, но под конец Гален не выдержал и велел гребцам сесть на весла. Сумерки уже спустились на Идре, в отдалении мерцали огни Геннифа. Точно стремясь на неведомый зов, гребцы старались изо всех сил. Дружно взлетали и опускались огромные лопасти, поблескивая серебром в угасающем свете дня. Паруса свернули. Кедрин и Уинетт вышли на нос судна и смотрели, как на берегу приветливо перемигиваются огоньки. На палубе царило оживление. Все готовились к высадке, людям не терпелось вновь ступить на твердую землю. Солнце скрылось, лишь западный край неба рдел остывающим пурпуром, а над восточным висел бледный серп в ущербе, окруженный крошечными звездами. Идре, словно одетая синим бархатом, отвечала на удары весел недовольными шлепками по бортам лодки. Кедрин, обняв Уинетт, прижал ее к себе, не отводя глаз от берега. Цепочка огней на берегу обозначала цель их плавания.

Внезапно его рука непроизвольно напряглась. Что-то поднималось из воды. Холод, вызванный отнюдь не ночным ветром, пробежал по спине. Почти сейчас же он ощутил покалывание там, где талисман касался кожи. Уинетт оцепенела в его объятиях, сжав в ладонях свой амулет.

— Кедрин! Смотри!

Он быстро опустил глаза: меж ее напряженных пальцев струился голубой свет от камня.

— В каюту! — крикнул Кедрин.

Но, прежде чем Уинетт успела сделать хоть шаг, нечто поднялось над ними, закрыв луну и звезды — огромное, неясных очертаний, но почти осязаемо излучающее зло. Охваченный ужасом, он узнал тварь из мрачных топей Нижнего мира.

— Ко мне! Опасность! — закричал он во всю силу легких.

Тепшен Лал и Браннок уже стояли рядом. Палуба гудела от топота ног стрелков и мечников. Эшривель что-то вопила из каюты. Барка накренилась: это Гален повернул руль.

Чудовище выросло перед ними в ночи. Оно было еще больше, чем прежде, больше любой из живых тварей, что обитают в мире смертных. Рубиновые глаза размером со щит пехотинца горели непримиримой ненавистью. Разинутая пасть, окруженная извивающимися усиками, являла два ряда зубов-сабель. Послушная рулю, барка повернула в сторону. Голова на змеиной шее метнулась в ее сторону, и челюсти выхватили с палубы стрелка. Весла трещали и ломались. Из воды, словно бич, вылетел хвост с длинными кривыми шипами, и его удар оставил в правом борту неровную пробоину. С гребных скамей донесся отчаянный вопль — когтистая лапа прошлась по их рядам. Кедрин обнажил меч. Стрелы дождем забарабанили по склизкой шкуре, но причинили чудовищу не больше вреда, чем дождь: бронебойные наконечники не могли даже оцарапать его кожу. Уродливая голова устремилась к Кедрину. Клинок юноши просвистел, описывая дугу, рядом сверкнули мечи Тепшена и Браннока.

— Бегите в каюту! — крикнул кьо. Его клинок столкнулся с извивающимся усиком и отскочил. Кедрин отбросил Уинетт в сторону. От удара по всей руке прошла дребезжащая дрожь, ибо сталь встретилась не с плотью, а с чем-то иным, чему не было ни имени, ни места в мире людей. Кедрин видел, как острие кешской сабли в руке Браннока устремилось вперед, чтобы поразить рубиновое око чудовища. Один из усиков отбил удар, и полукровка упал навзничь. Палуба под ногами у Кедрина накренилась: это чудовище вцепилось в борт, пытаясь забраться на судно. Люди посыпались в реку. Новый ливень стрел, такой же бесполезный, посыпался на лоснящееся тело твари. Кедрин оступился и забарахтался, отчаянно пытаясь подняться на ноги. Пасть распахнулась, как адовы врата, жуткие глазища загорелись ярче. Чудовище обнаружило цель. Перехватив меч двумя руками, Тепшен рубанул со всей силы. Таким ударом можно было бы развалить человека надвое, но на тварь это, похоже, не произвело никакого действия. Один из усиков зазмеился, словно сам по себе, обвил талию кьо и швырнул его в сторону, завертев в воздухе. Гигантская пасть была совсем близко. Кедрин больше не мог сохранять равновесие: правый борт был разбит, барка быстро набирала воду. Он последний раз услышал стон гребцов: грузная туша обрушилась на них, сметая в воду. Перепончатые когтистые лапы раздирали каждого, кто оказывался рядом. Воины беспомощно скользили по пляшущей палубе. Ухватившись одной рукой за какой-то канат, Кедрин наотмашь ударил в нависшие над ним челюсти. Сталь стукнула по клыкам, щелкнувшим в пяди от его лица. Кедрина окутало зловоние. От запаха смерти и разложения перехватило дыхание, ноги стали ватными, голова пошла кругом. Юноша приник к ворсистой поверхности каната. Сердце замерло, мгновение растянулось до бесконечности. Тварь отпрянула, раздраженно мотнув головой. Горстка бойцов, все еще способных держать оружие, ринулась на нее со всех сторон. Ноги Кедрина болтались в пустоте, в опасной близости от воды.

В этот момент чья-то рука схватила его за шиворот и дернула назад. Кошмарные челюсти сомкнулись, раздробив толстые доски палубы. Кедрин успел мысленно поблагодарить Галена Садрета. Теперь молодой король стоял на стенке каюты, занявшей горизонтальное положение. Какое-то время здесь можно было продержаться. И тут он увидел Эшривель. С безумными глазами, истошно вопя, она вцепилась в поручень по левому борту. Кедрин повернулся, держа клинок наготове, и поискал взглядом Уинетт.

Браннок нес королеву на руках по кренящейся палубе. Несколько шагов — и он подтолкнул ее к Кедрину. Тот поймал ее руку и втащил супругу в каюту.

Голова чудовища вновь взмыла вверх. Из пасти посыпались обломки досок, горящие, как горнила, глаза вновь взирали на Кедрина. Он услышал вопль Галена: «Ему нужен ты!», и лодочник бросился вперед, преграждая хищнику путь к добыче.

Усик метнулся и поднял гиганта в воздух с той же легкостью, с какой тот снимал с седла Эшривель. Когтистая перепончатая лапа, похожая на жуткий плавник, обрушилась на крышу каюты. Кедрин потерял опору под ногами. Он чувствовал, что летит прямо в пасть чудовища. Уцепившись за обломанный край стены, король поднял меч навстречу жадному зеву. И тут над головой Кедрина зазвенел голос Уинетт:

— Нет! Он тебе не достанется!

Кедрин не смог сдержать крик, когда она метнулась вперед, вызывающе вытянув одну руку и сжимая в другой талисман. Через мгновение челюсти чудовища раскрылись над ней и сомкнулись. Гибкая шея распрямилась, сомкнутые губы маслянисто блеснули. Кедрин выпустил доски. Он желал одного — добраться до проклятой твари и разжать ей зев, хотя бы и ценой собственной жизни. Заскользив среди обломков, юноша выхватил меч, готовясь обрушить его на шею чудовища. Но тут мощный удар, казалось, сокрушивший все ребра, отшвырнул его прочь. Бок загорелся огнем. Но еще сильнее обожгло ему сердце. Тварь сползла с тонущей барки и исчезла в воде среди плавающих в реке трупов.

Он только прошептал: «Уинетт!». Затем вода заполнила ему рот, а отчаяние — душу. И тьма сомкнулась вокруг него.