Мятежный князь. Том 2

Глава 20

Кристина Рубцова одновременно и завораживала, и приводила в трепет. Едва растрепанные волосы, сейчас постриженные спереди под каре и с заумной косой, идущей от виска, белоснежная рубашка, которая подчеркивала узкие плечики и объёмную грудь, а также приталенные джинсы.

Если бы не наскоро накинутый на плечи пиджак, то я бы подумал, что молодую женщину едва ли не вырвали с ее похода по модным бутикам, или...

— Почему, стоит мне взять столь желанный и заслуженный мною выходной, как в «Кубе» начинает происходить какой-то дурдом? — прошипела женщина, сосредоточив своё внимание на оперативнике.

Ага, значит, не показалось...

— Будьте любезны конкретизировать причину вашего недовольства, — не дрогнул и мускулом мужчина, продолжая восседать на стуле.

— Кто позволил проводить полноценный допрос одного из моих студентов, без моего на то разрешения? — стрельнула молниями из глаз Рубцова, на что мужчина неожиданно замолк.

Оп-па на? Значит, не так уж моя ситуация и плоха, как я думал?

— У меня приказ свыше, — заявил Стрельников, отчего я невольно нахмурился. Ведь никому не понравится осознание того факта, что под тебя намеренно стали копать не из-за самодеятельности определённого сотрудника, а уже кого-то из «ВЭБ». Значит, мои худшие подозрения про особо ретивых и убежденных в ведомстве внутренней безопасности оправдались.

— Кто отдал приказ? Имя, — сощурила глазки преподавательница.

— Я не могу разглашать подобного уровня информацию... — попробовал уйти от ответа оперативник. Хотя, казалось бы, с чего бы это ему так делать?

— Вы получили разрешение от директрисы? — скрестила женщина руки под грудью.

Мужчина промолчал, чем с головой выдал себя. Видать, интриги, что плетутся между администрацией «Куба» и пешками «ВЭБ» более ожесточённые, чем я мог себе даже представить.

— Значит, мы на этом закончили. Господин Марк, пройдёмте ко мне в кабинет, — указала мне подбородком Кристина на дверь.

— Мы еще не закончили, — возразил оперативник.

— Нет, вы закончили. Не забывайте, что любые процедуры с вашей стороны касательно вмешательства в работу академии необходимо подтверждать у педсовета, а также у Виктории Громовой лично. В противном случае, любой сотрудник «Куба» имеет полное право не подчиниться, — произнесла женщина, когда я уже оказался по ее правое плечо, с интересом рассматривая Стрельникова.

Глаза на его шлеме обратились в две линии, что явно отображало его недовольство и нежелание следовать словам женщины, однако, регламент уже был не на его стороне, а потому дальнейшее сопротивление станет провоцированием конфликта между структурами.

— Что же, пусть так. Начальство будет проинформировано о ваших словах, госпожа Рубцова. Господин Ливен, было приятно иметь с вами дело. Надеюсь, мы еще встретимся, — склонил голову мужчина, поднявшись со стула и попрощавшись с нами.

Значит, он принял свое поражение сегодня, решив таким нехитрым образом ретироваться и переложить нависший надо мной вопрос в верхнюю инстанцию, не желая совершать поспешных поступков, идя поперек планов своего «начальства».

Умно, чего уж тут сказать.

— Не могу сказать того же. Хотелось бы верить, что это наша последняя встреча, — ответил я оперативнику.

— Очень навряд ли, господин Марк, — покачал головой мужчина.

— На этом мы откланяемся. Впредь, прошу, занимайтесь СВОЕЙ работой, оперативник, — напоследок бросила Кристина, позволив мне первым выйти в коридор, через двух моих недавних конвоиров, что удостоили наш дуэт только безразличным взглядом, — Идём.

Последние слова уже были обращены ко мне, и я послушно последовал за преподавательницей, параллельно с тем размышляя над тем, что вообще только что произошло.

А вырисовывалась презабавная картина.

На «Куб» совершено нападение, к делу привлекают «ВЭБ» и его оперативников, что снуют тут и там в поисках зацепок, проводя опросы персонала и студентов, но с личного уведомления директрисы.

И всё бы ничего, но кто-то в этом ведомстве явно теперь видел во мне источник проблем или же вознамерился, воспользовавшись ситуацией, свести старые счеты.

Очередной отголосок Гражданской или что-то иное? Так или иначе, становилось очевидно, что от спецслужб добра можно теперь и не ждать, или ожидать в том или ином поступке двойное дно.

Проколись я сейчас или вызови еще больше подозрений, то на меня действительно могли повесить обвинение в сотрудничестве с террористами. И, сомневаюсь, что даже Громова спасла бы меня в таком случае.

Однако, и сбросить на меня всех собак «ВЭБ» просто так не способен, что говорит о том, что они не так уж и всесильны, как могло показаться со стороны.

Мне только требовалось действовать более аккуратно и не попадаться на мелочах и тогда, в теории, меня нельзя будет вырвать из-под опеки директрисы некоторое время. Другой вопрос, что делать, когда я выпущусь из академии?

Смогу ли я тогда уже сдержать нападки «ВЭБ», которые могут и не прекратиться, а лишь выждать необходимый им момент?

В сознании всплыл образ Алисы Романовой. Хватит ли даже ее влияния, чтобы остановить посягательство кого-то из верхов «ВЭБ» в сторону меня и моего рода.

С такими перспективами хочешь или не хочешь, но задумаешься о новой войне против всего света. Зубы сжались до тихого треска эмали, в груди словно начал работать маленький реактор, что постепенно подпитывался все прорастающей злобой на всех и вся.

Из раза в раз... Снова и снова! Уже который раз меня тычут носом в собственное происхождение и грехи тех, кого уже не осталось!

Хотелось напиться, выместить на чем-нибудь свою ярость, что всё копилась с каждым подобным моментом. Плевать было на то, что окружающие обо мне думали, как относились, но когда от слов переходят к действиям исключительно на своих домыслах...

Это злило, раздражало, заставляло ответить так, как от тебя того ожидали. Но ведь нельзя. Стоит дать слабину, позволить чувствам взять верх над рассудком и здравомыслием, то тогда точно уже спустят всех собак на меня.

Подобное сводило с ума, подтачивало даже меня, побуждая с каждым сражением поступать всё более яростнее, безжалостнее и безумнее, забывая обо всём на свете.

Выходило так, что раз я не мог прекратить нападки своих врагов в свой адрес, то мне лишь оставалось... сделать так, чтобы они боялись тронуть меня и тех последствий, что наступят следом за очередной провокацией в мой адрес.

Мои недруги обязаны омыться кровью с ног до головы, если осмелятся перейти черту. И для подобного требовалась небольшая демонстрация. Достаточная, чтобы хотя бы вынудить противников задуматься о том, с кем им предстоит вступить в конфликт.

Мне нужна была битва, кровавая и жестокая. Полная смертей и горя.

Я жаждал новой войны.

— Если подобное вдруг снова произойдёт, то немедленно сообщай мне или любому другому преподавателю академии, — не оборачиваясь, произнесла Кристина.

Я отвлёкся от своих невеселых мыслей, обратив свой взор на спину молодой женщины, на плечах которой небрежно висел пиджак.

Если честно, после только что произошедшего я не знал, как к ней относиться. В первую нашу встречу она едва ли не завуалированно меня унизила, имея явно какую-то обиду на меня или мой род.

Во время бойни в подземелье мы друг друга и не встречали по сути, исключая разговора с Громовой на базе магов-разведчиков. И даже тогда ее поведение не выказывало и намека на радушие.

Тогда почему... почему она мне сейчас помогла?

— Ты всё понял? — так и не дождавшись от меня ответа, она резко остановилась и обернулась в мою сторону.

Я молча продолжал буравить ее неопределённым взглядом, но всё же соизволил кивнуть.

— Да, ясно и четко, — произнёс я, заполучив в ответ дежурный моток головы уже от Рубцовой.

Мы снова продолжили идти по коридорам, пока так и не дошли до учительской, где я и встретился впервые с Кристиной Сергеевной.

Пройдя в помещение следом за блондинкой, я сразу подметил, что ситуация в кабинете стала еще хуже, чем в прошлый раз.

Теперь повсюду, куда доходил мой взгляд, виднелись стопки книг едва ли не до потолка, некоторые из них были разрушены, образовав просто большие кучи макулатуры.

— Для чего мы здесь? — спросил я, замерев у дверного косяка.

— Чтобы передать тебе необходимые документы, — ответила всё в той же небрежной манере Кристина.

Преподавательница проследовала к самой дальней от входа стопки книг, после чего стала в ней копошиться.

Так продолжалось примерно две с половиной минуты, за время которых я не мог не бросить пару заинтересованных взглядов на нижние формы Рубцовой.

И как за ней не бегает толпа малолетних ухажеров? Хотя, может, просто я их не замечал до сих пор, а они на самом деле существуют и ждут своего коварного шанса.

Наконец, блондинка, скинув на диван пиджак, подошла ко мне и протянула несколько листов бумаги.

— Что это? — принял я документы.

— Измененное расписание на первую неделю занятий. Если ты не забыл, то до них осталось уже меньше недели, а мне же, как преподавателю у вашей группы, регламентируется уведомлять о любых изменениях в учебном процессе. Раз уж ты и так оказался в корпусе, то решила передать тебе сразу, — заявила Кристина, скрестив руки под грудью и возвышаясь надо мной на пару сантиметров.

А я и не замечал до недавнего времени, что она носит высокие каблуки...

— Спасибо. На этом всё? — поинтересовался я, складывая бумаги пополам и убирая во внутренний карман плаща.

— Да, можешь быть свободен, — сказала она и, когда я уже развернулся, добавила, — И будь любезен больше не встревать в подобные неприятности.

Схватившись за дверную ручку, я застыл на месте, не зная, что и сказать. В груди всё сжалось от накопившейся неопределенности и простого изнеможения.

С момента своего попадания в этот мир я так и не смог передохнуть, собраться полноценно с мыслями, взять небольшой перерыв, чтобы спланировать и проанализировать всю ситуацию, в которой я оказался.

Мою голову только занимали мысли о личной силе, росте и действиях моих врагов. Видимых и скрытых.

А когда я не думал о подобном, то сражался за собственное выживание. Что в лабиринте, что против белоряженных и фанатиков, что против триады.

Ментальная усталость имеет свойство накапливаться, как и физическая, но с последним хоть как-то подсобили местные целители и недавний прием пилюли семи огней, что плодотворно подействовал на восстановление утраченной крови в последнее время.

Впрочем, сейчас я снова вернулся к состоянию, близкому к недельному недосыпу из-за очередного сражения уже в больнице.

И вот забивать голову мыслями о причинах и мотивах еще одного человека в моем окружении совершенно не хотелось.

А значит, требовалось решить всё здесь и сейчас.

— Почему... — начал я, ощутив, как к горлу подступил тошнотворный комок. Говорить почему-то было трудно, будто всё тело сопротивлялось моей воле. Но, глубоко вздохнув, я продолжил, — Почему вы мне помогли?

Я обернулся и вперил взгляд в удивленные глаза Рубцовой.

Кто ты мне, враг или же друг и союзник? Как мне следовало к тебе относиться? Ждать удара в момент уязвимости или всё же довериться и заручиться поддержкой?

Ворох вопросов мелькал в моей голове, при этом не давая произнести вслух ни один из них.

— Что ты имеешь под этим ввиду? Как твой классный руководитель, — женщина инстинктивно ушла в оборону, попытавшись свернуть с темы, но я тут же следом ее прервал, так и не получив ответ.

— И всё равно. Как преподаватель «Куба» вы могли не вмешиваться в процесс допроса, лишь известив директрису о происходящем. Но нет... Вы напрямую спровоцировали оперативника «ВЭБ», даже понимая, что ни к чему благоприятному этот инцидент не приведет. Потому я и хочу узнать ответ — зачем?

Кристина поджала губы, отчего те обратились в тонкую линию, ее взгляд метался то к моему лицу, то куда-то в сторону.

Она явно не желала говорить об этой теме, всяко сдерживая себя, но меня не устраивал этот вариант.

Здесь и сейчас я был обязан определить то, кем являлась Кристина Рубцова. Для меня, для моего рода, для моих планов.

Я сделал несколько шагов ей навстречу, остановившись в полуметре, и не сводя глаза с ее словно выточенного в камне лика.

— Давайте будем честны. В первую нашу встречу мы расстались не на дружеской ноте. У вас определенно есть ко мне некая неприязнь, однако, я ни разу не совершил ничего неправомерного в вашу сторону. Но это всё лирика. Из-за этой детали я не понимаю... — я глубоко вздохнул, восполняя кислород в легких, — Чего мне от вас ожидать, Кристина Сергеевна?

Кабинет поглотила липкая до омерзения тишина. Мое сердце громко стучало в груди, пока я, кажется, забыл даже, как дышать и моргать. Я просто продолжал следить за переменами на лице собеседницы.

Вот, ее веки с легкой дрожью устало опустились, словно Рубцова пыталась собраться с мыслями.

Так продолжалось какое-то время, пока она не открыла глаза вновь. Теперь же женщина буквально пожирала меня взглядом. В ее глазах внезапно вспыхнули два холодных огонька, что едва не препарировали меня.

Исчезла какая-либо маска вежливости, приторной формальности, а взамен пришла резкость, суровость и жесткость.

Даже черты лица Кристины неожиданно заострились, вся ее поза выражала готовность наброситься на меня и тут же обезглавить.

— Я... ненавижу тебя, Марк Ливен, — замогильным и трескучим голосом прошептала Рубцова. Она сделал шаг ко мне навстречу, отчего я ощущал на своём лице горячее дыхание женщины, — Ненавижу до глубины души твой род. Презираю сам факт твоего рождения. Ещё до недавнего времени я только и мечтала, как вскрою горло твоему отцу и всему его выводку. А конкретно тебе и твоей ненаглядной сестрёнке.

Я не проронил и слова. Я просто слушал отповедь когда-то сломленной женщины напротив меня и стойко принимал одно ее оскорбление за другим.

— Ваша семья принесла столько боли, столько горя, что невозможно в столице найти и единого человека, у которого не погиб или не пострадал один из его близких. Крови, пролитой вашими вассалами и прихвостнями, хватило бы, чтобы наполнить Балтийское море и еще бы осталось! — она смотрела в мои черные глаза, будто ища в них след вины, сожаления или раскаяния. Но явно была вынуждена разочароваться. Я не ощущал подобных эмоций за поступки моих здешних предков. Что было сделано, то сделано. История никогда не терпит сослагательного наклонения.

Я не мог вернуть всем жертвам их погибших близких. Эту потерю, болезненную до разрыва голосовых связок я не мог компенсировать, как бы того не хотел.

Порой, приходится отпускать прошлое, как бы это не было больно. Даже если кажется, что душу рвет на куски от одной мысли о том, что кого-то родного уже никогда не будет с тобой...

Всё это омерзительно, печально и жизненно. Такова судьба. Смерть — это закономерный финал жизни. И мы не в силах исправить этого, не способны провести вечность в кругу тех, кого мы любим.

Сколько бы не проливали слез по ночам, сколько бы молитв не возносили к небесным сущностям и как бы не проклинали свет и окружающий нас мир. Горе, ярость, отчаяние и горечь — это всё, что остается в конце.

Но со временем и эти чувства сменятся меланхолией. Боль утихнет, ослабнет. Она не пропадет. Эта тупая боль в груди и комок в горле будут преследовать нас до самого конца...

Но придет и что-то хорошее. В памяти останутся только добрые моменты о тех, кого с нами уже нет. Перед глазами будут мелькать только те моменты, которые ты захотел бы снова пережить. Даже прошлые обиды будут казаться такой глупостью...

Терять семью, друзей, да кого угодно — это страшно до дрожи в коленях. Даже мысль о подобном сковывает сердце и перехватывает дыхание. Но мы не всегда властны над нашей собственной жизнью.

Нам остаётся только помнить о тех, кто ушел прежде нас и нести память о них до самого конца. Ведь пока есть те, кто помнит нас, то мы продолжаем жить.

Возможно, Кристина уловила отголосок той боли, что и я пережил в прошлой жизни. Быть может, она увидела отражение самой себя и тех мучений, что ей когда-то пришлось пережить. Иначе на то, почему она резко замолчала, я так и не нашел ответа.

— Ты спрашивал, чего от меня ожидать, не так ли? — отвернулась она, обняв себя за плечи, словно пытаясь унять дрожь.

— Да, — прохрипел я, проморгавшись, чтобы унять грохочущее эхо от стука сердца в ушах.

— Я твой классный руководитель. Им меня и считай. Я буду исполнять свой профессиональный долг до самого конца, как бы я не относилась к тебе и твоему роду. Пока ты студент «Куба» я не наврежу тебе и не совершу ничего неправомерного ни по отношению к тебе, ни к твоим близким. Я вряд ли смогу когда-то простить тебя, как и род Ливен, но я не стану вымещать личную ненависть, пока ты в стенах академии. Я понятно изъясняюсь? — спросила Рубцова, смотря в сторону выходящего на улицу окна.

Я же смотрел на ее одинокую спину, что, казалось, могла вот-вот сломаться под невидимым грузом, но, сжав костяшки до тихого хруста, всё же ответил.

— Предельно.

— А теперь прошу вас покинуть учительскую, господин Марк, — устало прошептала Кристина.

И я подчинился этому не сколько приказу, сколько просьбе.

Нам многое требовалось обдумать после произошедшего разговора.

Закрыв за собой дверь, я тихо выругался, не зная, отчего мне стало так паршиво.

От того, что я не получил в виде Рубцовой возможного союзника, или... от чего-то ещё?

Так и не поняв, что со мной происходит, я направился по ставшему каким-то мрачным коридору главного корпуса в сторону своей комнаты...