Мой невыносимый сводный дракон

Глава 17. Ты всегда делаешь то, о чём тебя не просят?

В окне у Виви темно. Открыта одна лишь форточка, и взрослый человек, а тем более дракон при всём желании в неё не пролезет.

Боги, о чём я только думаю!..

Окна Эйдана раскрыты настежь, занавески развеваются на ветру. Из комнаты доносится сонное посапывание. Надеюсь, парень давно спит и видит удивительные сны – без участия моей сестры, разумеется.

Но, признаться, камень на душе никуда не делся. Вчера эти двое ясно дали понять, что далеко не равнодушны друг другу, только их взаимоотношения так же далеки от нормальных, как Северный полюс далёк от Южного.

Однако и мы с «братцем» ведём себя не лучше.

Эллиот подал знак держаться теневой стороны замка и лететь за ним, но я и сама слышу, как во внутреннем дворике кто-то разговаривает. Хвала небесам, голоса принадлежат не моей сестрёнке и тем более не Эйдану.

Аккуратно приземлившись за кустами рододендронов, мы затаились, прислушиваясь. Из-за кустов было не разглядеть, кто стоял во дворе, во тьме угадывались лишь два силуэта и тяжёлые сумки, которые обычно переносят на себе драконы-курьеры.

– Здесь двести фунтов, как и договаривались, – звучал приглушённый женский голос. – О следующей поставке сообщу позже. Утром возвращаются хозяева, и я пока не знаю, какие порядки заведёт новая леди Уэстмит.

– Пиши, когда что-нибудь понадобится.

– Береги себя, сынок. И не связывайся больше с бандитом Ханниганом.

Судя по голосу, это миссис Лейтер. Добродушная и услужливая экономка миссис Лейтер, у которой всегда наготове ласковое слово и чудодейственный бальзам! А ведь я была уверена, что нас обманывает миссис Хьюз.

– Я всё улажу, а ты возвращайся к Эйму, – прозвучало у самого уха. – Миссис Лейтер опасаться не стоит, она не очень хорошо летает.

Вряд ли я в полной мере осознала то, что мне говорили. В тот миг, когда его дыхание коснулось моего уха, а твёрдая грудь упёрлась в плечо, в старый шрам будто снова молнией жахнуло. За рёбрами вспыхнул пожар. В венах вскипела кровь и разнеслась жидким пламенем по всему телу. Дыхание застопорилось. Ноги ослабли. Как же не вовремя!..

Но мне в принципе не нравится, как я на него реагирую. Я должна себя перебороть. Я не какая-то влюблённая по уши малолетка, а сильная в моральном и физическом плане личность. Давно приняла тот факт, что отца больше нет, пережила предательство Итана, справлюсь и со своими чувствами к Эллиоту.

– Тори! – повторил он и легонько подтолкнул меня к чёрному ходу.

– Я остаюсь! – упрямо заявила я. – Эйм прекрасно проведёт четверть часа и без меня.

Просьба, наверное, и была разумной, но я восприняла её по-своему. Ну не могу я оставить «братца» наедине со злоумышленниками. И беспокойство тут далеко не самое главное. В конце концов, он должен пострадать в результате моей изощрённой мести, а не от когтей какого-то воришки.

Пока мы препирались, курьер поднялся в воздух. Эл, превратившись буквально за секунду, метнулся за ним, и оба дракона растворились в ночной мгле. Я медлила, решив присмотреть за миссис Лейтер и в случае чего вызвать полицию. Сердце успело несколько раз гулко стукнуться о рёбра, когда над соседним островом блеснула вспышка, осветив два крылатых силуэта. Раз, другой, третий… Драконы дрались, калеча и обжигая друг друга.

Так, ну это никуда не годится.

Под задушенный крик миссис Лейтер я оторвалась от земли и окончательно превратилась уже в нескольких футах над островом. А старушка так и осталась внизу махать короткими крылышками, не в силах поднять тучное драконье тело над землёй.

Говорят, переизбыток адреналина в крови способен превратить дракона в настоящего первобытного монстра. Дракон – это не только несколько сотен стоунов скорости и красоты, дефилирующей в небе во время парадов и соревнований. Это настоящая боевая машина. Огромная, ловкая, изворотливая, в полёте развивающая скорость свыше трёхсот миль в час. С рядами острых как бритва зубов, клинками когтей, рогов и шипов. С огненным дыханием, расплавляющим сталь и превращающим в пепел целые леса. Со свистящим рёвом, от которого у противников лопаются барабанные перепонки. Монстр, способный улавливать малейшие звуки вплоть до биения сердца прячущегося под снегом грызуна и различать муравьёв на берёзе, растущей на противоположном конце футбольного поля. Миллионы лет эволюции, социализация и свод законов и правил не в силах заглушить древние инстинкты и остановить дракона, доведённого до состояния «первобытного монстра».

Не скажу, что я уподобилась своему древнему предку, но злость и ярость клокотали во мне на порядок громче всяких доводов рассудка. Уклонившись от лязгнувших у самого плеча зубов, я дохнула огнём и вцепилась противнику в дымящую спину и зубами, и всеми выпущенными когтями. Эллиот атаковал драконову шею и общими усилиями мы заставили его приземлиться у обитого железом амбара. Какое-то внезапно проснувшееся чутьё подсказало, что нужно делать. Не теряя ни секунды, я сбила заржавелый замок и распахнула дверь. Эллиот затолкал трепыхавшегося дракона внутрь и укрепил вход железным затвором.

– Мистер Уэстмит! Эллиот! Миленький, славненький, вы же для меня как сын родной, знаю вас ещё мальчиком с чистой и доброй душой! – запричитала миссис Лейтер, заламывая в мольбе руки. – Пощадите! Простите! Отпустите моего сына! Прошу! Умоляю! Он же один-единственный у меня. Связался с бандитом Ханниганом и проигрался в карты. Долг огромен! Тех денег, что я копила на достойную старость, не хватило. Я помогаю как могу!..

Эллиот превращался медленно, нарочно растягивая процесс. Драконья ипостась стекала, будто океаническая волна в замедленной съёмке, являя взору зияющую опаленными дырами одежду. На видимых участках тела багровели царапины и ожоги.

– Тебе нужен доктор! – не удержалась я.

– Да-да, нужен доктор, позвоню ему сию же минуту, – засуетилась миссис Лейтер, – сама обработаю раны, только отпустите Лайдона, пожалуйста!

– Идите к себе, миссис Лейтер, – распорядился Эл, – запритесь и не выходите до тех пор, пока не вернётся сэр Рональд. Он и решит, что делать дальше.

– Эллиот!.. Мистер Уэстмит, умоляю!..

Миссис Лейтер рыдала, но Эл был непреклонен. Меня же разрывало от сострадания и злости одновременно. И злилась я не столько на миссис Лейтер и её сына, сколько на себя, словно Эла ранили по моей вине.

– Сильные ожоги, да? – волновалась я. – У меня есть бальзам, я принесу.

– Не нужно, спасибо, – отрезал «братец».

Но я уже мчалась за аптечкой, содержимое которой не раз спасало и меня, и Виви от неминуемых ожогов, ушибов и растяжений. Помню, в детстве, когда у нас что-то не получалось, отец приговаривал: «Любишь летать – учись и падать».

На обратном пути я едва не столкнулась со спускающимся по лестнице Элом.

– Миссис Лейтер у себя, – сказал он таким тоном, будто вовсе не рад меня видеть.

– Прекрасно, – отозвалась я. – Теперь займёмся твоими ранами.

– Мне ничего не нужно, – отчеканил Эл. – Но, если помочь невтерпёж, пожалуйста, присмотри за Эймаром.

– Конечно, присмотрю, это даже не обсуждается. Но в данный момент помощь нужна тебе.

– Лайдон сильно обгорел. Вряд ли взлетит, даже если миссис Лейтер его выпустит.

– Мне нет никакого дела до Лайдона! – выпалила я и поправилась: – То есть до преступника. Так ему и надо! Он ещё мало получил.

– Миссис Лейтер обманывала нас, покупая некачественные и просроченные продукты, а сэкономленные деньги передавала сыну, чтобы тот возместил карточный долг. Может показаться, что суммы мизерные, но отец никогда не скупился на домашние расходы и не проверял отчёты, ну а братья едят, как целый взвод.

– У Эйба плохой аппетит.

– Потому что он привык питаться деликатесами, а не просроченными консервами и печеньем из заплесневелой муки.

Я смолчала, вспомнив неприятный разговор за столом, когда Виви и Эйдан поссорились, а Эймар показал себя далеко не с самой лучшей стороны. Краем глаза наблюдала за Элом. Держался он, как обычно, с зашкаливающей самоуверенностью, невзирая на испорченную одежду и кровоточащие царапины. Разве что движения стали скованнее и осторожнее, а вертикальная складка между бровями чуть глубже.

Какое-то время мы шли по галерее молча и только у комнаты Эймара я осмелилась поинтересоваться:

– Что с ними будет?

– Не думаю, что отец станет вмешивать в это дело полицию.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что он всё решит сам. Захочет, даст Лайдону денег, а нет, выгонит Лейтеров из города взашей.

– Понятно. Давай так. Я обработаю тебе раны и сразу побегу к Эймару.

– Сам справлюсь, спасибо, – это было похоже не на благодарность, а на желание поскорее от меня избавиться.

– Вот упрямец! Тебя долго упрашивать нужно?

– А ты всегда делаешь то, о чём тебя не просят?

Я понимала, что ему больно и унизительно принимать помощь от сводной сестры и что мне не стоит обижаться, но тут меня прорвало:

– А ты, Эл? Кто тебя просил помогать мне? Ты ведь с этой целью летал в Даллингар, не так ли? И покупка курсового проекта тоже твоих рук дело?

Он мог бы с лёгкостью опровергнуть мои слова, высмеять, поглумиться, съязвить, как обычно делал. Мог бы. Но не стал. Пронзил взглядом, словно стрелами, попавшими точно в цель. Между нами расстояние больше вытянутой руки, но кажется, что оно стремительно сокращается, вращаясь и высекая жалящие молнии.

И если взгляд «братца» только смертельно ранил, окончательно добил вопрос:

– А ты бы попросила?

Если бы Эл облил меня помоями, масштаб трагедии был бы не настолько велик. Ведь он только что подтвердил мои догадки, фактически признался в том, что не только слышал о моём позоре, но и в подробностях прознал обо всех моих постыдных тайнах, промахах, конфузах, изъянах и слабостях. Да он разворошил целое кладбище скелетов в моём бездонном шкафу! Это намного хуже, чем если бы ему вдруг вздумалось сорвать с меня одежду. Как после этого говорить с ним? Смотреть в глаза? Как жить вообще?!

«А ты бы попросила?» – вертелся в голове вопрос. «Попросила?..»

Нужно что-то ответить, а я не могу. Сил нет поднять взгляд, и я с какой-то мазохистской резью в глазах изучала переплетение нитей на его рубашке, продетую в петельку гравированную пуговицу, безукоризненно обработанный шов на воротнике… Жаль испорченную рубашку – наверняка она стоит бешеных денег, но ещё страшнее за его раны, оставляющие на этой самой рубашке красновато-бурые пятна.

Снять бы эти брендовые лохмотья и как следует обработать раны, но меня словно парализовало, я даже дышать не могла. Не уверена, что и сердце билось.

«А ты бы попросила?»

Зачем он это сделал? Зачем всё испортил? Взял – и просто уничтожил своей непрошеной помощью. Я бы сама справилась!

Как и всем, мне свойственно сомневаться в своих силах и периодически впадать в депрессию, но я с детства ненавижу просить о помощи. Это унизительно. Для меня это равноценно публичному признанию в слабости и никчёмности. Я привыкла добиваться всего сама, пусть и набивая при этом шишки и творя кучу ошибок. Зато так приятно сознавать, что я исправила допущенные ошибки самостоятельно, приобрела бесценный опыт и достигла поставленной цели! Я много тренировалась перед тем, как принять участие в Малых драконьих гонках – и выиграла бронзовый кубок. Я прилежно училась – и академия предложила мне стипендию. Поставила себе цель самой зарабатывать на жизнь – и успешно с этой целью справлялась. И вместе с тем, если кто-то оказывался в трудном положении, я всегда стремилась поддержать, принять участие, помочь не делом, так добрым словом. И с годами эта черта характера только укреплялась во мне.

«А ты бы попросила?»

«У тебя – в последнюю очередь!» – хотелось крикнуть мне, но не получалось. В горле застрял ком. В желудке сделалось тяжело и горячо. Холодный липкий пот заливал бока. Если бы взгляд Эла не удерживал меня на месте, я бы уже, верно, давно сквозь землю провалилась и сгорела бы в жарких недрах подземных слоёв.

– Иногда лучше просто попросить, – нарушил давящее молчание Эл и вдруг шагнул почти вплотную ко мне. – Вот как я сейчас попрошу у тебя аптечку. Пожалуйста, Тори, не будешь ли ты так любезна одолжить мне её на время? Несложно, правда?

Температура его взгляда поистине запредельная. За секунду я успела сгореть, испариться и пролиться на остров освежающим дождём, прежде чем он подхватил из ослабевших рук аптечку. Пятясь назад, свободной рукой поддел воротник своей рубашки и стянул через голову. Прямо, боже мой, у меня на глазах. Но отвести взгляд совершенно невозможно! В галерее мерцало слабое ночное освещение, однако его хватило для того, чтобы разглядеть обтянутые загорелой кожей кубики пресса, ожоги на выпуклых грудных мышцах и багровые полосы от когтей на рельефных плечах. Каждую клеточку моего тела охватил адский пожар, мысли разбежались врассыпную и от взрыва примитивных гормонов я мгновенно опьянела. Моргнуть в этот момент – равноценно самоубийству. Но и смотреть на это совершенство – равносильно тому же. А довольный произведённым эффектом мерзавец нарочно не сводит с меня взгляда и улыбается.

Только в самом конце коридора он продемонстрировал мне спину – гладкую, идеально ровную, без царапин и шрамов.

– Иди ты, братец!.. – крикнула я и запустила ему вдогонку то, что оказалось в ближайшей доступности – резинку для волос.

– Увидимся, – отсалютовал «братец» и завернул за угол.

– Иногда лучше просто попросить, – севшим голосом передразнила я Эла. – Уничтожить доверие, разрушить отношения, воспылать презрением к человеку, которого прежде любил – вот что просто. А довериться кому-то – как раз-таки очень сложно.

Развернувшись на негнущихся ногах, я побрела к Эймару. Эллиот сам справится со своими царапинами, а если кто и нуждается в эту минуту в моей помощи, так это Эйм.

Действительно, я провела у его постели не один час, борясь с высокой температурой. Меняла холодные компрессы, поила чаем, пела песни. Эл, одетый в домашний костюм, заглянул один лишь раз. Как ни в чём не бывало осведомился о состоянии брата, поблагодарил за аптечку и предупредил, что спустится к Лайдону.

– Возьми аптечку, Лайдону она пригодится, – предложила я.

– Я поражен твоим великодушием, Виктория, – с иронией произнёс Эл.

– Да пошёл ты!

– Всегда пожалуйста, дорогуша.

Как он может вести себя так, будто между нами ничего не происходит? У него нервы явно не из стали, потому что сталь плавится под действием драконьего пламени, а из каких-то магических сплавов. Вместо сердца – кусок парящего острова. И ветер в голове – именно той силы, которая сдувает добрые правильные мысли и оставляет какие-то глупости.