Мой неожиданный сиамский брат

Экономика должна быть

Экономика должна быть[1]

В пятницу, да еще после смены, оставаться на лекцию желающих было немного. Но интерес вызвала неожиданная и даже несколько непривычная тема. А на плакате, не нарисованным, как обычно, художником, а напечатанном в типографии и явно привезенным лектором с собой, каждый мог прочитать: «Реформы и перестройка экономики, как фактор улучшения жизни советских людей». Лучше жить хотелось всем и не меньше хотелось услышать, что и как для этого делает партия и правительство. А заодно узнать, когда же можно будет увидеть результаты этих реформ. Нет, кое-что народ уже видел — от наведения порядка в торговле до создания кооперативов. Но как всегда, людям казалось, что все улучшения происходят где-то далеко, медленно и не так, как им хотелось бы видеть. Интерес еще больше повысился, когда кто-то из работниц принес слух, что лектор невообразимо молод, волосат, «как хиппи» и к тому же одет в модный джинсовый костюм. Стало вообще интересно. Это что же за лектор такой, необычный? Подогретые любопытством, работники столпились у здания клуба заранее. И действительно успели рассмотреть молодого, студенческого вида парня в светло-синей «джинсе», на ходу о чем-то разговаривающим с парторогом завода. А потом всех пригласили в зал и парторг представил с интересом разглядывающего публику лектора, как Вениамина Петровича Лодыгина. Начало было не слишком интересным, скорее обычным описанием усилий партии и правительства по улучшению жизни советских людей.

— … В результате сейчас произведено разделение всех предприятий на три сектора. Первый, включающий, например, предприятия и цеха военного назначения, а также часть тяжелого машиностроения и производства электроники, условно называемый «плановодостаточным». Все эти производства строго ограничены планом. Для простоты понимания приведу такой пример — в стране строятся три гидроэлектростанции. Для них нужно к определенному сроку девять генераторных агрегатов. Именно к определенному сроку и такого качества, чтобы сразу после монтажа начали работать без поломок. Соответственно, никаких досрочных выполнений плана и рационализаторских предложений по ускорению выпуска таких машин за счет снижения качества отдельных деталей мы принять не можем. Только строгое выполнение плана точно в срок и с надлежащим качеством. Тоже самое — для военной продукции. Если, например нашей армии нужно тысяча танков к следующему году, то зачем нам перевыполнение плана и тысяча сто танков или тысяча, но раньше, когда для них нет ни личного состава, ни мест базирования? Пример понятен?

— Да. Ясно, Давай дальше! — раздались крики из зала.

— Продолжим. Вторая часть — это предприятия, чья продукция востребована и либо может быть положена на сохранение, либо использована даже при превышении плана. Так называемые «условноплановые». Их особенности заключаются либо в самом производственном процессе, например, зависящим от природных условий, либо от невозможности точного планирования в современных условиях. Самый простой пример — совхозы. Если они получат урожай больше запланированного к продаже государством — это лучше, чем меньше. Думаю, с этим все согласятся? — лектор улыбнулся залу. — Такие предприятия могут за счет своих внутренних резервов выпускать сверхплановую продукцию и даже находить ей сбыт самостоятельно. Например, совхозы — часть продадут Госрезерву, а часть реализуют на колхозных рынках. Но такие предприятия должны сами учитывать и опасности такого перевыполнения. И обязательно учитывать возможность сохранения качества продукции. А то появляются иногда такие рационализаторы…

— Пример привести можно? — раздался выкрик из зала.

— Могу, — лектор печально вздохнул. — На одном из предприятий обувной промышленности в одной из союзных республик перенастроили автомат по разделке кожи так, что вместо двух слоев, кожа разделялась на три слоя. В результате план перевыполняли… вот только выпущенная ими обувь носилась всего один или, максимум, два сезона, вызывая законные жалобы покупателей… Кроме того, к этой же категории относятся торговля. Которая, как вам должно быть известно, по решению партии и правительства, может быть только государственной. Потому что кооперативная торговля товарами, не производящимися самим кооперативом — это спекуляция. Просто потому, что они будут заниматься перепродажей чужих товаров.

— А третья?

— Третья — производственные кооперативы и малые государственные предприятия при совхозах, исполкомах и райкомах. Предназначенные, прежде всего, для производства потребительских товаров и обслуживания населения — эта сфера деятельности планированию поддается слабо. Например, никак невозможно спланировать, сколько телевизоров принесут в ремонт в определенный период времени. Эти предприятия работают обычно на полном хозрасчете. Отличие кооператива от малого предприятия в том, что последнее является обычным предприятием, но созданным и управляющимся местными органами власти или директором совхоза. А кооператив полностью самостоятелен и никому не подчинен, — заметив оживление в зале, лектор понимающе усмехнулся и продолжил. — Возьмем, например, кафе… Есть у вас кооперативные кафе?

— А как же, открыли, «Волга» называется… Буржуи недорезанные, — проинформировал тот же голос из зала.

— Хочу заметить, для товарища слушателя, что буржуев у нас в Советском Союзе нет уже с НЭПа. Кроме того, буржуй или правильнее — капиталист, это человек, который получает прибыль, вкладывая деньги в предприятие. В советском кооперативы все совершенно по другому. Во-первых, в кооперативе нет наемных рабочих, то есть все работающие — только члены кооператива. Во-вторых, зарплата в кооперативе полностью совпадает с государственной, то сеть директор кооператива получает столько же, сколько и на малом государственном предприятии. И работник, и уборщица… В-третьих все работники кооператива получают одинаковую долю из прибыли. То есть директор получает зарплату больше, чем уборщица, но выплату из прибыли — такую же. В-четвертых, все выплаты идут только работающим в кооперативе членам этого кооператива. Вышедший из кооператива человек не получает никаких выплат. Долю в кооперативе нельзя продать, обменять или оставить в наследство. То есть доля — не капитал и никакого отношения к буржуазии не имеет.

— А зачем тогда кооперативы? — спросил еще кто-то из первого ряда, в котором сидело несколько инженеров и кто-то из руководящих работников. — Сделали же малые предприятия при местных органах власти, и хватит. А кооперативы… дай капиталистам палец, они всю руку откусят.

— Малые предприятия, конечно, представляют альтернативу кооперативам, — согласился лектор. — Но, как все государственные структуры, работают по утвержденному плану. Запланировано им выпустить тысячу рабочих брюк, или джинсов, синего цвета — тысячу и выпустят. Причем строго по заданию. А в это время мода измениться и модными станут не синие, а черные джинсы, да еще, допустим с отворотами? Возможно, руководство примет во внимание этот вопрос и скорректирует план. А может и не скорректирует, решив, что все равно выпущенные брюки продадутся. А вот кооператив — он полностью самостоятелен и корректирует планы на ходу. Узнав о новом изменении моды, не будет работать «на вал», а сразу внесет изменения в производство и начнет выпускать именно черные… То есть таким путем руководство партии и правительство привлекло к решению проблемы дефицита товаров людей, которые согласны рискнуть и которым нравиться работать самим на себя. Понятно?

— Ясно! Понятно! Давай дальше, товарищ! Расскажи про сокращение военного бюджета — как это на нашей экономике отразиться и обороне тоже! Где такой костюмчик купили, товарищ лектор? — раздались выкрики из зала.

— Отвечу первым на самой простой последний вопрос, — улыбнулся лектор. — Костюмчик купил на Рижском рынке, в Москве, у кооператоров. Кооператив называется «Монтана Белл», его директор договорился с фирмой «Монтана» и они выпускают фирменные джинсы по лицензии и под контролем фирмы. Причем часть производимой продукции идет за границу. А теперь — про военный бюджет…

Такси проехало мимо Рижского вокзала, развернулось и через пару минут остановилось прямо напротив входа в рынок. Причем сзади уже сигналило следующее такси. Антон, торопливо расплатившись с водителем и не дожидаясь сдачи, быстро выскочил из машины. Осмотрелся, поулыбался вышедшим из здания навстречу девушкам и прошел в дверь. С ходу попав в изобилие выставки-продажи кооперативных товаров. На прилавках лежали грудами штаны, рубашки, наклейки, значки, зимние шапки и летние кепки, детское исподнее и взрослые купальники, майки с надписями на английском и руском языках, бижутерия, разнообразные игрушки, хрустящие трубочки с кремом… Все задорно переговариваются, иногда даже кричат, смеются, уговаривают друг друга. Забавно, весело, но почему-то напоминает африканские базары. Разве что здесь обстановка более цивилизованная. Впрочем, товара много, на вид вполне качественного. Все же такая ситуация явно лучше, чем дефицит…

Впрочем, сейчас Антона больше интересовало нечто другое. Отчего он целенаправленно разыскивал торговцев зимними куртками. Обнаружив такую торговую точку, рассматривал ассортимент и спрашивал:

— А «Белл» есть?

Первые двое продавцов ответили по-еврейски, вопросом на вопрос:

— А что такое «Белл»?

Только стоящий у третьего, самого роскошного прилавка с богатым ассортиментом мужских и женских курток на любой вкус, услужливый молодой человек оказался в курсе вопроса:

— А я как раз от этого кооператива и торгую. Что бы вы хотели приобрести?

— Да я собственно хотел бы Женю увидеть.

— Евгения Михайловича? — удивленно переспросил продавец. — А зачем он вам?

— Мы с ним вместе служили, — пояснил Антон.

— А, так вы тоже афганец, — понятливо кивнул парень. — То-то загар знакомый… Евгений Михайлович был здесь минут пятнадцать назад. Уехал в мастерскую за товаром и будет здесь примерно через час, — и доброжелательно улыбнувшись, добавил — В правом проходе, в конце — кафе «Солнышко». Советую подождать там, а я Евгению Михайловичу сообщу.

Антон успел поблагодарить парня, внимания которого неожиданно потребовало сразу трое покупателей. Но, как успел заметить за время поисков Рыбаков, такие ситуации на рынке не были необычными. Стоило остановиться у любого прилавка и несколько мгновений посмотреть на товар, как к этой точке обязательно, словно магнитом, начинало притягивать покупателей. Так что он решил не мешать молодому продавцу работать, и отправился немного погулять по базару, а потом заглянуть в кафе.

Интерьер кафе ему понравился. Сделанные «под старину» «кирпичные» стены, пол из красивых, похожих на полы в метро, плиток, причем чистейший и раскрашенный по голубое небо с несколькими облачками потолок. Столики и стулья, модерновые и изящные, напомнившие Антону что-то из шестидесятых годов. А контрастом к этой обстановке — официант, одетый как «половой в трактире» из фильма про дореволюционную Россию и разговаривающий с нарочитым простонародным акцентом и «словоерсами»[2]. Контраст срабатывал убойно, не желавший до того надолго задерживаться в кафе Рыбаков занял свободный столик и заказал пива. За заказанным Антоном пивом, оказавшимся разливным и очень неплохим на вкус свежим «Жигулевским», к которому полагались соленые крендельки и почищенная вяленная рыбка, время пролетело незаметно. Бывшего Женю, а теперь уже солидного Евгения Михайловича, Рыбаков заметил первым и, не поднимаясь со стула, помахал ему рукой. Только когда Евгений, прихрамывая, подошел поближе, Антон встал и сделал пару шагов навстречу.

— А я-то голову ломаю: кто это меня ищет? А это Антон Павлович собственной персоной! — Женя распростер руки как бы для объятия, и Рыбаков с удовольствием обнял старого боевого товарища.

— Проездом? Из «командировки»? С югов? Кого еще из наших видел? — засыпал его вопросами Евгений.

— В кадры вызвали, — предложив присесть, неторопливо ответил Антон. — А так да, из «командировки» недавно вернулся.

— Оттуда, «из-за ленточки»[3]? — уточнил Евгений.

— Нет, Жень, южнее. За экватор мотался.

— Понял, — кивнул Семецкий. Тот самый, все понимающий и выбиравшийся, по слухам, из самых безнадежных положений неунывающий прапорщик по прозвищу «Бессмертный», с которым Антон успел послужить в Афганистане целых полгода. Несколько безвыходных ситуаций, из которых он вышел живым, десяток «забитых» караванов, пара тяжелых ранений, после одного из которых его списали из армии. И вот он здесь, в Москве. Живой, здоровой и даже поправившийся.

— Процветаешь? — поинтересовался Рыбаков.

— Живу, Антон Павлович, — поправил его Женя. — Не прячусь, не ловчу, работаю и живу… Пока после крайнего ранения лежал в Бурденко, познакомился с девушкой. Она санитаркой работала, — он подозвал «полового» и заказал графинчик водки с разнообразными закусками. — И не вздумай отказываться, — повернулся он к Рыбакову. — Домой пригласить не могу, ремонт. Да и моя в командировке…, - он развел руками. — Поэтому посидим здесь. А хочешь, куда-нибудь еще сходим.

— Нормально, Жень. Здесь посидим, — согласился Антон.

— Ну так я о чем говорить начал-то…, - отпустив официанта, задумался Евгений, — короче, женился я и понял, что на пенсию и заработок Инны не проживешь. А тут как раз Закон о кооперации появился. Моя как раз по специальности закройщица и швея. Немного шила и раньше. А тут подруга как раз куртку модную зимнюю купила. Вот я и придумал. Собрались впятером, создали кооператив, я, как афганец, льготный кредит получил. Купили оборудование, материалы, арендовали помещение и начали шить. Знак фирменный придумали — «Белл», по девичьей фамилии жены. Государство с нас берет арендную плату, плату за воду, электричество и налог с прибыли. Из оставшейся части прибыли выплачиваем кредит и закупаем оборудование. А все что сталось сверх этого — делим в равных долях между работниками. И растем — начинали впятером, а сейчас нас уже больше полусотни. Вот такая у меня теперь жизнь. А ты как?

— Ну, у меня не так захватывающе, как у тебя. Из Афгана попал в Москву…, - тут к ним подошел официант и на некоторое время разговор сменился тостами: «За встречу», затем «За нас и наших близких» и третьим, в память тех кого нет…

Потом Евгений все же потребовал продолжения рассказа.

— Ну, из Афгана попал «на учения» в Москву, — скромно продолжил Антон.

— На Старой площади был? — понимающе ухмыльнувшись, заметил Евгений.

— Был, — не стал отказываться Рыбаков. — Поганое дело — в своих стрелять, — негромко добавил он с пьяной откровенностью. Посидели молча несколько минут, выпили еще одну рюмку, просто «на здоровье».

— А дальше-то что? — продолжал допытываться Семецкий.

— Дальше? Попал на самый дальний юг. Туда где слоны бегают и черные друг другу кишки выпускают. Учил наших друзей. Знаешь, честно скажу — если бы не прочитал в статье, сколько мы всего оттуда получаем по дешевым ценам… то таких друзей за шкирку, да в музей, — сердитым тоном заметил Антон. — Ленивые, наглые… Пытались бросать неисправную технику и требовать поставки новой. Вроде того, что вы богатенькие дурачки, вот и поставляйте нам все по первому нашему требованию. Но вроде наши их начали понемногу в меридиан вводить. Кубинцы еще неплохо в этом помогли…

— Понял, Антоха, понял, — согласился Женя. — А теперь куда?

— Пока не знаю, послезавтра на прием. А вчера встретил в гостинице Мальцева. Он и подсказал, как тебя найти.

— Мальцева часто встречаю, — улыбнулся Семецкий. — А еще кого видел?

И начались воспоминания. «Друзья вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». А огромная страна трудилась, училась, стояла на дежурстве и спала. И все это одновременно, потому что не всякая страна занимала шестую часть суши и имела на своей территории десять часовых поясов.

Примечания:

[1] «Экономика должна быть экономной» — лозунг, выдвинутый Л. И. Брежневым. В шутках последнее слово часто пропускали, меняя смысл фразы

[2] Название использовавшейся в 19 веке в русском языке выражения почтения к собеседнику путем добавления частицы — СЪ (буквы С — традиционное название «слово» и Ъ — «ер») в конце некоторых слов.

[3] То есть из Афганистана.