Мой неожиданный сиамский брат

Красиво жить не запретишь

Сегодня «Фюрера» — рыжего хомяка, с большим коричневым воротником и белой полосой на груди, ждало неожиданное счастье. Поздняя любовь нежным ветерком касалось его чуткого носа. Судьба была к нему милостива. Оказавшись уже в зрелом возрасте в специальной лаборатории КГБ, он не попал под нож дотошного исследователя, а жил в клетке и неплохо жил. Здесь очень хорошо кормили, и только иногда довольно пренеприятно кололи в загривок…

Конечно, будь он человеком, вероломство прежних хозяев возмутило бы его до глубины души. Продать лучшего друга семьи за три рубля! Ну да бог им судья, а хомяку было все равно, особенно сегодня…

Сегодня у «Фюрера», в миру называвшегося «Сенькой», было особенно хорошее настроение. После завтрака хомяку опять сделали инъекцию. Обычно наевшись, он спал в опилках, свернувшись калачиком. Сейчас вместо отдыха «Фюрер» начал возбужденно нарезать по клетке круги. Рядом, в соседней клетке, обнаружилась соседка, весьма легкомысленная особа белого цвета — хомячиха «Лаура». «Фюрер» чесал за ухом, чистил бока, старательно крошечными лапками умывал мордочку, усы при этом торчали, как у гусара. Именно из-за усов «Сенька» лишился своего имени и обрел другое, столь историческое. Через час у «Фюрера» радостно забилось сердце. В клетку запустили «Лауру». Ну не даром говорят старый конь борозды не портит, хомяк сразу приступил к делу. Да и «Лаура» была не против. И «Сенька» не разочаровал. Все были довольны. Даже вечно недовольный всем доктор наук Смолетов. Был он уже далеко не молод, лет пятидесяти. Постоянно ходил с кислой миной на лице, заросшем трехдневной щетиной, и взлохмаченной головой, повторяя всем и каждому свое любимое присловье: «Мне это не нравится!».

Вот только если бы не «железный занавес» и необходимость хранить военные секреты, Владимир Львович стал бы реальным кандидатом на Нобелевскую премию, даже несмотря на свой внешний вид и характер. Но имя его осталось широко известным лишь в узких кругах советских специалистов — биохимиков. Доктор с большим интересом смотрел, как пыхтел на хомячихе «Фюрер». Одновременно попивая маленькими глотками отпивал из фарфоровой чашки кофе. Потом доктор взял большую, уже слегка потрепанную тетрадь. Шариковой ручкой почесал кончик носа, хмыкнул. Еще раз глянул на резвившуюся парочку.

— Да, дружок, ты прямо помолодел…, - Владимир хмыкнул, в голову пришла мысль: «Одним Создатель дал такой потенциал, а кто-то только по большим праздникам…Впрочем, каждому свое. А ведь хомяку в нашем исчислении уже под семьдесят, уже хоронить пора. Вдруг радостная волна прошла по телу: — «Неужели получилось?» — Смолетов стал быстро перелистывать страницы тетради: — «Надо позвонить профессору Преображенскому». - судорожно снял трубку телефона, чуть дрожащими пальцами набрал на диске номер телефона:

— Николай Аркадьевич, кажется получилось!..

Брежнев стремительно вошел в приемную на ходу дал указание секретарю.

— Как прибудет Андропов, проводите сразу ко мне.

— Юрий Владимирович уже звонил и через несколько минут будет, — секретарь стоял по стойке «смирно».

— Хорошо, и еще принесите два чая с лимоном, — дав указание, Генсек прошел в кабинет.

Через пять минут в кабинет Брежнева прошел Андропов. За прошедшие с последней встречи дни Юрий Владимирович похудел, лицо еще более пожелтело. Глаза лихорадочно блестели. Вслед за ним вошел секретарь принес два стакана чая в ажурных серебряных подстаканниках. Пока Ильич размешивал ложкой сахар в стакане с чаем, Андропов достал из портфеля документы, положил перед Брежневым и наклонившись к столу, проговорил негромко, почти прошептал:

— Леонид Ильич, есть успехи в разработке лекарства. Весьма, как говорят наши специалисты, впечатляет. Способствует омолаживанию организма. Но надо еще провести серию испытаний. Где-то через год, минимум — через восемь месяцев, будет готов реальный препарат.

Брежнев заулыбался, прищурил глаза, став похожим на «друга монгольских степей». Ухватил собеседника за рукав, негромко слышно проговорил в ответ.

— Юра, испытаем на старой гвардии, — у Андропова от удивления брови поднялись почти до линии волос. — Я шучу, шучу, — усмехнулся Леонид Ильич. — А то замучаюсь на похоронах водку пить. Да и товарищи нужные вроде подобрались.

— К сожалению, Леонид Ильич, среди наших товарищей оказались такие товарищи, которые нам совсем не товарищи, — с деланной печалью в голосе доложил Андропов. — Почитайте, это стенограмма аудиозаписи беседы Суслова и Черненко. Они встречались на Кадашевской набережной позавчера.

Ильич неторопливо надел очки. Внимательно прочитал стенограмму.

— Да, мне про эту встречу, Костя рассказал уже, но спасибо за бдительность. Оперативно твои ребята сработали, спасибо, — генсек закусил долькой лимона, лицо перекосилось. Ильич стал похож на бульдога, но с китайским разрезом глаз. Выпил чаю. Указательным пальцем постучал по стопке документов. — И что ты, Юра, думаешь по поводу этого дела? — Ильич внимательно, словно прицеливаясь как на охоте, уставился на главу Комитета.

Андропов не торопился с ответом, доставая новые документы из папки.

— Леонид Ильич, на первый взгляд ничего особенного, встретились два товарища. Произошел, в общем, откровенный разговор. Ну, обеспокоен товарищ Суслов новыми веяниями в партии и стране. Поделился своим беспокойством с товарищем по партии, — и тихий голос и какой-то льдисто-непроницаемый взгляд завораживали. Притягивали внимание, как удав притягивает, кролика и не хочешь, а услышишь. — Но если взглянуть с другой стороны, — поблескивая стеклышками очков, продолжил Андропов, — в свете вот этих разговоров, — он подал новую бумажку Брежневу, — картина вырисовывается совсем другая.

И застыл в ожидании, пока генсек читал новую стенограмму.

— И Громыко? — удивился Брежнев, прочитав бумажки. — А ведь мы его даже в Политбюро оставили, несмотря на снятие с должности… А он, смотри-ка ты, на мое место нацелился… Нехорошо. Надеюсь, ты всех этих «нетоварищей» под контролем держишь?

— Обязательно, Леонид Ильич, — обиженно ответил Андропов. — Бдительно и непрерывно. Спецгруппа работает. Тем более что теперь, из-за реорганизации им специально встречаться приходиться. Региональные то комитеты прямо на Москву завязаны, а телефонам и письмам они не доверяют. Но это еще не все, — огорченно добавил Юрий Владимирович. — К сожалению, нами обнаружены факты противодействия с той стороны, которую мы слабо учитывали в наших планах: «цеховики» и «воры в законе». Они почувствовали, что реформы в экономике и законодательстве угрожают их существованию. И собираются противодействовать. К сожалению, Николай Анисимович[1] и его подчиненные не могут в полной мере противодействовать этой угрозе.

— Опять ты на Колю пытаешься все недостатки и недоработки спихнуть, — нахмурился Брежнев.

— Нет, Леонид Ильич, вы меня неправильно поняли, — ответил Андропов. — Я не про то, что он не справляется, я про то, что сил у него не хватит. Так и «Синий туман» можем провалить… А его надо проводить и срочно.

— Ну, а мы сделаем просто. Привлечем, кроме специальных отрядов милиции твоих орлов из «Альфы» и грушников, — нашел выход из положения Брежнев. — Послезавтра соберем совещание по вопросу… вопросу…

— «Контроль соблюдения конституционных прав граждан и законов правоохранительными органами и силовыми министерствами» — предложил Андропов.

— Вот, хорошо придумал, — согласился Брежнев. — А для полного антуража еще и Сашу[2] привлечем. Как лицо заинтересованное. Сейчас бумагу оформим — и вперед.

— Хорошо, Леонид Ильич, — Андропов склонился над бумагами, «заскрипел» пером.

Брежнев встал, прошелся по кабинету, потянулся. Начал балагурить.

— Ой, болят мои кости, болят. Юра вот хочу прийти к вам в гости на Лубянку на днях. Примешь?

— Конечно, Леонид Ильич. Это будет событие большой политической важности и поднимет еще больше значение и престиж Комитета госбезопасности.

Андропов счастливо и радостно улыбался. Да для кого работа тяжелая обязанность, а для кого часть души, и, причем, большая.

— Камеру потеплей, для меня приготовил? — пошутил Брежнев, улыбнувшись.

— А как же Леонид Ильич, в подвале, самую глубокую — там бомбежек не слышно, — Андропов лучился весельем.

Оба товарища по партии очень любили фильм «Семнадцать мгновений весны» и хорошо понимали друг друга. Ильич, отсмеявшись, глянул на часы:

— Посмеялись и за дело. Давай, Юра, организовывай «Туман»… и туману побольше напусти…

Совещание прошло в том же рабочем кабинете Брежнева, без протокола. Все присутствующие хранили потом загадочное молчание, а отданные после совещания приказы шли «под двумя нулями»[3]. Показательно, что начавшиеся по всей стране «учения» специальных оперативных рот милиции, совпавшие с «учениями» спецназа КГБ и ГРУ, никого особо не взволновали. Тем более, что учения чекистов и разведчиков объяснялись обострением обстановки в Афганистане.

Вано Гургенидзе, старший официант ресторана «Иверия» чувствовал себя не слишком уютно, несмотря на малочисленность гостей. Просто потому что знал, какие люди собрались сейчас в зале закрытого «на спецобслуживание» ресторана. Нет, каких-либо скандалов или драк Вано не ждал. «Воры в законе», конечно, не в ладах с уголовным кодексом, но при личной встрече силовые разборки устраивать не будут, как и хамить «халдеям». Но все равно, томило опытного официанта какое-то неявное предчувствие чего-то нехорошего. Он даже прошел на кухню и посмотрел на работу поваров, пока шеф-повар не рассердился и не отправил его в зал, заметив, что лишних людей ему здесь не надо.

Да, человек, знакомый с уголовной средой, был бы поражен, увидев, какие авторитеты криминального мира Союза собрались в закрытом зале этого ресторана: Вячеслав Иваньков — Япончик, Дед Хасан, Васька Бриллиант, Сво Раф, Алимжан Тохтахунов — Тайваньчик, Амиран и Отари Квантришвили, Анзор Кикалишвили…

Хотя был апрель месяц — самое, пожалуй, прекрасное время в Тбилиси, красоты грузинской столицы нисколько не интересовали собравшихся в зале ресторана. Как, впрочем, и вкус приготовленных со всей тщательностью блюд. Как понял Вано, они больше были заняты предстоящим разговором. Как раз тогда, когда старший официант заглянул в зал, слово взял вор в законе Джаба Иоселиани[4], по личной инициативе которого и была созвана сходка.

— Друзья, — сказал Джаба, — мы должны признать, что настали новые времена. И политические деятели, и «цеховики» любят говорить, что нет сильной политики без сильной экономики. Эту мысль подтверждает пример мощных государств Америки и Европы. Заметно это и у нас, в Советском Союзе. Хотим мы или не хотим, но должны принимать участие в политических процессах, которые явно идут не в ту сторону… А еще точнее — мы, независимо от нашей воли, уже участвуем в политических процессах. Хотя бы наш брат Отарик…

Кто-то из присутствующих, Вано не успел заметить, кто довольно громко высказался на тему «взломщика мохнатых сейфов»[5], которому «базарить не по чину». Но это высказывание сразу же утонуло в громких выкриках грузин.

— А ну, тихо! — бас Япончика легко перекрыл шум в зале. — Базарь дальше, Джаба.

— Вот я и говорю, — продолжил Иоселиани. — Времена изменились… — что оратор говорил дальше, Вано не расслышал, его вызвали на кухню. Взяв поднос с закусками, он вернулся в зал. Никто из споривших воров не обращал внимания на суетящегося вокруг стола «халдея». Джаба просил всех высказать свои соображения, из-за чего в зале разгорелся жестокий спор. Джаба, Отари и другие грузины очень хотели, чтобы было принято решение о сращении с властью и использовании купленных чиновников для усиления влияния «воровского сообщества». Особенно резко выступил против этого Вася Бриллиант:

— Да стоит нам только высунуться, наши головенки сразу почикают! Вы что, «переели рыбного супа» или получили разжижение мозгов?… — грязно ругаясь, он пытался донести до присутствующих мысль, что пратийная и управленческая номенклатура и госструктуры ни за что не потерпят покушения на их право управлять страной. — Гебня только и ждет команды, чтобы нами заняться, как «цеховиками» и прочими фрайерами, типа торговцев, решившими, что с государством можно играть в азартные игры…

— Сядь и не мельтеши, — негромко перебил разошедшегося Васю Япончик. — Послушай Джабу…

— А государство и так готово нас придавить, не так ли, Отарик?

— Правду говоришь, дорогой, — Отари неторопливо поднялся из-за стола — Есть у меня друг… там, — он поднял палец вверх, — он говорил, что готовятся нехорошие изменения в кодексах… типа статья за организацию преступного сообщества и ужесточение наказаний за рецидивизм.

Действительно, земляк Квантришвили, Анзор Иосифович Кикалишвили-Аксентьев был одним из самых известных и матерых «крестных отцов» советского преступного мира. Родившийся в 1948 году Анзор окончил Московский институт физкультуры, работал в пионерских лагерях, организовывал спортивные и другие массовые мероприятия. Как активного комсомольца его назначили заведующим отделом райкома комсомола Гагаринского района Москвы, затем перевели в Московский горком комсомола, где он являлся одним из ответственных за подготовку к Олимпиаде. Окончив Дипломатическую академию МИД России, он стал руководителем аспирантуры этой академии. Но на самом деле это был лишь видимый, внешний слой жизни Анзора Кикалишвили. Основным был другой, истинный, который целиком находился в мире криминала. Впечатляющему красавцу, блестящему великосветскому хлыщу, ценителю молоденьких девушек и гурману, ему никогда не доведется узнать вкус тюремной баланды, да, наверное, он и слова такого не знал. И не узнает, так как раз сегодня его легко уколол зонтиком прохожий. Отчего через полчаса сердце никогда и ничем серьезно не болевшего активиста-комсомольца вдруг резко остановилось. «Сгорел на работе», — вынесли вердикт непосвященные в подоплеку сослуживцы.

Операция «Синий туман» началась по всему Союзу почти одновременно, о чем не знал и никогда не узнали ни сидящие в ресторане преступники, ни простой официант Вано. Который вернулся к раздаче за следующим подносом… и неожиданно получил струю чего-то резко пахнущего в лицо. Отчего быстро отключился и свалился на пол, успев лишь заметить мелькнувшую человеческую фигуру. Или не совсем человеческую? Что-то черное, блестящее вместо головы, черный, отливающее блеском тело…

Подобные же фигуры в черных блестящих шлемах-сферах почти одновременно ворвались в зал ресторана из нескольких дверей. И даже успели кое-кого из остолбеневших «заседателей» свалить на пол и, выкручивая руки, нацепить наручники. Но в этот момент раздался выстрел. Кто стрелял, следствие потом установить так и не смогло, поскольку после начавшейся перестрелки в здании еще и разгорелся пожар. Прибывшие с опозданием пожарные успели только спасти обслуживающий персонал, да предотвратить распространение огня на соседние здания.

А что там случилось внутри, для большинства населения оставалось загадкой довольно долго. По крайней мере до тех пор, пока кому-то из диссидентствующих радиолюбителей не удалось поймать передачу радио «Свобода». Прерываемая визгом глушилок, забивающих отдельные слова и предложения, передача как раз описывала уничтожение руками «гэбистких убийц» мирного собрания оппозиционеров, «несогласных с тоталитарным сталинистским режимом Брежнева».

Примечания:

[1] Николай Анисимович Щелоков, министр внутренних дел

[2] Александр Михайлович Рекунков — после смерти в феврале 1981 года генерального прокурора СССР Руденко, заступил на эту должность

[3] Два нуля перед номером приказа обозначают гриф «Совершенно секретно»

[4] Вор в законе, доктор филологических наук, советник Эдуарда Шеварднадзе — такова краткая биография Джабы Иоселиани…

[5] Отари Квантришвили сидел за изнасилование и строго «по воровским понятиям» не мог быть вором в законе