Три дня. Семьдесят два часа, наполненных лихорадочным ожиданием и притворным спокойствием. Мы с Итаном изображали уверенность, которую не чувствовали. Льера Брошка, казалось, высечена из гранита, но по ночам я слышала, как она бесцельно ходит по своей комнате.
Маэстро Гильом, наш перепуганный союзник, продолжал свою тихую работу. Каждое утро он получал от меня новый мешочек с порошком, и каждое утро мы с замиранием сердца ждали вестей из императорских покоев. Вести были обнадеживающими: император становился активнее, появился аппетит, даже цвет лица улучшился. Но было ли этого достаточно?
Утром четвертого дня нас торжественно и мрачно проводили в тот самый зал заседаний Совета. Он казался еще больше и холоднее, чем в прошлый раз. Длинный дубовый стол, за которым сидели семь самых могущественных людей империи, напоминал эшафот.
Герцог Людвиг председательствовал. Его лицо было непроницаемо, но в глазах, скользнувших по мне, я прочитала ледяное любопытство. Он знал. Он не мог не знать, что что-то происходит с императором. Брат Малахий сидел справа от него, его черные глаза горели фанатичной уверенностью. Он был готов к победе.
Процедура началась. Брат Малахий зачитал обвинение, его голос вибрировал в тишине зала. Колдовство. Странные знания. Влияние на умы. Свидетельства из деревни. Смерть Гурия. Он выстраивал картину методично, не оставляя места для сомнений: я была опасной еретичкой, чумой, которую нужно выжечь каленым железом.
Затем давал показания Итан. Он говорил о моей «учености», о пользе, которую мои знания принесли замку, о нелепости обвинений. Он был тверд и убедителен, но я видела, как судьи смотрят на него с снисхождением. Влюбленный муж, ослепленный чарами.
Мне дали слово в последнюю очередь. Я поднялась, чувствуя, как подкашиваются ноги, но заставила себя выпрямиться. Я начала так же, как и в прошлый раз: о логистике, архитектуре, медицине. Но на этот раз в моем голосе не было и тени высокомерия. Только усталость и горькая решимость.
— Ваши Светлости, — сказала я, обводя взглядом их лица. — Вы слышали много страшных слов. «Колдовство». «Ересь». Но я задам вам один простой вопрос: разве знание — это грех? Разве желание облегчить страдания, накормить голодных, вылечить больных — дело рук дьявола?
Я сделала паузу, давая вопросу повиснуть в воздухе.
— Меня обвиняют в том, что я исцеляла людей травами, не упомянутыми в общеизвестных лечебниках. Но разве мир знаний ограничен одной-двумя книгами? Разве наша империя стала великой, закрыв глаза на все новое и неизведанное?
Я видела, как некоторые из судей задумались. Граф Зигфрид, педант, кивнул, ловя логику моего построения.
— Но ваши знания... они пугают, льера Мэриэм, — вступил герцог Людвиг, его голос был мягким, но в нем чувствовалась сталь. — Они приходят словно ниоткуда. И они... эффективны. Слишком эффективны для простой женщины.
Это был ключевой момент. Он проверял меня.
— Они приходят не ниоткуда, Ваша Светлость, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Они приходят из книг, которые пылились в библиотеке моего мужа сотни лет. Они приходят из наблюдений. Из желания понять, как устроен этот мир. — Я сделала еще одну паузу, решаясь на отчаянный шаг. — И да, они эффективны. Так же эффективны, как знания лекаря Ансельма, который многие годы лечит нашего возлюбленного императора.
Имя лекаря прозвучало в зале, как выстрел. Герцог Людвиг не дрогнул, но его пальцы чуть сжали ручку кресла. Брат Малахий насторожился, почуяв неладное.
— Что вы хотите сказать? — холодно спросил герцог.
— Я хочу сказать, что знания — это инструмент, — не отступала я. — И как любой инструмент, их можно использовать во благо... или во вред. Я предлагала герцогу фон Хагену диету от подагры, и ему стало лучше. Я предлагала способы улучшить снабжение армии. Я предлагала... — я запнулась, делая вид, что колеблемсь, — я предлагала способы укрепить здоровье и самого императора. И, как вы можете видеть, в последние дни его здоровье пошло на поправку.
В зале прошел шорох. Все знали о внезапном улучшении состояния императора. Я связала это с собой. Публично. Это был либо гениальный ход, либо самоубийство.
— Вы берете на себя большую ответственность, льера, — прошипел брат Малахий. — Приписывать себе то, что может быть простой случайностью или... волей Господа.
— Я не приписываю, брат Малахий, — парировала я. — Я лишь констатирую факт. Мои знания приносят пользу. А польза... разве она не является лучшим доказательством божественного одобрения? Или Церковь считает, что помогать людям — это грех?
Я поставила его в тупик. Отрицать пользу — значит выглядеть глупым и жестоким. Признать ее — значит признать, что мои «странные» методы имеют право на существование.
В этот момент дверь в зал распахнулась. В проеме стоял старший паж, бледный и запыхавшийся. Он склонился в глубоком поклоне.
— Ваши Светлости! Простите за вторжение... Его Величество Император требует немедленной аудиенции льера Итан Райана фон Тайлора и его супруги.
Ледяная тишина, воцарившаяся в зале, была оглушительной. Все замерли. Герцог Людвиг медленно поднялся. Его лицо было маской, но в глазах бушевала буря.
— Его Величество... достаточно здоров для аудиенций? — его голос прозвучал неестественно ровно.
— Его Величество чувствует себя значительно лучше, Ваша Светлость! — выпалил паж. — Он желает лично поблагодарить льеру Мэриэм за ее... рекомендации.
Слова пажа повисли в воздухе, переворачивая все с ног на голову. Император не просто выздоравливал. Он публично признавал мою заслугу. Дело о колдовстве рассыпалось в прах в одно мгновение. Нельзя обвинять в ереси женщину, которую только что поблагодарил сам император.
Я почувствовала, как Итанова рука сжимает мою. Он смотрел на меня с немым восторгом и облегчением. Льера Брошка, сидевшая позади нас, издала сдавленный звук, похожий на смех и рыдание одновременно.
Герцог Людвиг медленно обвел взглядом зал, потом склонил голову.
— Заседание Совета откладывается. Без указания даты. Льер Итан, льера Мэриэм, — его взгляд скользнул по нам, и в нем читалось нечто новое — не гнев, а переоценка и... уважение. — Вас ждет Его Величество.
Мы вышли из зала под оглушительный гул перешептываний. Мы были на волоске от гибели, но каким-то чудом, смекалкой и дерзостью, мы выиграли.
Но, проходя мимо герцога Людвига, я поймала его взгляд. И в его глазах я прочитала не поражение. Я прочитала сообщение, яснее любых слов.
Игра только начинается.