На следующее утро началось с обысков.
Герцог Людвиг был мрачен, свита — на взводе. Амалия, бледная и рыдающая, напрямую обвинила в краже «распустившуюся прислугу» и потребовала немедленных обысков.
— В моем доме нет воров, — холодно заявил Итан, но напряжение в большом зале витало в воздухе, густое и тяжелое.
Я наблюдала за спектаклем, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это была ловушка. И я знала, что приманка в ней — я.
Обыски начали с покоев слуг, конечно, ничего не найдя. Затем Амалия, с театральным вздохом, предложила: «Чтобы снять все подозрения, может, проверить и наши комнаты? Начнем с моей!»
Это был ее ход. Пока все были заняты в ее покоях, ее горничная, действуя по приказу, должна была подбросить «улику» ко мне.
Но мы с Кристиной были начеку. Пока Амалия отвлекала внимание, моя верная «крыска» следила за ее служанкой. И как только та, озираясь, выскользнула из моей комнаты, Кристина дала мне знак.
— Подождите, — громко сказала я, когда обыск подошел к моим покоям. Все замерли. — Прежде чем вы войдете, я хочу кое-что сказать. Льера Амалия, вы так уверены, что вашу серьгу украли. А что, если она просто потерялась? Давайте проверим вашу шкатулку еще раз. Вместе. Вдруг мы что-то упустили?
Амалия побледнела, но возразить не посмела под тяжелым взглядом отца. Мы все направились в ее комнату. Она с показной небрежностью открыла шкатулку.
— Видите? Пусто. Я же говорила.
— Странно, — сказала я, подходя ближе. — А что это у нас тут? — Я провела пальцем по бархатной обивке и нажала на почти невидимую пружинку. Потайное отделение в поддоне шкатулки щелкнуло и открылось. В нем лежала пропавшая жемчужная серьга.
В комнате повисло ошеломленное молчание. Амалия смотрела на свою же шкатулку с таким ужасом, будто из нее выползла змея.
— Объяснись, дочь, — голос герцога прозвучал тихо и страшно. — Ты прячешь свою же вещь и обвиняешь в краже честных людей?
— Нет! Это не я! Это она! — закричала Амалия, указывая на меня. — Это она все подстроила! Она должна была подбросить мне в комнату поддельные серьги, а настоящие спрятала здесь, чтобы опозорить меня!
Слова сорвались с ее языка прежде, чем она успела их обдумать. В комнате воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на нее. Она сама только что призналась в своем плане.
— Какие… поддельные серьги? — медленно, с ледяной вежливостью переспросил Итан.
Амалия поняла, что совершила роковую ошибку. Она захлебнулась собственными слезами. В этот момент в дверях появилась Кристина. В ее руках была изящная бархатная шкатулка.
— Льера, простите, что беспокою, — сказала она, кланяясь. — Это только что принесли из села. Ювелир говорит, вы заказывали у него срочную работу… реплику жемчужной серьги? Он выполнил и привез.
Орик взял шкатулку, открыл ее и вынул оттуда сережку. Она была поразительно похожа на настоящую, но взгляд опытного ювелира — а герцог Людвиг был знатоком — сразу уловил разницу. Фальшивый жемчуг был слишком идеальным, без природных дефектов.
Амалия была в ловушке. Собственной ловушке. Герцог подошел к ней вплотную.
— Ты не только лгунья, но и глупа. Ты чуть не устроила скандал из-за собственной же прихоти. Собирай вещи. Мы уезжаем. Сегодня же.
Он развернулся и вышел. Мы с Итаном последовали за ним. В коридоре он остановился и посмотрел на меня с тем самым новым, обретенным уважением.
— Ты, — сказал он с смесью гордости и дикого веселья, — ты просто потрясающая. Ты заставила ее самой себя высечь. Как ты догадалась?
— Муравьи, — ответила я с самым серьезным видом. — Они не только в логистике сильны, но и в разведке. Их агенты повсюду.
Он рассмеялся, потянул меня к себе и поцеловал — ликующим, победным поцелуем.
— Герцог уезжает. Угроза миновала.
— Одна из угроз, — поправила я его.
— Главная, — он улыбнулся. — Теперь мы можем сосредоточиться на внутренних проблемах. Например... на вопросе исполнения супружеского долга.
— Да, — прошептала я, чувствуя, как краснею. — Эта проблема требует самого неотложного решения.
Он снова поцеловал меня, на этот раз более осознанно и целеустремленно, и повел за руку по коридору. Не в мою комнату. В свою.
Сердце колотилось где-то в горле. Я выиграла одно сражение. Но теперь наступала решающая битва. И я понятия не имела, кто в ней окажется победителем.