Мой инфантильный супруг (СИ)

Глава 6

У изголовья старой кровати висел амулет. В деревеньках его в каждой избушке углядеть можно было. Делался он из перьев гусиных, смолой склеивался да у кровати вешался, дабы дурные сны отпугивал. С целью своей амулет не справлялся, но как украшение обязательное в каждом домишке значился. Перья эти сейчас и качались в такт кровати, скрипящей каждый раз, когда в ней муженек вертелся. И так повернется, и эдак, а все никак не уляжется. Я сама в деньки последние сплю плоховато. Лежу, глаза закрою, а сон все не приходит. Чуяла, правда, как странька меня ночью щупает, думая, что сплю я. То скулу мою погладит, то по губе проведет, то волосы трогает. Вот и маемся мы вдвоем бессонницей этой чертовой. Да только я виду не показываю.

— Ани…

— Шо…

— Я уснуть не могу…

— А я могу. Спокойной ночи.

Повернулась на другой бок, одеялом укрылась, ногу из-под него высунула и тяжело вздохнула. То, может, так недостаток долга супружеского сказывается? Хотя мы со странькой любовью неделю назад занимались. Он со своей напористостью в делах подобных прямо на стоге сена и взял. Все бедра там исколола. Как будто человеком другим становится, когда штаны свои снимает. Да и вот же чудеса-то: столько раз в меня кончал, а я до сих пор не беременная. Я мысли подозрительные к себе не подпускаю, да и к лучшему оно. Не вижу я страньку папаней. Он морально не готов чем-то с ребенком делиться, у самого в башке бабочки, а в попе — светлячки. Ежели на странности его не смотреть — хорошо мы с ним сжились, ладно все. Там, гляди, и повзрослеет, уму да опыта наберется. Мужиком работящим станет.

Месяцок уже в кровати одной спим. Голос на меня единожды повысил, когда про вампира узнал, что Феноилку к себе забрал. Не пьет, ни курит, поручения мои все выполняет. Аки золотце послушное. Я сижу Пани дою, он рядом с прутиком с кошкой играется. За цветами ухаживаю, он за мной хвостиком бегает, сорняки сорванные топчет. Ежели дома мы вместе, ни на шаг от меня не отходит. Наблюдает, повторяет, постоянно его взгляд на себе чувствую. Как он тут вообще один-одинешенек жил?

Лоинел рядом опять завертелся. Коснулся теплыми пальцами моей лопатки, придвинулся так близко, что я его дыхание на спине своей ощутила. По телу дрожь пошла. Муженька утехи наши совсем не смущали, а я мурашками покрывалась, краской заливалась, сразу беззащитной себя чувствовала. Вот и сейчас в комочек сжалась, чувствуя, как в животе затянуло. Дюже сильно на его ласки тело отзывается, а Лоинел, словно только этого и ждал. Скользнул рукой под ночнушку, сжал грудь упругую, покатал двумя пальцами заострившийся сосок, а я уже дышу тяжело, стоны наружу рвутся. Не вяжется у меня образ любовника ночного и ребенка, что поутру с кошкой играется. А тот мне колено свое между ног сунул, шею поцелуями покрывает. Как жарко-то мне стало, все тело трясти начало, пока странька меня на спину не перевернул да сверху не улегся. Не знаю, как лицо мое выглядит, да только муженек всегда прямо в глаза смотрит. У самого очи сиреневые черными выглядят, взгляд страстный, жаждущий, просящий.

Мужские руки по бедрам скользнули, а я невольно навстречу выгнулась, за спину его ухватилась, вспоминая, что там, между лопаток, у него татуировка есть формы круглой. Однажды я её разглядеть сумела, когда странька в бане мылся. Два клинка окровавленных, лезвиями скрещенных, вокруг них — змея извивающаяся, пасть ядовитую открывшая. Что за знак такой, ума не приложу, да вот только рукоятки клинков веточки опутывали, на брачную метку похожие. Лоинел меня тогда заметил, но лишь улыбнулся добродушно, а я вновь мысли дурные прочь отсеяла, не хочу ничего странного в жизнь свою пускать.

Муженек внутрь толкнулся. Я застонала громко, услышала в ответ его тихий хриплый стон. Член внутри, казалось, весь живот занял, настолько низ его горел и полыхал. Руки, что по бокам от меня стояли, мне вдруг мускулистыми показались. Каждая мышца на них дрожала. По набухшим венам стекали капли пота. Двигался он медленно, но каждый раз вгонял свой орган до конца. Я и подумать не могла, что член у муженька большим таким окажется. Как напьются мужики наши, как побегут в речку, так смотреть там и не на что. В последний раз с силой в кровать вдавил да семя внутрь выбросил, на меня упав. Мы будто и дышали с ним одинаково, и сердца наши в один ритм стучали. Скатился на бок, сгреб меня в охапку и засопел.

Вот настоящее лекарство от бессонницы. А не амулеты из гусиных перьев и смолы.

Цатка в Дасинку каждую недельку приезжал. У него тележка добротная была да кобылка резвая, вот и подрабатывал он аки извозчик какой. Брал дешево, товары в тележку грузить помогал, назад отвозил. Хороший Цатка мужик, пятьдесят годков ему стукнуло, а он все не поменялся. Высокий, щупленький, лицо морщинистое, но улыбчивое, на солнце обгорал он всегда, отчего кожа его постоянно слазила. Никакой одежи кроме шаровар и майки я на нем никогда не видала. Добродушный он, сердечный и жалостливый, да только мешок минусов на нем все же болтался. Пил по-черному, пока от него жена не ушла. Потом сиротку себе приютил, вроде угомонился. Сигару дешевую изо рта не выпускал, дымил, как печка зимой. Да имел страсть еще к двум вещам: к матам отборным да к шуткам несмешным, которые мы самосмейками называли.

У нас в Дасинке расписание целое было: кто, когда и чем торгует. На этой неделе моя очередь была, я цветы продавать ездила. Кроме меня никто этим заниматься не хотел. Цветы богачи покупали в основном, а потому стоять в центре надобно было. Те придирались к лепестку каждому да жителей деревенских оскорблениями покрывали. То-то меня Лоинел отпускать и не хотел. Бегал рядом, сам хотел в тележку запрыгнуть, да только я ему запретила. Нечего ему там делать, пусть за домом присматривает. Тот обиделся, сказал, что пешком пойдет. Я сказала, чтоб дома сидел. Цатка сказал, что жрать хочет. Рядом с ним, ставя в тележку ряд аккуратных горшков, пыхтел сынишка его, сиротка который от голоду чуть не помер. Милый парнишка, трудолюбивый, восемь годков уже. Волосы, как солома, а глаза, что травинки луговые. Жаком его Цатка кликал.

— Я просто хочу поехать с тобой, — скрестив на груди руки, странька бросал недовольный взгляд на тележку, будто именно она была виновата в нашей предстоящей разлуке в два дня. — Ани…Я не могу уже без тебя…

Так-то душонка моя радовалась. Приятно мне, что муженек скучать будет, да только и взаправду страшно стало, как он тут без меня…Везде за мной хвостиком бегает…Хотя, жил же до свадьбы нашей жизнью холостяцкой. Вот пусть и посидит. В городке он мне только мешать будет. В травах лекарственных Лоинел разбирается, а вот в цветах не смыслит ничегошеньки. Потеряется еще где, его за углом алкаши побьют, а он же слабенький у меня, отпор и не сможет дать.

— Нет, Лои, — называть муженька по полному имени странно мне было, вот сократила. А ему нравилось. Ежели я его Лои называла — то ласково, с любовью. Ежели Лоинел — то недовольна чем али разговор серьезный. — Ты ж пойми. Трудно там. Посиди, подожди, а я скоро с выручкой приеду, вкусного чего привезу.

Цатка прыснул от смеха. И правда, как ребенка успокаиваю. Да только странька смягчился знатно, оглядел меня и улыбнулся неуверенно.

— Такова жизнь, Лои, — Цатка решил нагло использовать придуманное мною сокращение, отчего муженек вновь недовольно нахмурился, — те, кого мы любим, постоянно нас покидают…Ежели их в хлеву не привязывать. Но это почему-то запрещено.

— Папаня, ехать уже пора, — Жак, оглядев итог своей работы, довольно мне кивнул. Я потрепала мальчишку по волосам, отчего тот смущенно покраснел.

— Может, я поведу? — я кинула взгляд на тележку. Всегда коня себе хотела. Странька подарить мне обещался.

— Нет, — Цатка ловко прыгнул на облучок, натягивая длинные поводья, отчего кобылка дернула ушами и потопталась на месте, — баба за поводьями, шо звезда в небесах. Ты её видишь, а она тебя — нет.

Дорога до городка ухабистая. Тряслись мы так, что даже поговорить нормально не могли — все слова прерывисто выходили. Утреннее летнее солнце не обжигало, поэтому выехали мы рано, вдыхая прохладу чистого воздуха, пропитанную запахом сырой земли от прошедшего ночью дождя. Несколько раз колесо въезжало в растущие здесь кусты герани, и нос тут же улавливал острый не всеми любимый запах. До городка всего два часа езды рысью, но не любила я то место. Из-за того, что городок промышленный был, выглядел он серым, блеклым, лишенным зелени, которой так не хватает здешним жителям. На окраинах домишки страшные, как бабы деревенские в гневе. Стены обшарпанные, какой-то кислотой облитые, под ногами мусору, что в огороде сорняков. Люди тут злые, вечно недовольные, ежели плечами столкнутся — ссоры не миновать.

В прошлом году я тут лук продавала. В позапрошлом — огурцы. Тогда я на рынке местном стояла, где люд простой себе еду скупает. В этот раз не повезло мне. Выручка от цветов всегда больше была, но нервов не оберешься их продавая. С богачами надо себя вежливо вести, уметь пропускать через себя взгляды высокомерные да давать отворот-поворот рыцарям местным. В этом году, правда, тихо должно быть. Рассказал мне Цатка, что тут Южный Глава рыцарского ордена остановился. У нас их четыре всего, как и четыре стороны света. А главы эти к самому королю приближенные, командирами войск значатся.

Торговать мы у фонтана стали. Их в городке всего три. Этот фонтан испокон веков Дасинка заняла для продажи. Тут деревьев побольше будет, они тень на площадь бросают, да и ветерок всегда легкий дует, цветочный запах разносит. Хорошее место. Иногда сюда бродячие артисты приходят, песни поют, на инструментах играют. Богачи на прогулку обычно только к обеду выползают, а потому время, чтобы цветы расставить, у нас было. Пышные пионы, распустившиеся розы, нежно-розовые бегонии, цветастые бромелии да георгины с лепестками многочисленными — плодовита была дасинкская земля на цветы. Жак в телегу досок наложил, сделал что-то вроде полочек, Цатка кобылку распряг, на постоялый двор повел, откуда с перегаром вернулся.

— Красотища, — мужичок довольно оглядел цветущий «прилавок», — а запах-то какой! Аромат! Шо тут за цветочки…Розы, ты погляди, пионы тут…А посреди фея стоит, — несколько пошатнувшись, Цатка очертил в воздухе мою фигуру.

— Уже напился?

— В говнищ…

— Уйди отсюда. Всех покупателей распугаешь.

Цатка противиться не стал. Погрозил мне зачем-то пальцем, да исчез в переулке летящей походкой. Жак рядом тяжело вздохнул, но тут же заинтересованно посмотрел в совершенно противоположную сторону, где сменялся пост охраны. Вовремя Цатка скрылся, а то б уже поймали да штраф потребовали.

— А кто это? — Жак блестящими глазами смотрел на расходящийся в разные стороны караул. В богатых районах это вполне себе норма, не то, что на окраинах.

— А это, Жак, представители самой древней профессии…

Мальчишка перевел на меня восхищенный взгляд.

— Они спят за деньги…Они — сторожа!

Взгляд мальчика потух. Убила в ребенке энтузиазм. Ну, не любила я этих сторожей. Когда рыцарей не было, они в кабаках прохлаждались, на постах дремали и вообще относились к обязанностям очень халатно. Теперь же, когда южный рыцарский орден остановился в этом городке, все вдруг стали очень трудолюбивыми и совестливыми. Вот же курвы. Чтоб им пробка от пива в глаз стрельнула.

— А я бы рыцарем стать хотел…

Я несколько удивленно посмотрела на Жака. Говорил ли ему Цатка, что в рыцари знать в основном попадает? На академию да на обучение мастерству военному деньги нужны, на коня хорошего да на доспехи ладные тоже потратиться придется. Статус никто не отменял…Мало кто из бедняков рыцарем становился. Тяжко, не тянут. Денег, даже если мы всей деревней скинемся, не хватит.

— Ну…Тогда ты должен очень прилежно учиться…И должен иметь благородную цель, — я неуверенно потрогала кончик косы, что лежала у меня на плече и до пояса доходила. Нельзя, наверное, детские мечты разбивать. Хотя, у бабули моей на все всегда одна фраза была. Фраза, после которой не клеился даже самый горячий спор: «Какая разница. Все-равно мы усе умрем. И похоронят нас в сырой земле». Хорошая у меня бабуля. Оптимистичная.

Жак широко улыбнулся.

— Я Дасинку защищать буду!

Я улыбнулась в ответ и, кинув мальчишке монетку, попросила его сбегать до рынка и купить пару яблок. Осталась на площади одна. Вскоре у фонтана выставили тележку с музыкальными инструментами, а позже и со сладостями. Фонтанчик романтики: нажрался конфет, купил букет и гитару и отправился играть возлюбленной серенады. Изредка на площади показывались спешащие куда-то слуги, одетые в черные платья и белые передники. Городок выглядел несколько суматошным, что не привычно для него было вовсе. Ежели тут сам Южный Глава рыцарей, так, может, он знать какую сопровождает? Это мне на руку, все цветы могут раскупить за один день, и я домой вернусь раньше.

В целом, продажи пошли хорошо. Одна пожилая женщина купила у меня огромный букет бегоний, а пробегающий мимо хорошо одетый паренек, чьи щеки пылали алым от быстрого бега, купил у меня охапку роз, забыв получить сдачу. Цветы благоухали на всю площадь, привлекая внимание даже тех, кому цветы были не нужны. Графов и виконтов всегда отличала горделивая осанка и высокомерный взгляд. Наши прилавки они почему-то называли «попрошайскими», хотя все было предельно честно: вот товар, а вот денюжка. Мне необыкновенно везло: ни одного зазнавшегося аристократа за весь день. Многие вели себя равнодушно, часть была даже приветлива, однако, чем больше проходило времени, тем больше я начинала волноваться: Жак все не появлялся. Понимаю, быть может, и волноваться-то не о чем, но Жак — послушный мальчик. Прежде, чем куда-то уйти, он всегда известит и все доложит, чтобы никто не переживал. Хотя, возможно, его попросту мог найти Цатка.

Сейчас перед прилавком стояла маленькая девочка и, держа маму за руку, осторожно касалась своими пальчиками мягких бутонов пионов. Это вызывало на её лице очаровательную улыбку, и её мать, что, видимо, не привыкла ни в чем отказывать своей дочери, взяла их целых пять штук. Мешок для денег знатно потяжелел, и уже начало вечереть, как на площади показался Жак. Я выдохнула от облегчения, а потом почувствовала, как счастливый денек весело машет мне рукой, и вместо него мне на голову падает огромнейшая наковальня — он шел в окружении рыцарей. Не заметить их было трудно: на них всегда висели отполированные до блеска доспехи, сделанные из драконьей чешуи. На поясах покоились ножны, в которых находились самые дорогие в стране мечи. У них был отчеканенный шаг, ровная осанка и суровый взгляд. В их главе шел он.

Перепутать Южного Главу с кем-либо другим было невозможно. Не только из-за позолоченных доспехов, высокого роста и рассказов о его подвигах. Этот рыцарь славился и своей красотой. Признаться честно, если б такой мужик в деревне жил, я б даже наряжалась ежедневно: именно таким в моем сознании и выглядел мой будущий муж. Огромный, мускулистый, невероятно сильный и талантливый с бордовой короткой шевелюрой и строгим синеватым взглядом. Воплощение чего-то идеального. Чего-то, что и существовать по правде не должно. Конечно же, как это и бывает, женат он не был. Настоящий трудоголик, посвящающий себя работе. Хорош, чертяка. Да вот только сердце даже не екнуло. Вместо этого захотелось взять сейчас страньку за руку, показать ему Главу и сказать: «Кушай кашку и будешь таким. А если не будешь, у нас будет серьезный разговор».

Но настоящая проблема шла позади него. Как и Южного Главу, все знали и наследного принца…Рядом с рыцарями тот выглядел совсем уж миниатюрно, но его лицо, показывающее абсолютное недовольство, я увидела сразу. По королевской ветви обязательно передавались два признака: отливающие голубизной волосы и стального цвета глаза. Это подобно прямому доказательству, что ты королевских кровей. Принц наш прослыл человеком вспыльчивым, капризным, получающим все, что только пожелает. В его таланте сделать из мухи слона не сомневался никто. Это выдавало и его лицо. Довольно милое лицо, что молодило его лет на пять, хотя принцу едва исполнилось двадцать. Да у меня сердце вниз бухнуло, как только я начала представлять, что смог натворить Жак. Несвойственное для меня волнение, я всегда держу себя в руках.

Отвернувшись, принц что-то кричал одному из рыцарей, продолжая это занятие, когда вся процессия остановилась рядом. Я, натянув спокойное выражение, низко поклонилась. Глава рыцарей еле заметно кивнул. Когда мы встретились взглядами, мужчина как-то виновато отвел глаза, и я тут же поняла, что причина этого балагана несущественная. Жак просто попал в ненужный час в ненужное место. Конечно же, всеобщее внимание мы привлекли, и мне тут же стало не по себе.

— … потому что вы, как всегда, смотрите по сторонам! Как я могу доверить вам свою жизнь, если вы на самое простое не способны! А это, — он указал пальцем на бледного Жака, — обычная мелкая деревенщина!

Закончив пламенную речь, принц, наконец, развернулся, и я поклонилась еще раз. Мало ли. Его рот так и замер, словно то, с чего начиналась его речь, содержало в себе букву «о». Меня попросту оглядывали. С ног до головы. В буквальном смысле. Скорее всего, он пытался понять, кем я Жаку прихожусь. Во всяком случае, я надеялась на это. Принц замешкался и почему-то не нашелся, что сказать. Вместо него выступил рыцарь.

— Юная леди…

Ох ты, еп твою за кролика, меня так по пьяни только Гога-козлодер один раз назвал.

— Этот ребенок, — рыцарь явно замялся. Видимо, причина была не самой уместной. — Высыпал яблоки прямо под ноги его высочества…

Возникла тишина. Была б моя воля, я б этому принцу розы в одно место запихнула. Неужели делать ему нечего, чтобы устраивать скандал прямо посреди улицы из-за такой мелочи? Я растерялась даже как-то…Мне извиняться надо что ли? Принц вон на меня не смотрит даже. Глазки потупил и молчит. Что ж ты сейчас не орешь, тапка королевская? Южного Главу это тоже, казалось, обескуражило. Так и стояли мы молча: я ждала продолжения истории, надеясь, что в ней принц поскальзывается на яблоках и с ором несется на прилавок чугунных котлов, рыцарь с удивлением смотрел на принца, а тот молчал. И шо теперь? Давайте уже шевелиться как-нибудь. Я тихо прокашлялась в кулачок.

— Я…Прошу прощения за это…

А что я еще сказать могла? Принц все еще молчал. Жак готовился вот-вот плюхнуться в обморок. Рыцарь замер как изваяние и, по-моему, заснул. Кто-то в стороне подавился шоколадкой.

— Ваше Высочество… — обратилась уже к принцу, сделав шаг вперед. Тот отмер, вздрогнул и почему-то покраснел.

— Послушайте, вы разбираетесь в травах? В животных? — рыцарь с горящим взглядом неожиданно схватил меня за руку. Я осторожно кивнула. Все в деревне в этом разбираются.

— Прошу вас, поработайте в замке!

— Кем? — вся моя непроницаемая маска рухнула. Я округлила глаза и заметила на себе сочувственные взгляды других рыцарей.

— Учителем!