Мост

Глава 51 Белая комната

Ревик снова принял боевую стойку.

Они прижали его к стене.

Ну, во всяком случае, насколько он мог судить, учитывая, как выглядела комната для его физических глаз. Он не мог пользоваться своим зрением видящего.

С таким же успехом за ним мог находиться ещё один люк — или электрическое поле, или дротики с наркотиками, или шеренга солдат с сетями и винтовками. В их распоряжении могло иметься множество способов нейтрализовать его.

Если у них и были такие штуки, то они ими до сих пор не пользовались.

Его глаза говорили ему, что он стоит в углу комнаты с низким потолком, сложенной из побеленных цементных блоков, которую нарушала только одна выкрашенная в белый цвет дверь.

Последние двадцать минут, по подсчётам его внутренних часов, Ревик провёл в этой же комнате. Он приземлился примерно посередине цементного пола, вышибив весь воздух из лёгких; лодыжка и одно колено до сих пор болели от падения. Всё остальное время он находился здесь, отбиваясь от них или, по крайней мере, стараясь не допустить, чтобы его загнали в угол.

Его лодыжка до сих пор болела. Его колено болело ещё сильнее, благодаря нескольким метким ударам. У него было ещё несколько травм, но ни одна из них не являлась достаточно серьёзной, чтобы думать об этом.

Как бы то ни было, его пребывание здесь подходило к концу. Он повидал достаточно сражений, чтобы знать, что долго не продержится на ногах.

Чего он не понимал, так это почему он по-прежнему стоит на ногах.

Он не понимал, почему они просто не вырубили его.

Во рту у него чувствовался привкус меди. Так что да, у него шла кровь. Некоторые из охранников Менлима были неплохими бойцами, что его не удивляло, учитывая, где он обучался в детстве. Трое или четверо из них сумели нанести хорошие удары. Ревик поморщился, в промежутке вытерев рот и бросив беглый взгляд на кровь, которая упала на цемент.

И всё же, как он уже заметил, это было несерьёзно.

Они даже не пытались на самом деле навредить ему.

Ряд лиц, по-прежнему наблюдавших из полукруга на другой стороне комнаты, не дрогнул, да Ревик и не ожидал этого. До сих пор он держал их солдат подальше от себя, в основном кулаками и ногами. Ему удавалось избегать Барьера с тех пор, как он опустошил около восьми магазинов на людей, пытавшихся загнать его в угол — он подозревал, что эти люди были реальными, хотя он сомневался в отношении Менлима и его приятелей.

Когда он пытался застрелить тех людей, пули рикошетом отскакивали от них, создавая своего рода щит.

Так что да, это отличалось от верхнего этажа, но, скорее всего, это какая-то проекция.

Реальные они или нет, но Ревик чувствовал, как они работают на краешке его света, пытаясь проникнуть внутрь. У него не было настоящего щита. Здесь у него ничего не было. Он ощущал, как они пытаются резонировать с ним, стараясь настроить частоту его aleimi так, чтобы ему пришлось прикладывать больше усилий, чтобы почувствовать и увидеть проблемы в их свете.

В конце концов, он даже не заметит отсутствия связи в своём свете.

Вэш уже пропал.

Он не чувствовал Джона. Он не чувствовал ни Врега, ни Мэйгара, своего сына. Он не чувствовал ни одного из них. Он мог только надеяться, что они всё ещё где-то живы.

Он мог только надеяться, что выигрывает для них время, даже сейчас.

Пора возвращаться наверх. Самое время отдать Балидору приказ взорвать здание, что он и поручил сделать Врегу в случае его гибели или пленения.

Ревик гадал, принесёт ли это хоть какую-то пользу.

Неужели Касс до сих пор здесь? Его дочь?

Почему они не вырубили его?

Охранники казались более или менее реальными. Удары по ним ощущались иначе, чем удар по иллюзии Элли наверху. Он чувствовал кости под своими руками и ногами. Он ощутил плоть и кости, хрящи и сухожилия. Он чувствовал зубы и кожу, и когда его костяшки соприкасались со щекой, ртом или челюстью, и контуры казались правильными для лица человека или видящего.

Оставшиеся пять охранников из двух дюжин, которым Менлим первоначально приказал забрать его, пока что отступили. Ближайший стоял в нескольких метрах от него, настороженно наблюдая за Ревиком. Его щека распухла от удара, который Ревик нанёс ему в лицо. Все пятеро запыхались. Другой открыто нахмурился, его рот и ухо кровоточили. Покрасневший и тяжело дышащий третий охранник выглядел так, словно в любой момент у него может остановиться сердце.

Слава богам, что последние несколько месяцев он провёл на ринге.

Как только он подумал об этом, Менлим издал мурлыкающий вздох, мягко щёлкнув языком.

— Племянник, — сказал он. — Это бессмысленно. Ты пойдёшь с нами. Хочешь ты этого или нет, сейчас не имеет значения.

Ревик тихо рассмеялся, снова вытирая подбородок тыльной стороной ладони.

Но даже в этом случае он не мог спорить с основной логикой своего дяди.

Почему они просто не накачали его наркотиками?

Когда один из солдат подошёл ближе, Ревик сместил своё тело, боковым зрением сосредоточившись на других мужчинах, которые держались позади. Интересно, они уже вызвали подкрепление? Он подумал, не выигрывает ли он им время, пока остальные люди Тени эвакуируются через нижние этажи здания.

Интересно, его дочь уже не здесь?

Когда охранник подошёл ближе, Ревик метнулся вперёд. Он отвёл в сторону голову и шею, избегая удара в лицо, и парировал атаку, ударил низко, дважды и сильно, выбив колено человека, прежде чем развернуться на пятке, чтобы ударить его тыльной стороной кулака в горло.

Он не стал дожидаться, пока охранник упадёт, а скользнул вбок, стараясь выбраться из угла. Один из них понял, что он задумал, и попытался преградить ему путь, но Ревик ожидал этого. Он уже отметил невысокого рыжеволосого мужчину как худшего бойца в этой компании.

Схватив того же мужчину за плечи вслед за тем, как он проскользнул позади него, Ревик использовал его как щит, когда отступил из угла в более широкую комнату.

Отойдя достаточно далеко, он толкнул рыжего вперёд, подставив ему подножку под лодыжки, чтобы тот свалился на других. Они отступили в сторону, и рыжеволосый упал лицом вперёд на цементный пол.

Даже Ревик услышал хруст, когда у мужчины сломался нос.

В любом случае, он получил то, что хотел: больше пространства.

Шагнув вглубь комнаты, он боковым зрением сосредоточился на двери. Он резко обернулся, когда в том же проёме появились ещё трое охранников. Двое заблокировали дверь, а третий вошёл, присоединившись к остальным.

Подмога. Ещё и здоровяк.

Он двигался как боец, как будто его позвали сюда, чтобы победить Ревика.

Судя по тому, как двое у двери постоянно оглядывались назад, ещё больше подкрепления направлялось сюда.

Ревик взглянул на пустые пистолеты на полу. Он уничтожил большую часть солдат в первом раунде, пока у него не кончились патроны. Жаль, что он не захватил с собой больше магазинов. Он посмотрел на охранников у двери, потом на здоровяка, который присоединился к остальным пятерым. Ни у кого из них не было оружия — вероятно, чтобы Ревик не смог забрать его.

Может быть, чтобы один из них не разозлился и не пристрелил его.

Он попытался решить, стоит ли ему начать использовать свой нож, просто чтобы немного уравнять шансы.

Он чувствовал, как всё больше нитей тянется к его свету.

Он сморгнул пот, пытаясь собраться с мыслями.

— Посмотри на себя, племянник, — Менлим тихо щёлкнул, качая своей похожей на череп головой. Сложив руки на пояснице, он глубоко вздохнул. — Мы действительно вернулись к этому? К той более физической фазе твоей юности? Неужели ты действительно не перерос это?

Древний видящий всмотрелся в лицо Ревика, и его жёлтые глаза внезапно стали жёстче.

— Ты заставишь меня захватить тебя таким образом? Как животное? Избитого и окровавленного… в цепях? Величайшего из наших посредников? Неужели ты потребуешь, чтобы я даже сейчас навлёк на тебя это унижение, мой любимый племянник?

Почувствовав, как его челюсти напряглись, Ревик оглядел ряд лиц. Он ощутил, как его собственное недоумение отразилось на лице, когда он сосредоточился на Териане и Касс.

Почему они просто не накачали его наркотиками?

Ответ был очевиден, но знание ответа ничего не проясняло.

Они хотели, чтобы он оставался в сознании, или нуждались в этом. Почему?

Он пристально посмотрел на Касс. Она наблюдала за ним, сложив тонкие руки и поджав губы.

Раньше, во время пауз между схватками, Ревик был занят своими мыслями, пытаясь решить, кто из видящих, стоящих перед ним, на самом деле находится в комнате. Он перебирал их всех, но в конце концов решил лучше исходить из предположения, что никто из внутреннего круга Тени не присутствовал здесь на самом деле. В любом случае, зачем им рисковать своей шкурой, даже имея щит?

Это ещё один зеркальный зал, только с несколькими дополнительными физическими опорами и менее сложным назначением.

Он находился в клетке для захвата, во всех смыслах и отношениях.

Охранники, скорее всего, были настоящими.

Знание этого не очень помогло Ревику и не ответило на вопрос о том, почему охранники просто не вышли за дверь, не закрыли её и не отравили его газом, пока он не отключился бы. Даже он не смог бы оставаться в сознании, если бы они избили его достаточно сильно.

Им нужно, чтобы он оставался в сознании.

Но почему?

— Бессмысленно задавать себе эти вопросы, племянник, — голос Менлима смягчился, сохраняя эту сводящую с ума нить сочувствия. — Мы не можем на них ответить. Ты достаточно умён, чтобы задать их, но ты должен знать, что я не дам ответа, который удовлетворит тебя.

Ревик поймал себя на том, что тоже верит в это, но не в том смысле, который подразумевал его дядя.

Всё здесь было чертовски знакомым.

То, как они вплетались в его свет, было знакомым. То, как они старались подкупить его свет, усиливая его через свою конструкцию, пытаясь заставить Ревика тоже хотеть этого.

Но сейчас это ничего для него не значило.

Ничто из того, что они ему предлагали, не имело никакого значения.

В молодости Ревик был достаточно глуп, чтобы гордиться тем, что имеет доступ к такому большому количеству света и структур. Ему показалось, что это что-то говорит о нём. Он думал, что это делает его особенным.

Теперь это казалось бредом сивой кобылы.

Это усиление его света показалось фальшивым, бессмысленным, как только он перестал нуждаться в нём. Он помнил, как всё было по-другому, когда он был моложе. Тогда это было похоже на наркотик — вкус во рту и ощущение заряда, которого он жаждал. Оно сверкало в его свете, как кокаин для aleimi. Это заставляло его чувствовать, будто он может сделать всё что угодно, но так и наркоман думал, что он может сделать всё что угодно, сидя в халате на своей кухне.

Ревик чувствовал то же самое, когда работал на Салинса, даже в те несколько месяцев, когда стоял во главе нового Восстания.

Вполне логично, что он смешивал этот заряд с настоящими наркотиками, ещё когда работал на Шулеров. В некоторые из тех лет он принимал много наркотиков, обычно с Терианом, но и с другими тоже. Тот горький привкус в горле и носу после того, как он втягивал полоску, был похож на свет Дренгов. Зависимость, да — но также и суровая, отвратительная реальность, проступившая, как только зависимость ослабела, как только он смог посмотреть на неё объективно.

Сам факт зависимости пугал его меньше, чем раньше — вероятно, потому, что всё в этой зависимости стало менее привлекательным, чем прежде.

Может быть, со временем это изменится. Странно, но впервые Ревик усомнился в этом. Что-то в нём наконец изменилось — возможно, безвозвратно.

Здесь, внизу, заряд казался сильнее.

Даже сейчас он был сильнее. Они только начали взламывать его свет, но это чувство умножалось с каждой секундой. Ухудшилось не только чувство вторжения, но и ощущение, будто его вытащили из его тела, будто его свет покрыт отвратительным дерьмом, делающим Ревика маниакальным, агрессивным, холодным.

Теперь он чувствовал это сильнее, с тех пор как…

Разум Ревика запнулся и замер.

Он оглядел побеленную комнату, наполовину ослепнув, когда частички мозаики встали на свои места. Правда поразила его, как удар, настолько очевидная, настолько, бл*дь, очевидная, что он не мог заставить себя не заметить её, как только она стала ясной в его глазах.

Боги, он был идиотом.

Он был слепым дураком.

Это его свет.

Им нужно держать его в сознании, потому что его собственный грёбаный свет питал какую-то часть конструкции. Они использовали его всё это время — вероятно, и в Южной Америке тоже. Балидор сказал, что они взломали эту проклятую конструкцию в Аргентине только после того, как свет Ревика сокрушили, после того, как его структуры повредились до такой степени, что перестали работать.

Балидор признался, что он вообще не мог проникнуть в первичные структуры этой конструкции, пока это не произошло. Он предполагал, что действие по отключению света Ревика каким-то образом повредило конструкцию, возможно, направив через неё слишком много энергии и закоротив её — но гораздо более простое объяснение смотрело им всем в лицо.

Нокаут Ревика равнялся нокауту части конструкции.

Всё это время они пользовались его светом.

Они и теперь им пользовались.

Они использовали его структуры — сами его способности — для питания своей конструкции с тех пор, как он впервые приземлился на Манхэттене. Вот почему Элли так ясно ощутила эту конструкцию, когда они вернулись из Южной Америки. Вот почему он чувствовал это так ясно, почему он ощутил себя полностью погруженным в эти болезненные нити почти сразу же, как они проникли за карантинные стены. Даже после того, как Балидор рассказал ему, какой неуловимой эта конструкция казалась остальной команде разведчиков — даже ему, даже Тарси — Ревик не понял правды.

Он был одним из бл*дских столпов их проклятой сети.

Он был столпом — тем самым столпом, который Балидор не смог опознать.

Неудивительно, что Менлим не хотел, чтобы Ревик использовал свой телекинез. Он не только защищал свет Ревика от повреждений — он знал, что если Ревик воспользуется своим телекинезом здесь, это взорвёт его собственную бл*дскую конструкцию и, возможно, освободит Врега и остальных наверху.

Неудивительно, что они с Врегом так и не смогли как следует разведать эту проклятую штуку.

Одним из универсальных качеств всех конструкций было то, что ты не мог ясно видеть их, когда находился внутри. Если Ревик представлял собой структурный столп и в конструкции Менлима, и в конструкции Адипана, это связывало их… затмевало основные структурные точки для всех членов проклятой инфильтрационной команды.

Они были слепы к этому по той простой причине, что нужно полностью находиться вне конструкции, чтобы ясно видеть её.

Ревик уставился на ряд лиц перед собой, когда всё встало на свои места.

Как только это произошло, он внезапно понял, что должен сделать.

Он должен покончить с собой. Использовать телекинез и вырубить эту бл*дскую конструкцию навсегда, уничтожив собственный свет. Может быть, он даже успеет сделать это вовремя, чтобы Балидор сумел найти Менлима и его дружков до того, как они убегут. Может быть, он успеет сделать это вовремя, чтобы Врег и Джон нашли Касс и Фиграна и спасли его дочь.

Может быть, он успеет сделать это вовремя, чтобы взорвать всё это бл*дское шоу до небес.

— Племянник! — Менлим поднял руку. — Не спеши, сын мой!

Ревик издал смешок, наполовину наполненный неверием.

Он вышел хриплым, сдавленным, лишённым юмора.

Похожее на череп лицо Менлима не шевельнулось. Он уставился на Ревика, и в его бледно-жёлтых глазах отразился какой-то смысл.

— Если ты это сделаешь, Нензи, это ничего не решит. Мы попросту заменим тебя. Если ты хочешь снова увидеть свою дочь…

Ревик издал ещё один резкий смешок, оборвав его.

В этот раз он почувствовал настоящую боль. Его смех звучал так, словно доносился через рот, наполненный битым стеклом, и ощущался примерно так же. Он понял, о чём говорил ему видящий. Он не мог не понимать этого.

Они уже готовили его дочь к этой роли.

Они хотели, чтобы она заняла его место.

Это не будет Касс или Фигран. Это не будет Мэйгар. Это будет тот тёплый, мягкий шар света, который он ощущал вокруг себя ночью, когда его жена была беременна. Это будет та маленькая девочка, которая так похожа на Элли, что у него перехватило дыхание, когда он увидел её в первый и единственный раз.

Он опоздал. Он слишком сильно опоздал.

При этой мысли что-то, наконец, прорвалось сквозь туман, помутивший его разум.

А может, что-то просто сломалось.

Он не принимал сознательного решения.

Он не думал о том, что это разрушит его последний шанс помочь ей, уничтожит его телекинез, так что он даже не сможет покончить с собой. Он не думал о том, что они смогут взять его живым, если он потеряет сознание. Он не думал о том, что потеряет свой последний шанс помочь сыну — или Джону и Врегу, Джаксу, Нииле, Джорагу, Тарси, Балидору.

Он просто знал, что должен найти её.

Он должен знать, где она.

Он прорвался сквозь каждый развевающийся красный флаг в своём свете, сквозь это удушливое чувство в груди и горле, сквозь адреналин, бегущий по венам, сквозь пот и кровь, стекающие по лицу и в глаза. Он искал её, пытаясь найти нить к свету своей дочери через конструкцию, которую они теперь совершенно точно делили.

Впервые с тех пор, как он приземлился в подвале, без щита, Ревик открыл свой свет.

Он послал взрыв своего присутствия, ища свою дочь каждой унцией своего существа, ища её свет в темноте, окружающей их обоих.

Прежде чем он смог найти её…

Что-то ещё ударило по нему.

Это возникло из ниоткуда, как только Ревик вообще открыл свой свет.

Как будто она ждала его.

Воздух покинул его лёгкие, колени подогнулись. Он упал физически прежде, чем осознал причину, прежде чем смог охватить своим разумом всё, что он чувствовал или видел, прежде чем он смог воспринять это хоть с какой-то рациональностью. Он приземлился на побеленный цемент, словно в замедленной съёмке, но и этого не почувствовал.

Он не думал об охранниках, о том, что они, вероятно, приближаются к нему, даже сейчас. Он не мог заставить себя думать об этом.

«Элли».

Он почувствовал её так сильно, что это ослепило его.

Затем это действительно ослепило его, зажгло свет в его глазах так быстро и интенсивно, что Ревик потерял связь с комнатой. Бледно-зелёное сияние затуманило его зрение, затем вспыхнуло… стирая то, что осталось от его физического зрения, заставляя его оставаться на прежнем месте, стоя на коленях, тяжело дыша, чувствуя давление в груди, как будто цементная плита давила на него сверху.

«Элли».

Она ждала его. Должно быть, он чувствовал её ждущее присутствие.

Должно быть, период тишины закончился. Той тишины после смерти.

Его разум думал об этих вещах, но не мог найти в них смысла. Ревик ощутил последние следы этой рациональной нити, и что-то в нём оборвалось. Скорбь разлилась над ним, над его светом. Он понял, насколько закрытым был. Он уже несколько месяцев находился в режиме выживания. Изо всех сил стараясь удержаться на ногах, как всегда. Дрался, как в детстве, как и говорил его дядя.

Всё это теперь, казалось, исчезло.

Боги. Он должен найти свою дочь.

Возможно, это тоже иллюзия. Ещё один отвлекающий манёвр, способ отвлечь его от ребёнка. Он не должен чувствовать Элли так сильно — не настолько сильно. Должно быть, это очередной трюк.

Но, боги, это работало. Это сработало.

Он не мог отпустить её, не мог пройти мимо. Он пытался вспомнить, каково это было в первый раз, когда она находилась в том резервуаре в горах. Он попытался вспомнить, что чувствовал тогда, когда её свет наконец-то вернулся к нему после нескольких недель отсутствия.

Но на этот раз всё было не так. На этот раз всё иначе.

На этот раз она мертва.

Она действительно мертва.

Затем она заговорила с ним, и его разум полностью отключился.

«Ревик? Ревик, детка… попробуй задержать их. Ещё несколько минут. Клянусь богами, я иду за тобой. Просто подожди ещё несколько минут, и я буду там…»

Он нащупывал её в темноте, растерянный, ослеплённый болью.

Она мертва. Должно быть, это она, мёртвая.

Она не сломлена вайрами. Она не казалась сломанной вайрами, так что, должно быть, она освободилась от всего этого. Должно быть, она освободилась от того, что они с ней сделали.

Он поискал их ребёнка…

«Не волнуйся за неё, — прошептала Элли. — Не беспокойся о ней, Ревик. Она у меня на руках. Она в безопасности. Я держу её прямо сейчас, хорошо? Я держу её в своих объятиях. Она в порядке».

— Элли, — он произнёс это вслух, почти со стоном, дыша с трудом. — Элли… нет. Не забирай её. Пожалуйста. Пожалуйста, не забирай её у меня!

Он понимал всю иррациональность своих слов.

Несколько мгновений назад… дней назад… недель назад… он думал о том же. Об убийстве собственного ребёнка. О том, чтобы вызволить её из этого места, спасти, даже если это означало бы погасить её свет, и, возможно, свет Мэйгара тоже, теперь, когда он знал, что он телекинетик, и Тень захочет и его тоже.

Пока Ревик стоял там на коленях, в окружении света Элли, и чувствовал рядом с ней намёки на девочку, эта иррациональность расцвела, превратившись в удушающий жар в его груди.

— Боги, — выдавил он. Слёзы потекли по его щекам, когда он почувствовал ещё один виток её света в своём. «Оставь её со мной. Пожалуйста. Не забирай и её тоже. Пожалуйста, жена…»

«Ревик, всё в порядке… я обещаю. У нас всё будет хорошо».

«Не будет. Ничего не хорошо. Пожалуйста, Элли… не делай этого. Я найду способ освободить её. Клянусь богами, я сделаю это. Любой ценой».

«Я не заберу её у тебя, детка, — послала Элли. — Я никогда, никогда не отниму её у тебя».

Любовь ударила по Ревику так сильно, что у него перехватило дыхание.

Она была горячей, мягкой, яростной, нежной — за пределами того, о чём он мог думать раньше. Последовал более тёплый импульс утешения, по-прежнему окутанный этим более горячим, оберегающим светом, затопившим его тело, даже когда он понял, что защита была направлена на него.

Не на ребёнка — на него.

Эта мысль смутила его, но задержалась, мешая дышать и видеть что-либо, кроме боли в груди.

«Я клянусь тебе в этом, муж, — сказала она, и в её голосе по-прежнему звучал жар. — Всем своим сердцем я клянусь в этом, Ревик. Я не заберу нашего ребёнка. Ну… — поправилась она, и её голос дрогнул, вспыхнув более плотной, злой искрой. — Я не заберу её у тебя. Никогда от тебя, Ревик».

Элли помедлила, пока её свет полностью вплетался в него, омывая, вторгаясь и проникая сквозь него, выдёргивая из темноты, хоть при этом и оставляя его уязвимым. Ревик чувствовал себя совершенно разбитым, совершенно неуправляемым, перевёрнутым вверх ногами, потерянным и разорванным на части.

Он пытался подумать, почувствовать их дочь, и снова потерялся в этой искре тепла и света, чувствуя их обеих, не в силах отделить их друг от друга.

Он отдалённо ощутил на себе чьи-то ладони, сжимающие его руки.

Холодный металл обвился вокруг его шеи.

Ревик чувствовал их всюду вокруг себя, но не мог заставить себя сопротивляться. Он не видел ничего достаточно хорошо, чтобы отбиться от них; он даже не мог заставить себя заботиться об этом. Всё, что он мог сделать — это искать их в темноте, пытаться найти и удержать рядом с собой.

Они ощущались такой частью его самого, что он едва мог это вынести.

Снова появилась Элли.

Её присутствие нахлынуло на него — такое плотное, такое чертовски реальное, что Ревик больше ничего не чувствовал. Он ощущал рядом с ней девочку, и это чувство родства, сопричастности вызвало у него слёзы.

«Милый, — послала она, и Ревик почувствовал столько сострадания в её свете, что зажмурился, сжав руки в кулаки и держа их перед собой. — Я иду за тобой, хорошо? Задержи их. Ещё немножко. Ещё немножко, пожалуйста».

Её голос сделался стальным.

«…Я иду за тобой».