Мост

Глава 26 Революция

Манхэттен — это в некотором роде большой остров, по крайней мере, когда разбираешь его по частям, преодолеваешь пешком или даже на машине.

Джон знал это — во всяком случае, теоретически — но на самом деле он уже давно не испытывал этого осознания. Честно говоря, по сравнению с тем, как он ездил по району Бэй в детстве, Манхэттен всегда казался ему довольно маленьким, с точки зрения географии.

Впрочем, он и раньше ходил по здешним улицам — с Элли и в одиночку.

Он знал, что Манхэттен может быть обманчиво сложным, особенно для такого небольшого участка земли. Он стал ещё более сложным после того, как количество и высота небоскрёбов взорвались за последние десять лет, а также из-за одного лишь обилия голографической рекламы, робо-такси, виртуальных рекламных щитов и даже искусственных людей, что затрудняло навигацию по коммерческим районам.

Город постоянно развивался, так что дело отчасти в этом.

Манхэттен также многое скрывал в своих трещинках и закоулках, и даже в тупиках, несмотря на всё более коммерческие и переполненные районы центра города.

Теперь большинство виртуальных роботов было отключено, как и говорящие рекламные щиты, робо-такси, автобусы с виртуальными оболочками и голографические витрины магазинов. В результате городские улицы стали намного тише, особенно в таких оживлённых торговых районах, как Таймс-сквер и рядом с парком. Те виртуальные продавцы, которые обычно следовали за Джоном и его друзьями вверх и вниз по Авеню Америк, больше не бродили призраками по тротуару, ища штрих-коды для сканирования и метки для таргетинга, чтобы продать своё дорогое дерьмо.

Когда они исчезли, должно быть, создалось ощущение, что население города уменьшилось наполовину, даже до депортации.

Теперь город медленно раздевался до голых костей.

Первыми были разграблены продуктовые магазины, рестораны, бары, винные и пивные лавки, магазины оружия и товаров первой необходимости, одежды и обуви, электроники, бытовой техники, скобяных и ювелирных изделий. После этого жители постепенно разграбили всё остальное — от секс-шопов и фетиш-магазинов, магазинов художественных товаров, цветочных и косметических салонов, бутиков, канцелярских, книжных, зоомагазинов, садоводческих, спортивных и антикварных магазинов.

Несколько больших предприятий, принадлежащих крупным корпорациям, а также ряд крупных банков, правительственных и офисных зданий, особенно на Уолл-Стрит, остались нетронутыми благодаря высокотехнологичным мерам безопасности и противоударным и противопожарным панелям. Те, что мельком увидел Джон, с улицы больше походили на глухие стальные стены.

«Дом на Холме» был одной из таких крепостей.

Джон предполагал, что, в конце концов, эти стены тоже рухнут, начиная с тех, которые охраняются только автоматизированными системами безопасности, а не настоящими людьми. Джон уже видел несколько таких, которые оказались разбитыми из-за чего-то, похожего на структурные повреждения от одного из цунами. Он также видел следы ожогов от небольших и средних бомб.

Когда они ехали в первом из четырёх «Хаммеров», Джон заметил небольшое стадо лошадей, пасущихся в загоне, созданном на месте исторического кладбища в центре города.

Он гадал, кому они принадлежали. Он решил, что это, должно быть, богатые люди, учитывая меры безопасности, которые он мельком заметил, пока они проезжали мимо — в том числе и высокий забор с колючей проволокой и охранников с автоматическими винтовками. Он знал, что они должны находиться там, чтобы отбить у бродяг охоту поджарить чьё-то любимое домашнее животное, но Джон не мог отделаться от мысли, что лошади, несмотря ни на что, скорее всего, обречены в конечном итоге стать пищей.

В конце концов, голод и необходимость победят.

Правила этого пост-апокалиптического Нью-Йорка были проще и жёстче, чем в старой версии, но действовали по сходным принципам. Те, кто обладал силой, огневой мощью и ресурсами, по-прежнему любыми необходимыми средствами защищали то, что у них имелось. Те, у кого не было этих вещей, либо работали на тех, у кого они имелись, либо собирали из остатков всё, что могли.

Джон гадал, сколько времени пройдёт до той поры, когда покинуть Нью-Йорк станет так же сложно, как и попасть внутрь.

Но опять же, Ревик только что в разы усложнил и то, и другое.

Как он и сказал Джону, сначала он вырубил ОБЭ-ворота на севере — единственный путь в город или из него по суше.

Так как это были вторые по степени укрепления ворота, то они заняли добрых сорок минут. Минут тридцать Ревик поджигал склады по обе стороны ОБЭ-ворот, а также взрывал дальнобойные грузовики, бронированные танки, стационарные орудия, сторожевые вышки, карантинный контрольно-пропускной пункт и два разных склада оружия.

На то, чтобы устранить сами врата ОБЭ, у него ушло около тридцати секунд.

Следующими стали оставшиеся рабочие доки Манхэттена.

После карантина в рабочем состоянии осталось лишь несколько доков. Все паромы, круизные лайнеры и частные гавани вдоль южной части Манхэттена и вверх по Гудзону уже были закрыты. Остальные немногие из них, бывшие в употреблении после карантина, принадлежали военным. Кроме того, они были усиленно укомплектованы агентами СКАРБ, Агентства по чрезвычайным ситуациям, нью-йоркской полиции, службы иммиграции и национальной безопасности, чьи люди были хорошо вооружены и не нуждались в особых оправданиях, чтобы стрелять в любого, кто их разозлил.

Джон и раньше приходил в ужас от драконовского подхода правоохранительных органов в условиях городского карантина. В своём страхе перед С2-77 они превратились в полномасштабное военное государство.

Однако сейчас это работало им на пользу.

Это означало, что Ревику придётся закрывать гораздо меньше дверей.

Люди Тени уже выполнили более девяноста пяти процентов работы Ревика за него, когда взорвали или отгородили всё, кроме нескольких точек доступа к берегу.

Конечно, часть прибрежного доступа была уничтожена более десяти лет назад, когда градостроители перекрыли более половины первоначальной береговой линии, чтобы построить прозрачные дамбы высотой в сто футов, дабы предотвратить повреждение зданий от приливов и отливов. Джон помнил город до того, как это случилось, и он был потрясён, когда посетил его несколько лет спустя.

Несмотря на свою прозрачность, дамбы иногда создавали дезориентирующий эффект аквариума, который мог вызвать клаустрофобию, даже с виртуальными панелями, показывающими вид на реку и противоположный берег. Планировщики построили парки у самой большой из этих стен, но это не очень помогло.

В данный момент Джон чувствовал себя совершенно ненужным.

Тем не менее, он держал подавляющее большинство своего света одержимо сосредоточенным на поддержании щита над Ревиком и остальными.

Он не хотел, чтобы в этой проклятой штуковине появилась даже крошечная трещинка.

Скорчившись за бетонной стеной, он молча наблюдал своим светом, как Ревик уничтожает четвёртый и последний причал на Восточной 34-й улице. Во время напряжённой перестрелки между людьми Врега и местным контингентом нацбезопасности и СКАРБа — вероятно, потому, что тех предупредили, зачем они туда явились — Ревик нацелился на сам док.

Это был один из самых захватывающих трюков, которые Джон когда-либо видел — Ревик каким-то образом взял эту массивную конструкцию из стали, железа и органического композита и скрутил её до неузнаваемости, как лист бумаги, скомканный в руке.

Через несколько минут он поджёг заряды, принесённые Адипаном на склад.

К тому времени перестрелка уже затихала.

С лодками было проще, так как все они работали на бензине и могли быть подожжены на расстоянии.

Резервуары для хранения природного газа, пропана и бензина также сделали склады простой мишенью, хотя колоссальный грохот взрывов немного нервировал. Джон сидел на корточках рядом с Ревиком, погрузившись в близость его света и держа щит, пока элерианец переключил своё внимание на карантинный и расовый контрольно-пропускной пункт, а затем на аппарат безопасности вдоль самой набережной.

Он быстро справился со всем этим.

Совсем как и на севере, ОБЭ-ворота он вырубил последними.

Он делал это так же методично — устранял каждую соединительную точку, генератор поля, магнит и панель управления, которые имели хоть какое-то отношение к работе ворот.

Под конец Джон почти не слышал выстрелов со стороны команд Врега и Ниилы.

Что же касается самого Ревика, то к тому времени он уже был почти под кайфом от света и телекинеза. Балидору всё время приходилось хватать его за руку и тащить вниз, за цементную стену, отделяющую карантинный центр от главной дороги.

В противном случае Ревик просто стоял бы там, направляя свой свет только глазами, с безмятежным выражением на лице.

Может быть, он находился слишком высоко в своём собственном свете, чтобы помнить, что они могут убить его.

В любом случае, Джон понимал, почему у Ревика всегда были «кураторы» во время Первой Мировой Войны, которые помогали ему в таком состоянии. Мало того, что он нуждался в щитах, так под конец он ещё и был похож на реально обкуренную лазерную пушку — обладающий машинной точностью и сосредоточенностью, но в то же время совершенно отключившийся от реальности.

Когда он закончил взрывать последний комплект трансформаторов на воротах, его глаза, наконец, потускнели, померцали и, в конце концов, погасли после этого резкого, ослепляющего зелёного цвета, перешедшего в прозрачный, бесцветный оттенок его нормальных радужек.

Сначала он почему-то посмотрел на Джона.

Изогнув тёмную бровь, он позволил лёгкой улыбке тронуть его губы.

— Как думаешь, это привлекло её внимание? — спросил он.

Джон не удержался и рассмеялся.

Он остановился, когда небольшая суматоха возле припаркованных «Хаммеров» снова притянула его взгляд к дороге.

В центре этой суматохи он увидел Элли.

Она пробивалась сквозь защитную толпу разведчиков, включавшую Юми, Врега, Джорага, Иллега и Ниилу. Ревик жестом показал им отойти, слегка хмуро поджав губы, и Элли почти подбежала к нему, овившись вокруг его тела таким образом, что это вынудило Джона отвести взгляд и невольно покраснеть.

Через мобильную конструкцию он, как, вероятно, и большинство видящих, чувствовал, что она реагирует на использование Ревиком телекинеза совсем не в платонической манере.

Со своей стороны, Ревик, похоже, тоже не оставался безразличным к этому — или к ней.

Когда реакция между ними усилилась через его собственную связь с ними двумя, Джон отступил, как физически, так и своим светом.

Отойдя как можно более небрежно, он присоединился к группе видящих, стоявших рядом с Хаммером, но не раньше, чем увидел, как Элли дёрнула Ревика за волосы, открыто прося поцеловать её.

Джон отвёл взгляд, увидев, что Ревик начал уступать.

Когда он добрался до других видящих, большинство из них тоже вежливо и осторожно смотрели в разные стороны, делая вид, что ничего не замечают. Джон посмотрел вниз, поправляя свой бронежилет, внезапно осознав, насколько он вспотел. Рубашка прилипла к спине и груди; он чувствовал, как по спине в душном воздухе стекают струйки пота.

Он изо всех сил постарался отодвинуть свой свет подальше от двух элерианцев, когда почувствовал ещё более горячие импульсы от их света. Однако это становилось всё труднее — особенно потому, что ему до сих пор приходилось держать щит над ними обоими.

Засунув руки в карманы, он подошёл поближе к воде, глядя на Ист-Ривер и пытаясь собраться с мыслями.

Он всё ещё стоял там, когда тяжёлая рука опустилась на его плечо, заставив его подпрыгнуть.

Он ожидал снова увидеть Врега или, может быть, Джорага, но вместо этого обнаружил, что смотрит на странно человеческие черты лица Балидора. Его серые глаза пытливо смотрели на Джона, а выражение его красивого лица было трудно прочесть.

Джон не мог не заметить, что лидер Адипана выглядел более потрёпанным, чем обычно — отросшая щетина, взъерошенные каштановые волосы, прилипшие к вспотевшей шее, пятна сажи на лбу, кожаные перчатки для стрельбы и патронташ гранат, пересекавший грудь наискось. Он слегка пах дымом и подпалёнными волосами.

Джон с трудом сдержал улыбку; обычно Балидор выглядел так, словно только что постригся, побрился и вышел из душа.

Какая-то особенность военной карьеры, как всегда считал Джон.

Сегодня он больше походил на старую рекламу, предназначенную для скучающих руководителей корпораций — ту, что изображала красивого парня средних лет, который гоняет на мотоциклах по выходным, когда не катается с моделями в бикини на своей частной яхте.

Балидор тихо фыркнул.

Джон покраснел, поняв, что видящий услышал его, но улыбка на лице лидера Адипана не утратила своей теплоты.

— Полегче с ними, — посоветовал он, сжимая плечо Джона. — Особенно с ним.

Поняв, кого он имеет в виду, Джон покачал головой, чувствуя, как его челюсть напряглись.

— Я ни о чём не думал, ‘Дори…

— Чушь собачья, — любезно сообщил Балидор.

Сухой, знающий юмор жил в его словах, когда он добавил:

— Мы все думали о разных вещах, брат… и гадали, и размышляли, и да, сплетничали. Я, как и все остальные. Но я подозреваю, что Нензи судит себя гораздо суровее, чем остальные из нас. По правде говоря, он чертовски запутался. По многим причинам.

Балидор посмотрел Джону прямо в глаза.

— Я знаю, что тебе это известно наверняка лучше, чем любому из нас, — добавил он. — Но способность Прославленного Меча ясно и логично мыслить в отношении своей пары никогда не была одной из его сильных сторон. Независимо от её психического состояния. Или его собственного.

Джон кивнул, сглотнув слюну.

Он знал, что Ревик пребывал в смятении.

Больше, чем просто в смятении — Ревик уже некоторое время балансировал на грани.

На этот раз ему удавалось лучше сосредотачивать своё безумие, чем в прошлом — возможно, потому, что теперь у него был ребёнок. Или, возможно, его подпитывала месть — отказ терять контроль, пока он не разберётся с Касс и Тенью.

Но сейчас, размышляя об этом, Джон понял, что кое-что изменилось. Даже с тех пор, как Ревик решил позволить Элли сопровождать их в Нью-Йорк, что-то изменилось.

Может быть, это началось раньше, когда они вчетвером создали световую связь.

Чем больше Джон прокручивал это в голове, тем больше он был вынужден признать, что сознательность Элли неизмеримо улучшила психическое состояние Ревика, и не только потому, что Ревик с тех пор не появлялся мертвецки пьяным у двери Джона — и не пытался убить его.

Ревику стало лучше.

Не настолько хорошо, чтобы скакать по лугу и нюхать тюльпанчики, но он определённо стал больше похож на самого себя, чем когда-либо за последние месяцы. Может быть, увидев, что его жена очнулась и ходит, пусть даже с таким пустым выражением лица, он просто обрёл надежду.

Конечно, это также могло иметь какое-то отношение к тому, что изменилось, когда она наехала на него в том подвале в Сан-Франциско. Или после того, как Ревик провёл почти час, крича на неё в их спальне наверху, прежде чем всё стало пугающе тихо.

Но Джону не хотелось об этом думать.

Он оглянулся через плечо на Ревика.

Рука элерианца обвилась вокруг Элли, прижимая её к себе, пока он смотрел на воду. Его ясные глаза снова вспыхнули жизнью, светясь бледно-зелёным светом. Взглянув на лицо Элли, Джон понял, что и её глаза сделали то же самое. Её пальцы сжимали ладонь Ревика и его спину, её руки с удивительной силой обхватывали его, пока они обнимали друг друга.

Когда Джон взглянул на лицо Ревика, он заметил, что видящий смотрит на него.

— Что теперь? — спросил Джон через связь.

Взгляд Ревика стал резче.

— А теперь пойдём домой, повидаемся с друзьями, — он провёл рукой по волосам Элли, осторожно убирая их с её лица. — …и мы будем ждать.

— Ждать чего? — спросил Джон.

— Когда эта сучка мне позвонит, — сказал Ревик, слегка улыбаясь.

Джон заметил, что эта улыбка не затрагивала глаз Ревика.

Наблюдая за тем, как элерианец наклонился к уху Элли и тихо заговорил с ней, Джон понял, что он снова пялится, и отвернулся, сглотнув и обдумывая слова Ревика.

В них действительно имелся извращённый смысл.

Теперь, когда Ревик более или менее преуспел в изоляции Манхэттена от остального мира, уничтожив при этом значительную часть его оборонительного и наступательного потенциала, Касс, Фигран и Тень будут вынуждены вести с ним какие-то переговоры.

Или, да, попытаться убить его.

Ни один из вариантов не казался Джону более невероятным, чем другой. Он знал Касс почти всю свою жизнь, но после всего, что он видел за последние шесть месяцев, он чувствовал себя совершенно потерянным, когда дело доходило до предсказывания её следующих шагов.

На самом деле сейчас Касс казалась ему попросту психопаткой.

Наблюдая, как Ревик ведёт Элли обратно к ряду «Хаммеров», Джон мог только тихо фыркнуть, обдумывая легкомысленный ответ Ревика. Он наблюдал, как Ревик одной рукой сделал знак Врегу, прося его поднять пуленепробиваемое стекло, чтобы защитить их от улицы, прямо перед тем, как вслед за Элли забраться на длинное сиденье во втором из трёх Хаммеров, припаркованных на обочине.

Когда он в последний раз был в Нью-Йорке, Джон ещё хотел помочь Касс.

Он хотел увести её подальше от Тени, спасти её.

Теперь он уже не испытывал такого желания.

Даже в самые худшие моменты своей жизни как Syrimne d’ Gaos Ревик никогда не нацеливался на тех, кого любил, даже после того, как Элли предала его. Он был обиженным, злым, мстительным, жестоким, склонным к манипуляциям, даже психически ненормальным… но никогда не казалось, что он просто веселится.

То, что сделала Касс, казалось намеренным.

Более того, такое чувство, будто она этим наслаждалась.

Джон знал, что он не видит всей этой истории. Он мог рассуждать о её детстве, о её ненависти к себе, о её неуверенности, чувстве бессилия, о несправедливости в её жизни. Он мог бы порассуждать о том, что Тень мог сделать с ней в Аргентине и позднее.

Чёрт возьми, он мог рассказывать себе всевозможные истории, чтобы объяснить это.

Он просто не мог заставить себя прочувствовать это.

Её постоянные экстрасенсорные атаки на Ревика в его снах, её способность шутить о соблазнении его после того, что она сделала с его женой — Джон не мог всё это оправдать. Чёрт возьми, после того, что случилось в Кавказских горах, тот факт, что она вообще могла трахать Ревика в сексуальном плане, находился просто за гранью разумного.

А потом возникла реальная проблема: тот факт, она оставила Элли полумёртвой в том самом доме, где Териан убил их мать. Тот факт, что она забрала ребёнка Элли и Ревика.

Даже до этого она принимала решения, которые Джон не мог убедительно объяснить. Её решение использовать Джона, чтобы вытащить Элли из отеля, тоже не могло быть случайностью. Она решила отдать Ревика, Джона и Мэйгара Дитрини. Она решила напасть на отель, зная, что некоторые из их друзей, вероятно, будут убиты.

Единственные причины, которыми Джон мог оправдать подобные вещи, вызывали у него тошноту. Гнев ничего не объяснял. Ненависть тоже этого не объясняла.

То, что сделала Касс, было чистым садизмом.

Он знал, что где-то во всём этом, даже сейчас, он, вероятно, до сих пор чувствовал любовь к ней. Может быть, его чувства даже ближе к шоку, чем к ненависти — какой-то раскол между тем, как, по мнению Джона, устроен мир, и тем, как он устроен на самом деле. Более того, это заставляло его сомневаться в себе, в своей способности как-то судить или понимать людей.

Всё, что он знал — это то, что было утомительно даже пытаться думать о том, как Касс могла воспринимать всё это. А ещё сложно было переживать на этот счёт. Следуя за Балидором, Юми и Ниилой к ряду бронированных машин, Джон понял, что некоторые вещи кажутся ему более простыми, более чёрно-белыми.

Касс нужно устранить.

Всё остальное — лишь фоновый шум.

Он помнил, как Ревик терпеливо и методично работал, уничтожая танки, самолёты, орудия, лодки, боеприпасы, доки, заборы, склады, топливные баки, ракеты, флаеры, бронетранспортёры, ОБЭ-трансформаторы… людей, стреляющих в них.

Сделав это, он не смог сдержать улыбки.

Он с нетерпением ждал этого момента.

Каким извращённым это ни было, он с нетерпением ждал, когда Ревик и Касс снова встретятся лицом к лицу. Точнее, он не совсем ждал с нетерпением.

Возможно, точнее будет сказать «фантазировал об этом».

Он задавался вопросом, делало ли это его таким же психопатом.