— Неудобные откровения русской балерины, или кто заставил умолкнуть Анну Петрову? — громогласно объявляет с экрана ведущий, энергично жестикулируя. На нём ярко-алый пиджак и золотой галстук в синюю полоску, а за спиной мерцают огоньками шпилевидные высотки Готэма. Это Андре Найтгал, скандально известный гуру светских сплетен. Кто бы мог подумать, что Рэнделл интересовался такими шоу?
— Очередная пассия мультимиллиардера Брюса Уэйна отказалась от интервью для моей программы «Поговори» буквально в последний момент, — продолжает ведущий с нажимом. — Прямо сейчас она улетает на родину, в заснеженную Москву. Но, похоже, это не её выбор!
Кадр сменяется. Худая платиновая блондинка, кутаясь в белые меха, спешит скрыться от камер за спинами трёх громил с каменными лицами. Но бойкий репортёр всё же умудряется просунуть микрофон в узкий зазор между телами охранников.
— Анна, это Брюс Уэйн заставляет вас уехать? Вы ведь обещали рассказать «Поговори» его самый мрачный секрет!
— Без комментариев, — сухо отвечает она.
Её акцент неприятно режет слух. Я почти избавился от своего за этот год жизни в Готэме.
Мгновение — и репортёра резко отталкивают, он неловко врезается в камеру. Кадр едет, но оператор ухитряется устоять на ногах.
— Эй, дубина! Тут тебе не Красная площадь! — кричит репортёр вдогонку громиле-охраннику.
Но тот даже не оборачивается. Вместе с напарниками, невозмутимо игнорируя окрики и участившиеся вспышки фотокамер, он уводит Анну прочь.
Камера снова переключается на ведущего. Тот, привалившись к столу, повышает голос:
— Кто станет следующей избранницей самого завидного холостяка Готэма? Букмекеры в ажиотаже! Лидируют две очаровательные претендентки: владелица галереи современного искусства Селина Кайл, с которой Брюса Уэйна видели в элитном ресторане всего за пару дней до разрыва с Анной, и блистательная актриса Мишель Пфайффер. Напомню, она получила из его рук награду за роль Марты Уэйн в биографическом фильме «Жемчуг и пуля». На сцене химия между ними просто зашкаливала — и никакой «родственной близостью» там и не пахло!
Я невольно усмехаюсь.
— Что? — раздаётся за спиной голос Фрост.
— Забавно, — отвечаю я. — Они сравнивают Селину Кайл, Женщину-кошку, с актрисой, которая блистательно сыграла её в моём мире.
— Селина Кайл — это Женщина-кошка? — удивлённо уточняет Фрост.
— И ещё возлюбленная Брюса Уэйна, — подтверждаю я. — К тому же она — одна из его немногих слабостей.
— Вот же чёрт! — Фрост хмыкает. — А я думала, что Брюс Уэйн — гей, скрывающий ориентацию за каскадом шикарных бород.
— Ошибаешься.
На это Фрост ничего не отвечает.
— Переключи на новостной канал, — велит она после паузы. — Вряд ли перестрелка в участке станет темой дня для этой желтушной передачи.
Я киваю и нажимаю кнопку на пульте. Ведущая на экране выглядит куда сдержаннее своего коллеги из светской хроники. Но новости здесь те же: русская прима-балерина Анна Петрова неожиданно расторгла контракт с Готэм-театром и уже покидает страну. На экране мелькают знакомые кадры с охранниками и блондинкой, но снятые с другого ракурса. Репортёр уточняет: Брюс Уэйн в аэропорту замечен не был.
Далее ведущая переходит к криминальным новостям. Я напрягаюсь, вслушиваясь в каждое слово. Но вместо сообщений о погроме в моём бывшем участке и погибших кадр переносится к воротам лечебницы Аркхем. Специальный корреспондент уверяет, что все опасные преступники нейтрализованы и возвращены в свои камеры.
Затем показывают репортёра в Центральной больнице Готэма. Он сообщает, что состояние всех раненых у Аркхема стабильно, называет число погибших и тех, кто находится в тяжёлом состоянии. Камера переходит на доктора, который отвечает на пару вопросов и тут же торопится куда-то, бросая через плечо медсёстрам:
— Срочно доставьте в западный приёмный покой все оставшиеся термопакеты, антигипоксанты и гепатопротекторы!
Снова студия. Ведущая с непроницаемым выражением лица сообщает о кражах в магазинах техники, нападении на студентку в метро и спасении щенка из трубы теплосети. Затем новостной блок плавно переходит к теме культуры.
— Хреново, — замечает Фрост.
Я оборачиваюсь к ней. Она всё ещё сидит во главе стола, заваленного едой, но уже неподвижно. Или утолила голод, или правда насторожилась.
— Почему? Может, они просто ещё не узнали про наш участок? Вдруг Филлипс и остальные всё ещё сидят в комнате с вещдоками? На их месте, увидев ту стену льда, я бы тоже боялся высунуться из укрытия.
— Доктор просил термопакеты, а этот петух с микрофоном даже глазом не моргнул, — хмурится Фрост, скрещивая руки. — Уверена, выживших из твоего участка доставили к тому самому западному входу. Но про это журналюги почему-то умолчали. И саму перестрелку не осветили. Вывод один: кто-то заметает за нами следы. Если Аманда мертва, значит, этот кто-то уже поднял её упавшее знамя. Ведь друзей у нас нет.
Да, Фрост права — репортёры налетают на истории с душком, как мухи на падаль. Иногда они появляются раньше, чем скорая и полиция, вызванные через 911. Сейчас это странное молчание говорит само за себя — кто-то закрыл им рты. А это не так-то просто сделать.
Ещё хуже то, что Бэтмен не появился в проклятом аэропорту, чтобы поддержать свой образ хорошего парня. На моей памяти с предыдущими девушками он всегда расставался показательно-полюбовно.
Я мрачно смотрю на тёмное окно. В пентхаусе покойного шефа мне становится всё неуютнее. Кажется, ещё немного — и стекло разлетится вдребезги, а в пролом ворвётся либо первый боец спецназа, либо сам Бэтмен. И второй вариант пугает куда больше первого. Нам определённо нужна помощь
— Ты знаешь, как выйти на Дэдшота?
— Нет, — холодно отвечает Фрост. — Да и это не лучшая идея — Дэдшот не надежен. У него есть дочь. Стоит слегка надавить — и он сделает всё, чтобы уберечь свою бусинку.
Её сарказм и грубость не могут скрыть внутреннего напряжения.
— К новостям науки, — объявляет ведущая за моей спиной. — Учёный из команды S.T.A.R. Labs Мартин Штайн сообщил о прорыве в своём главном проекте по борьбе с глобальным потеплением. Слово нашему корреспонденту Лауре Линк.
Фрост резко поднимает взгляд к экрану. Я тоже оборачиваюсь — и замираю. На экране мой утренний знакомый. Тот самый, которого я вытащил из-под колёс автобуса. Теперь он, явно нервничая, стоит рядом с капсулой, пугающе напоминающей ту, о которой мы недавно говорили с Фрост. Ту самую, в которой держали её альтернативную версию.
— Существовала некоторая нестабильность ядра, но последние результаты обнадёживают: уже на днях мы выпустим первый опытный образец, — заявляет Мартин Штайн, почти касаясь губами микрофона. — Я долго ломал голову, как обеспечить питание генератора, но сегодня утром меня осенило: тепло! Замедление субатомных частиц можно спровоцировать множеством узконаправленных скоростных столкновений. Забавно, правда? Для генерации холода нужен жар!
Помощник что-то шепчет шефу на ухо, и Штайн кивает, явно вспомнив о конфиденциальности.
— Восстановление полярных шапок снизит темп глобального потепления и спасёт прибрежные мегаполисы, — продолжает он, уже не вдаваясь в технические подробности. — Венеция, Лондон, Дели и наш родной Готэм, естественно, — всё это можно уберечь от неминуемого затопления. А ещё сохранить редкие виды животных, чья среда обитания стремительно сокращается в данный момент.
— А ваша установка безопасна? — уточняет корреспондентка.
— Абсолютно, — уверенно отвечает Штайн, указывая на капсулу. — Внутри размещается специально выращенный… кристалл. Да. Это и есть ядро. Мы бомбардируем его скоростными частицами, пока он не достигает температуры абсолютного нуля. А после этого кристалл начнёт генерировать холод.
Помощник снова склоняется к его уху, что-то шепча.
— Да-да, я закончил, — раздражённо бросает Штайн, отстраняясь от микрофона.
Слово берёт корреспондентка, с пафосом подтверждая слова Штайна о катастрофическом изменении климата. Она сообщает, что несколько прибрежных городов уже начали медленно уходить под воду, несмотря на отчаянные усилия властей укрепить береговую линию.
Я перевожу взгляд на Фрост. Её глаза прикованы не к экрану, а к собственным рукам. Пальцы сжаты в кулаки до побеления.
— Что случилось? — тревожно спрашиваю я.
— Они украли её, — шипит она. В её голосе ярость, каждое слово звучит, как удар. — Эта установка — не их изобретение. Её создала моя подруга — Кристалл.
— Первая Фрост?
Кивок.
— Мы работали над установкой в Антарктиде, — сдавленно произносит Фрост. — Нашим научным руководителем был он. — Она кивает в сторону телевизора, где только что показывали злополучного учёного. — Мартин Штайн. Кристалл восхищалась им. А потом и вовсе влюбилась. Но этот мерзавец оказался холоднее льда. Чтобы произвести на него впечатление, Кристалл начала разрабатывать метод, способный остановить таяние полярных шапок. А дальше… — Фрост делает паузу. — Ошибка. Она обрела способности, но…
Обезумела.
Я знаю эту историю, но молчу. Раньше не было времени об этом задуматься, но ведь Мартин Штайн в оригинальной истории первой Фрост был Огненным Штормом. Вот только за весь год я не видел ни одной статьи о нём в газетах. Да и когда вытащил его из-под автобуса, даже не подумал, что это тот самый герой — враг Фрост. Честно говоря, я решил, что спас обычного мужчину за сорок, с залысинами и заметным пузцом.
Пока я погружаюсь в размышления, Фрост внезапно замолкает, встаёт из-за стола, но не делает ни шага. Моя кожа медленно покрывается мурашками, будто от холода. Я смотрю на бокал, который стоит рядом с Фрост — и точно, его начинает покрывать тонкий узор инея.
— Хочешь, расскажу кое-что забавное? — я пытаюсь разрядить обстановку.
Репортаж за спиной сменяется: другая команда учёных гордо рассказывает о достижениях в клонировании. Их цель — редкие виды животных. Они планируют воссоздать даже тех, кто вымер сотни лет назад, но чей генетический материал сохранился в оставшихся очагах вечной мерзлоты.
— Ну? Говори, — наконец отвечает Фрост, всё ещё глядя в пол.
— Этот учёный… Сегодня утром я его спас. Вытащил из-под колёс автобуса по пути на работу. Забавно, да? Если бы не это, он вряд ли представлял бы сегодня свой проект.
— Мартин Штайн.
— Да, — киваю я. — Занятный мужик. Даже когда он благодарил меня, говорил, как его технология изменит мир. И что я спас не только его, но и всё человечество.
— Это не его технология, — холодно напоминает Фрост. — Штайн вор и мерзавец.
Она поднимает на меня взгляд. Её глаза обжигают ненавистью. Словно сотни морозных игл впиваются в кожу. Это ощущение пугает не меньше, чем мысли о Бэтмене. Ведь Фрост совсем рядом. Чтобы не показать свой страх, я решаю сменить тему.
— Как думаешь, русская балерина узнала секрет Уэйна?
— А может, она просто ему надоела, — отвечает Фрост, не отводя взгляда. — Вы, мужчины, видите в нас, женщинах, не личность, а инструмент, который можно использовать, чтобы удовлетворить свои потребности. Но когда что-то идёт не так, вы нас выбрасываете.
— Ну я точно не из таких, — уверенно возражаю я. — К тому же, если покопаться, многие женщины поступают с нами, мужчинами, точно так же: используют, забирают ресурсы и уходят к тем, у кого их больше. Так что здесь уж точно царит равноправие.
Фрост улыбается. Резко. Контраст между её взглядом и растянутыми губами настолько разителен, что по коже пробегает новая волна озноба.
— Кхм, возможно, ты и прав, — наконец отвечает Фрост, а затем плавно тянет вниз бретельку лёгкого платья.
Я замираю. Всего миг назад она была готова была наброситься на меня, а сейчас… соблазняет?
Подтверждая догадку, Фрост делает шаг назад. Её глаза сверкают, как льдинки на солнце. Она одновременно страшная и завораживающе прекрасная. Коварной стихии и положено быть именно такой. Поэтому я в неё и влюбился.
— Ты хотел искупаться после ужина? — спрашивает она. Голос звучит мягко, но с ноткой насмешки.
— Да, — выдыхаю я.
— Ты поел?
Она дразнит, опуская бретельку ниже, обнажая верх груди.
— Да.
— Я тоже, — мурлычет она подчёркнуто лениво и игриво.
Сейчас Фрост напоминает повадками хищницу, готовую к броску. И в этот момент я понимаю: жертва — это я. Вот только все инстинкты самосохранения словно отключились. Я не пытаюсь сопротивляться. Не хочу бежать.
Фрост поворачивается ко мне спиной. Её движения завораживают. Я не могу отвести взгляд. Слежу за тем, как напрягаются и расслабляются её плечи, как плавно двигаются мышцы спины, когда она поднимает руки, стягивая платье.
Под тонкой тканью нет белья. Белоснежные округлые ягодицы, изящная талия, сильные, но женственные плечи — всё в ней кажется противоречивым и одновременно гармоничным.
У меня пересыхает во рту. Жар ударяет в голову и вновь закручивает водоворот ниже пупка. Невидимый поводок тянет меня за ней, и я не хочу этому сопротивляться.
«Проклятье», — мысленно ругаюсь я и стягиваю свитер.
От воды поднимается густой пар, окутывая всё вокруг. Зеркало и другие отражающие поверхности покрыты матовой дымкой. Фрост выставила температуру водонагревателя на максимум и теперь сидит на краю джакузи, задумчиво опуская пальцы в бурлящую горячую воду.
Я сбрасываю рубашку, разуваюсь, берусь за пряжку ремня. Движения механические, я словно на автопилоте. Всё моё внимание сосредоточено на Фрост. Она медленно закидывает одну ногу на другую, подчёркивая этой позой изящные линии бёдер.
Шумно сглатываю.
Словно услышав это, Фрост поворачивается и вытягивает ногу. Из одежды на ней остались только сапоги и чулки.
— Снимешь? — её голос звучит мягко, почти лениво, но в нём слышится и оттенок приказа.
Я замираю, едва успев наполовину расстегнуть молнию на брюках, но тут же киваю. Подхожу ближе и опускаюсь на одно колено перед Фрост. Поддерживая подошву сапога ладонью, осторожно нащупываю язычок собачки на молнии и тяну его вниз. Скрип металлических крючков дополняет шум льющейся воды. Ноздрей достигает запах дорогой кожи. Снимаю обувь и аккуратно убираю её в сторону, чтобы не намокла. Затем пальцами поддеваю верх чулка.
Кожа Фрост под тонкой тканью, прохладная и гладкая, контрастирует с жаром, исходящим от воды. Эта разница чарует, напоминает, что она не просто женщина — живой холод.
Я тяну чулок вниз, он легко скользит, обнажая крепкую икру, тонкую лодыжку, узкую ступню с изящными пальцами и ухоженными ноготками. В груди что-то сжимается. Я смотрю на её ногу и понимаю, что хочу её поцеловать… облизать, жадно, как пёс.
Как будто угадав мои мысли, Фрост убирает ногу и вытягивает вторую. Теперь её бёдра разведены, словно приглашая к действию. От открывшегося вида я не замечаю, как перестаю дышать. Аккуратная красота её половых губ словно принадлежит не женщине из плоти, а идеальному андроиду. Голубоватый оттенок ещё больше добавляет ей сходство с куклой… как и полное отсутствие влаги.
Как же хочется попробовать её киску… вобрать в рот бутон клитора, посмаковать… заставить течь… таять… Желание начинает захватывать сознание, но я сдерживаюсь. Сглатываю набежавшую в рот слюну и отвожу взгляд от манящих складок. Я ведь не солгал, когда сказал, что не отношусь к женщинам как к средству для удовлетворения своих потребностей. Вот только раньше я ни одну женщину не хотел так сильно.
Второй сапог я снимаю быстро, а вот чулок стягиваю медленно, наслаждаясь тем, как тонкий капрон плавно скользит по её коже. Это зрелище обжигает меня изнутри. В брюках становится тесно, налившийся член натягивает ткань трусов, до боли упирается в полурастёгнутую молнию.
Выдыхаю. На этот раз Фрост не убирает ногу. Это похоже на приглашение. Я провожу по её стопе подушечками пальцев — сначала легко, затем усиливаю давление. Её пальчики и правда удивительно изящны. Она шевелит ими, словно разгоняя кровь, и я, не удержавшись, целую её в лодыжку с внутренней стороны. Медленно провожу языком по выступающей из-под кожи косточке, ощущаю соль на кончике языка.
Большой палец Фрост легко постукивает меня по уху. Я поднимаю взгляд — она ухмыляется. Без намёка на раздражение. Опускает взгляд к ширинке, в голубых глазах мелькает интерес.
Мне хочется дальше изучать её одновременно сильные и женственные ножки — видеть, осязать, пробовать на вкус. А после подняться выше… Но Фрост высвобождает ступню из моих рук, поднимается и поворачивается к воде. Легко перекидывает ногу через бортик.
— Вода очень горячая, — предупреждаю я. Голос хрипит, выдавая возбуждение.
— Не растаю, — уверяет она.
Касаясь её кожи, вода начинает испаряться ещё сильнее, а затем и вовсе бурлить. Фрост становится в джакузи обеими ногами, погружается в воду по шею и садится на дно, поднимая взгляд к потолку. Её лицо являет блаженство. Сквозь редеющий пар замечаю, как белоснежная кожа начинает розоветь, словно оттаивая от жара.
— Присоединяйся, — лениво приглашает Фрост, не сводя глаз с белого как снег потолка.
Я нерешительно поднимаюсь, хочу скинуть брюки, но из-за смущения замираю на месте. Слишком давно я кому-либо настолько доверял, чтобы обнажать перед посторонним мысли, тело. Необязательно управлять холодом, чтобы иметь лёд внутри.
Но разве не этого я хотел всё время?
Брюки падают к лодыжкам, а следом отправляются и трусы. Обнажённым подхожу к джакузи и с некоторой опаской опускаю руку в воду. Горячая, но уже не обжигает, как могло показаться сначала.
Как там говорил Мартин Штайн? Преобразование тепла в холод? Фрост ведь это умеет.
Перешагивая через бортик, ловлю её взгляд, изучающий меня ниже пояса. В этот раз усмешка намного шире. Уши вспыхивают, и это она явно замечает — в глазах появляется веселье.
Я шустро забираюсь в воду и сажусь напротив неё, вытягиваю ноги. Чтобы скрыть стеснение, откидываюсь на бортик джакузи, немного вальяжно раскидывая руки. Не в силах встречаться с ней глазами, запрокидываю голову и тоже смотрю в потолок.
Сейчас я не просто раздет — безоружен. Пистолет Бекки лежит поверх кашемирового свитера у входа в ванную. И ладно. Если сюда ворвётся Бэтмен или кто-то из подручных преемника Аманды Уоллер, два оставшихся в обойме патрона всё равно ничего не решат.
Горячая вода это то что нужно. Только сейчас я понимаю, насколько мне необходима передышка. Чёрт, купание с Фрост — та поблажка, ради которой стоит рискнуть.
Интересно, она продолжает изучать мой стояк?
Я кошусь на Фрост — та действительно задумчиво осматривает меня из-под слегка прикрытых век.
Мой взгляд скользит по её ключицам и погружённой в воду груди. Бурлящие пузырьки поблескивают, бросают на кожу Фрост лёгкие тени. Это будто гипнотизирует, вызывает в голове эйфорию и лёгкость.
Я фокусирую взгляд на её сосках — теперь они розовые, хотя раньше были синими, словно сапфиры. Невольно облизываюсь, представляя, как вбираю их в рот…
Могла ли Фрост соблазнить меня, чтобы только подразнить и оставить с «синими яйцами»? Если она все ещё рассматривает меня как полезного союзника, то вряд ли — за её спасение полагается «пряник», а не «кнут»… А если уже нет — то вряд ли оставит в живых, и тогда терять точно нечего.
Я двигаю ногой в воде, касаюсь икрой её бедра чуть выше колена. По телу будто пробегает разряд электричества, лёгкий спазм оседает в паху. Кровь в ушах шумит всё громче. Кажется, что ещё немного — и член лопнет от напряжения.
Бурление воды на мгновение прерывается — Фрост делает резкое движение, и её стопа упирается мне в грудь.
— Не так быстро, — спокойно произносит она.
— Но ты и сама этого хочешь, — дерзко отвечаю я, посмотрев ей прямо в глаза.
Её взгляд не сверкает льдом, но и тепла в нём нет.
Стопа Фрост скользит выше — от груди к ключицам, затем к шее. Пальцы слегка надавливают на горло, дышать становится тяжелее. Подобное меня раньше не привлекало, но сейчас это лёгкое удушье погружает в странное, но безумно приятное чувство потери контроля.
— Сначала ты должен заслужить мою благосклонность, Джон Грин, — говорит Фрост, но на сей раз с улыбкой.
Её стопа поднимается к подбородку, прежде чем я начинаю кашлять. Переведя дыхание, я спрашиваю:
— И что же мне нужно для этого сделать?
— Нужно сказать вслух? — Ёё улыбка становится ещё коварнее. — А может, проявишь фантазию?
Пальцы её ноги касаются моих губ, и я не могу устоять — целую их. Поочерёдно беру каждый пальчик в рот, медленно обвожу языком. Ловлю её взгляд, и мысли растворяются, остаются только ощущения и нарастающее желание. С каждым движением языка оно становится всё сильнее.
Я тянусь к ней, но Фрост вновь толкает меня в грудь уже второй ногой.
— Всё ещё рано, Джон, — она тянет моё имя, понижая голос, что ещё больше распаляет.
Я обхватываю её лодыжки, но Фрост мгновенно реагирует — резко высвобождает ноги и подтягивает их к себе.
— Тебе нельзя меня трогать!
Фрост повышает голос, как будто возмущается, вот только смысл фразы контрастирует с её позой: разведённые бедра так и манят… Но она играет… А значит, нужно принять правила. Я тоже раздвигаю ноги и откидываюсь, возвращаю руки на бортики. Но теперь уже без стеснения пожираю её глазами — недавний стыд полностью уступил место еле сдерживаемой похоти.
— Может, потрогаешь меня? — предлагаю я. Голос хрипнет от возбуждения, слова приходится медленно выдавливать, чтобы они звучали чётко. — Так, как тебе хочется.
— Заманчивое предложение, — отвечает она, неспешно протягивая ножку и касаясь ею меня. Вновь лёгкая дрожь пробегает по телу. — Хочется… Мне хочется испытать тебя. Немного. Выдержишь — получишь приз. Нет — я накажу тебя. Согласен?
— Да! — срывается с моих губ вместе с судорожным выдохом, прежде чем я успеваю подумать.
— Смелый мальчик. Мне нравится, — продолжает Фрост, облизывая кончиком языка чуть порозовевшие губы. — Знаешь, что я больше всего ценю в соратниках, Джон?
— Скажи…
— Выдержку, Джон, — медленно произносит она.
Она выпрямляет вторую ногу, скользит стопами по моим икрам вверх, к бёдрам. Подаётся вперёд, груди в воде слегка подпрыгивают. У меня во рту пересыхает последняя капля слюны.
— Тебе нравятся мои ноги.
Это не вопрос, но я киваю. Фрост усмехается.
— Я буду ласкать тебя ими, — шепчет она тихо, но чётко, изгибаясь в талии, надавливая стопами по сторонам от пульсирующего паха. — А ты не должен кончить, Джон. И так — пока я не решу, что ты доказал мне свою выдержку. Сможешь вытерпеть — коснёшься меня. Нет — заставлю тебя съесть всё, что из тебя выплеснется.
Дрожь расползается по телу, как огонь по сухой траве. Это не игра — это пытка! Выдержать и не кончить, в ванной с Фрост? Может, мне ещё в рукопашной завалить Бэтмена?
Но… проклятье! Желание ощутить её стопы на своём окаменевшем члене манит сильнее, чем страх провала. Думать трудно. Сложнее разве что признать, что попробовать собственную сперму по воле Фрост… это одновременно и отталкивающе, и безумно любопытно.
Хоть бы она этого не поняла, а то примет меня чёрт знает за кого.
— Играем? — повторяет она, пристально глядя на меня.
— Да.
Фрост сдвигает стопу, касается большим пальцем головки моего члена, медленно оголяя её от крайней плоти. Пятка слегка надавливает на мошонку — не до боли, но до опасной грани её присутствия.
Я негромко стону от этой смеси удовольствия и угрозы. От ощущения, что предела дозволенного нет… С Фрост всё шиворот-навыворот, но именно это меня и манит к ней, как глоток прохлады в знойный день.
Вот только Фрост пододвигает вторую стопу, сжимает ствол обеими ногами и начинает скользить. Новая волна истомы идёт по телу, выгибает дугой. Обычно я тихий в таких делах, но сейчас мне еле удаётся сдерживать стоны. Пытаюсь спрятать их за тяжелым дыханием. А оно такое, словно я убегаю от всей Лиги Справедливости. Голова кружится то ли от оттока крови, то ли от гипервентиляции легких.
Блядь!
Пусть иллюзий о победе у меня изначально не было, но сдаваться сразу же я точно не хочу.
Стараюсь думать о том, что остудит голову. О потерянном доме, о своём предательстве сослуживцев, о разочаровании на лице Бекки… Но все это блекнет на фоне ощущений и соблазнительной красоты передо мной.
Я прикусываю губу, почти до крови. Не помогает. Отвешиваю себе звонкую пощёчину. Сознание проясняется, но лишь на миг. Фрост смеётся. Заливисто, чисто. Её глаза, холодные и насмешливые, приковывают меня к месту, как булавка.
Она хочет, чтобы я облажался?
Её стопы начинают скользить быстрее. Вода бурлит, пузырьки ласкают тело, как сотни тонких женских пальчиков. Тёплых. Невесомых. Мягких… таких мягких…
Новый полустон-полувсхлип сдержать не удается. Я на грани! Сейчас!..
Внезапно её ножки замирают, но всё ещё сжимают мой член. Я вскрикиваю позорно высоко. Распахиваю глаза. Она нарочно остановилась? Точно! Она просто мучает меня!
— Джон, — выдыхает она. — Дыши ровнее.
Губы Фрост растягиваются в широкой довольной улыбке. Её рука медленно скользит по поверхности воды. Это движение приковывает мой взгляд. Фрост приподнимает кисть, с кончиков пальцев капает вода… Фрост касается ею своей шеи. Скользит ниже, по груди, останавливается на соске, сжимает его пальцами, оттягивает его, я выдыхаю. Шумно. Она отпускает, когда он наливается и становится алым.
Взять бы его в рот… охватить губами, всосать…
Рука Фрост скользит ниже по плоскому животу, накрывает гладкий лобок. Пальцы медленно раздвигают половые губы, оголяя блестящие внутренние складки, порозовевшую щёлочку и клитор над ней.
Я облизываюсь…
— Джон, — стонет Фрост. — Ты же не разочаруешь своего кумира?
Я бы и рад ответить, но не могу.
Подушечки её пальцев накрывают клитор и начинают его теребить. Медленно, а потом быстрее. Ещё быстрее…
Это зрелище полностью сносит мне голову! И я делаю то, чего не должен — двигаю бёдрами, чтобы член скользнул в щели между её стоп. Прилив чистого наслаждения лишает меня последних остатков выдержки. Я протяжно стону.
Представляю, что я уже внутри Фрост. Вколачиваюсь в неё так, что вода плещет через край. Что посасываю этот её чёртов пальчик, подушечка которого уже погрузилась в неё…
Фантазии, давление её стоп, хлюпанье воды заполняют сознание, и меня накрывает бездумье. Условия забыты… Угрозы… Сомнения… Ничего нет. Остаётся лишь Фрост. Фрост, которая дрочит мне. Фрост, которая дрочит на меня. Фрост… и изгиб её талии. Фрост и её тонкое запястье на фоне лобка. Фрост и гладкость внутренней стороны её бедра, которую я задеваю пяткой, когда выгибаюсь от напряжения. Фрост и пузырьки… Пузырьки, играющие бликами на её коже.
Тону… Я тону в этом чёртовом джакузи!
Напряжение нарастает, сжимаясь в тугую, почти невыносимую пружину. Каждое движение бёдер отзывается резким, почти болезненным толчком. Я чувствую, как мошонка поджимается в такт фрикциям, как внутри всё сжимается, будто пытаясь удержать то, что вот-вот вырвется наружу.
Мой взгляд цепляется за её пальцы, за блестящие розовые складки между её губами, за клитор, который она продолжает ласкать.
А затем всё тело замирает в предвкушении, прежде чем меня накрывает.
Дрожь пробирает меня насквозь. Стоны превращаются в хрип. Я запрокидываю голову, закатываю глаза, покоряя такую высокую ноту, какую мои голосовые связки раньше никогда не брали.
Вспышка! Я выгибаюсь, член в хватке её стоп пульсирует, сперма вырывается наружу, растворяясь в бурлящей воде.
— Ты… моя мечта, — выдыхаю я и оседаю на дно джакузи, ощущая, как наслаждение уступает место приятному, почти сладкому бессилию.
Сколько это длится? Не знаю… Всё окутано паром… Теплом… Мне хочется одного — чтобы этот миг растянулся на вечность.
— Значит, мечта? Лестно, — тянет Фрост, убирая ноги от моего паха и возвращая меня в реальность. — Но ты кончил в воду. А я ведь предупреждала, что так делать не стоит.
Я открываю глаза. Она меняет позу и встаёт на колени между моими раскинутыми ногами.
— Договор есть договор, — холодно произносит она без тени улыбки. — Ты согласился, а значит, должен понести наказание.
Она правда собирается?..
— Открывай рот, Джон.
Фрост поднимает руку из воды. В её пальцах тонкая, непрозрачная сосулька, похожая на слегка искривлённую веточку. Прежде чем мои мысли проясняются, она подаётся вперед и подносит её к моим губам. Я ощущаю слабый, но знакомый запах собственной спермы.
— Ешь, Джон, — приказывает она. — Ты знал, на что шёл.
Сперма — табу, эта установка прочно прописалась где-то у меня на подкорке, и я чуть отстраняюсь. Настолько, насколько позволяет бортик ванны.
— Преступникам не положено быть такими брезгливыми, — со злой усмешкой произносит Фрост и подаётся ближе.
Её кожа почти касается моей, но между нами словно висит барьер. Он в её взгляде, позе. Невидим, но осязаем, как и любой холод.
Фрост проводит замороженной спермой по моим губам, не отрывая от меня взгляда. Он бездонен, а его пустота пугает меня больше, чем всё на свете, включая Бэтмена и всю Лигу Справедливости.
Я вновь застываю. А затем Фрост делает то, что окончательно выбивает меня из равновесия — берёт противоположный конец сосульки губами. И этот жест стирает все установки, отменяет табу. Выпускает из неволи стыда живой интерес.
Фрост ничего не говорит, но я понимаю её намерения: если я растоплю и проглочу сперму, то получу награду — настоящий поцелуй девушки мечты. Хотя бы на мгновение пробьюсь сквозь ледяной барьер.
Я раскрываю рот. Ощущаю холодок на кончике языка и вкус. Он солоноватый с ноткой кислинки. Растаявшая жидкость неприятно вяжет рот, но от мысли, что со мной делает такое сама Фрост, вновь накатывает возбуждение.
Её губы все ближе и ближе. Белая струйка окончательно тает, стекает по уголку её губ, а я слизываю её. Затем наши губы встречаются. Я её целую, медленно, с чувством. Она не отвечает, но это неважно. Лёд нельзя растопить в одно мгновение.
Я до конца исполняю свою часть уговора, с трудом делая глоток. Хочется прокашляться и прополоскать рот, но я сдерживаюсь. Пытаюсь вновь поцеловать Фрост, но она резко отстраняется, поднимается. Капли воды сверкают кристаллами на её коже и стекают обратно в джакузи.
Фрост отжимает волосы и отступает прежде, чем я успеваю поцеловать её между ног. Вспышка досады сменяется непониманием. Неужели она не хочет, чтобы я ублажил её в ответ?
Выйдя из джакузи, Фрост направляется к душевой кабине.
— Нам пора уходить, — произносит она, не оборачиваясь.
— Уже?
Всё обрывается так резко, словно меня вырывают из сладкого сна в жёсткую реальность. Близость между нами кажется иллюзией. Хотя это не так — моё тело не врёт. Как и неприятный привкус во рту. И всё же я даже не знаю, испытала ли она сама оргазм. А ведь для меня это важно. Вдруг, не подарив ей наслаждение, я провалил то самое испытание.
— Уже, — тон Фрост спокоен. Но это не утешает, а лишь больше сбивает с толку. — Пора нанести визит Мартину Штайну.
— Учёному? — спрашиваю я и провожу ладонями по волосам. Тревога гложет меня, затмевая здравый смысл. — Из-за установки?
— Да, — отвечает она. Встаёт под душ, включает воду и начинает мыть волосы. — Мне надоело бежать и прятаться, Джон. Если Свин не врал, и за мной придут суперприхвостни Аманды Уоллер, я дам им бой. Но чтобы выиграть, мне нужно больше сил.
— Но установка может и не помочь, — говорю я, чувствуя, как в голосе вибрирует страх. — То, что я сказал про ледниковый период и победу над Суперменом… Это лишь альтернативная ветка в сторонней игре. Не факт, что в твоей реальности всё сработает так же.
Фрост молчит, стоя под душем. Я смотрю на неё и вдруг вспоминаю: стихия может быть не только пугающей или манящей. Она губит. Особенно тех, кто решился ей поддаться. Как я.
«А что если самому стать стихией?» — безумная мысль проникает в уставший от эмоциональных качелей разум.
Сворачивать с криминального пути мне уже поздно. Остаётся лишь идти до конца. И, если повезёт, превратиться из пешки в ферзя.