Мороз по коже

Глава 10

Свет меркнет, пока не сменяется тьмой, но это не смерть. Я продолжаю ощущать своё тело. Первой приходит тяжесть. Затем нахлынывает осознание — мир вокруг больше не меняется и не напоминает влажную губку, сочащуюся кровью. Не обдает холодом и не смердит грязной морозилкой. Сейчас он пахнет и… дарит тепло?

Со стоном открываю глаза — над головой бревенчатый потолок. Влажный пар. Пытаюсь шевельнуться — и тут же боль ударяет в спину, будто каждый позвонок сжали тисками до хруста. Что это? Почему ноги не двигаются? Я парализован?

Шевелю пальцами — те, хоть и неохотно, откликаются, а затем их скручивает судорогой. Резко и сильно. Спазмы растекаются по телу ритмичными волнами, вымораживают каждую мышцу. Я хрипло вскрикиваю, выгибаюсь, мечусь — и падаю со скамьи.

Пол твёрдый. Меня трясёт, как в приступе эпилепсии. Сжимаю зубы, терплю, и судороги медленно отпускают.

Перевожу дух, пытаюсь понять, где я. Перед глазами белеет край полотенца, на котором я лежал. Пытаюсь встать, но руки подгибаются, тело дрожит. Ощущение такое, будто я без передышки отпахал три смены на заводе. Вот она, причина моего состояния — полное истощение.

Оглядываюсь — кажется, это жарко натопленная сауна. Я один. Голова гудит так, что я даже не пытаюсь вспомнить, как здесь оказался. Но нужно. Чувство опасности словно последовало за мной из кошмара, и теперь гонит адреналин по венам. Требует бить или бежать.

Прикрываю глаза. В темноте, как на экране, всплывает картина: морозный ад. И Фрост… Потом — я лечу над оледенелыми руинами с ней на руках. Вокруг только разрушения и смерть. Затем — уцелевшая ферма. Мы хотим спрятаться там, перевести дух. Подходим к дому. Выстрел. Боль пронзает спину. И… всё.

Я что, словил пулю? Шевелю лопатками — ноет. И не в одной точке, а будто по спине прошлась горячая косая линия. В меня стреляли очередью? Как я тогда выжил? Почему я не в больнице, чёрт возьми?!

Ответа нет.

Поворачиваюсь на бок. Шиплю — в нос бьёт запах хвои. Но не пряный и естественный, а резкий, химический. Будто кто-то нарочно разлил ароматизатор для бани, чтобы перебить другой запах. Мускусный… Я втягиваю воздух и понимаю — так пахнет секс.

Открываю глаза шире, оглядываюсь. Да, я точно один. Но кто-то ведь принёс меня сюда. Уложил на полотенце. И… потрахался? Звучит нелепо. В отключке я вряд ли был на что-то способен.

Смотрю на себя — тело обычное. Я даже похудел. А затем приходит ещё одно воспоминание: с подачи Фрост я стал Огненным Штормом. Пламя напитало меня, усилило, подарило мышцы и силу. А сейчас… всё исчезло. Я сдулся, как качок, слезший со стероидов.

Поднимаю руку, касаюсь лба — горячий. Но не сильнее, чем при обычной паскудной простуде.

И тут в голову лезет сумасшедшая мысль: а если ничего не исчезло… потому что и не было? Готэм, служба, Фрост… Вдруг это всё — бред?

Ещё раз пробую встать — безуспешно. Стаскиваю полотенце, укутываюсь. Голова снова гудит, как будто по ней хорошенько треснули. Или это просто тепловой удар? Может, поэтому мысли кажутся спутанными?

— Чёрт!

Пол не только твердый, но и холодный. С трудом сажусь. Жду, собираюсь с силами. Оперевшись на лавку, встаю сначала на колени, потом — на ноги. Всё плывёт, кружится, но я держусь.

Дышу, стараясь успокоить сердце. Получается. Смотрю на дверь сбоку.

Если и есть ответы, то они за ней. Пошатываясь, подхожу, толкаю — не заперто.

В предбаннике меня сразу же пробирает озноб, и я едва не захлопываю дверь обратно. Жар сауны хоть и душит, но кажется… родным. Хочется вернуться в парилку, как в безопасный кокон.

Но нужно выйти. Меня ждут. Я понимаю это, когда вижу на вешалке белый махровый халат, а под ним тапочки. Похоже, их оставили для меня. Сауна явно частная. Разминаюсь, возвращаю контроль над телом, затем одеваюсь. Подхожу к входной двери. Открываю.

И застываю.

Снаружи ночь. Зима. Сугробы по пояс. Высокие кедры. Полузаметённая тропинка ведёт к небольшому дому. Двускатная крыша завалена снегом. А крыльцо… знакомое.

Не то чтобы я видел раньше именно этот дом. Но похожих — десятки. У меня на… родине.

Ну точно. Из трубы идёт дым, он заметен на фоне полудиска луны.

Я в России?

Ещё раз осматриваю дом. В окошке горит тёплый свет. Он манит, как маяк путника. Или как огонь мотылька?

Засунув ноги поглубже в тапочки и затянув пояс халата, я ругаюсь сквозь зубы, разминаю ноги и припускаю по тропинке вприпрыжку. Холод зло кусает всё, до чего может дотянуться, лезет под полы халата. Забыв о боли и слабости, я бегу быстрее. Теряю тапочек в провалившемся под ногами снегу, едва не подскальзываюсь на обледеневшем крыльце. Толкаю дверь, вваливаюсь внутрь и поспешно захлопываю её за собой.

Спина ноет после пробежки, а зуб не попадает на зуб. Влажные волосы успели заледенеть и встать дыбом. Я зол — и в то же время потрясён. Если я когда-то и был суперзлодеем, то теперь… обычный человек? Огненный Шторм был способен вынести холод, убивший Супермена, а меня бьёт ознобом от такого вот пустяка.

Оглядываюсь. У стены аккуратно сложены дрова. Напротив — лыжи, палки и снегоступы, висящие на стене. Слева от меня — полки с припасами, банками, консервами, корзинами, справа занавеска. Под ногами — коврик с надписью:

"Добро пожаловать!"

На русском. Вот же зараза! Всё в голове перепуталось, но я иду дальше и открываю следующую дверь. За ней холл. Здесь горит камин. Брёвна потрескивают, языки пламени выхватывают из темноты диван и бурую медвежью шкуру перед ним. Над камином — величавые лосиные рога. Воздух пахнет смолой и едой — будто кто-то что-то жарит неподалёку.

Иного света, кроме камина, в комнате нет. Как не видно и жильцов. Или, может, хозяйки? На подлокотник дивана брошена короткая белая шубка, рядом — шапка с помпоном и вязаной маской, скрывающей лицо до самых глаз. Что это? Маскировка? Или хозяйка не любит холодный воздух?

Я ещё раз оглядываю полумрак. Вижу: одна из дверей приоткрыта. Будто кто-то манит меня, оставив дорожку из крошек. Только вот в сказках в конце такой тропы героя всегда ждёт ведьма-людоедка, а не принцесса.

Хотя в моём случае — может быть и то, и другое в одном лице. Я не вижу Фрост, но ощущаю до боли знакомое присутствие. Связь… она осталась. И едва я начинаю ощущать её, как в теле что-то вспыхивает, быстро, как серная головка у спички. Впрочем, оно тут же гаснет, но тепло остаётся.

Я иду.

Кухня освещена единственной лампой под матерчатым абажуром. У стен шкафчики, мойка, холодильник. В центре — стол, на нём блюдце с малиновым вареньем и чашка горячего чая. Одна.

Похоже, меня не ждали так скоро.

У плиты стоит девушка и переворачивает гренки. Я вижу только её спину — свитер-лапша, простые домашние брюки и… волосы. Белые и прямые. Не синие. А ещё слишком длинные.

Сердце сжимается. Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. Хочу увидеть лицо — и понять, было ли всё сном. Но вместо этого просто смотрю на запястья девушки. Кожа на них — бледная, как алебастр.

Из-за цвета и причёски мне чудится: передо мной ожившая Кристалл — первая Фрост. Та самая, клона которой мы с её последовательницей достали из преобразователя в Готэме. Но ведь это невозможно! Да и связан я вовсе не с ней.

Девушка выключает газ, берёт тарелку с гренками и оборачивается. Синие глаза на мгновение распахиваются шире, но в остальном она остаётся спокойной.

— Очнулся, — говорит она ровно, словно просто констатирует факт.

Затем идёт к столу, ставит тарелку рядом с вареньем, садится.

— Ты вовремя. Вода в чайнике ещё горячая, и заварка осталась. Присоединяйся.

Я сглатываю, не сводя с неё взгляда. Она берёт гренку, аккуратно намазывает варенье и откусывает.

Фрост? Убийца Мороз, которая полностью оправдала своё прозвище? Или всё-таки… просто Луиза?

Губы у неё теперь чуть розовые, на щеках — лёгкий румянец. Она поднимает чашку и делает глоток.

— Любишь бергамот?

— Что? — я глотаю комок в горле.

Она серьёзно? Бергамот? Вместо объяснения, какого чёрта здесь происходит?

— В местном магазинчике был только такой, — как ни в чём не бывало поясняет она. — Хотя нет, ещё зелёный с жасмином. На мой вкус — редкая дрянь.

— Чай… — я окидываю взглядом кухню.

— Да, — бурчит она с набитым ртом. Берёт кружку, кривится, но делает глоток. — Кофе выглядел подозрительно. В прошлый раз я купила нечто в красной жестяной банке. Но по вкусу оно походило на поджаренный и размолотый в труху дешевый собачий корм. Бэээ.

Фрост правдоподобно рыгает, кривится, но тут же откусывает ещё кусок тоста. Она ведёт себя нарочито нормально. Я не свожу с неё взгляда. Осознаю, что это дешевый спектакль, и внутри закипает злость.

— Где мы?

— В жопе мира, — равнодушно отзывается Фрост, вновь отпивая чай. — Местные называют это место Якутия. Кстати, поздравляю, Влад, ты дома! Добро пожаловать! Ну как, стены лечат?

— Почему мы здесь?

— Потому что весь мир теперь хочет порвать нас на куски. — Фрост устало откидывается на спинку стула. — Не голоден? Тогда иди в холл. Там телек. Включай любой канал и смотри. Мы там мелькаем уже четвёртый месяц.

— Четыре месяца? — потрясенно выдыхаю я.

Она лишь дёргает плечом. Отвечать на мои короткие вопросы ей, похоже, надоело. Зачерпывает варенье ложкой и сразу отправляет в рот. Смотрит куда-то в сторону.

Я замечаю стул. Ноги подкашиваются. Подхожу, сажусь. Судороги медленно ползут по икрам. Я морщусь и попытаюсь размассировать мышцы, вернуть им тепло.

— Значит, нас ищут, — выдыхаю я, склоняясь вперёд. — Лига?

— Её остатки в том числе, — фыркает Фрост. — Плюс многие злодеи. А ещё богатеи разной степени паршивости. За наши головы назначена такая награда, что я боюсь даже нос высунуть из этого сарая.

Я оглядываюсь.

— Что это за место?

— Охотничий домик одного старого знакомого, — бурчит Фрост, нахмурившись. — Того самого олигарха, на которого я когда-то работала. Ну и которого отстрапонила, как в последний раз.

Меня передёргивает от упоминания последнего действа. Это что-то похожее на ревность. Возможно, она и есть.

Фрост отодвигает тарелку, скрещивает руки, закрывается, как броней.

— Ты ему веришь?

— У него столько денег, что он может позволить себе не гнаться за наградой. — Она снова дёргает плечом. — А ещё его очень впечатлило то, что я сделала с Готэмом. Думаю, держать меня под боком для него даже выгоднее, чем инвестировать в личную ядерную боеголовку. Я теперь опасная и эксклюзивная штучка. Ну и ещё я могу с ним поиграть, не то что тупая железяка с плутониевым зарядом.

Я хмурюсь.

— Ты с ним…

— И что? — зло перебивает Фрост. — Какая разница? С тобой я тоже ничего не чувствую. Только раздражение.

— Ничего? — я прищуриваюсь. — Мы с тобой… спали?

Она вскидывает брови. Ни "да", ни "нет". И всё же…

— Почему я этого не помню?

Молчит. Но я уже знаю ответ. Фрост умеет стирать память и ковыряться в чужих головах.

— Там нечего помнить, — шипит она. — Но мы теперь вместе. Радуйся, Влад, ты получил девушку своей мечты.

Фрост резко встаёт, отходит от стола. Опирается о раковину, руки всё ещё скрещены, взгляд острый, как лёд.

— Ещё тогда, в джакузи твоего мёртвого шефа, ты кончил и растёкся с идиотской улыбкой на роже, а я… не почувствовала ничего! — Её голос звучит хрипло. — И знаешь, когда ты горел в той капсуле, мне было куда приятней видеть это, чем надрачивать тебе ногами.

Во мне вспыхивает ярость.

— В “той капсуле” ты чуть не убила меня, стерва!

— Это был просто естественный отбор. Мне не нужен был слабак, — с равнодушием палача она признаёт вину. — Но ты выжил.

Фрост делает паузу. Искривляет губы, демонстрируя ненависть. Яркую, жгучую.

— А знаешь… я хотела бросить тебя! Тогда, на ферме, когда тебя превратили в решето. И когда Берёзов прислал за нами вертолёт, затащил нас в свой самолёт, переправил через границу. Когда его врачи вытаскивали из тебя свинец.

Её начинает трясти.

— Но я не смогла! — голос Фрост тоже дрожит. — И не потому, что ты мне нравишься. А потому, что я подсела на твоё чёртово тепло, как на наркотик! Провались ты в ад!

Она отворачивается. Я смотрю на её напряжённую спину.

Похоже, я и правда привязал к себе девушку мечты. Так почему во рту горчит сильнее, чем после того дерьмового кофе, о котором она говорила?

— Ты хотела знать, почему я выбрал тебя, — говорю хрипло, потирая сухое горло. Чтобы встать за водой, нужно найти в себе силы, а их нет. — Ты была неудачницей. Вечно проигрывала суперам. И при этом оставалась чертовски сексуальной. За аутсайдеров легко болеть. А ещё легче хотеть отчаянную красотку, раз за разом выступающую в бой, который она не может выиграть.

Она не отвечает. Даже не дёргается. Демонстрирует безразличие.

Я привстаю, тянусь к центру стола. В кружке Фрост ещё есть чай — уже тёплый. Глотаю, давая горлу передышку. Кружка остаётся в руках — не столько из жажды, сколько чтобы занять их чем-то.

— И всё же я полез в капсулу не ради проходной героини, а ради тебя. Такой, какая ты есть. Холодной. Стервозной…

— Да что же вас таких ко мне тянет, — шипит Фрост.

— “Таких”?

— Мазохистов. — Фрост разворачивается ко мне. — От Берёзова тебя отличает только отсутствие денег и нормальная эрекция. Хотя, толку и от последней мало. И всё равно… я трахаюсь с тобой и не могу остановиться.

Она сжимает кулаки.

— Сука! Надо было отобрать у того фермера винтовку и засадить тебе ещё одну пулю! Уже между глаз, так бы точно сдох!

— Да что ты так взъелась?

— Иди на хрен! — Фрост показывает мне “фак”. — Я тебе не говорящая энциклопедия, чтобы пояснять всякие тупые мелочи.

— Тогда зачем было стирать мне память? — срываюсь я.

— Ты сам попросил, — её голос снова режет. — Молил. Хотел начать с чистого листа, помнишь? Думаешь, мне это надо?

— Надо, — тихо говорю я.

Чай в моей кружке начинает закипать. Ладони пылают. Выходит, силы Огненного Шторма все ещё со мной. Просто их стало меньше.

— Нет. Не "надо". Необходимо, — плюет она. — Знаешь, все наркоманы не только жаждут, но и ненавидят дрянь, на которой сидят.

Она замолкает. Я тоже продолжаю. Смотрю на чай. Сейчас он превратился в крутой кипяток, а мне нужен холод.

Мы с Фрост зависим друг от друга — и она это знает. Но спорить и говорить о том, что я тоже в ней нуждаюсь, не хочется. Сказанное уже ощутимо припекает мою гордость.

Я отставляю кружку.

— Есть что-нибудь прохладное? Горло смочить. Я бы не отказался от колы.

— Была какая-то дрянь, — после паузы отзывается Фрост. — Худшая подделка, что я пробовала. С вонью вездесущей хвои.

— “Байкал”, — усмехаюсь я.

Она поднимает бровь.

— Да, пробовал, я же русский, — пожимаю плечами.

Фрост идёт к холодильнику. Достаёт начатую бутылку.

— Вы, блядь, извращенцы, — цедит она сквозь зубы. — Пихаете ёлки куда угодно: в мыло, в конфеты, в газировку. А шестёрки Берёзова привезли варенье из шишек. Мне теперь страшно распаковывать тампоны — вдруг и там вместо хлопка иголки.

Она ставит бутылку передо мной. Пузырьки внутри бешено мечутся. Ну конечно. Фрост её встряхнула по пути. Мелочная стерва. И всё же…

— Спасибо.

— На здоровье, — говорит она по-русски, с тяжёлым акцентом. — Когда пойдёшь в спальню — почисть зубы. Я купила пасту со вкусом апельсина. Может, хоть она перебьёт эту хрень.

Я едва заметно выдыхаю.

Мы спим вместе?

— Расскажешь, почему я попросил стереть мне память?

— Может быть, — отвечает она и разворачивается к выходу. — Но не сегодня. Лучше поешь. Так тепло быстрее вернётся.

Она уходит, хлопнув дверью.

Я смотрю на бутылку. Пузырьки не унимаются. Вот он — финал. Не любви. Зависимости. Потребности.

Я — наркотик? Батарейка?

Но шутка в том, что без потребителя и то, и другое — просто мусор, который никто не будет производить.

Наши отношения с Фрост всё же симбиоз? Или уже паразитизм?

Хотя какая, к чёрту, разница? Я перегибаюсь через стол, придвигаю к себе гренки и остатки варенья. Заряд батарейки пора восполнить. Это точно.

А мир и правда нас ненавидит. Наша проделка что-то глобально изменила во всём мире. Лето в этом году закончилось рано, отметка на термометре поползла вниз, а вместе с ней и мировой ВВП.

И всё же, пока тревожные сводки метеорологов беспокоят общество куда меньше, чем беспрецедентный геноцид мирного населения в самом сердце Соединённых Штатов.

Я редко покидаю домик — максимум, чтобы на лыжах дойти до посёлка, — но и этого хватает, чтобы понять: жажда мести не утихла. Гитлер, Муссолини, Саддам Хусейн и Бен Ладен блекнут на фоне нас с Фрост. Потеря Готэма стала не просто национальной трагедией США. Скорбят даже местные. Причем причитают об этом так, как будто среди погибших были их близкие.

А Лига всё ещё рыщет, но пока вяленько. Потеря Супермена и Бэтмена стала для них ударом. Сейчас Чудо-Женщина и Аквамен делят кресло во главе круглого стола, что единству среди суперов не помогает. Это даёт нам с Фрост передышку.

Через Фрост Берёзов передал мне совет начать отпускать бороду. Даже в Якутию может прийти лето, и тогда придётся снять шапку и шарф.

Я не послушал. Меня и так злость берёт от того, что мы зависим от этого… но почему-то мне кажется, что лета уже не будет. А ещё Фрост точно бы бесила моя растительность. Впрочем… её бесит почти всё.

Мы сохранили свои силы, но их уровень… В команду А+ мы с ней вряд ли вернёмся. По крайней мере точно не скоро. Хорошо, что Берёзов пока не догадывается об этом — его люди по-прежнему подвозят к охотничьему домику провиант и всякие мелочи. Это не продлится вечно, я знаю, но пока так.

Фрост. Убийца Мороз. Она по-прежнему не позволяет звать себя Луизой. По-прежнему меня ненавидит. И по-прежнему хочет. Жизнь с ней — это качели. И скачки. Часто в постели. А что ещё делать, если мы изолированы от мира?

Остаётся только трахаться, играть в карты и смотреть телек.

Сегодня показывают какой-то международный музыкальный конкурс. Темы песен всё те же: "Чёрный день Готэма", "Пари, пари наш герой", "Бэтмен, вернись!". Все поют воодушевлённо, с пафосом. Протяжно. Аж воротит.

Беру пульт, переключаю канал.

— Глобальное потепление сменяется глобальным похолоданием, — вещает с экрана лысоватый мужик в очках. — Это уже ударило по мировому сельскому хозяйству. Текущих объёмов продовольствия пока хватает, чтобы не допустить голода в развитых странах, но в развивающихся…

Переключаю.

Брюнетка в чёрном костюме вцепилась в микрофон, сверкает глазами. За её спиной беснуются демонстранты с плакатами.

— Вам не скрыться от возмездия, ублюдки, — шипит она. — Забейтесь хоть в самую тёмную дыру на планете — мы вас найдем… и не простим. Я не прощу!

Я опускаю взгляд на подпись: Лоис Лейн.

Жена Кларка Кента. Точнее — вдова Супермена. Да, она приняла этот статус официально, и её рейтинги взлетели на небеса. Проклятье… некоторые аналитики теперь прочат этой второсортной журналистке кресло президента США. Не хотелось бы, ведь она возглавляет охоту на нас.

Щёлкаю дальше. На экране снова эксперт. Женщина. Сидит на диване с кружкой.

— Металюди по сути — это зло, — говорит она. — Они вносят дисбаланс в систему. Притягивают к Земле себе подобных — из космоса, из других миров.

— Вы считаете, что без них было бы лучше? — Камера переходит на ведущего — Андре Найтгала. Проклятье, теперь даже он носит траур и крупный кричащий значок с эмблемами Супермена и Бэтмена, подписанные словом “Помним”.

— Определённо, — кивает эксперт. — Каждый супергерой или злодей — живое оружие. Но с волей. И далеко не всегда она направлена на благо общества.

— Живое оружие… — повторяю я.

Фрост шевелится. Лежит на диване и тоже смотрит телек. Молчит… Её голова покоится у меня на коленях, волосы рассыпаны по моим бёдрам. Мне хочется коснуться её и в тоже время… я не знаю, как она на это отреагирует.

— В бреду мне привиделся ужас, — поясняю я не заданный ею вопрос. — В мой родной мир перенесло Джейсона Раша. Газеты окрестили его так же: живое оружие. Его появление спровоцировало ядерный конфликт. Всё сгорело.

Фрост поворачивается. Смотрит. Молча. Холодно. Как всегда.

Интересно, о чём она сейчас думает? Как убить меня? Избавиться? Стереть память и снова начать сначала?

Наши отношения — плохая партия. Как ни сыграй — всё равно рухнет. Хотя иногда мне кажется, что я почти нашел нужный ход — тогда в её взгляде мелькает тепло. Ненадолго.

Я нажимаю кнопку на пульте. Картинка сменяется. Наконец-то — фильм.

На экране — чувак в пародийном костюме Бэтмена. Он стоит в грязной, мрачной подворотне напротив готического клоуна, поджигающего сигару. Под их ногами — тела гражданских и транспаранты с перечёркнутой маской.

— Что случилось с нашей американской мечтой?! — отчаянно кричит лже-Бэтмен, раскинув руки.

— А разве не очевидно? — ухмыляется клоун. Затем смачно затягивается сигарой, выпускает дым прямо в экран и смотрит на меня. — Она стала реальностью.

КОНЕЦ!