Молодая элита (ЛП)

Аделина Амутеру

Было время в моем детстве, недолгое время, когда отец был ко мне добр. Ночью мне снится об этом сон.

Мне тринадцать. Отец просыпается в хорошем настроении, приходит в мою спальню и открывает занавески, чтобы впустить солнечный свет. Я настороженно наблюдаю за ним, не зная, что привело к внезапной перемене. Ему сказала что-то Виолетта?

— Одевайся, Аделина, — говорит он, улыбаясь. — Сегодня я возьму тебя с собой в порт. — И уходит, напевая себе под нос песенку.

Мое сердце замирает в предвкушении. Это всё взаправду? Отец всегда берет с собой в порт Виолетту, чтобы дать ей полюбоваться судами и накупить подарков. Я же всегда оставалась дома. Я некоторое время продолжаю сидеть в постели, всё еще не веря в происходящее, а затем соскакиваю на пол и бегу к шкафу. Я выбираю свое любимое платье из голубовато-бежевого тамуранского шелка и завязываю волосы высоко на затылке двумя длинными синими лентами. «Может быть, Виолетта поедет с нами», — думаю я и спешу к ней в комнату, ожидая увидеть ее собранной и готовой в путь.

Виолетта все еще в постели. Когда я говорю ей, куда мы едем, она сначала выглядит удивленной, а потом — обеспокоенной.

— Будь осторожна, — советует она.

Но я так счастлива, что лишь усмехаюсь. Она строит из себя добренькую, завидуя, что не едет с нами. Я отворачиваюсь, и предостережение Виолетты тут же испаряется у меня из головы.

День чудесен и полон ярких красок. Отец берет меня с собой в поездку по каналу. Помогает сойти с гондолы. Порт забит людьми, купцы выкрикивают указания, куда доставить их товары, лавочники у свои прилавков зазывают к себе любопытных прохожих, дети гоняются за собаками. Отец держит меня за руку. Я стараюсь поспевать за его широкими шагами, смеюсь его шуткам и улыбаюсь в те моменты, когда от меня ждут улыбки. В глубине души я напугана. Происходящее ненормально. Отец покупает нам по чашке мороженого со вкусом молока и меда, и мы вместе сидим, наблюдая за плотниками и конопатчиками, строящими новое судно. Отец увлеченно рассказывает мне, как строго в Эстенции относятся к качеству судов, как на все паруса, канаты и бобины ставятся разноцветные тавро, указывающие на то, какие мастеровые ответственны за их изготовление. Я понимаю не всё, что он мне говорит, но не смею его прерывать. Я жду, когда он ожесточится, но отец выглядит таким беззаботным, что я, сама того не желая, попадаю под его чары и позволяю себе всецело поверить в то, что он наконец-то мной доволен.

Может быть, теперь всё изменится? Может быть, до сегодняшнего дня я просто постоянно совершала какие-то ошибки?

Когда солнце начинает клониться к закату, мы садимся в гондолы и плывем домой.

— Аделина, — говорит отец, сидя рядом со мной. Течение покачивает поскрипывающую гондолу и нас вместе с ней. Отец берет мое лицо в свои ладони. — Я знаю, кто ты на самом деле. Тебе не нужно бояться.

Улыбка остается на моих губах, но сердце сжимается в груди. Что он имеет в виду?

— Покажи мне, на что ты способна, Аделина. Я знаю, ты способна на что-то особенное.

Я в неловком молчании гляжу на него с глупой, застывшей на губах улыбкой. Когда я ничего не отвечаю, нежность на лице отца начинает таять.

— Ну же, тебе нечего бояться, — уговаривает он, понизив голос. — Покажи, что ты не какая-то там обычная мальфетто. Давай же.

Я медленно начинаю понимать, что своей добротой отец пытается добиться от меня проявления моей силы. Возможно, он даже заключил с кем-то пари, с тем, кто заплатит ему, если я смогу продемонстрировать необычную способность. Улыбка дрогнула на моих губах, и сердце вместе с ней. Отец пробовал добиться своего насилием, но у него не вышло спровоцировать меня и пробудить во мне силу. Теперь он хочет достичь желаемого нежностью и добротой. «Будь осторожна», — предупредила меня Виолетта. Какая же я дура!

И всё же я пытаюсь. Я так сильно хочу отцу угодить!

На следующий день повторяется то же самое. Отец необычайно нежен и заботлив, он относится ко мне так, словно видит вместо меня Виолетту. Сестра больше ничего мне не говорит, и я чувствую облегчение. Я знаю, чего отец от меня хочет. И я так изголодалась по ласке, что ради притворной доброты пытаюсь каждый день, изо всех сил, вызвать в себе что-то, что порадует отца.

Этого не происходит.

Наконец, недели спустя, у отца лопается терпение. Мы едем домой в карете, и он в последний раз мягко берет мое лицо в свои ладони. Просит меня показать, на что я способна. И мне снова ничего не удается. В карете повисает неприятное и тревожное молчание.

Спустя какое-то время отец убирает ладони от моего лица. Отодвигается от меня, вздыхает и смотрит на сменяющийся за окном пейзаж.

— Никчемна, — произносит он так тихо, что я едва его слышу.

На следующее утро я лежу в постели, ожидая, когда отец снова войдет в мою спальню с улыбкой. «Сегодня тот самый день», — убеждаю я себя. Я решительно настроена порадовать отца. Его доброта сегодня обязательно вызовет во мне что-то особенное. Но отец не приходит. Когда я встаю с постели и нахожу его, он не обращает на меня никакого внимания. Он бросил свои попытки найти меня хоть в чем-то полезной. В коридоре я встречаюсь с Виолеттой. Мне кажется, что нас разделяет непреодолимое расстояние. Ее глаза, темные и огромные, смотрят на меня умоляюще. Ее лицо, как и всегда, идеально. Я молча отвожу от нее взгляд.

* * *

Две недели быстро пролетают.

И за всё это время я не нахожу ни единой возможности прийти к Терену в Башню Инквизиторов. А, может быть, нарочно их избегаю. Я не знаю. Всё что я знаю — данное мне время истекло и Терен будет меня ждать. И еще я прекрасно знаю, что случится, если я вскоре не покажусь.

А сегодня я вместе с членами общества «Кинжала» иду на свое первое задание.

Как я поняла, план заключается вот в чем:

Ежегодно, весной, проводится праздник Весенних Лун. Празднования длятся три ночи — по одной ночи в честь каждой из лун. Каждый вечер в Эстенции у вод самой большой из гавань устраивается грандиозный бал-маскарад. В полночь с шести судов над водой устраивается ослепительный фейерверк.

Однако Элита собирается поджечь эти суда до фейерверка, чтобы и разрушить их, и учинить эффектные взрывы. Это будет демонстрация наших сил, открытый вызов королю и свидетельство его слабости. И я буду в этом им помогать.

— Город превратился в пороховую бочку, — объясняет мне Рафаэль, когда мы выходим из его покоев. Сегодня он одет в зеленое с золотым. Часть его лица скрыта полумаской филигранной работы, щеки и брови припудрены блеском. — Король стремится сжечь нас на кострах, и мы ему ответим на это. — Он улыбается мне своей профессиональной улыбкой — застенчивой, лукавой и безупречной. — Люди устали от слабого короля. Когда на трон сядет Энцо, они будут готовы к переменам.

Я слушаю его вполуха, думая о своем. На мгновение представляю себя на троне, а не в ловушке чужих прихотей и блажи. Что бы я чувствовала, если бы мне кланялись другие, если бы они подчинялись любому моему приказу? Каково это — иметь такую власть?

Я впервые буду гулять по Эстенции ночью. В канал у дворцовой улицы приплывают гондолы, и консорты занимают их, разбившись на группки. Я спускаюсь с Рафаэлем и двумя другими консортами в одну лодку и осторожно сажусь на поскрипывающее сиденье. От моего движения по воде бежит рябь. Отчалив, гондола скользит к гавани, а я, восхищенно открыв рот, разглядываю город.

Никакие ночи не могут сравниться с красотой ночей в праздник Весенних Лун, и ни один город не сравнится с потрясающей воображение Эстенцией, превратившейся в светящуюся страну чудес.

Все мосты украшены светильниками, и их золотисто-оранжевое свечение, отражаясь в воде, подрагивает в волнах. По каналам скользят гондолы, играет музыка, кругом слышен смех. Этим теплым вечером на улицах собирается множество людей в масках. Над головой почти идеальным треугольником висят три ярких, огромных луны. Блестящие, прозрачные крылья летящих по небу балир светятся в лунном свете. До приезда в Эстенцию я видела их только издалека, и меня всё еще ошеломляет такая близость к ним. От вида их парящих на фоне лун длинных и блестящих тел у меня захватывает дух.

В отдалении я замечаю в гавани силуэты шести груженых фейерверками судов.

Инквизиторы — верхом на лошадях и пешие — патрулируют мосты. Они единственные, кто не прячет лица за яркими и блестящими разноцветными масками, и их фигуры в бело-золотых одеждах сразу бросаются в глаза. Сегодня они везде, и в воздухе чувствуется повисшее напряжение. Я медленно отворачиваю от них лицо. Как сказал Рафаэль, город превратился в пороховую бочку, и мы сегодня ее подожжем.

Когда мы приплываем в главную гавань, уже вовсю идут празднования. Стоящие вдоль площади статуи ангелов и богов с головы до ног покрыты цветами. Несколько гуляк в масках, несмотря на ранний вечер уже пьяных, забрались на статуи и машут улюлюкающей толпе. Глубоко вздохнув, я улавливаю запахи моря, сладкой и соленой выпечки, жареной свинины и рыбы.

Рафаэль ждет, пока остальные не сойдут с гондолы. Потом грациозно сходит сам и протягивает мне руку. Я присоединяюсь к нему. Консорты постепенно расходятся, встречаясь с ожидающими их в гавани клиентами. Проведя меня сквозь толпу, Рафаэль сжимает мою ладонь.

— Иди, — тихо говорит он. — Если забудешь путь назад, вернись через катакомбы.

Он разворачивается и сливается с толпой. Я остаюсь одна, потерянная в мелькании красок. Оглядываюсь, и сердце начинает громко биться в груди. Я так привыкла к наставничеству Рафаэля, что его внезапное отсутствие поначалу выбивает меня из колеи.

Почувствовав руку на своей талии, я смотрю в сторону. Это Энцо.

Если бы наша встреча с ним не была запланированной, то я не узнала бы его. Волосы Энцо убраны под маску, превращающую его из молодого принца в лесного фейри с блестящими, загнутыми над головой рогами. Маска украшена свисающими серебряными цепочками, посверкивающими на свету. Всё что мне видно — губы и глаза, цвет которых не очень заметен в тенях. Маска скрывает выражение его лица, но я чувствую, что принц впечатлен моим внешним видом — искусно повязанной, в тамуранском стиле, лентой на волосах, золотистым шелковым платьем, белой фарфоровой полумаской, закрывающей изуродованную часть лица. Губы Энцо приоткрываются, будто он собирается что-то сказать.

Затем он кланяется мне.

— Чудесный вечер, — говорит он.

Я отвечаю ему улыбкой, и, поцеловав меня нежно в щеку, он предлагает мне взять его под руку. У меня замирает дыхание от короткого, но жаркого прикосновения его губ.

Энцо ведет нас сквозь скопление гуляющих людей, держась от меня на почтительном расстоянии. Мы соприкасаемся лишь руками, но даже так я ощущаю исходящее от него через ткань одежды тепло — нежное и приятное. Я стараюсь успокоиться и сосредоточенно гляжу вдаль на силуэты стоящих в гавани судов.

Мы достигаем места танцев. Тут и там под дробь барабанов и серенады кружат в море блеска и смеха танцующие парочки — консорты со своими клиентами или покровителями. Краем глаза я замечаю Рафаэля под руку с роскошно одетой леди, но ни он, ни Энцо ничем не выдают, что знают друг друга. За всем этим со своих скакунов наблюдают Инквизиторы.

Энцо бросает на меня взгляд. Притягивает меня к себе и кладет ладонь на мою поясницу. Мир вокруг нас полон ярких красок и веселого безумства. Принц улыбается мне искренней и теплой улыбкой, которую крайне редко можно увидеть на лице Жнеца.

— Станцуй со мной, — тихо просит он.

«Это всё часть нашего плана. Часть нашей маскировки». Я без конца твержу это себе, но ничего не могу с собой поделать — льну к нему, позволяя словам растревожить таящееся внутри желание. Если он это и замечает, то никак не показывает… однако стоит ко мне ближе, чем это необходимо, и смотрит на меня так, как никогда не смотрел.

Мы танцуем с другими парами в большом круге. Постепенно танцующих становится всё больше, и они теснят остальных. Одна за другой пролетают минуты. Движения Энцо плавны и безупречны, и я обнаруживаю, что, ведомая им, танцую столь же безукоризненно. Энцо отпускает меня в танце к другим партнерам, а затем мы снова и снова соединяемся в расширяющемся круге танцоров. Мое сердце бьется в одном ритме с барабанной дробью. Я кружусь и кружусь, пока вновь не оказываюсь в паре с Энцо. Он улыбается мне, и мне хочется коснуться рукой его лица. И я вдруг вспоминаю, что притворяюсь его консортом и что такой жест не будет выглядеть странным. Поэтому я слушаюсь веления сердца. Смеясь, прижимаюсь к Энцо и провожу кончиками пальцев по его щеке. Может быть, это лишь мое воображение, но мне кажется, что взгляд принца теплеет. Он не отстраняется. Он подыгрывает мне. И мне это приятно.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что танец закончился. Все вокруг нас целуют своих партнеров, выказывая этим жестом гармонию между любовью и процветанием. Зрители свистят и хохочут. Всё это — дань традиции. Я бросаю взгляд на Энцо, внезапно смутившись. Что я олицетворяю: любовь или процветание?

Улыбнувшись, он притягивает меня к себе и наклоняется. Его маска с изысканным узором касается моей кожи, и у меня мелькает мысль: оставит ли она на моем лице золотую пыльцу? Я закрываю глаз. Мгновением позже губы Энцо накрывают мои.

Это лишь легкое прикосновение, и, должно быть, короткое — возможно, секундное, — но мне кажется, что поцелуй длится вечность, что принц не сразу отрывает свои губы от моих. Меня опаляет знакомый жар — невероятно сладостное ощущение, как от горячей ванны в холодную ночь. И, прильнув к Энцо, я отвечаю на поцелуй, смакуя его огонь.

А потом поцелуй обрывается. Я смотрю в глаза принца и вижу, что алые крапинки в его радужках ярко светятся. Его губы всё еще очень, очень близки.

Начинается новая песня. Отстранившись от меня, Энцо выводит нас из танцующего круга. Теперь мы почти у гавани, и только деревянные перила отделяют нас от причалов, где стоят суда. Я хихикаю, все еще запыхавшаяся и немного одуревшая от танца, и Энцо смеется вместе со мной — сплетая свой бархатный голос с моим. Кажется, до этого я не слышала его смеха. Он успокаивающий, нежный и в то же время неуверенный, смех человека, который раньше много смеялся. Рука принца по-прежнему надежно лежит на моей талии. Мои губы покалывает. Если Энцо продолжает играть свою роль, то это выходит у него просто великолепно.

У пляжа толпа редеет. Лишь несколько человек, устроившихся на камнях или песке, любуются застывшим в небе треугольником лун. Инквизиторы охраняют причалы, ведущие к шести судам. На тех лежат длинные тени.

У меня внутри беспокойно ворочается энергия. Почти настало время моего дебюта. Я вскользь гляжу на крыши ближайших зданий. Никого там не вижу, но знаю, что Элита расположилась на них, наблюдая за нами и ожидая первого сигнала.

Мы направляемся к причалам. Свет городских огней прорезает тени, отбрасываемые ближайшими к берегу зданиями, и я дрожу от ночной прохлады. Энцо притягивает меня к себе, чтобы тихо сказать:

— Первый причал. — Я чувствую на его губах легкую улыбку.

Я громко хихикаю в ответ, словно он только что прошептал мне на ухо что-то романтичное. Один из Инквизиторов у первого причала бросает на нас скучный взгляд и отворачивается.

Мы медленно, но верно приближаемся к причалу, продолжая весь путь разыгрывать нашу маленькую шараду, изображая из себя влюбленных. Во всяком случае, для Энцо это шарада. Но мне нечего жаловаться — смех, который он вызывает у меня — настоящий, как и румянец на щеках. Его ладонь горяча на моей пояснице, а исходящие от нее потоки тепла невероятно приятны в холоде ночи.

Наконец я спотыкаюсь о камень и падаю, смеясь, в руки Энцо. Мы теперь в дальнем конце причала, и два охраняющих его Инквизитора стоят всего в метре от нас. Один из них поднимает затянутую в перчатку руку:

— Сюда запрещено заходить.

Разочарованно вздохнув, Энцо кладет ладонь на плечо Инквизитора. С его лица сходит напускная беззаботность, и в одно мгновение безобидный улыбающийся парень превращается в хищника.

Инквизитор бросает удивленный взгляд на руку Энцо на своем плече, но не успевает скинуть ее. Его глаза ошеломленно расширяются. Его напарник, почувствовав неладное, спрашивает:

— Ты чего?

Он вынимает меч, но прежде чем успевает что-то сделать, меч исчезает прямо на его округлившихся от страха глазах. Возникнув в десятке метров от нас, он падает на песок. Тут рядом, во тьме, Мишель.

Энцо касается другой рукой плеча второго Инквизитора. Оба стража открывают рты в безмолвном крике.

Принц плавит их изнутри. Я знала, что это входит в наш план, но мне всё равно становится нехорошо. Я в ужасе смотрю, как лица Инквизиторов багровеют и искажаются в агонии. Изо рта одного течет кровь. Их тела трясутся.

— Действуй, — тихо велит мне Энцо.

Я тянусь к своей внутренней энергии в тот момент, когда колени Инквизиторов подгибаются и они оба падают на деревянный настил. Я создаю вокруг нас видимость пустого причала. Теперь мы все — я, Энцо и мертвые Инквизиторы, скрыты иллюзией. Вместо нас с Энцо виден лишь воздух, вместо стражей — доски причала. Тьма возрастает во мне, наполняя восторгом сердце, и я с радостью принимаю даримое ею наслаждение. Поверх одной иллюзии я творю другую — стоящих как ни в чем не бывало двух Инквизиторов в белых одеждах. Вблизи видно, что эти поддельные стражи ни что иное как дым и воздух, их лица слишком просты, чтобы быть настоящими. Но если кто-то взглянет на причал издалека, то не заметит ничего необычного. Со стороны всё выглядит так, будто нас никогда здесь и не было. Словно я не стою рядом с трупами.

Какая сила! Она кружит во мне и вокруг. Мои челюсти сжаты, губы изгибаются в торжествующей улыбке, несмотря на то, что в глубине души я испытываю отвращение к тому, что мы только что сделали. Я ощущаю контроль над своей силой и в то же время беспомощность перед ней.

Я чувствую сквозь свой невидимый щит, что Энцо кивает мне, и киваю ему в ответ, давая знать, что готова. Он вытягивает руки, и из его ладоней вырывается пламя. В тенях я вижу вскидывающую руки замаскированную фигуру — должно быть, Мишеля. Языки огня исчезают с ладоней Энцо и возникают на палубе первого судна, рядом с ящиками с фейерверками. И Мишель, и Энцо исчезают в темноте. Секундами позже с судна доносятся перепуганные крики.

Мои руки дрожат. На меня, затуманивая мысли, обрушиваются воспоминания о той ночи, когда я убила отца. Призрак отца в моих мыслях улыбается мне. Кажется, я даже вижу его стоящим на причале. «Ты убийца, Аделина. Приятно видеть, что ты наконец-то стала сама собой».

Я теряю концентрацию — иллюзорные доски на телах Инквизиторов исчезают, являя мертвые тела миру. Я бегу ко второму причалу. В памяти словно каленым железом выжжены образы убитых нами мужчин. «Беги. Останавливаться нельзя». Я переключаю внимание на здания у гавани и Инквизиторов, патрулирующих остальные пять причалов. Делаю глубокий вдох и призываю свою энергию. Нити в сознании натягивают, протестуя.

Я подчиняю их себе, заставляю ослабнуть, а затем переплетаю.

Мимо стен домов бегут силуэты людей с темно-синими капюшонами на головах. Создается ощущение, что Элита везде, заполнила все причалы. Инквизиторы поднимают тревогу. Я сплетаю новые иллюзии, а сама продолжаю бежать ко второму причалу. Мой страх возрастает, а с ним возрастает и количество ближайших ко мне силуэтов. Инквизиторы зовут на помощь, сражаясь с фантомами-Элитой. Под покровом невидимости я достигаю второго причала как раз в ту секунду, когда загорается палуба второго судна.

— Они ненастоящие! — кричит один из Инквизиторов после того, как его меч проходит сквозь одну из моих иллюзий. Он призывает других стражей перестать сражаться, но им, ослепленным страхом от моего наваждения, не до него. — Остановитесь! Найдите виновника, того, кто это…

Он не заканчивает фразы. Кто-то из Элиты бросается к нему со скоростью нападающей змеи и пронзает его грудь своим мечом. Это не иллюзия. Это Данте. Остальные стражи разворачиваются на крик Инквизитора и атакуют Паука, но он слишком быстр для них. Он разбирается с ними серией стремительных ударов. Его движения размыты в ночи, и хотя я убрала уже свои фантомы, кажется, что он не в одиночку сражается с Инквизиторами. Последний страж решает спастись бегством, но Данте настигает его и перерезает горло кинжалом.

Празднующие на площади в конце концов замечают, что происходит.

Поднимается крик, а следом начинается хаос.

От всего этого у меня кругом идет голова. Я бегу к третьему причалу, а потом — к четвертому. Мы безжалостно убиваем Инквизиторов, спешащих с празднований к нам. Как много смерти!

Я пробегаю взглядом по ближайшим крышам зданий и в этот раз вижу приходящую в движение Элиту. Настоящую, во плоти, со скрытыми за масками и синими капюшонами лицами. Один из них поднимается, накладывает стрелу на тетиву и целит в Инквизиторов. Джемма. Над ней кружит воронье. Когда она отпускает стрелу, вороны падают вниз, летя вместе со стрелой к врагу. Мои фантомы, имитирующие Элиту и двигающиеся вдоль стен, колеблются. Стиснув зубы, я усиливаю концентрацию внимания, и они снова обретают плотность. К ним бегут стражи.

Инквизиторы теперь в пределах досягаемости той Элиты, что прячется на крышах. Внезапно одного из них невидимая глазу сила вздергивает в воздух — он сдавленно вскрикивает, — и, подняв выше зданий, с высоты бросает вниз. Я морщусь, и мои иллюзии снова расплываются. Это была работа Лусенты. Сверху сыпется дождь из стрел, одна их которых протыкает горло очередного Инквизитора.

«Поторопись, Энцо!». Элита безжалостно и жестоко расправляется с Инквизиторами, и я в отчаянии сжимаю зубы. Мне хочется поскорее убраться отсюда. Я бросаю взгляд на стоящее у первого причала судно.

И вижу Энцо. Теперь всё его лицо скрыто за капюшоном и серебристой маской. Он мелькает в чернильной тьме ночи. Проходит одно мгновение, затем другое. Пора убираться отсюда.

Меня хватает за руку Данте и срывается с места, увлекая за собой. Мы так быстро бежим, что ветер хлещет по щекам. Всего за какие-то секунды мы пересекаем песок и траву и вбегаем в тени установленных у гавани праздничных лотков. Со всех сторон раздаются крики. Я отпускаю удерживаемые мной иллюзии. Энергетические нити возвращаются на свои места, и я охаю, ощутив внезапную пустоту.

Взрывается первое судно.

Взрывная волна сбивает меня с ног. Дрожит земля. Все вокруг кричат. Я прикрываю глаз ладонью, защищая его от ослепительного сияния. Щурясь, смотрю сквозь расставленные пальцы на пылающий ад. Радужный фейерверк расцвечивает ночное небо, демонстрируя наш наводящий страх и ужас триумф. Пламя пожирает палубу судна. Воображение рисует Энцо, поджигающего каждое из судов, его фигуру — тень в ночи.

Грубые руки вздергивают меня на ноги.

— Беги к Посланнику, — шипит Данте и, устремив взгляд на Инквизиторов, смешивается с толпой.

Я пробираюсь сквозь толчею, помня свой следующий шаг: «Встреться в конце площади с Рафаэлем. Он проводит тебя в безопасное место». Воздух наэлектризован энергией — я почти ощущаю запах людского ужаса, — сила потрескивает вокруг меня блестящим водопадом энергетических нитей. Тьма во мне жаждет ее, желает освободиться, и мне приходится подавлять в себе непреодолимое желание заполонить всю площадь иллюзиями монстров из преисподней. Как много силы вокруг! И она пропадает зазря. Я пытаюсь сделать себя невидимой, но меня задевает слишком много людей, и каждый раз, стоит мне накрыть себя иллюзией, как она вновь соскальзывает. В конце концов, я бросаю эту затею и просто продолжаю бежать.

Я не сразу осознаю, что в толпе кто-то радуется происходящему. Люди одобрительно машут в воздухе кулаками и наблюдают за ослепительным представлением с улыбками на лицах. Мне вспоминаются слова Рафаэля: «Пусть Главы Инквизиции полюбуются тем, что случится, когда мы отплатим за свои унижения». Находящиеся здесь люди одобряют действия Молодой Элиты. Аплодируют устроенному ей пожару.

У причалов взрывается второе судно. Затем третье. Неостановимая цепная реакция идет по воде от судна к судну, пока взрывающиеся фейерверки не поглощают всю гавань, превращая ночь в день. Куда ни посмотри — всё оранжево-золотое. Земля трясется от выплескиваемой в небеса энергии. Взрывы, рев пламени, крики тысяч людей — всё это сливается в оглушающий хаос. Такой паники я и вообразить себе не могла. Людской страх наполняет меня, вливается черным и мощным энергетическим потоком.

Мне нужно найти Рафаэля. Пытаясь скрыться от обезумевшей толпы, я поворачиваю за угол и выхожу на узкую аллею. На мгновение я оказываюсь в полном одиночестве. Я почти на месте. Наступаю в лужу, и холодная вода брызжет на лодыжки.

У лица мелькает что-то белое.

Прежде чем я успеваю хоть как-то отреагировать, мою шею обхватывает чья-то рука и припечатывает к стене. Перед глазом мелькают звездочки. Я слепо отбиваюсь.

На мои слабые попытки освободиться отвечают смехом. Я цепенею, узнав голос смеющегося. Мелькнувшее передо мной белое пятно принимает очертания одежд Инквизитора, которые ни с чем другим нельзя спутать.

— Так, так, так, — произносит голос. — Тамуранская девушка.

Я смотрю в лицо Терена.

Нет. Не здесь. Не сегодня.

Этого достаточно, чтобы я спустила с поводка энергию. Я обнажаю в ухмылке зубы, когда красноглазый демон выпрыгивает из стены позади меня, с визгом кидаясь на Терена. Тот вздрагивает, но хватки на моем горле не ослабляет. Его глаза удивленно расширяются.

— Что это? — улыбается он. — В прошлый раз ты не была столь дерзкой. — Он приподнимает арбалет. — Еще одна такая выходка, и я могу решить, что твоей сестре пора умереть. Я дал тебе две недели. — Его улыбка становится жесткой. — И ты опоздала.

— Прости, — поспешно выпаливаю я. Мысли несутся вскачь. — Пожалуйста… не причиняй ей боли. Я не могла найти подходящего времени, чтобы встретиться с тобой. Меня с утра до ночи тренируют. — Я бросаю взгляд на главную площадь. — Если кто-то из Элиты увидит меня говорящей с тобой, то меня убьют и ты не получишь…

Терена совершенно не трогают мои слова. Он продолжает удерживать меня. Его хватка неестественно сильна, а лицо слишком близко.

— В таком случае, — обрывает он меня, — тебе лучше начать говорить. Ты задолжала мне информацию.

Я тяжело сглатываю. Элита наверняка где-то поблизости. Они знают, что я пойду в эту сторону, и если я вскоре не покажусь, меня начнут искать. И найдут здесь.

Пальцы Терена сильно сжимают горло, причиняя боль, и мои руки непроизвольно тянутся к шее. Терен зло сужает свои бесцветные глаза.

— Назови мне их имена.

— Я… — Что я могу сказать ему, не навредив обществу «Кинжала»? Мой мозг лихорадочно ищет решение.

— Я видел, что ты пришла на праздник с консортом из дворца Фортуны, — добавляет Терен. — Я видел его с тобой и раньше. Он один из них?

Нет. Я отрицательно качаю головой, предваряя ложь:

— Он просто меня сопровождал.

Цепкий взгляд Терена блуждает по моему лицу.

— Просто тебя сопровождал, — задумчиво повторяет он.

Глаз заволакивает слезами. «Нет. Пожалуйста, только не Рафаэль».

— Да, он просто меня сопровождал.

Терен издает раздраженный звук.

— Говори. Леди Джемма… тебе знакомо это имя? Тебе известно, почему она участвовала в скачках?

Я опять мотаю головой.

— Кто их лидер?

Нет. Нет. Я не могу этого сказать.

— Я не знаю. Правда, не знаю!

Терен снова сужает глаза. Он поднимает одной рукой арбалет и направляет его прямо мне в глаз.

— Ты лжешь.

— Нет, — выдыхаю я.

— Ты же знаешь, что за твою ложь заплатит Виолетта. Не ты. А твоя сестра. — Он наклоняется ближе, его голос сладок как мед: — Хочешь послушать, что я собираюсь с ней сделать?

Он шепчет мне в ухо, как именно будет мучить ее, перечисляя пытки одну за другой, вызывая у меня рыдания. Я не знаю, что делать. Мысли путаются в голове. Виолетта. Я вновь смотрю на творящийся на площади хаос. Где он держит сестру? Во мне плещется энергия, подпитываемая жутким страхом. Она просится наружу, но я крепко держу ее внутри.

— Прошу тебя… — умоляю я. — Я расскажу тебе всё, что знаю, только дай мне еще одну неделю. Пожалуйста. Нельзя, чтобы меня увидели здесь с тобой. Это не нужно ни тебе, ни мне. — Я осматриваю аллею. — У нас нет времени. Они здесь. Они не могут…

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, Терен поднимает взгляд вверх. Я тоже. И вижу на крышах темные мантии. Меня пронизывает ужас. Элита. Они идут сюда. Они нас увидят. Другие Инквизиторы унимают возникший хаос. У Терена с собой недостаточно людей, чтобы встретиться лицом к лицу с Элитой. Я почти ощущаю, как он взвешивает возможные варианты, решая, успеет ли вытащить из меня ответы на интересующие его вопросы до того, как за мной придут.

«Пожалуйста. Пожалуйста, отпусти меня!».

Покончив с колебаниями, Терен хватает меня за ворот платья и притягивает ближе.

— У тебя три дня, — тихо говорит он. — Если ты снова нарушишь свое слово, я всажу стрелу в горло твоей сестры. И ей очень повезет, если это будет первым, что я сделаю. — Он улыбается, сверкая в ночи белыми зубами. — Мы можем быть врагами, Аделина, или можем быть лучшими друзьями. Поняла?

Это всё, что он говорит. Взглянув на крыши, я вижу присевшего на корточки Данте. Он смотрит на нас сквозь прорези в маске, натянув тетиву.

Мелькает сапфировая ткань, и кто-то сбивает Терена с ног, освобождая меня. Я хватаюсь за стену. Передо мной сплелось белое с синим — Терен скидывает с себя напавшего на него Энцо и вскакивает на ноги. Оба встают лицом к лицу. У Энцо в руках клинки.

— Жнец! — восклицает Терен, направляя арбалет на принца и доставая меч. — Всегда приходишь на помощь мальфетто?

Клинки Энцо раскаляются сначала докрасна, потом — добела. Он бросается на Терена прежде, чем тот успевает выстрелить из арбалета, целя кинжалами в глаза. Терен уходит из-под ударов с шокирующей меня легкостью и выписывает мечом полукруг, чуть не задевая грудь Энцо. Вырвавшееся из ладоней принца пламя обволакивает обоих огненным коконом. Сквозь это палящее марево я вижу, как Терен и Энцо скрещивают мечи.

Огонь странно действует на Терена. Его кожа сгорает, но мгновенно восстанавливается, гладкая и невредимая. Я холодею при виде этого. Это явно не игра света — пламя на самом деле не причиняет ему вреда.

Такое невозможно. Если только он не…

— Беги! — кричит мне Энцо.

Клинки мечей скрещиваются, сталь ударяется о сталь. Снова и снова. Прилетевшая сверху стрела вонзается Терену чуть ниже шеи. Он охает от боли, но, к моему ужасу, обхватывает ее и, выдернув без усилий из тела, отбрасывает в сторону. Рана тут же, за секунды, затягивается, пока от нее не остается лишь пятно крови.

Терен — Молодая Элита.

Придя в себя от шока, я несусь прочь. Подняв взгляд, мельком вижу Лусенту, натянувшую тетиву лука и пытающуюся понять, куда в Терена стрелять.

Грубая ладонь обхватывает мое предплечье. Повернувшись, я смотрю прямо в серебристую маску Элиты.

Данте.

— Может, сделаешь нас невидимыми, чтобы мы могли убраться отсюда?

В его голосе слышится что-то такое, от чего у меня по спине пробегает холодок. А что-то в его взгляде говорит мне о том, что он видел гораздо больше, чем мне бы того хотелось.

Вокруг нас крики и паника, в гавани ревет бушующее пламя фейерверков. Я заставляю себя сделать то, о чем говорит Данте, — обволакиваю нас иллюзией невидимости и следую за ним к ближайшему входу в катакомбы. Позади нас Энцо уже и след простыл, он исчез так же быстро, как появился. В моих ушах всё еще звучит голос Терена:

«Три дня».

Они были лучшими друзьями, не ведая о том, что им суждено стать врагами. Губительная правда вскоре всё расставит по своим местам.

— «Братья по огню», Эдтаре.