Все началось прошлым летом на курорте у озера Эстрелла, высоко в горах Сьерры. Выиграв небольшую сумму в Лас-Вегасе, я поехал к озеру в надежде наткнуться на что-нибудь стоящее. И вдруг напал на золотую жилу.
Здесь было полно одиноких дам, в основном среднего возраста, начинающих полнеть в тех местах, где это противопоказано, но богатых до чертиков, болтающих непрерывно наподобие длиннохвостых попугаев о том, как они приятно проводят время, а на самом деле изнывающих от скуки.
Я выбрал вдову Паркер, навел справки о ее финансовом положении, — самую некрасивую из всех, кто был достоин моего внимания.
Последовали обычные в таких случаях розы и приглашения на танец — знаки внимания, так необходимые в процессе ухаживания. Низенькая плотная женщина лет сорока пяти — сорока шести, с крестьянскими руками, грубость которых не могли прикрыть бриллиантовые кольца. Сначала она была удивлена, потом преисполнилась чувства благодарности. Никогда еще в ее жизни не случалось подобного — как с неба свалился кавалер шести футов ростом, красавец, с начинающей седеть шевелюрой и изящной полоской усиков. Благодарность переросла в нежную привязанность, любовь окончательно лишила ее мозгов, которых и раньше был недостаток. После этого все было очень легко. Она поверила, когда я признался, что влюблен в нее и хочу заботиться о ней всю оставшуюся жизнь. Я знал, что она без ума от меня. Принц на кремовом кадиллаке с откидным верхом, разве не о таком мечтают все девушки и некоторые женщины, хотя последним следовало бы быть поумнее.
Но тяжелое отрезвление тем не менее явилось моим уделом. Мы были женаты уже два месяца, когда я узнал, что покойный мистер Паркер оставил жене гораздо меньше, чем я думал. Впрочем, доходы от вложенного капитала позволяли нам неплохо жить в старинном доме на ранчо с видом на долину Сан-Фернандо, окруженном виноградниками.
Прошло примерно три месяца со дня свадьбы, когда она обнаружила, что мои тысячеголовые стада и тысяче-акровое ранчо были просто нитями той золотой паутины, которую я сплел, чтобы завлечь ее в свои сети. Я хорошо запомнил то утро. Только я собрался попросить у нее карманных денег, которые как раз кончились, как тут-то и разразился скандал.
Потом, всплакнув немного, она сказала:
— Я понимаю. Мне надо было раньше думать. У тебя нет ни гроша. Ты просто ловкий жиголо. Тебе абсолютно наплевать на меня. Ты женился из-за денег.
Это было правдой. Но я был бы последним дураком, если бы признался ей в этом. И поэтому, не отрицая своей финансовой несостоятельности, я пылко запротестовал, сказав, что если бы она узнала раньше, что я беден, то никогда бы не ответила на мою любовь.
Конечно, она понимала, что я лгу, но ей хотелось верить в эту ложь — и она поверила.
Я видел ее перед собой — толстую, пожилую, глупую женщину, которая жаждала любить и быть любимой.
— Ты говоришь правду, Джек? — умоляющим голосом произнесла она. — Ты действительно меня любишь? Ты не оставишь меня… никогда?
Я обещал, что никогда не брошу ее. Разумеется, я не собирался держать слово. Но это благотворно подействовало на нее, и еще несколько месяцев я смог понежиться в комфорте, продумывая, как заполучить ценные бумаги ее покойного мужа, успевшего вложить капитал в строительный бизнес, где сам раньше работал, и сейчас вдова имела девяносто пять тысяч долларов дохода.
Вскоре я понял свою ошибку. Жизнь с Саррой была невыносима, притворяться становилось все труднее. Конечно, можно было просто сбежать, но вначале хотелось прибрать к рукам Саррино состояние, хотя бы частично. Но Сарра вдруг проявила себя не такой уж дурой и пристально следила, чтобы этого не случилось. Она клялась, что любит меня, но при этом заставляла многими мелкими унизительными способами оплачивать каждое пенни, в то же время не жалея денег для своих многочисленных племянников и племянниц, непрерывно гостивших у нас.
Именно одна из ее племянниц, Кэрол, стала причиной нашей второй серьезной ссоры. Хорошенькая, белокурая, сияющая юностью Кэрол. Вероятно, так выглядела Сара, когда ей было лет девятнадцать.
Это случилось в воскресенье, спустя несколько недель после Нового года. Как всегда в доме жили родственники Сарры. Семейный обед был в разгаре, вино лилось рекой. Когда кувшин опустел, Кэрол вызвалась сопровождать меня в подвал, чтобы принести очередной галлон вина.
В подвале было тихо, тускло горел свет. Я много выпил, а Кэрол была такая прелесть… Я наполнил кувшин из бочонка и повернулся, чтобы идти наверх, как вдруг она очутилась в моих объятиях.
Я почувствовал теплоту юного тела. Она запротестовала, но довольно слабо. Потом ее губы ответили на поцелуй, и я подумал, что в конце концов мне не так уж не повезло с семьей. Вдруг я увидел темную фигуру у подножия лестницы, последовала сильная оплеуха, и разъяренный голос Сарры произнес:
— Убери руки от этого ребенка, Джек Маркхэм, а если сделаешь это еще раз, я убью тебя. — И она не шутила.
Вскрикнув, Кэрол вырвалась и убежала наверх.
— Я только… — начал было я.
— Я все видела.
Кажется, я никого и никогда еще так не ненавидел в своей жизни. Ее мясистое лицо пылало от выпитого вина и гнева, развившиеся волосы висели тощими прядями, растолстевшая, потерявшая окончательно иллюзии, она была гротеском всех стареющих обманутых женщин.
— Я вышла за негодяя. Что ж, сама виновата и теперь пожинаю, что посеяла. Никто не тащил меня к алтарю силой. Но если ты еще раз хотя бы посмотришь в сторону Кэрол, я убью тебя, Джек. И с завтрашнего дня ты найдешь себе работу, если хочешь есть.
С этими словами она покинула подвал, прихватив с собой кувшин. Я нацедил стакан вина из бочонка и сел обдумать ситуацию. Выпил вино, налил еще. В подвале было тихо и уютно. В тусклом свете казалось, что серые стены уходят в бесконечность. Я встал и прошел до конца подвала, он оказался огромным. Пол был цементный, все стены из блоков. Кроме винного отделения было еще несколько: для хранения фруктов, прачечная, сушилка, инструментальная, несколько кладовых. Все это было похоже на китайский лабиринт.
Длина помещения составила на глаз футов сто двадцать. Очутившись в дальнем конце, я понял, что стою под основанием внутреннего дворика, где находился открытый очаг для жарки мяса. Потолок здесь был в виде сплошной железобетонной плиты.
Вероятно, здесь Паркер собирался построить какое-то хранилище, потому что у стены лежали строительные блоки, их было более чем достаточно, чтобы возвести вторую стену от пола до потолка.
Прочную каменную стену в пяти футах от конца подвала, герметично закроющую пустое пространство.
Стоило крепко подумать. Паркер мертв, строительные блоки разбросаны по всей территории, и никто не хватится, если несколько штук исчезнет. И никому не придет в голову, что подвал укоротился на пять футов. Но зато они хватятся Сарры. Подумав хорошенько, я составил план действий.
Первое, что я сделал — прекратил пить. Потом продал свой автомобиль и отдал Сарре деньги.
— О’кей, я, может быть, и мерзавец, — сказал я ей, — во всяком случае таково твое мнение, но, думаю, это окупит мое содержание.
Она была поражена и полна подозрений. Теперь предстояло найти работу. И я нашел, достигнув двойной цели. Надо было узнать все о цементных блоках и растворе для их прочного соединения.
Никогда не забуду выражение ее лица, когда я явился в первый день после работы в замызганном белилами костюме и с цементной пылью под ногтями.
— Работаю на стройке, — объяснил я. — Простым рабочим на фирме, которая раньше принадлежала мистеру Паркеру.
— О, Джек, — только и сказала она. Я знал, о чем она думает: «Может быть, я ошиблась. Может быть, он женился на мне не из-за денег. Может быть, он не такой уж плохой человек».
На следующее утро на столе стояли цветы, и она встала, чтобы приготовить мне завтрак. Мне было ее почти жаль.
Работа была легкой до идиотизма. Вскоре мои успехи заметили и предложили работать мастером. Потом управляющим. А к концу апреля владелец фирмы упрашивал меня стать его партнером. Он говорил, что в жизни не встречал управляющего толковее. Я сказал, что подумаю. Разумеется, я не собирался принимать его предложение, но сказал об этом Сарре. Видели бы вы ее радость.
Она вся светилась и молодела с каждым днем. Окончательно убедившись, что ошиблась во мне, она теперь не могла на меня надышаться. «Джек так считает», «Джек говорит, что…» — словом, я превратился в непогрешимого божка.
А я жил как в аду. Мне хотелось напиться до чертиков, мне хотелось света, музыки, толпы и веселья. Мечтал услышать вновь звон колеса рулетки и шлепанье карт по столу. Чтобы хорошенькая девушка сказала: «Привет, красавец. Что делаешь сегодня вечером?» Мне хотелось обозвать Сарру глупой старой коровой, отхлестать ее по толстым щекам первым попавшимся под руку, потом сбежать с ее ценными бумагами.
В начале мая я загрустил, потерял аппетит и часто сидел, мрачно уставившись в одну точку. Сарра забила тревогу по поводу моей печени, но я уверил ее, что совершенно здоров. Просто устал. Разумеется, не от нее, как можно, а от работы.
Тут меня прорвало. Это не работа для мужчины, который любит просторы. Опять всплыло мое несуществующее ранчо. Оказывается, я был прирожденным скотоводом, и меня просто мутит от декоративных пальм, кинозвезд и двухакровых ранчо, где разводят кур. Я тоскую по простирающимся до самого горизонта волнам красной травы, по пасущимся стадам, хочу снова ощутить прохладный упругий ночной ветер на своем лице, ездить верхом… и все в таком роде…
Разумеется, это звучало фальшиво, я беззастенчиво содрал картинку из ковбойского фильма, но Сарра купилась на мои бредни. Особенно когда я с карандашом в руке доказал, какую прибыль можно получить от разведения скота. Мечтал вместе с ней, как мы будем жить на ранчо на холмах, только я и она.
Когда она загорелась идеей, я вдруг дал задний ход.
Признал, что не всегда жизнь на ранчо складывается удачно, бывают провалы. Что она не будет счастлива вдали от своих родственников, и я не имею права срывать ее с родных мест. Прочь несбыточные мечты, кончу свою жизнь удачливым продавцом цементных блоков.
Но она уже была на крючке.
Она ничего не хотела слушать. Я доказал, что люблю ее. Ради нее я стал настоящим мужчиной. Неважно, где она будет жить, главное, со мной вместе. Она продаст дом, отдаст мне ценные бумаги, и мы вложим вырученные от них деньги в ранчо, как только подыщем подходящее место.
Прошло три недели. Продать дом не составило труда. У меня в конверте лежали наличными 23 000 долларов от продажи дома и там же 118 000 долларов, стоимость ценных бумаг. Целое состояние, оно позволит мне безбедно прожить несколько лет.
Ее родня тяжело восприняла известие. Но никто не подозревал меня, даже Кэрол, хотя я заметил на себе ее странный взгляд, когда Сарра пригласила племянницу погостить у нас в новом доме. Сарра говорила, что она многим обязана Кэрол.
Наши планы были довольно неопределенными. Мы собирались подобрать подходящее ранчо в районе от Техаса до Монтаны. Сарра предупредила, что не любит писать письма. Но мы будем время от времени присылать открытки или телеграммы.
Пройдут месяцы, прежде чем они почувствуют подвох. К тому времени меня и след простынет. Законникам придется вести поиски на громадном пространстве.
Саррины крепко подвыпившие родственники отбыли с веселыми криками за полночь после прощального ужина.
Дом был продан с мебелью. Новые жильцы должны въехать уже сегодня. Сарра намеревалась выехать с рассветом на приобретенном мною для этого случая автомобиле. Она не догадывалась, что я не купил его, а взял напрокат под вымышленным именем. Автомобиль ждал меня, спрятанный на пустынном повороте.
В кармане у меня лежал билет до Нового Орлеана, и оттуда на пароход в Монтевидео, все было готово, и виза, и паспорт. Я даже не забыл позвонить в компанию и попросил отключить электроэнергию, так что мы принимали наших гостей при свечах и керосиновых лампах.
Ночь была теплой, из окон доносился аромат цветов из сада, когда мы шли в спальню, освещая дорогу свечой.
«Я люблю тебя, Джек. Я не знала что такое счастье, пока не встретила тебя. Ты и я навсегда вместе».
Глупая, эгоистичная идиотка.
Последний стакан вина. Затем: «Спи, моя дорогая. Засыпай, моя радость. Спи, дьявол тебя забери. Время бежит, я должен убить тебя и уехать с рассветом».
Понимая, что не должно быть крови, я сделал это голыми руками. Сначала ударил кулаком, потом задушил.
Вот и все. Погасил лампу. Будь проклята Сарра! Будь прокляты все мертвые женщины! Даже теперь, когда наконец она лежит спокойно, я чувствовал на себе ее взгляд сквозь темноту, пока собирал вещи и относил в подвал.
От осторожного стука в окно меня охватила мгновенная паника. Наверное, вернулся один из ее пьяных родственников. С сильно бьющимся сердцем я вылез наверх, чтобы убедиться, что это всего лишь ветка ударяет по стеклу. Никто не хотел больше увидеть Сарру. Сарра со всеми попрощалась. Никто не станет ее беспокоить. Она спит в объятиях своего мужа.
Все еще чувствуя дрожь в коленях, я почал новый бочонок вина. Вино не входило в сделку, и не обязательно оставлять его новым жильцам.
Я одел Сарру, не забыл ее шляпку, перчатки, сумочку и чулки. Затем, перебросив через плечо, держа в одной руке лампу, отнес ношу в подвал.
Она была все-таки права — я действительно мерзавец. Несмотря на все мои умные речи, я был ловким жиголо. Я женился на ней из-за денег.
Я чуть не совершил роковой промах. Забыл, что вода отключается вместе с электроэнергией. Для приготовления раствора бетона нужна была вода.
Но меня выручил бассейн с рыбками.
Сначала надо замесить раствор — не очень густо, пробуя мастерком. Осторожно, чтобы не наляпать на полу. Лучше делать изнутри. Все следы от работы, показывающие, что стена новая, будут спрятаны вместе с Саррой.
На низ — толстый слой раствора. Теперь первый ряд блоков, прекрасно подогнанных, самосклеивающихся, изготовленных по технологии покойного мистера Паркера.
При свете лампы работать было трудно. Я забыл взять уровень. Нельзя, чтобы стена получилась неровной. Нашел уровень в кладовой, принес и вымерил второй ряд. Пока все шло идеально.
Воздух в конце подвала был тяжелый. Да еще жара. Время от времени я освежал себя вином из бочонка, который поставил позади себя. Впрочем, действия вина я не ощущал из-за сильного возбуждения.
Было готово уже четыре ряда, когда дважды звякнул колокольчик у входа. Это не было плодом воображения. Кто-то стоял у двери.
Я снял рубашку и брюки, в которых работал, нашел в своей сумке, принесенной вместе с багажом Сары, халат. Надо было открыть дверь. Я должен знать, кто пришел и зачем.
Это была Кэрол. Она спросила, спит ли ее тетя.
Я ответил, что спит, и спросил, что ей надо.
Лицо девушки распухло от слез.
— Ты не догадываешься?
Я сказал, что не имею понятия.
Она помолчала немного и споосила.
— Значит, все кончено?
— Прости меня. В тот момент я, наверное, сошел с ума, ведь ты ребенок по сравнению со мной. Но сейчас я опомнился. Собираюсь начать новую жизнь вместе с твоей тетей.
— Ты негодяй! — зарыдав, она убежала к своей машине.
Не закрывая двери, я громко крикнул.
— Нет, Сарра! Ничего не случилось. Просто вернулась Кэрол — она забыла свои перчатки!
Если Кэрол спросят, она подтвердит, что я разговаривал с Саррой.
Меня мучила жажда. Глупо было все время наливать из бочонка в стакан. Я принес кувшин из кухни.
Поеду в Глендэйл, там оставлю на стоянке машину и сяду на поезд, идущий на север. Из Сан-Франциско в Омаху. Оттуда в Канзас-Сити. Потом в Новый Орлеан.
Французский квартал в Новом Орлеане. С моими деньгами! Было о чем помечтать, пока я работал.
Уровень. Раствор. Блок. Уровень. Раствор. Блок. Стена казалась бесконечной. Уровень. Раствор. Блок.
Последний ряд. Последний блок втиснут плотно на место. Теперь герметично замазать раствором.
Закончив, я прислонился к стене, ловя ртом воздух. В желтом свете лампы я видел стену, она была идеальной. Я помнил, как выпрямился, разгибая затекшую спину, потом от духоты и выпитого вина ноги подкосились, и я канул в темноту.
Очнувшись, я ощутил сильную головную боль. Взглянул на часы. Пять часов, скоро рассветет. Пора отправляться в путь.
Я встал, потянулся за своей сумкой… И УВИДЕЛ САРРУ! «Боже мой! На какой стороне я нахожусь?»
Теперь я знал, на какой. Знал, что стена прочна, ведь суперблоки, схваченные раствором, мгновенно превращаются в монолит.
Я не услышу, когда въедут новые жильцы. Стена звуконепроницаема. Не осмелюсь привлечь внимание стуком. Я уже на пути, но не в Буэнос-Айрес. Куда — я пока не знаю. Огонек лампы мигает как сумасшедший.
Одно очевидно. Исполнено последнее желание Сарры. Мы теперь вместе — навсегда.