Моё имя (СИ)

Глава 4. Сказка о принце

На кончике пальца показалась алая капля крови, которая с каждой секундой становилась лишь больше и тяжелее. Мгновенье — и она уже не могла удержаться на месте. Капля покатилась вниз по ладони, выводя на ней хаотичный, кровавый узор. Объект моего внимания ударился о деревянную поверхность стола, что с радостью впитал его, оборвав тем самым кратковременнуюсвободу. Но ничего: за первой каплей уже спешила вторая, рождённая из той же самой раны.

Когда в последний раз я видел собственную кровь? И как вообще умудрился пораниться? Неужто Лудо прав насчёт того, что со мной в последнее время происходит нечто странное и непонятное?

Сие скучное мероприятие под величественным названием «Совет старейшин» продолжалось уже больше часа. Обычно я проводил его раз в две недели или и того реже, но в этот раз старики слишком уж настойчиво добивали меня по поводу «события необычайной важности», которое мы обязаны обсудить на внеплановой встрече. Каким же я был дураком, когда от нечего делать согласился!

И как долго они ещё собираются трепать своими длинными языками? Я и так прекрасно знаю всё, о чём они здесь разглагольствуют.

— Если мы не примем надлежащих мер, — вещал Алан Корвин, — ситуация может усугубиться ещё сильнее. Они убили уже больше полсотни наших солдат, и я уверен, что это далеко не конец их злодеяниям! За все десять лет, что мы пробыли здесь, подобное происходит впервые. Как только эти плебеи обзавелись заговорённой сталью, так сразу же подняли головы, и из кучки дрожащих муравьёв превратились в настоящий смертоносный пчелиный рой! Мы не можем прощать им подобное неповиновение и непочтение. Мы должны напомнить им, кто здесь главный, и где их место. Мы не в праве позволить рою пчёл стать стаей тигров! Ваше величество, прошу, примите меры! Нужно хотя бы выяснить, откуда у них наша сталь…

И так без конца. Как же мне это надоело. Самовлюблённые дураки. И почему я должен это выслушивать? Неужто они думают, что если будут напоминать мне о происходящем снова и снова, то все проблемы решатся сами собой? Похоже, что настоящим дураком я стал не сегодня, пойдя им на уступки, а более десяти лет назад, когда, заняв престол, не распустил эту секцию обсуждения сразу же!

Но в одном не могу с ними не согласиться: людские ничтожества в последнее времядействительно началидоставлять слишкоммногопроблем.

С того момента, как мы стали правителями этого мира, восстания вспыхивали повсюду и постоянно, но раньше они были сравнимы с писком свиньи перед забоем и не представляли для нас совершенно никакой опасности. В последнее время всё изменилось и, честно говоря, даже я не понимаю, в чём именно тут дело. Люди стали сильнее? Или это мы слишком расслабились? Хуже всего, если и то, и другое.

Несколько месяцев назад нам, сразу из нескольких зон одновременно, стали приходить сообщения о непонятных и таинственных смертях солдат-эксилей.

Раньше, конечно, уже имелись случаи убийства эксиля человеком. Однако, по большей части, это было, когда группа отчаянных и одичалых людей всем скопом набрасывалась на одного или двух наших. Да и в таких случаях плебеи недолго радовались победе: уже на следующий день их находили и убивали самыми жестокими способами, которые только можно придумать.

Когда же поступила информация об убийстве, не оставившем совершенно никаких следов, каждый из нас был в полном замешательстве. Мы долго запугивали и допрашивали близлежащее население, но никто из них так ничего и не сказал. Думаю, что, учитывая те пытки, коим их придавали, они либо действительно были не в курсе происходящего, либо очень сильно хотели кого-то прикрыть.

Не найдя зацепок, мы решили забыть об этом случае, списав его на очень странное и весьма необычное исключение, но меньше, чем через пять дней, подобное повторилось совершенно в другом, весьма неблизком к первому, месте. За такое короткое время не имеющий крыльев, при всём своём невероятном желании, никоем образом не смог бы туда добраться. Когда же серия убийств только продолжилась, мы твёрдо убедились, что здесь орудует вовсе не один человек, а целая группа головорезов и, самое неприятное, они весьма неплохо умеют пускать эксильскую кровь.

Очень долго никто не мог понять, как им это удаётся, и наконец-то найденный ответ ничем не улучшил обстановку. К разгадке нас подвёл обнаруженный в теле одного из павших товарищей обломок ручного, наспех сделанного, кинжала. Кинжала из заговорённой стали. Как оказалось, всё это время враги бесчестно сражались с нами нашим же оружием. Вот же ж трусы! Но, как я уже говорил, сия, с трудом добытая, информация никоим образом наших проблем не решила. Наоборот — она породила ещё больше вопросов.

Откуда у людей сталь? Да ещё и в таком количестве? Неужто они научились добывать её штучным способом? Если это так — то нам придётся прекратить играть в игры и стать действительно серьёзными.

Дня два назад эксилям, впервые за долгое время, удалось схватить и допросить одного из повстанцев. Однако это было не нашей победой, а обычным везением. Он служил шпионом, засланным в Аксиллу, и, думаю, прилежно исполнял эту роль далеко не первую неделю. Из-за того, что большую часть своей жизни мы проводим в человеческой форме, отследить вражеских лазутчиков даже нам не всегда удаётся.

Как бы там ни было, за его поимку мы должны поблагодарить Пандору и её вечную самовлюбленность. Дело в том, что, когда моя «горячо любимая» жёнушка выбирается в столицу, из этого делается чуть ли не фестиваль с фейерверками и сладкой ватой (я много читал и про первое, и про второе). Как только она ступает на ту или иную улицу, её слуги, до боли надрывая глотки, сообщают эксилям о приближении королевы и требуют освободить ей дорогу. Тогда все взлетают ввысь и склоняются пред ней в вежливом реверансе, ожидая, пока она соизволит пройти. Однажды я видел описываемый спектакль и, клянусь, нелепость этого зрелища стоит того, чтобы на него посмотреть.

Само-собой, человеческий шпион не сумел проявить должного уважение к королеве, взлетев в воздух, и это её неслабо оскорбило. В дальнейшей заварушке стража, выяснив, что это человек, и обнаружив при нём кинжал из заговорённой стали, задумалась над тем, правильно ли будет отдавать несчастного на растерзание королеве (наконец-то научились работать головой!). Они сказали Пандоре, что я буду весьма благодарен, если получу такой подарок, и она, к моему величайшему удивлению, с этим согласилась. В тот же день его доставили во дворец.

Я лично навестил шпиона в тюремной камере. Человек был весь в крови, с оторванным ногтями и без парочки пальцев, но даже так он не был сломлен. Несмотря на все пытки, заговорил повстанец лишь раз — когда узнал, что перед ним стоит самыйчто ни на есть настоящий король. Я не запомнил имя, которое он назвал мне, решив представиться, но хорошо запомнил то, что сказал после этого: «Вам осталось недолго. Совсем скоро «Красное пламя» испепелит всех вас, ублюдки, дотла. Однажды наш предводитель обязательно отрубит твою дрянную королевскую голову и выставит её красоваться на пике, как неоднократно делали вы. Просто подождите — и мы покажем вам, что такое истинный ад». Кажется, после этого ему оторвали ещё один палец.

Поняв, что сказанные этим человеком, слова были услышаны им от кого-то другого, я быстро потерял к нему интерес. В нём не было собственной воли — лишь чужие идеалы. Но кое-что в его истории меня всё же заинтересовало, а именно — «Красное пламя» и его предводитель. Кто этот человек? Он смог добыть нашу сталь, дать людям цель и научить не бояться смерти. Он доставил нам немало проблем и даже заставил чёртовых стариков, которым плевать на всё, пока они могут наслаждаться жизнью в своих блошиных норах, понервничать. По правде говоря, я был бы весьма не против с ним познакомиться. Возможно, даже сохранил бы ему жизнь, если бы счёл достойным. Хотя, о чём это я? Достойных людей не б…

Ада. Ада тоже недостойна?

Её лицо возникло перед глазами, и я порезался о небольшой складной ножечек, который вертел в руках, чтобы хоть как-то развлечься.

Наблюдая за уже третьей каплей крови, задумался о том, что в последнее время образ девушки всплывает в моей голове слишком уж часто и порою в самые неподходящие для этого моменты. Что со мною не так? Я вдруг понял, что вот уже больше недели вижу её лицо даже чаще, чем лицо матери.

Мама. Наоми Анж-Девериус.

Я лежу в кровати с переломанной рукой. Кажется, меня тогда лошадь с седла сбросила. Или же я чересчур усердствовал на тренировке? Уже и не вспомнить. Мне семь, и в полудрёме я слышу сладкий мамин голос: «И почему ты не умер? Сколько ещё мне ждать этого счастья? Ненавижу тебя и твои чёрные волосы. Эти осуждающие взгляды… Почему я должна их терпеть? Разве я виновата в том, что ты родился уродом? В том, что ты такое ничтожество? Я подарила тебе жизнь, и ты должен любить меня за это, разве не так? Тогда осчастливь, наконец, свою маму — умри прямо здесь и сейчас».

— Вы слушаете нас, ваше величество? — вывел меня из полу транса Дред Понтийский. — Мы говорили, что…

— Неважно, — перебил я его. — Я уже устал. Вы испугались слов человека, сидящего в клетке, и подняли настоящий хаос. Я-то думал, что раз совет запросил внеплановую встречу, у него есть какая-то важная информация или же новая идея. Но нет! Всё, чего вы хотели — это пожаловаться мне на свою нелёгкую судьбу и потрепать уже и так нестабильные нервы. Разве так должны вести себя благородные представители чистокровных родов? Трястись от страха?!

— Мы не…, — попытался вставить слово Алан Корвин.

— Нет, вы трясётесь! Как настоящие помойные крысы! Каким это образом верхушка пищевой цепи может терять самообладание сразу же после того, как что-то пошло не по её плану?! Это жалко. И до рвоты противно. Я — король, а вы — мой совет. Так давай вспомним: зачем вообще создавалось ваше, на первый взгляд никому не нужное, сборище? Смею предположить, что ответа вы не знаете, так что помогу — чтобы давать советы! Но никак не для того, чтобы перемывать мне косточки! Итак, пожалуй, по традиции подведём итоги. Домашнее задание: перечитать учебник истории и подумать о своём трусливом, в точности как у зайцев, поведении, а до этого — даже и не думать о том, чтобы меня беспокоить!

Закончив речь, я с минуту полюбовался их застывшими в негодовании, лицами, а после встал, вышел в коридор и демонстративно громко хлопнул дверью. Хватит с меня на сегодня. Я и так за час вытерпел месячную норму их болтовни.

Направляясь в тронный зал, мысленно попросил Лудо зайти ко мне. Спустя секунд пять в голове раздался голос брата, чётко и уверенно заверивший: «Буду минут через десять».

Прошло немало времени прежде, чем я смог в совершенстве освоить способность, которую в мире Ады называют телепатией. Она перешла ко мне по наследству в тот самый день, когда на спине был выбит знак королевской власти. За много столетий история покрылась туманом, и сейчас даже я не могу с уверенностью сказать, откуда именно исходит данная сила. Но, как по мне, это не так уж и важно. Главное, что я могу связаться с любым эксилем, просто представив его лицо усебя в голове. Передавать сообщения-приказы могу и всем сразу, что очень удобно, когда ведёшь войну или любые другие боевые действия. К тому же, в обратную сторону телепатия не работает, и я совершенно не беспокоюсь по поводу того, что кто-то может копаться в моём мозгу, пока крепко сплю.

Проходя через картинную галерею, я увидел приближающегося с другого её конца Вика и ускорил шаг по направлению к другу. Тот тоже заметил меня и слегка опустил голову в знак почтения.

Сейчас Вику, наверное, лет шестьдесят, но это не мешает ему оставаться всё таким же упрямым, заносчивым, верным и справедливым. Этот старик определённо один из тех, кому я доверяю даже больше, чем себе самому. Мне нравится, что он не боится быть тем, ктоесть на самом деле, и вовсе не стесняется своего происхождения (а оно действительно не то, чем стоит гордиться). Отец как-то рассказывал мне историю этого эксиля.

Вик был рождён среди самых низших слоёв эксильского общества. Его семья была бедна настолько, что не могла прокормить единственного сына и была вынуждена указать тому на дверь. Лишившись дома, Вику пришлось начать промышлять воровством, чтобы хоть как-то выжить. Но один маленький инцидент изменил всю его дальнейшую судьбу.

Мой отец тогда ещё был мальчишкой-принцем и ничего не знал о жизни. Он услышал слухи о появившейся в лесах огромной ящерице, что лишь взмахом хвоста способна отрезать эксилю крылья, и решил, что, зарезав её, сможет навсегда прославиться как Гарольд-бесстрашный или же Гарольд-драконоубийца. В общем, он явно переоценил свои силы и, если бы поблизости от стражи не прятался Вик, то наверняка лишился бы жизни. Вик пожертвовал левой рукой, чтобы спасти отца, и это при том, что он был разбойником, а Гарольд — одет вовсе не как наследник короны. Позже старик и сам не раз говорил, что не знает, почему поступил именно так.

Когда же Вик пришёл в себя, то находился на лечении в королевском дворце, и рядом с ним стоял сам король. Увидев его, мальчишка уже начал прощаться с жизнью, но мой дед, что прослыл в народе довольно жестоким правителем, не причинил вреда Вику. Наоборот, он горячо поблагодарил его за спасение дурака-сына и предложил остаться во дворце, чтобы и дальше присматривать за Гарольдом в качестве его личного слуги. С тех пор те двое всегда были вместе и очень сдружились. Когда же мой отец стал королём, Вик перестал быть обычным слугой. Он стал одним из немногих нечистокровных эксилей, получивших высокий титул «уважаемого советника».

Мне, Лудо и нашему брату Михо Вик очень часто заменял вечно занятого отца-короля. Он всегда относился к нам, как к собственным детям, а мы к нему — как ко второму отцу. Хотя, пожалуй, из нас троих больше всего к Вику был привязан именно я. Всё потому, что он никогда не выделял меня из-за цвета волос.

— Добрый день, ваше величество, — поздоровался Вик с обычной толикой формальности. — Сегодня приготовлением обеда заведовала Ада, всё ли было в порядке?

— Да, конечно, можешь не волноваться. Под её контролем всё всегда идеально.

— Рад слышать. А как прошёл совет?

— Ещё скучнее, чем обычно, — ответил я, тяжело вздохнув.

— Не удивительно: эти снобы всегда начинают жужжать, как мухи, когда их пятая точка предчувствует сокращение выпивки на столе, — поддержал меня Вик, слегка улыбаясь.

— Хах, — улыбнулся и я в ответ, — после их пыток твои шуточки — словно глоток воды в пустыне.

Я уже хотел было попрощаться и удалиться, дабы не портить Вику заслуженный выходной, но застыл в непонимании, услышав его дальнейший вопрос.

— А что от вас хотел род Таро? Мне не понравилось то, с каким рвением они настаивали на встрече. Опять просили перераспределения земель?

Ни о чём подобном я даже не слышал и, само собой, ни с кем не встречался.

— Ты это о чём, Вик? — переспросил я в полном недоумении.

— Ваше величество, неужто вы не в курсе? Я, конечно, слышал о том, что их принимал Лудо, но был уверен, что делает это он исключительно по вашему приказу.

Лудо ничего мне не говорил, и Вик, похоже, об этом уже догадался. Он уставился на меня не моргая, в ожидании того, что каким-то неосторожным движением я выдам себя и потеряю возможность солгать. Терпеть не могу, когда кто-то (в том числе и Вик) пытается меня прочитать. Так что, во избежание дальнейших вопросов, я сказал первое, что пришло в голову.

— Ты всё не так понял. Он определённо что-то говорил, но я тогда был не в настроении вникать в суть дела. Если же ты беспокоишься о том, что там могло быть нечто важное, сегодня я обязательно переспрошу брата, после чего — сообщу тебе, дабы доказать, что волноваться совершено не о чем. Ну а сейчас мне пора идти: Лудо как раз-таки ожидает меня в тронном зале с отчётом.

— В таком случае не смею вас больше задерживать, — поклонился Вик, окинув меня напоследок обеспокоенным взглядом.

Направляясь к месту встречи, я размышлял над услышанной информацией. У Лудо, как королевского советника, всегда было много государственных дел, а вся эта заварушка с повстанцами лишь увеличила их количество. Нет ничего удивительного в том, что иногда он забывает сообщить мне нечто важное. Не стоит упускать из виду и то, что я сбросил на него практически все свои обязанности, а брат, даже не возмутившись, просто сказал: «Служу моему королю». Такого друга и советника, как Лудо, мне больше нигде не найти. И, на чтобы там не намекал Вик, я не стану в нём сомневаться.

Однако даже я должен признать, что подозрения Вика небеспочвенны. Лишь год назад Лудо докладывал мне о проделанной работе несколько раз на день, полгода назад он стал докладывал раз в два дня, а сейчас вот уже идёт четвёртый день, как я ничего от него не слышал. Нодаже так уверен, что причина тому — слишком плотный график и ничего более.

Я зашёл в зал какраз-таки через десять минут после нашего с Лудо мысленного разговора, твёрдо намереваясь получить нужные мне ответы. Вот только брата на месте не обнаружил — он появился лишь спустя пятнадцать минут, когда я уже был готов потерять всякие остатки терпения. Сегодня его длинные рыжие волосы болтались позади, будучи заплетенными в тугую, уже местами растрёпанную, косичку. Такую небрежную причёску Лудо позволял себе лишь в действительно занятые дни, когда времени на то, чтобы красоваться волосами, просто-напросто не было.

— Прошу прощения за задержку, — начал он с лёгкой одышкой. — Вы меня вызывали?

— Да, вызывал. Вот только объясни мне: почему я вообще должен это делать?

— Ваше величество, прошу прощения, но я совершенно не понимаю вопрос.

На секунду внутри меня вспыхнуло пламя праведного гнева, но, взглянув в искренне ничего не понимающие глаза Лудо, мне удалось быстро его потушить.

— Я не видел твой отчёт уже четыре дня. В чём причина? — спросил я гласом, подобающим королю.

— Прошу прощения за это — подумал, что глупо беспокоить вас ради чего-то столь скучного и монотонного. Клянусь: среди всего произошедшего не было ничего нового или же интересного. К тому же я давно заметил, что ваша исследовательская сущность заинтересовалась человеческим миром и решил, что ежедневные мелочи будут лишь отнимать ваше, столь драгоценное, время.

— А встреча с родом Таро, по-твоему, тоже ежедневная мелочь?

— Конечно. Таро запрашивают аудиенцию в начале каждого лета и при этом никогда не говорят ничего нового. В этот раз они всё также просили выделить им другую, более населённую и процветающую, область. Я отказал, и вы сами знаете почему.

— У них слишком слабая родословная.

— Именно так, ваше величество.

Никогда не понимал весь этот шум вокруг того, сколь благородная кровь течёт в твоих жилах, и сколь величественные поступки совершали эксили, хранившие её до тебя. Подвиги предков — не твои подвиги, а общая с героем кровь вовсе не делает из тебя героя. Однако подобное мировоззрение крепко укоренилось в голове каждого эксиля и, даже отмени я эксильскую иерархию, — это всё равно ничего не изменит.

Пока в моей голове крутились столь дикие мысли, Лудо взял инициативу в нашей беседе.

— Ваше величество, если вы против того, чтобы я принимал решения самостоятельно — всё в порядке. Вы — король, и, конечно же, есть вопросы, которые я не имеюправа решать. Я — лишь покорный слуга его величества, что пользуется теми привилегиями, которые вы ему дали. С ними я готов проститься в любой момент или же, если вам так будет угодно, с сегодняшнего дня я стану докладывать о каждом своём решении, внезависимости от его важности.

— Нет, это лишнее, — отрезал я, представив лишь на секунду, что мне вновь придётся вникать в жалобы этих снопов друг на друга. — Пусть всё остаётся так, как есть сейчас.

— Вы в этом уверены? В таком случае как часто мне предоставлять вам отчёт? Я понимаю, что многое, происходящее в мире, вас совершенно не интересует, и, если вам так будет угодно, мог бы просто времяотвремени докладывать о действительно важных событиях, упуская подробности всех остальных.

— Да, думаю, так будет лучше всего. Но в последнее время действительно много работы, не правда ли? Может, мне стоит взять часть на себя…

— Не беспокойтесь об этом, ваше величество. Вы — король, и ваша обязанность — заботиться обо всех существующих в этом мире эксилях. Моя же обязанность, как старшего брата, заботиться о дорогом брате-короле. Так что, прошу вас, отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь.

— Спасибо, Лудо. Я ценю это. И ябезумно рад тому, что ты стоишь на моей стороне.

Слова, сказанные мною, были чистой правдой. Лудо — первый, кто присягнул мне на верность и первый, кто признал меня своим королём. К тому же всё это — несмотря на то, что он был единственным вмире эксилем, имеющим полное право этого не делать. До моего восхождения на престол Лудо считался кронпринцем, я же после смерти отца забрал у него корону. Да и смерть матери не прошла бесследно для нас обоих. Но когда я спросил его, что он намерен делать, брат сказал, что будет служить мне верой и правдой, поскольку теперь я — его единственная семья.

— Ваше величество, — прервал поток моих мыслей Лудо Девериус, — могу я задать вамодин вопрос?

— Конечно, спрашивай.

— Что вы думаете делать с мероприятием Анжей? Госпожа Пандора сказала, что вы ответили ей отказом.

— Уже успела, нажаловалась? Я и во дворце вижу её слишком часто, а целый вечер танцевать вместе с ней, выслушивая глупую болтовню… Я готов на любую пытку, но только не эту.

— Понимаю вас, но и вы поймите меня. Будь это праздник Таро, я бы вам и слова не сказал, но это же Анжи. Не стоит ругаться с ними — это не доведёт до хорошего.

— Не волнуйся ты так: и сам всё прекрасно знаю. К тому же я не сказал, что не пойду. Я лишь сказал, что мне всё это до чёртиков противно.

— Рад слышать, ваше величество.

— Но ты поедешь со мной! Мне нужно хоть одно здравомыслящее лицо среди этого сборища безумцев.

— С радостью присоединюсь к вам, но, пожалуйста, не отзывайтесь так о столь уважаемых эксилях…

— И не подумаю! То, что они считают себя умными, ума им не прибавляет.

На это Лудо ничего не ответил.

***

Солнце светило слишком уж ярко, но мне было лень вставать лишь ради того, чтобы задёрнуть шторы. К тому же я всегда любил наблюдать за тем, как день постепенно уступает своё место ночи.

Устав после всех сегодняшних событий, я уже больше часа отдыхал в своей комнате. Разговор о Пандоре с Лудо испортил мне весь аппетит, так что, к большому возмущению Ады, я отказался от ужина. Мне срочно нужно было отвлечься, и чтениедля этого было просто лучшим из вариантов.

За последнее время я прочитал много здешней литературы и понял, что наша не идёт с ней ни в какое сравнение. Сопоставлять их — всё равно, что сравнивать между собой силымогучего льва и крошечной мыши. Весьма иронично: ведь раньше я чуть ли не боготворил то, что создавали эксильские писатели. Особенно книгу, страницы которой сейчас листаю. Даже не знаю, почему вспомнил о ней именно сегодня: мне просто ни с того ни с сего захотелось перечитать сказку, которую так любил в детстве.

История неизвестного автора рассказывала о маленьком принце-эксиле, что был куда слабее и медленнее остальных. Даже крестьянские дети могли с лёгкостью выиграть у него и в борьбе на мечах, и в полётах на скорость. Родная семья давно поставила на нём крест, решив, «что в семье не без урода». От него отвернулись все без исключения, и вскоре принцу не осталось ничего иного, кроме как поверить в слова остальных о собственныхубожестве и бесполезности.

Однажды во время королевского бала он увидел девушку прекраснее розы в снежную зиму. Принц влюбился в неё с первого взгляда и впервые за всю свою жизнь стал молиться о том, чтобы кто-то не посчитал его ничтожеством. Он позвал её танцевать, и они долго кружили по залу средь остальных пар. После весёлой и занимательной беседы сердце девушкитоже дрогнуло, а её глаза уже не могли смотреть ни на кого другого. Между этими двумя вспыхнула самая что ни на есть настоящая любовь. Но они не могли быть вместе, поскольку красавица уже была обещана старшему брату нашего принца — будущему королю.

Тогда принц решил во чтобы то ни стало сесть на престол. Он тренировался день и ночь в надежде стать достаточно сильным и смелым. Любовь к принцессе и её тёплые слова поддержки заставляли его изо дня в день трудиться лишь только усерднее. Через пару месяцев уже все заметили, что принц-неудачник стал куда выше, мускулистее и красивее. Тогда-то он и вызвал своего старшего брата на поединок за королевский трон. Ставкой была жизнь. Но наш принц не боялся, потому что знал: где-то там, на трибуне, за него прямо сейчас молится та, ради кого он готов отдать куда больше. По правилу счастливого финала принц-неудачниквыиграл и стал королём. После чего жил со своей принцессой долго и счастливо.

Сейчас я, конечно же, понимаю, насколько эта сказка глупа и бессмысленная, но в детстве её просто обожал. Я постоянно представлял себя в роли принца и всё ждал, когда же, наконец, появится принцесса, что навсегда изменит мою полную несправедливости жизнь. Ожидание было долгим, но она так и не объявилась. Всего мне пришлось добиваться самому. Тогда-то я и отставил книгу на полку, потеряв всякую веру в детские сказки. Почему же вспомнил о ней именно сегодня?

Неосознанно я вновь взглянул на кончик пальца с ещё не затянувшейся царапиной, оставшейся отдневногопореза.

Ада?

Нет-нет-нет. Что за глупые мысли? Ада Норин — всего лишь человек, пусть и слегка интересный. Она способна меня развеселить — это правда. И мне действительно нравится её непредсказуемость — ну и что с того? Ада для меня всего лишь загадка, которую я никак не могу разгадать. Она может быть одновременно радостной и грустной, сердитой и весёлой, доброй и злой — кому не понравится столь занимательная головоломка? Ноуверен, как только я её разгадаю — тотчас потеряю к девушке всякий, даже незначительный, интерес.

А если нет? Если не потеряю? Не важно! Она — всего лишь человек. И хватит об этом думать!

Со злости на самого себя я начал монотонно перелистывать страницы, не обращая никакого внимания ни на текст, ни на иллюстрации. Но вот страницы закончились, и в конце книги я нашёл нечто весьма знакомое — рисунок, нарисованный мною много лет тому назад. Я давно уже позабыл о его существовании, но, увидев, сразу же вспомнил, что это за клочок бумаги.

Кривыми, неаккуратными линиями, столь свойственными слабой, детской ручке, там были изображены двое — красивая рыжеволосая женщина и маленький черноволосый мальчик. Они стояли на фоне королевского замка и держались за руки. Мальчик искренне улыбался.

«Ты не часть моей семьи!»

Прекрати!

«Не приближайся ко мне и моим сыновьям!»

Не надо!

«Лучше бы ты вообще не рождался!»

Почему? Почему, мама?!

Вот же ж… Опять эти воспоминания. И как, чёрт возьми, этот рисунок вообще сохранился во время всех тех событий? Очередное напоминание мне о том, что я никогда не смогу сбежать от прошлого? Что бы я ни делал — ничего не выходит. Да и вообще… Насколько же глуп я был, когда рисовал нечто подобное? Неужели уже тогда был под её контролем? Что за дерьмо!

Внезапно у меня закружилась голова и, ни с того ни с сего, я стал задыхаться. Комната с каждой секундой становиться всё меньше и казалось, что сжиматься она будет аж до того момента, пока не станет с размер каменного гроба. Моего гроба! Я понял, что схожу с ума и чуть ли не бегом направился к балкону. Мне нужен был свежий воздух. Мне нужно было проветрить голову.

Уже и не помню, как долго стоял там, крепко вцепившись в перила и глядя в никуда. В голове не было совершенно никаких мыслей — как у новорождённого! Хотя, пожалуй, у новорождённого и то больше мыслей, чем у меня тогда. Я даже не знал, чего хочу: плакать над собственной глупостью? Смеяться над нею же? Или же делать и то, и другое одновременно?

Солнце начало скрываться за горизонтом, а я всё также продолжал стоять на балконе-террасе, забыв обо всех и вся. Лишь когда стало заметно холоднее и темнее, как-то машинально и особо не думая, развернулся для того, чтобы вернуться в свои покои. Но что-то меня остановило. Внизу было слышно какое-то движение, и я перегнулся через перила, дабы проверить всё лив порядке.

Там была Ада. Но я не узнал её сразу. Вначале на почве и так нестабильного душевного состояния мне показалось, чтовижу я огромную гору пушистого и мягкого снега, непонятно откуда взявшеюся на зелёной лужайке. А всё потому, чтоодета она былав то же идеально-чистое платье, в котором я встретил её впервые более месяца тому назад. Белые, под цвет платья, волосы всё также элегантно струились по спине, обвивая её, словно шёлк. Шаги девушки были беззвучны, и я догадался, что она вновь ходит босиком. В тотмомент, когда увидел её, она была луной для первых звёзд, что только появлялись на небе, и последним отблеском солнца, исчезнувшим за горизонтом незадолго до этого.

Мне было интересно узнать, что именно Ада собирается делать на маленькой дворцовой лужайке, и я не стал её беспокоить. Храня молчание, лишь наблюдал за происходящим.

Порыв вечернего ветра сильно задрал ей платье, но она совершенно не обратила на это внимания. Казалось, именно этого девушка и ждала. И вот, когда ветер взвыл во второй раз, она, словно лёгкий осенний листок, последовала за ним.

Ада танцевала. Танцевала в полной тишине, слыша какую-то свою собственную, непостижимую для меня, музыку. Её создавали деревья, травы, земля, ветер, небо, звёзды. И мелодия, сотворённая ими, без сомнения приняла Аду в свои объятия: казалось, что девушка кружилась по поляне, забыв обо всём на свете.

Шаг влево, поворот, движение рукой, теперь другой — её танец был беспорядочным, не предназначенным для балов и пиршеств, но в тоже время действительно прекрасным. Он пленял. Настолько сильно, что я не мог оторвать от него взгляда.

Пройдя в свою комнату, схватил скрипку, что годами пылилась, будучи прислонённой к стене. Позже совершенно не понимал, когда именно это сделал, ведь образ Ады ни на секунду не покидал моё поле зрения. Сев на перила, я один раз провёл смычком по струнам. Затем ещё раз. Вскоре заиграла весьма грустная мелодия, которуюразучил ещё в детстве. Надеюсь, я её не забыл… А если и забыл, точто с этого? Хочу, как и она — делать что-то, совершенно не заботясь о правилах.

Музыка залила собою всю лужайку и эхом стала отбиваться от дворцовых стен. Не останавливаясь, Ада посмотрела вверх и увидела меня. Кружась вокруг небольшого деревца, она помахала мне рукой и улыбнулась. В тот момент её лицо было похоже на луну, пылающую жаром солнца, и на солнце, горящее лунным светом, одновременно. В нежно-голубых глазах отразились звёзды, и от этого они стали блестеть ещё ярче. Я не мог перестать улыбаться. Я не мог перестать пожирать её взглядом. Я не мог перестать бояться момента, когда она прекратит танцевать.

Но Ада даже и не думала заканчивать. Теперь она двигалась в такт моей мелодии, а её танец стал заметно плавнее и медленнее. Но это было неважно! Каждое её движение, внезависимости от того, каким оно было — было прекрасным.

Ада вновь оторвалаголову от земли, чтобы посмотреть на меня, и именно в этот момент на её пути возник небольшой, но крепкий камешек. Онаспоткнуласьо него и, не отрывая своих глаз от моих, полетела вниз, больше разочарованная, чем сердитая. Услышав глухой стук, я увидел её развалившейся на траве в причудливой позе. По тяжким вздохам предположил, что ей, наверное, оченьбольно — как-никак, тела людей столь хрупки.

За моей спиной материализовались два чёрных крыла, и, отложив скрипку в сторону, я направился к Аде, рассекая быстрыми взмахами прохладный, ночной воздух. Наверное, стоило бы принять полную форму, но мне почему-то этого не хотелось, — тогдая хотел быть именно таким.

Остановился я прямо над девушкой и, всё ещё паря в воздухе, протянул ей руку. В этот раз Ада не улыбнулась. Она посмотрела на меня затуманенным и ничего не понимающим взглядом. Я уже было испугался, решив, что девушка ударилась куда сильнее, чем подумал вначале, но тут она развеяла все опасения, подавшись вперёд и нежно обвив мою руку своей.

— Ты в порядке? — спросил я, помогая ей встать. — Ничего не болит?

— Со мной всё хорошо. На самом деле я часто становлюсь жертвой собственной неуклюжести.

— Правда? Как-то раньше я этого не замечал.

— Всё потому, что скрывать свои недостатки я умею ещё лучше, чем падать, — ехидно ответила девушка.

Сложив крылья, я опустился на землю и сел, облокотившись спиною о дерево, вокруг которого только недавнокружила Ада. Девушка простояла несколько минут неподвижно, с высоко поднятой головой и лицом, планирующим узнать точное количество звёзд на небе. Когда же она поняла, что это бесполезное занятие, присела рядом со мной.

— Не знала, что ты играешь, — подала Ада голос.

— А я не знал, что ты танцуешь.

— Лучше бы и не знал. Смешно со стороны выглядит, не правда ли? Особенно для того, кто с детства бывал на всяческих балах и виделпо-настоящему красивые танцы.

На её щеках появился лёгкий румянец, и она прижала колени к лицу. Взгляд девушки бегал по земле, не решаясь словить мой. Похоже, она действительно стеснялась своего танца.

— Я открою тебе один секрет, Ада Норин. То, что я наблюдал пару минут назад, было самым удивительным и прекрасным из всего, что мне приходилось когда бы то ни было видеть. Именно твой, а не их, танец красивый. И знаешь почему? Потому что он настоящий.

— Врёшь! — огрызнулась девушка, вместо того чтобы сказать спасибо.

— Не вру! — слегка разозлился и я, ведь говорить столь смущающие вещи для меня было весьманепривычно. — И как ты вообще смеешь не доверять своему королю?

— Король, слуга, воин, нищий — не важно. Я никому не отдаю своё доверие просто так.

— Правильный выбор, — согласился я, не имея возможности возразить. — Жалко лишь, что такой грустный.

И как в одном человеке может быть столько всего? Смотря на неё сейчас, я вижу то, чего не смогбы найти и среди тысяч эксилей: неподдельную грусть, пылающую смелость, искреннюю доброту, неизмеримую мудрость, дикуюжизнерадостность и изумительную красоту. Раньше я и подумать не смел, что кто-то может быть раскрашен в столь многие и непохожие друг на друга оттенки. Ну, а мысль о том, что кто-то может очаровывать лишь одним только взглядом, казалась мне глупостью.

Затянувшееся молчание нависло над нами темной и мрачной тучей, но, как только я решил, что пора бы его уже прервать, Ада меня сноваопередила.

— Ты ведь тоже не любишь доверять другим? — спросила она с лицом, полным не любопытства, но понимания. — Ещё с детства, я права?

— Почему ты так решила?

— На том семейном портрете в родовой галерее у тебя лицо человека, что полагается исключительно на себя. Такое же, как и сейчас.

— Я не человек, и ты ошиблась не только в этом. Уже давным-давно я перестал быть тем, кем был в детстве. С того времени моё отношение к другим и самому себе изменилось практически на корню.

— Мне кажется, ты просто хочешь так думать. — отозвалась Ада с лицом, отображающим печаль самую глубокую и непостижимую.

Но я не стал отвечать ей. Мне не хотелось ругаться с Адой здесь и сейчас. Мне вообще не хотелось с ней ругаться! Пусть думает, что хочет.

— Есть ещё какие-то впечатления от той картины? — спросил я, дабы хоть как-то сменить тему.

— Пожалуй, что есть. На самом деле я не люблю ходить через родовую галерею, и причина тому как-раз-таки в ней. Извини, если это прозвучит грубо, но я считаю еёдо боли жуткой. Во времена сумерек она вызывает мурашки даже у меня. Особенно та рыжеволосая женщина. Твоя мать, насколько я понимаю. Как её звали, если не секрет?

— Наоми. Наоми Анж-Девериус, — ответил я с тем же безразличием в голосе, с которым обычно обсуждают погоду.

Мне три. Мама идёт на фестиваль в столицу, но берёт с собой только Лудо и Михо. Почему я должен оставаться во дворце, когда все веселятся? Мне пять. У меня сегодня день рождения, но никто не устраивает банкет, как для братьев. Почему мама закидывает их подарками, а мне не приготовила даже одного? Мне шесть. Михо решил покрасоваться перед своими друзьями, издеваясь над братом-изгоем. Вполне удачно я старался не обращать на него внимание, но он порезал мне спину карманным ножом. Стало больно, и я толкнул его в ответ. Мама накричала на меня, сказав, что только животное может так обращаться со своим родным братом. Почему всё именно так? Мне десять, пятнадцать, двадцать пять, а я всё также ненавижу собственную мать.

— Сирил! Приди в себе! Сирил Девериус, я с тобой разговариваю! — знакомый голос доносился словно издалека, и прошло немало времени, прежде чем я понял, что это Ада изо всех сил пытается до меня докричаться.

Сидя передо мной на коленях, девушка настойчиво трясламеня за плечи. На её лице отразилось сильное беспокойство и непонимание. Когда же мой взгляд сфокусировался и остановился на ней, она тут же отпрянула.

— Ты не отвечал, — стала оправдываться Ада. — Как будто был где-то далеко. Я звала, но ты не реагировал. Что…

Она остановилась на полуслове, заметив, что мои руки дрожат. Мне было страшно, и скрыть это от неё оказалосьабсолютно невозможным. Я, наконец, понял, что всё больше и больше погружаюсь в водоворот безумия. Возможно, уже завтра ничей голос не сможет до меня докричаться, и я так и буду продолжать бродить в лабиринте собственной памяти. Вечно.

Ада крепко сжала мои дрожащие руки своими тёплыми и нежными. Она ничего не говорила, но лишь один её вид успокаивал. Лицо девушки, как всегда, оставалось решительным и непоколебимым. Несмотря на то, что она проявила грубость по отношению к королю, в её глазах не было и намёка на страх, и, пока дрожь не прошла окончательно, она мои руки так и не отпустила.

— Расскажи мне, — попросила Ада с теплотой и заботой.

Смотря на эту, сверкающую в пламени лунного света, девушку, в моей голове постепенно всё стало на свои места. Впервые за много лет, без явной на то причины, я решился рассказать кому-то о страхах, живших глубоко внутри меня.

— Я был третьим сыном в королевской семье Девериусов. Моего отца звали Гарольд, мать — Наоми, а двух старших братьев — Лудо и Михо. Лудо ты уже знаешь, а со всеми остальными имела честь познакомиться, проходя коридорами фамильной галереи. Как ты уже, наверное, догадалась — они давно мертвы. В нашем мире отличительным знаком знати являются рыжие волосы, ведь, по легенде, у того, кто положил начало самому существованию эксилей, волосы тоже были ярко-огненного оттенка. И вот впервые за всю нашу многовековую историю в королевской семье родился черноволосый изгой. Многие обвиняли в этом мою мать, говорили, что она погуляла на стороне, апосле этого ещё и посмела принести во дворец плод связи со слугой или дровосеком. Мне тоже неоднократно напоминали, что я вовсе не сын короля, а, возможно, даже и не сын королевы. Но мать всё отрицала, а Гарольд перед огромной толпой признал меня своим сыном и сообщил, что моё право оставаться во дворце никто не имеет права оспаривать.

Конечно, путешествие тропами прошлого приятных чувств мне никоим образом не доставляло, однако понимающая улыбка Ады сводила большую часть негативных эмоций на нет. Сделав глубокий вдох, я продолжил.

— Пускай меня и признали законнорождённым, я всегда был чужим в своём доме. Моим воспитанием занимались слуги, а не собственная мать. Мне не давали играть с братьями, да и с другими детьми тоже. Не разрешали появляться на балах и пиршествах, скрывали ото всех в надежде, что вскоре про позор моей матери и отца — про меня — забудет каждый. Конечно же, это было до боли обидно, но я никогда не жаловался, ведь отец старался скрасить моё пребывание в этом аду всеми возможными и невозможными способами. Когда мы собирались семьёй, мама и братья, дабы не спорить с ним, тоже делали вид, что я им не безразличен, ив такие моменты меня переполняло невероятное счастье. Подобным образом дела продолжались до тех пор, пока я не повзрослел настолько, что научился отличать ложь от истины. Мать ненавидела меня. Ненавидела за то, что после моего рождения другие стали не только косо смотреть на неё, но и ставить под вопрос самое важное в её жизни — право быть королевой. Наоми не раз избивала меня, запирала в подземельях, морила голодом. Подыгрывая ей, Михо тоже измывался надо мной, совершенно не скрывая своих садистских наклонностей. Лудо же предпочиталпросто игнорировать, с головой погрузившись в королевскую подготовку. Отец не знал об этом, а если и знал — то ничего не делал. Но сам он относился ко мне совершенно иначе. Я был наименее способным из нас троих, да ещё и черноволосым, ноон постоянно повторял, что видит во мне будущего короля. Гарольд учил меня политике, борьбе, владению мечом и много чего другому. Мать же, догадываясь о том, что отец хочет сделать черноволосое отребье своим преемником, возненавидела меня ещё больше. Несколько раз она даже пыталась убить собственного сына.

Я остановился, чтобы перевести дыхание и упорядочить мысли, но тут Ада заявила то, в чём я сам никогда не решился бысебе признаться.

— Но ты хотел, чтобы она тебя любила.

Ни Лудо, ни Вик, ни кто бы то ни было ещё не могли рассказать ей об этом, ведь во всём мире нет эксиля, знающего правду. Так почему же она говорит это с такой уверенностью? И что делать мне? Сказать правду? Или соврать, как обычно?

— Да, хотел, — ответил я, удивляясь собственной храбрости. — Пусть и ужасной, но Наоми была моей матерью, и я всегда хотел, чтобы однажды она меня признала.

Руки вновь начали дрожать, и Ада, заметившая это первой, снова к ним потянулась.

— Чем закончилась эта история? — спросила она с тревогой вместо любопытства.

— Я убил Наоми Девериус. Собственноручно лишил её головы. Это был приговор за измену, и я пожелал привести его в исполнение лично. Тем же мечом я убил и моего старшего брата Михо, да и, скорее всего, если бы Лудо не присягнул мне на верность, та же участь ждала б и его.

— Я просила конец истории, а это лишь её кульминация, — заявила Ада, когда я замолчал, раздумывая над тем, стоит ли продолжать говорить.

Удивительно, но она никак не отреагировала на сказанное мною до этого. И, не стану врать, именно это и заставило меня продолжить.

— Конца истории нет. Она и сейчас продолжается. Я часто вижу лицо своей матери в видениях или же во снах. Любое упоминание о ней вызывает в моей голове цепочку неприятных, но столь отчётливых воспоминаний. С каждым разом выбраться из лабиринта мыслей становится всё сложнее, и я знаю, что однажды буду вынужден остаться в нём навсегда. Хах, как же глупо… Не обращай внимания — я просто схожу с ума.

— Думаю, тебе ещё далеко до гордого звания «безумец», — улыбнулась Ада, вставая в полный рост и толкаяменя за собой.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я, тоже вставая.

— Знаешь, наверное, мне бы следовало сказать, что раз ты король, то имеешь право делать всё, что лишь пожелаешь, и тебе не следует убиваться правилами морали столь сильно. Но ясчитаю иначе. Ты король, но в тоже время ещё и Сирил Девериус. Нет ничего странного и тем более безумного в том, что тебя преследуют страхи и воспоминания. Ты человек, как-никак! Ой, я должна была сказать эксиль… Но дела это не меняет! Сейчас ты бежишь от прошлого — от мальчика Сирила — и прячешься за маской великого короля. Но не нужно бежать от него и, тем более, не нужно им жить — его нужно просто принять. Именно тот Сирил, что хотел быть с матерью и любил её больше всего на свете, сделал тебя тем, кто ты есть сейчас. Наши воспоминания, независимо от того, плохие они ли хорошие — это часть нас самих, и мы должны жить, неся на себе их бремя, каким бы тяжёлым оно ни было. Но при этом не стоит забывать и простую истину: прошлое есть прошлое, мы же живём в настоящем.

Тогда я запомнил каждое её слово, и они ещё долго крутились в моей голове, в точностикак плёнка на бесконечном повторе. Ада продолжала стоять напротив меня в ожидании ответа. Ответа, о котором я пока ещё даже и не догадывался. В конце концов, она поняла, что не стоит меня торопить, и развернулась лицом по направлению к чёрному входу. Ноуже через секунду, девушка вновь обернулась ко мне со счастливой улыбкой и пальцем, указывающим прямо в небо.

— Смотри-смотри, — вещала она, — наконец-то луна показалась. Сегодня полнолуние!

На само деле, я совершенно не понимал, чему тут радоваться, но во имя приличия сделал вид, что тоже поражён.

— Ради таких моментов и стоит жить! — закричала она так громко, что одна из служанок выглянула в окно, дабы проверить, всё ли в порядке.

— Я не понимаю тебя, Ада Норин. Когда мы встретились впервые, ты пылала жаждой жизни, но в тоже время желала смерти больше всего на свете. Сейчас же наслаждаешься каждым мигом, а той тени смерти как будто бы никогда и не было. Что всё это значит? Кто же ты на самом деле такая?

— Я люблю жизнь. Всегда любила. Но лишь настоящую. Когда настоящая жизнь заканчивается, я считаю бессмысленным цепляться за неё. Поэтому тогда и искала смерти. Потому что моя настоящая жизнь подходила к концу. Но после встречи с тобой я вспомнила, как это — не существовать, но жить. Здесь и сейчас я рада тому, что ты не убил меня тогда. Здесь и сейчас я рада быть живой.

Не ожидая мой ответ, Ада протянула свою руку к звёздам и, клянусь, я был уверен в том, что вот-вот, и она непременно их коснётся. Луна улыбнулась девушке сказочным светом, и та ответила ей тем же. Казалось, что сама богиня ночи хочет забрать к себе девушку-пламя, посягнувшую на её право ночного светила. И Ада ей совершенно не противилась: она смотрела на луну так же пристально, как и я на неё.

***

Где-то в двенадцать часов ночи я, уже будучи в своей комнате, снова взял в руки тот детский рисунок. Потёртая и помятая бумага вновь отозвалась в голове неприятными воспоминаниями. Замок, переполненный одиночеством, семья, которой у меня никогда не было, и детские мечты, что так и остались мечтами — всё это часть меня, не так ли, Ада? Это то, что делает меня тем, кто я есть сейчас.

Я сложил из рисунка маленький самолётик и направился вместе с ним к большому, широкому окну. Не колеблясь, одним быстрым движениемвыпустил его в ночную темноту, где он тотчас был подхвачен бушующим ветром, ни на секунду не прекращающим стремиться туда, куда живым путь заказан.

Больше я не буду убегать. Я постараюсь. Сделаю всё ради того, чтобы принять своё прошлое и прожить жизнь не воспоминаниями, но моментами. Ведь теперь есть та, ктопонимает меня лучше, чем я сам, та, которая способна подарить мне воспоминания куда ярче и теплее минувших. Ведь прошлое есть прошлое — мы же живём в настоящем.

Перед тем, как заснуть, я вновь перечитал сказку о принце, нашедшем свою принцессу. На этот раз детская история больше не казалась мне глупостью.