Многие мертвы

7

Стрела Соллиса попала обезьяне прямо за голову. На таком близком расстоянии стрела обладала достаточной силой, чтобы пронзить шею существа насквозь. Она содрогнулась в шоке, издав сдавленный, хриплый вой, кровь окрасила слюну, текущую из его рта, когда она повернулась к нему лицом, слишком медленно, чтобы избежать удара меча, который расколол ее череп. Лезвие рассекло плоть и кости, чтобы найти мозг под ними. Соллис хрюкнул, с усилием выдернув его, прежде чем покончить с дергающимся животным искусно нанесенным ударом, чтобы вскрыть вены на ее горле.

Он повернулся к Веркеле, намереваясь осмотреть ее раны, но остановился при виде ее сурового, неумолимого лица, устремленного на что-то за его плечом. Соллис пригнулся и откатился в сторону, почувствовав порыв воздуха, когда коготь полоснул его по голове. Его бросок привел его к краю провала в крыше. Он присел на корточки, низко опустив меч и разглядывая вторую обезьяну. Этот был крупнее первого, с густой гривой меха, покрывавшей его шею и плечи, что выдавало в нем взрослого самца, возможно, вожака стаи. Встретившись с ним взглядом, самец обезьяны зарычал, опускаясь ниже и напрягаясь для выпада. Соллис знал, что в таком ограниченном пространстве у него будет только один шанс на убийство, и решил улучшить свои шансы, используя свободную руку, чтобы достать метательный нож. И тут камни у него под ногами подломились.

Он остановил свое падение, ухватившись рукой за край балки крыши, удар выбил меч из его хватки, и клинок улетел во мрак под его болтающимися ногами. Увидев зияющую пасть обезьяны, Соллис приготовился последовать за своим мечом в глубину, решив, что падение предпочтительнее зубов. Прежде чем он успел это сделать, обезьяна резко остановилась, ее челюсти отвисли, и она покачала головой, пыхтя в замешательстве. Затем его внезапно охватил сильный спазм, голова дернулась назад, и из пасти вырвался крик боли. Соллис увидел, как из его глаз, носа и рта густыми потоками сочится кровь. Затем он, казалось, взорвался изнутри, сдуваясь, как пронзенные мехи, когда его жизненная кровь потекла из каждого отверстия, пока он не превратился в неподвижный мешок из меха и костей.

Соллис наблюдал, как поток крови омывает крышу и часть рухнувшего камня сверху, стекая вниз, чтобы покрыть балку, за которую он держался обеими руками. Поняв, что его хватка вот-вот ослабнет, Соллис начал подниматься. Однако кровавый поток был слишком густым,и он разочарованно застонал, когда его левая рука потеряла равновесие на балке. Он завис в воздухе на секунду, прежде чем другая рука схватила его за запястье. Соллис поднял голову и увидел над собой лицо Веркелы, бледное в тусклом лунном свете, с темными пятнами под носом и вокруг глаз. Похоже, у нее тоже было много крови.

“Ты еще не должен умереть, - сказала она ему, застонав от усилия поднять его наверх.

Четыре тела лежали во дворе, черты убитых воинов Лонака были испещрены глубокими следами когтей, которые вырвали глаза, носы и челюсти. Один из них был явно поражен сразу несколькими нападавшими, у его трупа не было ни лица, ни живота. Их товарищ Лонак втащил их в крепость, а Оськин и Сментил стояли в воротах, их луки срезали полдюжины преследующих обезьян. Спустившись с башни, Соллис передал окровавленное тело Веркелы на попечение сестры Элеры, а сам поспешил присоединиться к братьям. Однако к тому времени обезьяны уже скрылись во мраке. Остаток ночи прошел без происшествий, хотя ни одному из обитателей Рича не удалось заснуть.

“Должно быть, их было около сорока, брат, - мрачно сказал Оськин. Он повернулся, чтобы пнуть труп обезьяны, которая перелезла через стену, чтобы загрызть воина до смерти, прежде чем пасть жертвой дюжины или более стрел.

Ближе к пятидесяти Сантил поставил свое заключение. Они молча приближались с севера. Южный ветер означал, что Красноухий не уловил их запаха, пока они не оказались почти у нас.

- Просто чудо, что они забрали только четверых, - сказал Оськин. “Если бы у нас не было этих стен, за которыми мы могли бы отступить... - он замолчал и покачал головой, лицо его было напряжено от неохотного заключения. - Сначала снежные кинжалы, теперь это. Действительно, Темное дело.”

Соллис обернулся, когда с основания башни донесся сердитый крик. - Ой! Ты злобная сука!”

“Держи свою собаку на парапете, - сказал Соллис Оськину, направляясь к башне. - Посмотрим, повезет ли его носу при дневном свете. Сментил, займи позицию на вершине башни и продолжай наблюдение. Я скоро присоединюсь к вам.”

Внутри башни он обнаружил Элеру, скорчившуюся рядом с Веркелой. Шаман постоянно вздрагивал, когда сестра вводила иглу зашивая ее кожу, чтобы запечатать рану на плече. “Она намеренно тянет слишком долго, - проворчала она Соллису. “Я могу сказать. И сначала она замучила меня какой-то мерзкой смесью.”

“Масло из дерева Корр, чтобы она не гноилось” - пробормотала Элера, по-видимому, невозмутимо, сосредоточив все свое внимание на работе. Соллис предположил, что это был далеко не первый трудный пациент, которого она лечила. “И ты отказалась от красного цветка, чтобы притупить боль, - добавила сестра, завязывая последний стежок быстрым, отработанным движением.

- Малесса распорядилась, чтобы мы не принимали у Мерима ее лекарства, - ответила Веркела, стиснув зубы, пока Элера смазывала законченные швы маслом дерева Корр. - Чтобы наш ум не стал таким же тупым, как твой.”

Пока Элера накладывала повязку на рану, Веркела медленно выдохнула, успокаиваясь. - Сколько же мы потеряли?- спросила она Соллиса.

“Четырех. Раненых нет, что странно.”

- Обезьяны редко оставляют своих врагов в живых. Есть причина, по которой мои люди никогда не охотятся на них.”

- Мы оцениваем их численность в пятьдесят штук. Мои братья убили дюжину или около того…”

“Будут еще, - вмешалась Веркела. “И не только обезьяны. Что бы там ни было, с нами не покончено.”

Соллис подошел ближе и понизил голос: “Что там произошло?- сказал он, бросив взгляд на вершину башни. “Я никогда не видел, чтобы зверь или человек так умирали.”

- Это очень большой мир, брат, - сказала она ему с пустой улыбкой. - Я полагаю, что существуют методы убийства, выходящие за рамки вашего обширного опыта.- Она сделала паузу, чтобы бросить язвительный взгляд на мрачное нутро башни. Когда она снова заговорила, то снова перешла на язык Королевства. - Лонаки сражаются в открытую. Замки и осады нам чужды. Но я думаю, что это то, о чем ты очень много знаешь.”

“Я знаю, как защитить крепость, если ты это имеешь в виду.”

“Хорошо. Она повернулась и позвала группу воинов, ожидавших у входа, подзывая их ближе. - Синий плащ покажет вам, как приготовить это место, - сказала она им на Лонаке. “Ты последуешь его слову, как следуешь моему.”

Судя по застывшим лицам воинов, повернувшихся в этот момент к Соллису, он поймал себя на мысли, что их желание снискать расположение Малессы было таким же абсолютным, как утверждала Веркела. Однако никто из них не протестовал, продолжая смотреть на него в выжидательном, хотя и обиженном молчании.

Зная, что любые слова примирения будут потрачены впустую, Соллис кивнул и направился во двор. - Следуйте за мной и слушайте внимательно, - сказал он им. “У нас много дел.”

“Ничего не выйдет.”

Имя Лонака было Фель-ахким, что переводилось как "человек из камня" или "строитель", в зависимости от интонации. Он был старше и выше большинства изгнанных клинков, его руки были толстыми от мускулов, которые впечатляюще изгибались, когда он скрещивал их, глядя на руины ворот с презрением эксперта. До своего позора, который, по-видимому, был связан с роковым спором с соседом из-за владения ценным пони, он был известен своим мастерством в строительстве хижин и поддержании оборонительной стены крепости своего клана.

- Ржавчина и гниль, - сказал он Соллису, качая головой. “С этим ничего не построишь.”

“Нам нужно закрыть ворота, - настаивал Соллис.

Фель-ахким бросил на него кислый взгляд, сжав челюсти, вздохнул и обвел взглядом внутренности Морвиля. “Там, - сказал он, кивая на ряд каменных оград без крыш, которые когда-то были складами крепости. - Пустая трата камня. Мы могли бы снести его и использовать, чтобы запечатать портал. Он подошел ближе к развалинам ворот, задумчиво поглаживая подбородок и касаясь носком сапога одной из ржавых железных скоб. - Вокруг нет ничего, что можно было бы использовать в качестве раствора, но мы можем подкрепить это. Здесь все еще есть сила, несмотря на ржавчину.”

“Очень хорошо. Соллис расстегнул пояс с мечом, снял плащ, отложил их в сторону и направился к складам. “Тогда нам лучше поторопиться.”

Под руководством Фель-ахкима Лонаки использовали свои ножи и боевые дубинки, чтобы отколоть старый раствор, скреплявший камни у основания стен склада. Как только они были достаточно ослаблены, он велел им закрепить веревки вокруг верхней части стен, чтобы тащить их вниз. Через несколько часов они были вознаграждены приличных размеров грудой строительных материалов, которые строитель начал формировать в каменный и железный барьер толщиной около двух футов у основания.

- Нужно, чтобы дно было шире, - сказал он Соллису. - Элст, он опрокинется при первом же ударе тарана или еще какой-нибудь хитрости, которую в него швырнут.”

Барьер поднялся на высоту трех футов к тому времени, когда Соллис услышал резкий, настойчивый зов охотничьего рога Сментила с вершины башни. Подняв глаза, он увидел, что брат перегнулся через край зубчатой стены, указывая на запад, а затем сложил руки в ряд срочных знаков. На таком расстоянии Соллис не мог разобрать всего смысла, но суть была ясна: враг приближается. Много.

-Продолжайте работать,-сказал Соллис Фел-ахкиму, прежде чем собрать оружие и быстро взобраться по ступенькам на парапет западной стены. Оськин уже был там, с Красноухим с боку. Гончая издала низкое, ровное рычание, глядя на отряд, выстроившийся из лука на дальнем берегу реки. При первом же взгляде Соллис принял бы воинство за трехполковый контингент Королевской гвардии, чьи ряды были так аккуратно выстроены, а дисциплина столь абсолютна в отсутствии звуков и движений. Но тут же стало ясно, что это не люди.

“Не только обезьяны, - пробормотал Соллис, вторя Веркеле, когда его взгляд скользнул по неподвижному воинству. Длинный ряд снежных кинжалов стоял неподвижно, как статуи, рядом с таким же неподвижным сборищем волков в белых шкурах. Небольшие отряды черных медведей были окружены горными львами и рысями.

- Как... - выдохнул Оськин, и глаза его заблестели от удивления и ужаса. “Это невозможно.”

Соллис уловил подобную нотку страха и недоумения в нарастающем беспокойном шепоте окружающих Лонака. Он поймал жесткий взгляд Оськина, и брат резко выпрямился, вымученно улыбаясь в знак извинения.

- Прости меня, брат, - сказал он. - Я всю жизнь слышал шепот Тьмы. Это странное чувство, когда шепот превращается в крик.”

- Тише, вы, никчемные козлоноги!- Рявкнула Веркела, проталкиваясь сквозь толпу изгнанных клинков. - Малесса никогда не обещала легкого пути к прощению. Так что наденьте намордник на это ворчание.”

Она подошла к Соллису, прищурив глаза, глядя на зверей, и проворчала: “впечатляет”, на мягком языке Королевства. “Должно быть, у него настоящий дар.”

- Кто это?- Спросил Соллис.

Она поджала губы и указала на одинокую двуногую фигуру, появившуюся из рядов собравшихся животных. - Я думаю, мы скоро это выясним.”

Фигура была одета почти так же, как и убитый Куритай, которого они нашли в поселении, ее плащ был разорван и изорван, а волосы-неопрятное темное месиво, развевающееся на ветру. Фигура приблизилась к западному берегу реки без особой спешки, остановившись, чтобы рассмотреть простор, склонив голову набок, что свидетельствовало одновременно о любопытстве и веселье. После короткой паузы фигура поклонилась и развела руки в явном приглашающем жесте.

- Переговоры?- Поинтересовался Оськин.

“Скорее, возможность позлорадствовать” - сказала Веркела, отвернувшись и пренебрежительно пожав плечами. “Игнорируй его. Он не нападет до наступления темноты, и любой, кто пойдет туда, скорее всего, станет пищей для его армии.”

“Тебе не любопытно?- Спросил Соллис. “Нужно использовать любую возможность, чтобы узнать больше о враге.”

Шаманка замолчала, закатив глаза. “Еще один урок из твоих многолетних пыток в орденском доме, брат? Она усмехнулась в ответ на его раздраженный взгляд и снова отвернулась, равнодушно махнув рукой. - Иди и поговори с этим существом, если хочешь. Держу пари на бурдюк вина, что ты ничему не научишься.”

Он был вынужден перелезть через недостроенный барьер Фель-ахкима, прежде чем обогнуть северный фланг пролива и выйти к реке. Когда он подошел ближе, то смог разглядеть еще больше деталей фигуры в рваном плаще, и самым заметным было то, что это была женщина. Она смотрела, как он приближается, все еще склонив голову под тем же любопытным углом. Соллис заметил слабую улыбку на ее бледных, впалых чертах, когда подошел ближе. По цвету кожи он определил, что женщина была либо Воларианского, либо королевского происхождения, хотя по ее голодному виду трудно было сказать наверняка. Однако, когда она заговорила, ее акцент был чисто Азраэльским, интонация обладала резкой точностью аристократа.

“Думаю, этого достаточно, - крикнула ему женщина, как только Соллис достиг восточного берега реки. Стремительный поток, разделявший их, был громким, но не настолько, чтобы заглушить ее голос, и Соллис уловил в нем странную детскую нотку восторга. “Не хотелось бы, чтобы твой запах пробудил низменные инстинкты моих друзей, - добавила женщина, указывая на животных за ее спиной, все еще сидящих в своих разнообразных позах статной неподвижности.

“Чего ты хочешь?- Спросил ее Соллис. Он держал руки по швам, пустые, но достаточно близко к метательным ножам, чтобы быстро выхватить их, если понадобится. Он также носил свой меч, но предпочел оставить свой лук позади. Если эта беседа обернется плохо, он сделает все возможное, чтобы убить эту женщину, а затем повернется и побежит под прикрытием луков своих братьев и лучников-Лонаков на стене.

“Я думаю, эта сучка Лонак уже сказала Тебе, чего я хочу, - сказала женщина, мышцы ее истощенного лица напряглись с явным облегчением, а улыбка стала шире. - Дети у вас там, - продолжала она, указывая на простор. - Отдай их мне.”

“Нет, - сказал Соллис твердым и ровным голосом. Он увидел, как улыбка женщины превратилась в приглушенный смех, а в глазах блеснуло то, что Соллис принял за радостное предвкушение.

“Конечно же, нет, - сказала она. “Даже если это не принесет тебе ничего, кроме ужасной смерти.- Она разразилась хриплым, скрипучим смехом. “Я действительно наслаждаюсь теми редкими случаями, когда нахожу кого-то из ваших людей. Так отчаянно жаждет славы самопожертвования. Так влюблены в миф о собственном героизме. Это всегда такой блаженный момент, когда я смотрю в их глаза в конце, наблюдая, как их иллюзии исчезают, наблюдая, как они плачут и умоляют, как любой другой умирающий и мучимый несчастный. Разве ты не хочешь избежать этого, брат? Отдайте мне детей, и вы сможете вернуться к своей жизни, полной притворного мужества и пустых призывов к духам умерших, которые, уверяю вас, совершенно глухи к вашим мольбам.”

Соллис встретил пристальный взгляд женщины, наблюдая, как ее веселье перешло в непоколебимый взгляд глубокого презрения. Соллис увидел, как покраснели ее глаза, а из носа потекла тонкая струйка крови, напомнившая ему лицо Веркелы прошлой ночью. Искушение схватиться за ножи было очень велико. Расстояние делало бросок трудным, но он был уверен, что сумеет всадить в нее хотя бы один клинок, прежде чем ему придется бежать. Нужно использовать любую возможность, чтобы узнать больше о враге, напомнил он себе, подавляя порыв.

“У тебя есть имя?- вместо этого спросил он.

“Я привыкла, - ответила женщина, пожимая плечами. “Я давным-давно перестал вспоминать об этом. Вместо имени у меня есть цель.”

“И что же это такое?”

- Он меняется в зависимости от места и времени. Однажды я предупредила богатого купца о необходимости отравить его брата. Однажды я шепнула одной королеве о предательстве, которое окружало ее, чтобы ее двор покраснел от крови ее знати. Я убедила генералов обречь свои армии на гибель, а священников-на проклятие своих просителей. И сегодня, брат, я говорю тебе, ясно и честно, чтобы ты отдал детей, или ты и все остальные, съежившиеся в этой куче камней, умрут такой медленной и мучительной смертью, какую я только смогу организовать. И... - она замолчала, облизывая языком губы, прежде чем приоткрыть их, обнажив зубы, окрашенные в красный и желтый цвета. - Я приберегу худшие мучения для сестры с льняными волосами. Ты когда-нибудь мучил красивую женщину, брат? Должен сказать, что это действительно захватывающий опыт.”

- Не надо! - Приказал себе Соллис, от ярости Его руки судорожно сжались. Каждое ее слово ценно. - Но почему?- спросил он, позволив своему гневу окрасить его тон. “Что вы хотите от этих детей?”

“О, разве это не очевидно? Женщина подняла брови в притворном удивлении. “Я хочу увезти их подальше от этих варварских горных дикарей, чтобы они могли расти в прекрасном дворце и наслаждаться жизнью в мире и комфорте в течение всех своих дней.”

Внезапность, с которой все остатки юмора исчезли с ее лица и осанки, была шокирующей, как будто вуаль была сорвана, чтобы показать пустое, невыразительное здание, почти такое же неподвижное, как животные, которыми она командовала. - Хватит болтать, - сказала она уже другим голосом, более глубоким и властным. К тому же изменился и ее акцент: благородная интонация сменилась чем-то, что говорило о далекой стране. Соллис принял бы это за Воларийский акцент, если бы не диссонирующие нотки, которые окрашивали каждое слово, словно два языка говорили одновременно. - Дайте мне то, что я хочу, - сказала она, - или я обещаю вам, что выполню все ваши угрозы.”

- Сомневаюсь, - ответил Соллис. - Элст, зачем тебе понадобилось вести переговоры? Если твои силы так велики, почему бы просто не прийти и не забрать их? Или там есть что-то, чего ты боишься?”

Женщина на мгновение перевела взгляд на протянутую руку, а затем снова посмотрела на Соллиса. Мертвенно-бледное лицо решительно дернулось, оскал то появлялся, то исчезал с побелевших и потрескавшихся губ. Соллис гадал, не сошла ли она с ума и не находит ли слов, но знал, что то, что мучило эту женщину, выходило далеко за рамки простого безумия.

Решив, что он узнал все, что собирался, Соллис повернулся и пошел обратно к выходу. - Кроме того, - сказал он. “Мне достоверно сообщили, что я не должен здесь умирать.”

- Пророчество?!- Это слово было произнесено пронзительным, почти визгливым тоном. Соллис продолжал идти, поддерживая устойчивые ворота, отказываясь поворачиваться. “Это ложь, жалкий тупица! женщина закричала ему вслед, и голос ее был почти детским от ярости и отчаяния. - Знай же, что бы ни сказала тебе эта сука, это ложь! Ты умрешь здесь, Брат!”

Соллис устремил взгляд на простор, испытывая некоторое облегчение от вида своих братьев на стене, по обе стороны от которых стояли изгнанные клинки, каждый лук был готов к бою. Женщина продолжала разглагольствовать, пока он шел, ее разнообразные угрозы переходили в едва понятный лепет.

“Я заставлю тебя смотреть... когда я разорву сестру от преисподней до шеи ... я, блядь, заставлю тебя смотреть - ”

Затем наступила тишина. Соллис остановился, когда обличительная речь женщины оборвалась, оставив лишь слабый стон горного ветра. Подняв глаза, он увидел, что его братья и Лонак опустили Луки и обменялись озадаченными взглядами. Когда он повернулся, то увидел пустой берег реки и увидел лишь слабое темное пятно, когда последний из зверей поднялся на вершину холма и исчез из виду.

“Ты, должно быть, был ужасно убедителен, брат, - окликнул его Оськин, и в его голосе послышались неуверенные нотки оптимизма.

- Нет, - ответил Соллис, продолжая свой путь. “Я не был.”