Миллионы в пещере

Глава 26
ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ

Однажды утром, когда я пришел в мою контору, мне доложили, что меня дожидаются двое - мужчина и женщина, они просят принять их по важному делу.

Шурша старинной шелковой юбкой, распространяя острый запах парного молока и дешевого мыла, в дверь протиснулась моя старая знакомая госпожа Ахтмайер.

От неожиданности я встал.

- Господин Друльк, хотя вы же теперь господин Тук, это я, это я! - повторяла госпожа Ахтмайер, одной рукой она махала, приветствуя меня, другой она кого-то за собой тащила.

Высоко подняв ногу, порог переступил сухопарый мужчина с подстриженной ежиком головой в полинявшем военном мундире. На его сухом, обветренном со впалыми щеками и частой сеткой морщин лице неестественно выделялись очень светлые, как будто оловянные глаза. Они были выпучены и неподвижны, как пуговицы. Седые усы пиками торчали кверху.

Я почувствовал слабость в коленях и поспешил сесть - передо мной был не кто иной, как Михель, Михель Ахтмайер! Но он же умер! - подумал я, мой лоб и спина покрылись липким, холодным потом. К счастью, госпожа Ахтмайер не дала мне и минуты на размышления, она затараторила, как только переступила порог.

- Господин Тук! Какое счастье, это же Михель! Михель, поздоровайся с господином Туком, садись, Михель.- Госпожа Ахтмайер чувствовала себя в моей конторе совершенно свободно.

- Чем обязан? - пытался я вставить слово, но было невозможно хоть на миг остановить трескотню госпожи Ахтмайер.

- Михель вернулся, да, дорогой господин Тук, представьте, его увезли в Виспутию, и он долго болел, и это просто чудо, что он вернулся… А тут он узнал… Но Михель сам вам обо всем расскажет… Как только я ему о вас рассказала, как вы купили его фотографии и так им интересовались, он сказал, что непременно хочет вас видеть. А потом он нашел себя в каких-то списках, оказывается, он в армии, но это он сам вам расскажет, как же он может быть в армии, если он считался умершим! - рассмеялась госпожа Ахтмайер. - Это теперь мы узнали, что он жив, но он вам все сам расскажет.

Я уже терял надежду, что госпожа Ахтмайер когда-нибудь кончит говорить, но в это время безучастно сидевший Михель повернул свое лицо с оловянными глазами к жене и с неожиданно властными нотками в голосе сказал:

- Замолчи наконец, Эльвира, замолчи.

И Эльвира сразу же умолкла.

Михель взглянул на меня своими оловянными глазами и, открыв рот, полный гнилых корешков, пошевелил усами. Мне почему-то стало страшно.

- Вы Тук? - задал он мне неожиданно вопрос.

- Да, я Тук. Что вам от меня угодно, господин Ахтмайер?

Михель снова открыл рот и пошевелил усами.

Я вцепился в ручки кресла.

- Вы покупали мои фотографии и документы? И фотографии моего соседа Эрнста Герхардта? Эрнста при мне прикончили. Мина угодила ему в живот - и все кишки наружу, - Михель обеими руками показал, как это было, когда кишки наружу. - Я ему еще их впихивал обратно в живот, а он открыл глаза и говорит: «Иди, - говорит, - Михель, и скажи моей Анне, чтоб она корову не продавала». А я вернулся: ни Анны, ни коровы.

А Эрнст беспокоился. «Иди, - говорит, - Михель, и передай моей Анне…»

Михель не сводил с меня оловянного взгляда.

- И наследство у Эльвиры тоже… - Михель махнул рукой в сторону жены. - Дома нет, деревни нет… разбомбили… Дали бы вы за это деньги, а то как же? Жить-то как? В ту войну обещали, что будут и деньги, и сало, и земля, каждый помещиком будет. Так ничего не дали, и еще то, что было, забрали… Как же? А тут Эльвира, жена моя, говорит, что вы скупали фотографии, документы всякие. Я и пошел себя разыскивать и разыскал. А Гуго Кнут, мы с ним два месяца в одной роте были, Кнут мне и говорит: «Эй, Михель! Ты у меня в списках состоишь». Я, значит, снова унтером, а где мундир, жалованье?

- Дать вам денег, господин Ахтмайер?

- Э, нет! - погрозил мне пальцем и пошевелил усами Михель.- Вы ей дом в Фогельзанге отдайте. Выдайте мне все, что в ту войну обещали, - дом, землю, коров, свиней, чтоб я был, как наш сосед Мюллер, у него есть все, и мне столько же дайте. А то, что же это: ничего не даете, и вот опять в армию, и чтоб опять на войну. Э, нет! - улыбнулся своей зловещей улыбкой мой собеседник.

- Знаете что, господин Ахтмайер, я вам пока вот что дам, - с этими словами я вынул из кармана бумажник.

- Что вы дадите? - смотрел на меня все тем же неподвижным взглядом Михель.

- Да вот это и дам, - стал я отсчитывать деньги.

- Что дадите?

- Да он же не видит, это деньги, Михель! - вмешалась госпожа Ахтмайер. - Господин Тук дает нам деньги, Михель не видит, он же контужен на войне и ослеп, но врачи говорят, что он еще прозреет, но только неизвестно когда, а пока он же не видит…

- А что мне ваши деньги! - сказал Михель. - Дадите пустяки, а вы дайте то, что мне полагается, что обещали. Ведь опять воевать будем, а еще за прошлую войну не расплатились, я ослеп, а ничего мне не дали… Вы дайте за прошлую и вперед дайте, за ту войну, что сейчас готовится, а то как же? Опять идти мерзнуть, в грязи валяться, кишки из меня выпустят, и все даром? Пусть из вас кишки выпускают. А я не пойду.

- Вы успокойтесь, - сказал я и хотел нажать под столом кнопку звонка, но тут Михель схватил тяжелое пресс-папье.

- Оставьте пресс-папье!

- Так он же ничего не видит! - крикнула госпожа Ахтмайер. - Михель, не пугай господина Тука…

- Пусть он распорядится, чтоб все мне дали, а то я из него сейчас все кишки выпущу, как выпустили из Эрнста…

И прежде чем я успел о чем-нибудь подумать, Михель встал и швырнул в меня пресс-папье.

- Михель! - раздался пронзительный вопль госпожи Ахтмайер. Последнее, что я слышал, был ее крик: - Прозрел! Прозрел! Он попал в него! Он видит!

Что-то густое, мокрое залепило мне глаза, и я полетел куда-то со стремительной быстротой.