Мертв на три четверти

Глава 13

Подняв голову от своих записей, архивариус увидел перед собой ожившую женскую статую словно отлитую из черного стекла. Сглотнув от испуга, он спрятал бумаги в ящик стола.

— Добрый вечер, — произнесла Черная тихим как далекий шум прибоя голосом. — Мне нужна книга с записями.

— А, — только спустя минуту после этого простого возгласа архивариус понял, что больше ничего не сказал: — Да, конечно. — Всего мгновение назад он находился в предвкушении, что эти вялотекущие полчаса его смены с ответами на простейшие вопросы босса чтобы убить скуку вот-вот закончатся. А Черные никогда не задают простых вопросов. — Так что конкретно вам нужно.

— Справедливости требуется получить следующие откорректированные записи, — ответила Черная, и протянула через стойку клочок бумаги.

Архивариус, которого звали Оуэн, попробовал вытащить бумажку из-под руки Законника. Слегка надорвавшись, она не поддалась.

— Эти записи должны быть предоставлены без уведомления каких-либо сторон, их держателей или оставлявших предварительный запрос.

— Мне кажется, я не уполномочен для… — все возражения высохли на языке Оуэна.

— Основной приоритет — скорость. Это все во имя служения Справедливости.

Черная отпустила бумажку, и та попала в руки Оуэна.

— Да, мэм.

За три следующих часа Абелард в живую встретил больше Посвященных и известных людей, чем когда-либо думал или хотел увидеть за всю жизнь. Из них скелет лорд Джеймс был самым поразительным, но не самым пугающим:

— А что с случилось с последним? — спросил он у леди Кеварьян, когда они вернулись к ожидавшему экипажу.

— Мадам Албан последние полста лет провела, в поисках альтернатив стадии скелета для Мастерицы Таинств.

— И что, она превратилась в статую?

— В обитаемую статую, если быть точнее. Превосходная идея. У камня есть собственная душа, а дар художника только ее усиливает. Этого, к сожалению, не достаточно, чтобы человек сохранил свое сознание, но если ремесленник достаточно умел, а вы готовы платить, то можно получить новое тело какое пожелаете, пока оно не рассыплется в прах.

— И что, все эти статуи вдоль стен, все они…

— Она может оказаться в любой из них.

— Но ни одна из них не была женской.

— А что тебя заставляет думать, что Мадам Альбан была ею?

— Или даже человеческой.

Леди Кеварьян пожала плечами:

— Так, что — она как приведение? Порхает из статуи в статую?

— Едва ли. Собственное тело нужно обязательно, даже если проводишь в нем очень мало времени. Это величайший дар вселенной человечеству в виде силы и порядка.

— И вы тоже, по-прежнему, считаете себя человеком.

— В какой-то степени.

Он не был уверен, как на это реагировать, поэтому опустил это.

— Так Мадам Альбан или Сэр, или как там ее, где же ее настоящее тело?

— А помнишь ту впечатляющую скульптуру, которая оказалась первой у дверей в ее покои?

— Размышляющий скелет? — он выпучил глаза. — Не может быть.

— Может.

— Но он же покрыт черным лаком.

— Но ты же ведь носишь одежду, — их экипаж притормозил, объезжая аварию. — Абелард, эти люди живут в Альт Кулумбе почти сорок лет… а в некоторых случаях, куда дольше. Они не больше чужаки для этого города, чем ты или твоя подружка в черном костюме. Разве до недавних событий ты хотя бы интересовался их существованием?

— Но это же… противоестественно.

— В то время как использовать любовь твоего бога для создания пара — совершенно нормально.

— Да, — произнес он, смутившись.

— Еще до того, как это дело завершится, Абелард, ты окажешься перед выбором — остаться в городе, в котором ты думаешь живешь, или жить в настоящем Альт Кулумбе. Каков будет твой выбор?

Абелард открыл было рот, собираясь ответить, что Господь его наставит на верный путь, но одумался и вместо этого сказал:

— Надеюсь, в правильном из двух.

— И я тоже.

Законник покинул архив со стопкой свитков, а спустя несколько минут через ту же дверь вошла Кэтрин Элли помятая и покачивающаяся как сухой лист на ветру, со свертком под мышкой, вокруг которого была обернута ее куртка.

— Ты в порядке? — спросила Тара, когда они переместились в угол, долой с глаз архивариуса. Здесь она без риска и помех сможет изучить отредактированные записи.

— В порядке.

— А выглядишь так себе.

— Да вот костюм ужасно садится поверх другой одежды, — дрожащими руками она указала на измятую льняную рубашку и широкие хлопчатые штаны. — Мнет их почем зря, а если надеваешь что-то хоть чуточку скользкое, врезается прямо насквозь.

Тара наклонилась пониже, прищурившись, чтобы получше разобрать чудовищно неразборчивые записи:

— Я говорила не про одежду. Ты выглядишь бледнее обычного, и тебя бьет дрожь. Белки налились кровью.

— Не-а. В том смысле, это часть работы, — она сжала рукой плечо, которое по мнению Тары было худым, хоть и мускулистым. Впрочем, ей все равно. — Когда носишь костюм, ты на подъеме, а когда снимаешь — наступает болезненный «приход». Только и всего.

— В общем, кажется, хреновая штука, — заключила Тара.

— Зато настройка не влияет на суждение. Когда я на подъеме, мне почти никто не страшен, и я способна на все в зависимости от вида настройки, — ногти Кэт очень глубоко впились в плечо, так что Тара даже удивилась, что нет крови.

— А почему не влияет на твои суждения?

Кэт издала резкий смешок:

— В костюме ты можешь делать почти все, что угодно, и ничто тебе не способно повредить. Большинство обычных людей, увидев занесенный меч, уклонятся или отдернутся. А от костюма меч просто отскочит. Ничего даже не почувствуешь. Справедливость проследит за тем, чтобы я это знала, чтобы я была способна выполнять работу.

— А вдруг ты встретишься с чем-то, с чем костюм будет не в состоянии справиться?

— Настройка изменится, и заставит меня быть осторожнее.

— И что, никаких побочных эффектов? — Тара старательно избегала смотреть на сжатые до белизны костяшки пальцев Кэт и на шрамы на ее шее. — Никакой «похмелюги»?

— Так, терпимо, — ее тон стал острее стрелы.

— Ясненько, — Тара умолкла, и полностью занялась пергаментом. Напряжение повисло в воздухе. Через какое-то время Тара нахмурилась, и постучала по колонке цифр обратным кончиком ручки. — Как странно.

— Что, снова засекреченные детали?

— Не совсем, — она сверилась с глоссарием сокращений: — Эти контракты передают общий контроль за «Ньюланд Аквизишенз» и «Кулумб Секрьюритес», двумя приобретенными судьей Каботом концернами, другой стороне.

— И кто же эта другая сторона?

— Кос Вечногорящий. Господь Бог лично, не его церковь.

Кэт удивленно заморгала глазами.

— Кабот приобретает два находящихся на грани концерна. Потом, — она указала на один из свитков с договорами: — он передает Косу над ними контроль. И не берет за это никакой оплаты. В связи с этим, Церковь никак не способна отследить эту сделку, поскольку сила от Коса не передается. — Снова к тому с подчищенными записями Коса: — Потом Кос объединяет оба концерна в один, крупный, и передает ему свою силу. Много силы, и Церковь опять ничего об этом не знает. Именно в этом может быть причина, почему Кос оказался слабее, чем свидетельствует церковный архив.

— Если он сам управлял концерном, почему тогда он умер?

— Потому что душевная эманация, находящаяся в фонде концерна больше тебе не принадлежит, даже если технически ты ею управляешь. Возможно у Коса просто не было времени, чтобы воспользоваться этой силой перед смертью.

— Значит вся эта хитрая затея оказалась полной глупостью.

— Да, с ним она сыграла злую шутку, — признала Тара.

— Интересно, зачем Косу передавать судье столько силы?

— Думаю, он ничего ему не отдавал. Кабот взял стандартное агентское вознаграждение, а потом попытался передать свою долю в концерне кому-то еще.

— И кому же?

— Вот это-то самое странное. Посмотри, — строка под ее пальцем после даты была едва различима. Тара прочла аббревиатуру «ППС» как «передача права собственности» и имя Кабота, но дальше бумага была обуглена, словно кто-то провел по ней раскаленной кистью. — И здесь. — в другом свитке было то же самое. — И еще здесь. — В третьем: — В журнале судьи, и Ньюланд, и Кулумб Секьюрити обе записи с таким же эффектом. Обугливание слишком характерное, чтобы такое можно было сделать свечой или спичкой. Кто-то разыскал эти свитки и уничтожил в них последнюю запись.

— На такое был способен сам Кос, не так ли? Своим огнем? Чтобы замести следы. Он не чета людям, которым чтобы что-то прочесть нужны буквы. Махнул рукой, произнес пару слов и все случилось.

— И когда такое случается, то происходит неряшливо, неэффективно и безалаберно, позволяя напасть с любой стороны, — ответила Тара. — Для столь серьезного Таинства чем тщательнее и аккуратнее ты рассчитаешь свои действия, тем целее будешь. И уж точно захочешь, чтобы на бумаге сохранился договор, чтобы потом никто не мог солгать о том, чего не было. Пусть сделка будет тайной. Отлично! Но она должна где-то сохраниться и в неприкосновенности. Именно для этого предназначены судебные архивы. Если что-то случится, суд выступит гарантом выполнения сделки. — Она нахмурилась. — Уничтожение имени получателя в первую очередь нарушит цель отчетности. В этом случае концерн уязвим для нападения. Но кто мог такое сделать? Жрец не мог бы выжечь имя без ведома Коса. И на работу Посвященного не похоже: заклинания повредили бы лист или он пожелтел бы, но я не вижу ничего подобного.

— Кстати, почему именно огонь? — спросила Кэт. — Можно было залить все чернилами или попросту спереть эту штуку.

— Это не совсем обычный свиток. Даже сквозь кляксу запись будет просвечивать. Что до кражи, думаешь суд не позаботился о том, чтобы из здания архива не выносили все подряд? — Она болтала, чтобы заполнить паузу, а в это время ее мысли лихорадочно неслись вперед, опережая слова. Выжженные записи. Судья Кабот, лежащий в расчлененном виде под собственными азалиями. Перемешавшийся с кровью чай. Его тело, незапятнанное Таинствами. Тело Коса, разложившееся сильнее, чем следует за прошедшие с момента смерти три дня. Ответы Сланца прошлым утром. Он посланец, но не знает, что за послание ему нужно передать.

— Нам нужно вернуться в больничный изолятор, — прошептала она.

Над толпой, собравшейся на покрытой белым гравием площадке для экипажей, возвышалась одинокая башня святилища. Весть о смерти Коса — шепотом на ухо в тихой комнате, обрывками услышанных разговоров, слухи и правда, перемешанные вместе — распространились по городу из суда подобно кругам по воде. Большинству из четырех миллионов жителей Альт Кулумба было наплевать. Некоторые не поверили своим ушам. Другие спрятались в работе или дома, лелея ложные надежды. Но были и такие, кто разозлились. Они явились в святое предместье, принеся с собой страх и безумие, начертанные на грубых самодельных плакатах. Таких оказались несколько тысяч, и все они что-то скандировали и стучали по экипажу, в котором Абелард приехал с леди Кеварьян.

Абелард выглянул в окно:

— Что они делают?

— Они боятся, — ответила леди Кеварьян. — Им нужно наставление.

Он вгляделся в лица очумевших мужчин и женщин Альт Кулумба в поисках знакомых знаков: мотивов, сострадания, веры. И не смог найти ничего. Лишь ледяная оболочка гнева, и под ней ничего кроме страха.

— И чего же они хотят?

— Если ваша церковь не ответит на их призывы? Возможно, начнут осаждать башню, хотя сомневаюсь, что Законники это позволят, — служители Справедливости стояли в разряженном оцеплении между толпой и ведущей в святилище лестницей. Пока что толпа не осмеливалась к ним приблизиться. — А возможно, воздержатся. Разгромят вместо этого пару магазинов или подожгут несколько домов в Квартале Удовольствий перед тем, как их разгонят.

— Они бы так не злились, будь Кос с нами. — «Ну, конечно, не злились бы. Глупо было произносить такое вслух». — Вы все так и оставите?

Мисс Кеварьян покачала головой:

— Я — Мастерица Таинств. Работа с общественностью обязанность моего клиента.

Они обогнули оцепление Черных и остановились у начала лестницы. Когда Абелард сошел, мисс Кеварьян оплатила поездку. Увидев его рясу, толпа оживилась и хор возгласов усилился. Он сильнее затянулся сигаретой.

— Нужно обо всем рассказать кардиналу Густаву.

— Я с ним поговорю. Тебе следует вернуться к себе и отдохнуть.

За спиной продолжала неистовствовать толпа — это был вопль боли его родного города.

— Не хочу отдыхать. Нужно же что-то делать. Я хочу помочь.

Она задержалась на полпути к лестнице.

— Ты ведь техник, не так ли?

— Да, мэм.

— Проверь монастырские генераторы. Мы подобрались к весьма щекотливому моменту. Ишкарский вопрос нам на руку, но если энергию тратила Церковь, то наши позиции пошатнутся. Пока Тара подыскивает нам оружие, обеспечь нам доспехи.

Когда он промолчал, она направилась вверх по лестнице. Он догнал ее лишь на верхней ступени перед высокими двойными дверьми.

— В этой башне десятки километров труб всех диаметров и назначений. Это не считая разных топок и двигателей… чтобы в одиночку проверить все журналы уйдет много дней. Может быть для меня есть что-то более срочное?

— Можешь поговорить с ними, — мисс Кеварьян указала на людское море, сквозь которое они пробрались сюда.

За спиной у них какой-то мужчина низким басом проревел:

— Бог умер!

Несколько человек подхватило его вопль. Мисс Кеварьян и бровью не повела.

Абелард сглотнул ком в горле и представил себе, что он проповедует, несмотря на их гнев. Какие слова ему подобрать? Что он может сказать жителям Альт Кулумба, чтобы они пришли в себя? Напомнить им о славе Коса? Он представил, как пытается перекричать бушующий водоворот, у него перехватило дыхание, и он закашлялся.

— Пожалуй, я проверю генераторы.

— В таком случае, тебе лучше приступить немедленно, — мисс Кеварьян щелкнула пальцами, и главные ворота с раскатистым звоном распахнулись. Она с решительным видом и настроем на борьбу вошла внутрь.

Абелард расправил рясу и последовал за ней. Едва он вошел в сумрачный молельный зал, как она снова щелкнула пальцами, и ворота с грохотом закрылись за его спиной, отрезая их от торжественных и печальных выкриков толпы: «Бог — мертв! Бог — мертв!»

Плотное покрывало из облаков душило заходящее солнце. Небо должно было полыхать в закате, вместо этого свет затухал. Кэт с Тарой ехали в экипаже без возницы сквозь эту предсмертную агонию заката и любовались небом.

— Здесь, что, всегда так облачно?

— Вообще-то нет, — ответила Кэт. — Хотя, судя по последним нескольким дням, не скажешь. Обычно осенью всегда ясно из-за пассатов. — В ее лицо вернулись краски, и в голосе зазвучали более веселые нотки. Она держала руки на коленях и хоть и слабо, но улыбалась. Тара заметила, как ее тело борется с кабалой черного костюма, и разумно держала свои наблюдения при себе.

— Ты что, раньше плавала? — вместо этого спросила она.

— Да нет, просто слышала, что говорят матросы.

Изолятор службы Справедливости был ровно таким же, каким они его оставили: официозные белые стены, слишком чистые полы, и умиротворяющий запах антисептика. По крайней мере на вкус Тары, потому что для нее это был сигнал, что управляющим этим зданием люди знают, что это за зверь. Удивительно, насколько много людей не имеют об этом ни малейшего представления, стоит только чуть выйти из города какого-нибудь из Бессмертных царей. Один молодой парень в караване, к которому она присоединилась впервые выбравшись из Эджмонта, со всей горячностью утверждал, что алкоголь опьяняет так сильно, потому что нравится демонам, которые невидимыми забираются в бутылки и спят там как ни в чем ни бывало. Когда пьешь, то выпиваешь алкоголь вместе с демоном. Разным демонам нравится разная выпивка, вот почему одни от виски буянят, от стакана водки падают замертво, а от пива лишь веселеют.

Прочие девушки из каравана восхитились подобной теорией, но Тару подобная наивность подвигла на дальнейшую учебу.

— Что тебе здесь нужно? — спросила идущая впереди Кэт.

— Парень без лица. Свидетель убийства Кабота.

— А! — она кивнула. — Кстати, у нас до сих пор нет ни малейшей идеи, где искать его лицо. Мы прошерстили местных барыг Посвященных, но оказалось, что оборудование для похищения лиц не особенно распространено.

— Жаль слышать, — какой-нибудь бедной Мастерице пришлось целый день терпеть в своей лавке Законников. Но уж лучше ей, чем Таре. Она обдумала те несколько часов, что ей пришлось провести с Кэт, пытаясь догадаться, когда та получила отчет от других Черных. — Ты проверяла, когда я была на слушании в суде?

— Справедливость сообщила мне, когда я надела костюм в архиве, — Кэт потерла кончиками пальцев висок.

— Боги! Вся эта информация поступает к тебе и выуживается даже без твоего позволения, — Тара не часто ругалась и поминала богов, но в данном случае и то и другое казалось весьма подходящим.

— А что в этом такого уж плохого?

— Как ты можешь позволять кому-то влезать в твое сознание? Справедливость, если захочет вязать из тебя узлы.

— Она не станет.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — ее голос стал колючим, и Кэт остановилась на полпути. Тара хотела было ее обойти, но та перехватила ее за руку. Как Тара не пыталась вырвать руку, хватка была крепкой. — Отпусти.

— Тебе есть что мне сказать, чтобы облегчить душу?

Тара снова попыталась вырвать руку, на этот раз сильнее, но с тем же успехом.

— Просто мне не нравится, когда всякие личности лезут в мою голову. Поэтому мне не понятно, как ты добровольно вызвалась на подобное.

— Справедливость не всякие и не личность, — холодно ответила Кэт, не шелохнувшись. — Если бы это было не так, я бы этого не допустила.

— Как будто у тебя был бы выбор.

— Что это значит?

— Тебе захотелось бы добавки.

Кэт прищурилась:

— У меня такая работа. Я охраняю город.

Тара промолчала в ответ.

Внезапная вспышка гнева прошла, и Кэт поникла.

— Боги! Слушай, если тебе нужно выговориться…

— Нет. Спасибо, — последнее слово она выпалила излишне резко.

Девушка отпустила ее руку, и Тара быстро вышла из коридора. На третьем шаге она поняла, что не знает, куда идти.

— Ты знаешь, куда идти? — крикнула она через плечо.

— Да.

— И?

— Тебе не скажу, — как раз этот момент неизвестный доктор выбрал для того, чтобы вырвать зуб или вправить сломанную кость. И девушки одновременно поморщились от вопля пациента, который разнесся по всем коридорам. Похоже местные доктора лучше разбирались в антисептиках, чем в анестетиках.

— Чего ты хочешь?

— Ты стала подозрительнее, когда узнала, что я Законник, по сравнению с тем временем, когда считала меня простым торчком. Ответь, чем я или Справедливость заслужила подобное предубеждение?

— Это не предубеждение.

— Черта с два. Не хочешь сказать прямо?

Тара оглядела собеседницу: руки на бедрах, красивые губы решительно сжаты, стальной взгляд зеленых как два озерца глаз, шрамы на шее, эмблема Справедливости, торчащая из-под рубашки. Она вспомнила свое падение из Тайного университета, о безлицем Сланце, лежащем где-то в этом самом здании в какой-то белой палате с темными шторами. О другой такой же палате, где спит Раз Пелхэм, который пока не может вернутся на свой корабль. Не взирая на загар, подобная прогулка его прикончит.

— Ладно, — сдалась Тара, — по дороге расскажу.

Ежедневные отчеты о ремонтах хранились на восьмом этаже Святилища в самом центре башни в лишенном окон «Отделе эффективности». Несмотря на размещение офис прекрасно вентилировался. Уровнем ниже в огромной бойлерной турбины прогоняли воздух сквозь камеру для регулирования температуры. Даже зимой, благодаря близости к генераторам, в офисе сохранялась температура на десять градусов теплее, чем в остальном здании, а летом, благодаря обдуву — на десять градусов прохладнее.

Изобретательно.

Впервые Абелард попал в Отдел эффективности в двенадцать лет во время экскурсии при изучении введения в теологию. Он с открытым ртом слушал Младшего послушника, казавшегося Аблераду таким старым, хотя ему едва ли было двадцать два, который использовал второй закон термодинамики в качестве метафоры первородного греха. Довольно быстро покинув помещение двенадцатилетний Абелард мгновенно забыл и цвет его стен (красный), его форму (круглую), и его размеры (двенадцать метров в диаметре и потолки три метра с ведущей вниз, в бойлерную, лестницей по центру), не считая того самого теологического спора. Зато он запомнил вентиляционную систему. Это была первая сложная машина, устройство которой он понял, и от соединения физических законов, на которых она была построена, с человеческой изобретательностью, его переполнила радость и любовь к Богу.

Теперь Коса нет, а система осталась.

Он уселся за один из изогнутых металлических столов в круглом офисе, заваленный горой бумаг, планов и графиков. Сперва он проверил записи о выработке энергии и не нашел ничего неожиданного. Пик активной нагрузки генераторов приходился на вечер и середину дня, спадая к полуночи и на восходе, и снова между трех часов и в сумерках. Журналы не фиксировали никаких серьезных ремонтов, и даже ни одной утечки за месяц после последней модернизации охладительной системы. Расход запчастей и материалов тоже в норме. Однако записи об обслуживании за последние пару дней…

Он поднял руку. Спустя пару секунд послышался шелест рясы и женский голос:

— Да, брат?

Он оторвал взгляд от журнала и увидел уставившиеся на него миндалевидные глаза на морщинистом лице сестры Мириэль, управлявшей этим отделом дольше, чем могло припомнить большая часть кардиналов. Именно сестра Мириэль была причиной того, что никому из молодых послушников не удалось разыграть ремонтников. Она была обезоруживающе мила, но дьявольски умна, и обнаруживала все газовые бомбочки, подмену документов и безымянные пузырьки с клеем заранее, чтобы обернуть проделку против самих шутников.

— Сестра, за последние три дня вы зафиксировали в два раза больше ремонтных смен, чем обычно, однако они ничего не отремонтировали.

— Отремонтировали бы, если бы нашли, что ремонтировать, не так ли? — мрачно ответила она.

— Я бы очень на это надеялся.

— Что ж, и был бы прав, — она наклонилась и пошарила среди планов и графиков. — Мы пытаемся отыскать жучка в работе системы. Хотя, честно говоря, это не жучок, а настоящая мартышка.

— Мартышка? — для Абеларда это был новый термин.

— Жучки появляются и остаются в одном и том же месте. А мартышки скачут.

Он обвел рукой бумаги:

— Я не заметил никаких отклонений.

— Это потому что ты неверно мыслишь, — ответила она с видом бабули, дающей ребенку конфетку: — Мощность наших генераторов избыточна, поэтому ты не увидишь падения в отдаче. Посмотри сюда.

— Система охлаждения работает на минимуме.

Сестра кивнула, и Абелард снова почувствовал себя школьником.

— А это значит… — он пожевал слова прежде, чем их произнести: — Выхлопная система не настолько сильно нагрета, как ей следовало бы. Должно быть тепло улетучивается до того, как выхлоп достигает охладительной системы.

— Именно так мы и подумали, но не обнаружили утечек, даже разобрав на части систему.

— На это потребовалось бы несколько недель, а не три дня с дополнительной сменой.

— Именно так и вышло, — она ткнула пальцем в график. — Если ты взглянешь в старые журналы, то увидишь, что наши бригады вот уже несколько месяцев подряд тратят по несколько дополнительных часов. Впервые эта проблема появилась еще весной, хотя в то время она была куда предсказуемее — возникая каждую ночь между часом ночи и четырьмя утра. Вчера как раз перед восходом был пик, и один или два всплеска за пару дней до того. Хотя за последние двадцать четыре часа все тихо. Насколько мы поняли, никакой системы в этом нет.

Между часом ночи и четырьмя утра. Именно тогда, когда он преклонил колени у алтаря, ожидая ответа Господа на свои молитвы.

— Все изменилось где-то три дня назад?

— Вообще-то за несколько дней до того, но утренний отток прекратился именно три дня назад. Мы тут подумали, не могли ли стать причиной наши текущие теологические… — она многозначительно помолчала: — проблемы, но ситуация не ухудшилась, лишь стала менее предсказуемой. Мы безрезультатно прождали повтора целый день.

Стараясь не думать о «текущих теологических проблемах», Абелард перелистнул новую страницу со схемой. В его голове еще звучало эхо воплей толпы. Можно поддаться этому или поработать. Выбор был очевиден, но не слишком прост.

— Брат, — после молчаливой паузы произнесла сестра Мириэль. — Я слышала, ты сопровождаешь безбожниц.

— Да.

— Какие они.

Вот эти два отрезка трубы не соответствуют чертежу. Неужели это настоящие схемы одного и того же соединения?

— Та, что помоложе… хочет стать сильной. Ту, что постарше, даже не знаю, как охарактеризовать.

— Они нам помогут?

Он чуть было не спросил, что можно считать «помощью», но сестра Мириэль хотела услышать не это.

— Думаю, да. — Он скатал чертежи и убрал обратно в футляр.

— Ты закончил с чертежами?

— Нет, — ответил он, и посмотрел в темный проем, ведущий в бойлерную. — Не одолжите фонарь?

— Впервые я узнала, что у меня есть способности к Таинствам в пять или шесть лет, — рассказывала Тара. — Ее каблуки отбивали четкий ритм по полу коридора. — Но что гораздо важнее, мне это понравилось. Понравилось применять Таинства, понравилось, как они работают вокруг меня. Это почти религиозное чувство благоговения. Мне хотелось отдать жизнь Таинствам, поэтому я уехала из Эджмонта. Что было прекрасно, потому что я все равно собирался это сделать.

Она думала, что Кэт что-то скажет, но та промолчала. Они шли в ногу. Если бы она не видела ее сбоку, то с равным успехом Тара могла идти в одиночестве.

Хорошо. И без перебиваний было трудно.

— Я получила работу в следующем караване, который проходил через наш город, и путешествовала вместе с ним несколько лет, учась у младших Посвященных всему на свете, сражаясь с разбойниками, отгоняя скорпионов. Однажды ночью, когда погас костер, я сидела обнаженной, напитываясь светом звезд, чтобы справиться с Таинствами на следующий день, и, подняв голову, я увидела Тайный университет. Парящие в пустом воздухе башни, со всех сторон окруженные стеной замки, парящие шары из стекла и хрусталя размером с третий суд Таинств.

— Я была потрясена. Я много месяцев подряд, как и многие юные Мастерицы Таинств, которые хотели бы там учиться, призывала к себе университет, но он никогда не отзывался.

— Можно было бы рассказать о том, как от двенадцати шпилей Зала Старейшин, здания настолько древнего, что оно вновь стало новым, спустился мост из радуги и мне предложили взойти. Можно было бы рассказать о тех сложностях, с которыми мне пришлось биться, когда я поднялась наверх, о силе, Таинствах и хитрости. Могла бы рассказать о том, как меня приняли в Тайный университет, который окружен облаками, которые вовсе не являются облаками. Но в моей истории все это не важно.

— Впервые за много лет у меня появилась собственная комната, а не просто койка, и соседка по комнате, к чему я долго привыкала. Ее имя было Дафна, и ее родственники все поголовно были Посвященными, а предки теологами. Она помогла мне понять все, что мне было неизвестно о мире Посвященных. Она была из тех людей, кого вы поначалу тихо ненавидите, пока не понимаете, что их снисхождение к вам вовсе не снисхождение.

Тара сделала паузу. Вдохнув воздух, она услышала легкий вздох рядом. Кэт свернула налево, Тара последовала за ней.

— Она представила меня профессору Деново. Он был самым известным учителем на факультете, если не самым любимым, и она привела меня на ужин, который он давал для успевающих студентов. Деново, как и я, поднялся из самых низов. Его семья была часовщиками, совершенно невосприимчивой к Таинствам до его появления. Совсем скоро Дафна и я стали работать в его лаборатории. Там я нашла друзей, которые меня приняли, и общие цели. Думаю, ты чувствуешь нечто подобное. Твоя связь с Справедливостью нечто сходное со связью Деново с его студентами, что и неудивительно. Именно Деново сорок лет назад расчленил труп Серил и смастерил из него то, что стало Справедливостью.

— Немногие знают, как слепы люди к переменам. По началу я проводила в его лаборатории всего один час. Спустя пару недель уже шесть. Лаборатория стала моей жизнью, и ее жизнь стала диктовать мою. Мне снилась работа, это казалось совершенно естественно, так же естественно, как то, что ты подстраиваешься под мой шаг. Мои силы мало по малу таяли. Спустя несколько недель я уже не могла за пределами лаборатории самостоятельно зажечь даже свечу. Беседы с Деново сверкали умом и жизнью. Все прочее по сравнению с ними меркло, а я ничего не замечала.

— Я и не заметила, как Дафна перестала смеяться, хотя однажды я поняла, что никак не могу вспомнить, когда она в последний раз улыбалась, как и я сама. Я оглядела нас обоих и всех, кто работал в этой лаборатории. Мою голову словно набили ватой, но спустя несколько дней я ощутила тонкую паутину из Таинства, которой Деново опутал наши души. По его воле мы работали как единый организм. Отдаляясь от его цели, мы теряли часть себя, и даже больше.

— Я высказала ему это в глаза. Но он лишь рассмеялся в ответ. «Мы так здорово работаем, — ответил он. — Куда лучше, чем какой-либо Посвященный или Мастерица Таинств в истории. Вместе мы достигнем величия».

«Но не сами и не ради себя, — ответила я. — Мы заработаем величие для вас».

«Но кому-то же нужно направлять наши исследования», — возразил он. Потом он предложил мне отправиться к лидерам университета и все рассказать. Так я и сделала.

Еще один поворот. Лестница. Медсестра прокатила мимо каталку с окровавленными скальпелями.

«Лаборатория Деново, — ответили они мне, — один из величайших центров обучения в мире. Она приумножает знания о Таинствах для всех на свете. Они поставили под сомнение мои суждения, мои приоритеты, хотя он иссушал своих студентов, жирея на украденной у них силе. Я пыталась вырваться, но он не дал. Я попыталась бороться, но за его спиной стояла целая лаборатория и он был слишком силен. После недели работы без отдыха в его лаборатории Дафна уснула и больше не проснулась. Родители забрали ее и больше мы не виделись».

— Однажды поздно ночью, когда все студенты отправились отдыхать, я пробралась в лабораторию и подожгла ее. Это место было сосредоточением его паутины, которой он нас опутал. Когда она сгорела, я почувствовала, как вместе с ней сгорает его хватка на моей душе. Силы вернулись ко мне, и мое Таинство вновь стало моим.

— Я не говорила, что это сделала я, но не делала из этого секрета. Обнаружив мое неповиновение Деново притащил меня на дисциплинарный совет. Он хотел моей смерти, но в правилах о наказаниях студентов не было ни слова о смертельной казни. Вместо этого они дали мне диплом об окончании, потому что нигде не сказано, что после выпуска Университет обязан выпустить вас где-нибудь, где вы сможете жить. Я подралась с целым факультетом, и от души хохотала, когда они вышвырнули меня вниз над Мировым Разломом, полагаю совсем недалеко от того места, где погибла Серил.

— Но я выжила.

Кэт остановилась перед девственно чистой дверью с медным номерком. Изнутри не доносилось ни звука. Не было слышно даже дыхания. Тара почувствовала внутри отголосок собственной затраченной Силы. То самое место.

Она положила руку на плечо Кэт и с силой сжала. Ногти впились глубоко в кожу сквозь хлопчатую ткань, но Кэт не вздрогнула и не поморщилась. Прочие знаки, после проверки тоже соответствовали. Чуть расширившиеся зрачки, дыхание в ритм с дыханием Тары. Когда она закрыла глаза, то увидела тонкую паутинку, связавшую сейчас ее разум с разумом Кэт.

Однажды профессор Деново поведал ей, что есть три ситуации, когда разум становится уязвим: из-за любви, во время сна и, наконец, поглощенный рассказом. Кэт ненавидела горгулий. Она бы не поняла почему Тара защищает Сланца, и ни за что бы не поверила в его невиновность. И даже если, каким-то чудом, поверила бы, оставалась Справедливость, а Кэт была абсолютной рабой своей темной госпожи, чтобы сопротивляться воле надетого черного костюма. Когда Тара вгляделась в темные, бессмысленные глаза другой женщины, то на мгновение почувствовала угрызение совести за то что уже сделала и еще собирается сделать.

— Кэт?

Мгновением позже прозвучало замедленное «Да?», словно Кэт забыла, как говорить.

— Я собираюсь осмотреть свидетеля. Посмотрю, не упустила ли что-то Справедливость.

На этот раз ответ прозвучал охотнее:

— Да.

— Я справлюсь сама. И буду в безопасности. Но мне нужно, чтобы ты проверила, что капитану Пелхэму ничего не грозит. Если с ним что-то случится, мы потеряем нашу единственную зацепку.

— Мне нужно его проверить?

Именно так и работал трюк Деново, весьма утонченно. Жертва не утрачивала собственную волю, но становилась послушной и очень услужливой.

— Да. Думаю, тебе нужно проверить, что с ним все в порядке.

Когда Кэт пошла по белому коридору, ее шаг звучал тяжелее обычного.

Есть Ад, а в нем есть демоны. Тара однажды на каникулах посетила это место. Мало кто разбирается в демоническом обществе и его мотивах, и до сих пор ведутся страстные споры о том, воруют ли они души мертвых или просто копируют их перед тем, как те куда-то исчезают. Сами демоны об этом умалчивали.

Но если это правда, что падшие души мучаются в Аду за свои грехи, то Тару ждет именно это.

Она отворила дверь и шагнула в палату, где лежал Сланец.