Мефистон. Город Света

Эпилог

Мефистон и Рацел сидели в полумраке личных покоев Антроса — его небольшого санктуария, расположенного рядом с вершиной Округлой Башни в глубине хранилищ Либрариума Сагрестия. Они не включили люменосферы и сидели молча, смотря на скрытое тенями пестрое собрание сакральных предметов в обители Луция. Библиарии уже несколько дней как вернулись на Ваал, и Мефистон успел рассказать об их успехе Данте на личной аудиенции. Вскоре они присоединятся к кампании на галактическом севере от системы Ваал. Пока же магистр позволил им исцелить раны и оплакать потерянного брата.

Возвращение домой оказалось куда менее бурным, чем путь к Сабассусу. Верный своему слову, арлекин Кириак провел их через путевую паутину, и Мефистон также исполнил свою часть уговора, оставив отвратительное создание в покое на обломке мира-корабля. Однако он подробно объяснил командору Данте, что же таится в Крониумском заливе, передал ему координаты аномалии и предоставил возможность решить, как поступить с подобной угрозой.

После уничтожения девяти Серебряных Башен полковник Федорак смог восстановить связь со штабом дивизии и запросить подкрепление. Мефистон предупредил гвардейца, что едва ли тот дождется помощи, и предложил ему и его солдатам место на «Клятве на крови». Федорак отказался, как и ожидал Мефистон: он не собирался бросать жителей планеты на произвол судьбы, пока есть хотя бы малейшая надежда на выживание. Библиарии сделали все возможное, чтобы помочь ему, применив свои психокинетические способности для восстановления укреплений Адурима, но Мефистон сомневался, что рассудок полковника продержится хотя бы год.

И теперь они сидели в темноте, молча поминая погибшего друга.

— Ты знал, что он падет, — отхлебнув вина, сказал Рацел.

Его броня блеснула в полумраке.

— Я знал, что Цадкиил отравил его разум. Что он развил силы, не подобающие для библиария его ранга.

— Но позволил ему идти дальше, изучая то, что не следует, и подвергать себя опасности. Себя и всех нас. — В голосе Гая не было обвинения, лишь непонимание.

— Судьба не предрешена, Рацел. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Я видел бесчисленные пути для Луция, и все таили опасность, но также видел, что без него меня поджидает поражение. Поражение немыслимого масштаба. Наши судьбы были связаны, и я знал это с тех пор, как встретил его. Всякий раз, как я пользовался подносом, дабы изучить альтернативы, найти способ изменить его участь, нити расплетались, и я больше не видел дороги к победе.

— А кто дал тебе поднос? — поднял бровь Рацел.

— Антрос, — кивнул Мефистон. — И я подозреваю, что ему его подбросил Цадкиил.

Гай замер, не донеся чашу до рта, и поглядел на стол. Совсем рядом на нем лежала эфемерида.

— Да. Это проклятый артефакт. Уверен, Луций даже не догадывался, какая в нем заключена опасность. Перед тем, как покинем Ваал, мы должны передать эфемериду Маресту. Пусть он запрет ее в темнице вместе с другими ужасами.

— Лучше уничтожить. Зачем хранить что-то, столь пропитанное скверной? Это собрание лжи Цадкиила.

— Лжи там хватает, но на металле высечена и бесценная информация. Цадкиил, как и любой великий лжец, опирался в своем обмане на правду.

Рацел что-то проворчал и, расслабившись в кресле, вновь отпил вина. Он не выглядел убежденным, но ничего не говорил.

Мефистон заинтригованно наблюдал за ним. Ни во время пути домой, ни после возвращения на Ваал Гай не пытался заглянуть ему в душу, что всегда было достаточно легко заметить. Ведь всякий раз его морщины углублялись, а глаза вспыхивали еще более яркой синевой. После столь очевидных знаков становилось понятно: Рацел удостоверился, что старший библиарий все еще в здравом уме. Но сейчас, должно быть, он увидел, как изменился Мефистон.

— А ведь бестолковый мальчишка уже начал мне нравиться, — пробормотал Рацел.

Мефистон окинул взглядом вещи Луция.

— Отнеси эфемериду Маресту! — приказал он, допив вино. — А потом собери Кворум Эмпиррик в Круге Созвучия. Нам следует многое рассказать собратьям. Я предвижу, что мы вновь посетим систему Просперо. Пока же необходимо описать все, что мы узнали, чтобы это должным образом было зафиксировано.

Рацел кивнул и, подняв поднос со стола, с отвращением оглядел его. Он остановился у двери в лучах света от скриптории снаружи.

— Мог ли ты его спасти?

— Я его спас, — заявил Мефистон, не отводя взгляд.

Глаза Рацела сверкнули от гнева. Похоже, он хотел поспорить. Но затем ярость угасла, и эпистолярий кивнул и ушел во мрак.

— Спас, — повторил Мефисон, когда Гай скрылся из виду, но теперь уже не так уверенно.

Он поглядел на разбросанные по столу Антроса вещи, на груду астрологических приборов и клочков пергамента.

Властелин Смерти поднял угольный карандаш и начал рисовать на одном из листков. Библиарий рассеянно чертил, размышляя о будущем. Внезапно он ощутил себя старым, будто впервые почувствовав весь груз прошедших веков. Мефистон знал, что среди звезд его поджидают испытания худшие, чем все встреченные прежде. Он не обманывал себя надеждами на то, что изменил весь ход войны победой на Сабассусе. Возможно, Властелин Смерти и задержал Магнуса, но не победил. Создание такой силы отыщет другие возможности разнести свой зов по Галактике. И тогда Кровавым Ангелам вновь придется не просто защищать свой дом. Кто еще сможет противостоять мощи Магнуса, если не сыны Сангвиния? И если Мефистон дрогнет, если он когда-нибудь усомнится в себе, то вместе с ним падет и весь капитул. Он обязан быть мрачной и непроницаемой душой ордена. Бремя его долга было тяжелым.

Лишь когда Мефистон поднялся, намереваясь уйти, он заметил, что нарисовал.

Это было лицо Императора, воссозданное по картине из памяти Федорака.

Образ поражал даже на таком небрежном наброске. Взор Императора казался таким ясным, сильным, непоколебимым…

Долгое время старший библиарий не сводил взгляда с рисунка, смотря на Императора так же пристально, как тот глядел на него.

А потом Властелин Смерти кивнул, будто принимая безмолвный приказ, и вышел из комнаты, оставив пергамент медленно падать на пол.