Мефистон. Город Света

Глава 26

Воспоминания рассеивались и срастались.

Прошлое распадалось. Мефистон видел в пустоте призрака — извивающегося змея, мерцающего и переливающего, — пока летел через эфир на ослепительных крыльях. Создание напоминало выгравированных на эфесе Витаруса драконов, но его красота была ложной. Мефистон, пусть и сбитый с толку падением, различал ложь. Красота скрывала дьявольскую скверну. Под блестящей чешуей таился дух Цадкиила — презрительно усмехающийся над ним и полный яда.

Ненависть молнией поразила Мефистона, и он расправил собственные крылья, показавшиеся ему странно тяжелыми. Он взмахнул ими и с ревом набросился на демона. Двое врагов сцепились над бездной, оплетенные электрическим пламенем.

Схватив Витарус обеими руками, Мефистон снова и снова вбивал его клинок меж лопаток дракона, яростно наседая. Эфирное пламя хлестало из глаз библиария, омывая кожу, пылающую и вздувающуюся пузырями. Цадкиил вырвался с воплем, прозвучавшим будто скрежет клинка по камню.

Когти разодрали грудь Мефистона и порвали плоть. Пламя побагровело.

Пока они бились и метались, вокруг проступал ландшафт: целый лес из измученных пиков вырывался в бытие из света, бьющего из плоти дерущихся. Сперва казалось, что это застывшая пустошь, где ветер исказил ледяные шпили, но, приблизившись, Мефистон осознал, что глядит на стекло, на многогранные пики, отражающие отблески огня на его клинке при каждом ударе.

— Где мы? — спросил он и поразился собственному голосу, глубокому и свирепому, едва членораздельному.

+Мы — ты и я, Кровавый Ангел. Триада.+

Лепет демона проник в мысли Мефистона, будто извивающийся и скользкий угорь, затуманивая разум.

— Убирайся! — воскликнул он.

Голос вновь прозвучал чужим, но Мефистон мог думать только о наглости отродья, посмевшего незваным проникнуть в его сознание. Он выругался и упал, хлопая крыльями и цепляясь за пустоту. Сердца забились чаще, наполняя его бодростью. Он молотил пустоту руками, пока змей улетал прочь.

+Ищи меня в Городе Света,+ бросил демон.

Пусть Мефистон и узнал имя, его разум, похоже, не действовал так, как должен был.

— Тизка?.. — Слово оставило странный привкус на языке. Он не был даже уверен, что правильно его вспомнил.

Когда демон исчез, Мефистон понял, откуда знал это название. Он был ученым. Мудрецом. Жившим в обителях познания. Властелин Смерти пытался призвать из памяти образы книг, но воспоминания оказались неясными и спутанными. Он едва мог воспроизвести названия на переплете, а уж содержание и вовсе ускользало из памяти.

Мефистон забыл, что летит сквозь облака, и потянулся к более ясному видению прошлого. Но это было бесполезно. У него украли книги. Он переживал их потерю так же остро, как если бы ему отрубили руку. Библиарий беспомощно хватался за обрывки знаний. Тизка была столицей демона по имени Магнус Красный, некогда — примарха Тысячи Сынов, одного из легионов Космического Десанта. Воины впали в идолопоклонство и были уничтожены. Но Магнус спас Город Света с обреченной планеты и перенес его на иную, проклятую. Мефистон напрягся и зарычал, пытаясь вспомнить название.

— Сорциариус! — Он буквально вырывал слова из глотки. — Планета Чернокнижников!

Он старался вытащить из памяти больше знаний, но чем сильнее боролся, тем спутаннее становились мысли. Мефистон, не привыкший к такому бессилию, взвыл от досады. Его разум всегда был столь ясным и сильным. Теперь же космодесантник напоминал дикого зверя, пытающегося говорить. У него украли нечто глубинное, одну из главных частиц самой его сущности. При мысли об этом он пришел в еще большую ярость и закричал.

Вопль оборвался, как только он врезался в землю, подобно метеориту.

Мефистон не мог пошевелиться. Каждый сантиметр его тела застрял в скале. Космодесантник застыл от злобы, бесцельного бушующего гнева, кипящего в помраченном уме.

Библиарий попытался вдохнуть, но понял, что земля забилась в рот и ноздри так, что не прочистить. Сколько он может прожить без кислорода? Даже столь простейший факт ускользал от него. Он был Адептус Астартес, — хоть что-то вспоминалось, — а значит, мог какое-то время терпеть что угодно, но затуманенная память не отвечала на вопрос, как долго. Он попытался вдохнуть через третье легкое, но тщетно. Вдыхать было нечего. Кислород отсутствовал. Во второй раз за жизнь он оказался похоронен.

Мефистон зарычал от злости, напрягая мускулы и пытаясь вырваться наружу. В его руке, сжимающей меч, воспылал жар — физическое воплощение его гнева. Это приносило удовольствие. Напоминало о силе. Он сосредоточился на нем, и тепло стало бушующим пожаром, плавящим скалы. Он сумел даже наносить удары назад и вперед, расширяя свободное пространство.

Витарус. Его меч. Источник жара. Клинок служил проводником ярости, передавая ее в почву.

Он дернул его вверх с еще большей злобой и рассек землю и камень. Глина посыпалась на лицо, свет забил в глаза, ослепив его на мгновение, потом зрение прояснилось.

А вслед за светом появился воздух, наполнивший легкие.

Мефистон выбрался из бездны и рухнул, пытаясь перевести дыхание.

Когда старший библиарий открыл глаза, то не сразу понял, где же он. Сперва ему показалось, будто он висит в небе и глядит на терзаемое бурей море. Но потом понял, что лежит на спине, а море — это небо. Он распростерся не под облаками или звездами, а под серебряным куполом — потоками металла, что с бешеной скоростью мчались над головой к невидимому обрыву. Вдобавок раздавался оглушительный звук, будто удар грома, записанный и поставленный на повтор. Такой раскатистый, что земля содрогалась.

Пока Мефистон разглядывал расплавленное море, он заметил, как среди бушующих течений скользят косяки созданий, что сверкали, выныривая на поверхность.

— Конилк.

Голос донесся откуда-то поблизости, но Мефистон не узнавал языка. Сперва он подумал, что это еще одно следствие затуманенного рассудка, но потом засмеялся. Нет, он слышал не неведомый язык ксеносов, а просто примитивную форму готика, произнесенную наоборот. И когда слова раздались вновь, он смог вывернуть их как надо.

— Клинок, — повторил голос. — Пока он не очнулся.

Мефистон расхохотался при мысли о том, что кто-то попытается забрать Витарус. Смех его прозвучал хриплым и гортанным, но таким приятным. Мефистон даже не помнил, когда смеялся в последний раз. Почему же он был таким мрачным? В Галактике было столько всего, над чем стоило посмеяться.

Он приподнялся на локте, желая посмотреть, кто говорит, но не смог оторвать взгляда от собственного тела.

— Во имя Сангвиния… — поперхнулся Мефистон.

Его плоть стала грудой обгорелых мускулов, покрытых коркой из темной засохшей крови. Он вцепился в свою руку, пытаясь сорвать покрывшую ее, будто панцирь, коросту, и понял, что не вымазался в засохшей крови, а состоял из нее. То же самое он ощутил, почесав глыбы грудных мышц. Когда его ногти оцарапали потрескавшуюся поверхность, воин увидел, что те напоминают когти хищной птицы.

Космодесантник потряс головой и тяжело поднялся на ноги. Неужели он всегда был таким? В разуме Мефистона мелькали проблески воспоминаний о выкованной мастером прекрасной силовой броне. Ее покрывала сложная резьба на пластинах керамита, отделанных красным лаком и обрамленных золотом. Узор был ему знаком, однако столь элегантные латы просто бы не налезли на его вздувшиеся мускулы. Может быть, он вспоминал кого-то другого?

По тени Мефистон увидел, что за его плечами сложены огромные крылья. Он прикоснулся к одному и с удивлением понял, что они настоящие, а не призванные его мыслями. А еще — такие же огрубелые и вздувшиеся, как кожа. Инстинктивно он размял мышцы плеч, и тень увеличилась вдвое, едва он расправил крылья.

Раздался лязг, как от бокалов на подносе.

Мефистон осмотрелся. Он находился в низине меж двумя горами, тянущейся вдаль во все стороны. Ее омывал прерывистый свет небесного моря, отчего на первый взгляд казалось, что низинные луга заросли высокой травой, но, когда Мефистон протянул руку и прикоснулся к растениям, они хрустнули и раскололись. Это оказались стебли из темного дутого стекла. Они ломались, когда космодесантник до них дотрагивался, и порошок разлетался по ветру.

Мефистон замер и, щурясь, поглядел на один из стеблей. Поверхность его была выгнутой, а значит, и отражение искажалось, но не так сильно, чтобы скрыть от него, каким жестоким выглядело его лицо. Он скалился, будто зверь, словно бешеный пес. Кожа потемнела и потрескалась, как и на остальном теле, но глаза сверкали во мраке кроваво-красным. Это лицо, злое и уродливое, все же казалось ему довольно приятным. То было лицо хищника, сильного и свирепого. Лицо того, кто переживет все.

— Слишком поздно, — вновь раздался услышанный Мефистоном прежде голос, и разум его автоматически перевел слова, произнесенные задом наперед. — Он пришел в себя. Приведите Цимору.

Мефистон поднялся и окинул взглядом блестящие поля. Метрах в пятнадцати от него находился холм, за которым что-то двигалось. Он крепче сжал Витарус, чей клинок еще дымился, и зашагал через стебли к виднеющейся фигуре, разбрасывая осколки и пыль.

На гребне холма показалась крупная, крепко сбитая гончая. Когда она повернулась к нему мордой, Мефистон понял, как сильно мутировало создание. У него было восемь ног, и каждая — покрытая броней и суставчатая, будто конечность насекомого. Приближаясь, пес внимательно изучал космодесантника и ничем не выказывал страха. Его шкура из серебристого металла сверкала при движении, как и ревущие над головой потоки.

Пульс Мефистона участился.

Гончая со смехом отпрыгнула, и, когда промчалась мимо, он заметил других созданий на склоне, столь же странных.

Ближе всего находилась огромная змея, достигающая почти трех метров. Голову ей заменяла распростертая рука, из ладони которой проступало женское лицо. За змеей высился человек с торчащей из груди головой и абсурдно длинными руками с множеством суставов. Он скалился в ухмылке, доходящей чуть ли не до макушки.

С ними были и иные твари, одна нелепее другой, но взгляд Мефистона притянуло более крупное создание, что еще только перебиралось через гребень. Оно выглядело, как танк на шести поршневых ногах, ступающих с такой силой, что земля содрогалась. С покрытого ржавчиной и вмятинами металла капало масло. Из сочленений вырывались дым и пар, а сквозь пластины брони сочился дьявольский свет. От каркаса поднималось столько дыма, что Мефистон не сразу заметил, что на машине кто-то сидит верхом.

Мефистон шагнул вперед, всматриваясь в смрадные клубы. Оказалось, что это не наездник, а существо, спаянное с корпусом, — синекожий гигант, сросшийся с металлом. Его тело представляло собой гору сапфировых мускулов, а вытянутую бычью голову венчали завязанные узлом рога. Даже в нынешнем состоянии Мефистон смог вспомнить название таких порожденных варпом чудовищ.

— Душедробитель, — пробормотал он, смутно припоминая, что прежде бился с кем-то таким.

Мефистон ухмыльнулся, припав к земле и готовясь к бою.

Синекожее чудовище щелкало железными клешнями, которые сыпали искрами, и даже с шести метров Мефистон чувствовал мощь, излучаемую железной шкурой монстра.

— Отдай нам меч, — потребовала серебряная гончая, просеменившая обратно к Мефистону, — и я отзову Цимору. Мы не ищем драки.

Речь этого существа звучала до абсурда напыщенно. Явно раздраженное задержкой, оно алчно взирало на Витарус, пока кружило поблизости, тяжело дыша и сверкая глазами.

Опьяненный яростью, Мефистон пошатнулся. Он едва мог вспомнить собственное имя. Космодесантник чувствовал лишь жажду порвать тварей в клочья. Властелин Смерти побежал вниз по склону, не слушая гончую, и расправил крылья, чтобы пронестись над мутантами прямо к душедробителю. Демоническая машина замахнулась и ударила Мефистона в лицо клешней, отбросив его прочь.

Тот рухнул на землю — раздался звон разбитого стекла. Его кровавая ярость стала втрое сильнее, но вместе с ней усилилось и наслаждение. Мефистона переполняла эйфория. Будто он провел целую жизнь, сдерживая гнев, и сейчас наконец-то мог дать ему волю. Он вскочил на ноги, запрокинул голову к металлическому небу и завыл. Вой обжег его легкие и горло и хлынул наружу.

Космодесантник содрогнулся, когда из его челюстей вырвалась горячая кровь. Пошатнулась и дьявольская машина, пытаясь удержаться на ногах под напором кипящей жидкости. Мефистон заорал еще громче, тяжело шагая вниз по склону, а кровь продолжала хлестать по душедробителю. Он понятия не имел, что происходит, но это было великолепно.

Демоническая машина попыталась ударить его вновь, но кровь Мефистона разъедала пластины ее брони, терзая каркас и выдирая осколки. Когда Кровавый Ангел добрался до твари, то вскочил на нее и вцепился в плавящийся металл когтями, а затем вонзил зубы в горло чудовища. Ненависть столкнулась с ненавистью, когда демон сомкнул на Мефистоне металлические клешни, пытаясь разорвать его пополам. Библиарий же вонзил Витарус в грудь демона и окутал себя ведьмовским огнем.

Он взревел, и по вздыбившемуся небесному морю пронесся раскат.

Машина осела. Ее металлические ноги подкосились, будто сломанные ветки, но кровь продолжала бить сквозь корпус. Мефистон разорвал шею демона, и его оторванная голова покатилась по склону. Синекожее чудовище исчезло, остался лишь дымящийся безжизненный остов. Но Властелин Смерти даже не заметил своей победы. Он бросился на останки машины, раздирая топливопроводы и поршни в бешеной бессмысленной атаке когтями, зубами и мечом.

Лишь несколько минут спустя он заметил, что кто-то говорит с ним.

— Кто ты такой? — раздался вывернутый голос, но уже другой, не такой, как прежний.

Он продолжал раздирать обломки, не в силах утолить жажду насилия, но все же заставил себя оглянуться.

К нему обращалась тварь с извивающимися руками и головой в груди. Она все так же зловеще широко улыбалась, нацелив на него автопистолет.

— Как тебе удалось?..

Мефистон спрыгнул и вырвал морду создания из ребер.

Кровь хлынула на стекло, и тварь замертво рухнула на землю. Мефистон принялся кромсать ее на куски, смутно осознавая, что когда-то был не просто машиной для убийства, не просто хищником. Но он слишком упивался переполнившей его яростью, чтобы беспокоиться об этом. Когда же терзать стало нечего, он бросился на другого мутанта, а потом на следующего, разрывая их в слепой ярости. Он метался среди стеклянных стеблей, прокладывая в поле кровавые просеки.

Мефистон потерял счет времени, пока наконец не пришел в себя, чтобы понять, что уже даже не изничтожает трупы, а просто молотит землю кулаками, плюясь кровью. Абсурдности того, что он делал, хватило, чтобы вывести его из состояния помешательства, и он, шатаясь, зашагал по кругу, уставившись на свои когтистые руки.

Мгновение Властелин Смерти даже не мог вспомнить, зачем сюда пришел. А затем к нему резко вернулось осознание его цели. Он пришел убивать. Пришел за Цадкиилом.

Мефистон отшатнулся от трупов, подхватил меч и начал подниматься по склону. Спустя пару минут останки тел исчезли из виду, будто ничего не произошло. Небесное море все так же сотрясалось и громыхало над головой.

— Тизка, — прошептал он с растущей уверенностью. Там он найдет свою добычу. Там он найдет Цадкиила.

— Зачем тебе Тизка? раздался знакомый вывернутый голос.

Мефистон стремительно обернулся и увидел, что серебряная гончая глядит на него со скалы метрах в десяти. Жажда убийства вернулась, и он крепче сжал рукоять меча. Библиарий мог добраться до зверя, один лишь раз оттолкнувшись крыльями. Он уже предвкушал, как кровь пса потечет по его глотке. Но сперва нужно было найти Цадкиила.

И с невероятным усилием Мефистон заставил себя остаться на месте.

— Ты знаешь Тизку? — Голос его прозвучал как низкий неровный хрип.

Гончая внимательно наблюдала за ним, семеня через стеклянные просторы.

— Кто ты? — протянула она возмутительно напыщенным тоном. — Князь демонов или раб- чародей? Воплощение Кровавого бога?

— Кровавого бога? — На миг Мефистон был сбит с толку. При этих словах он представил алого ангела, но затем понял, кого имеет в виду зверь. — Кхорна? — сплюнул он. — Нет. Я не… не это самое.

Он осекся, пытаясь мыслить ясно. Он находился в демоническом мире. Надо было добраться до Тизки. Убить Цадкиила.

— Значит, ты служишь Алому Королю?

— Магнусу? — Мефистон рассмеялся. В каком бы смятении он ни пребывал, Кровавый Ангел знал, что не прислуживает тьме. А затем возникла тревожная мысль. Он не пытался обманывать себя, думая, что может одолеть демонического примарха. — Магнус в Тизке?

— Нет. — Пес все так же внимательно разглядывал Мефистона. — Должен был быть. Но боевые гурты сообщают, что он отправился в иной мир. Просперо. Готовить Новое Царствие! — Пес говорил с таким раздражением, что Мефистон вновь расхохотался. Зрелище жалующегося на отсутствие господина восьмилапого пса было чудесным в своей нелепости.

— А Цадкиил? — спросил он, медленно подходя к гончей.

— Цадкиил? Стервятник? Да, думаю, он в Тизке. — Пес попятился, косясь на оставшиеся где-то внизу тела. — Я могу отвести тебя в Город Света. Сохрани мне жизнь, и я стану твоим проводником.

Мефистон завертел головой. Путь он сможет найти и сам. Библиарий потянулся к поясу за книгой, всегда висевшей на нем, но руки сомкнулись на пустоте. Книги не было. Впрочем, как и пояса. Мефистон ощутил мимолетную дрожь, поняв, как сильно раскололся его разум. Он представил книги и высеченные на медной пластине строки, но ни в чем не было смысла. И как теперь найти Цадкиила?

— Уверен, что тебе не нужна моя помощь? — Пес по-прежнему изучал его. — Единственный путь к Тизке лежит через Равновесие. Великую Игру. Иначе до столицы не добраться. — Гончая, выглядящая до противного довольной, посмотрела на Витарус. — Уверен, что знаешь дорогу?

Каждое произнесенное зверем слово переполняло Мефистона злостью. Мерзкое существо походило на разумную игрушку, что с лязгом и щелчками кружила рядом на восьми нервно подрагивающих лапах.

Он шагнул к псу, и тот засеменил прочь. Однако Мефистон не собирался убивать его, по крайней мере пока. Он просто хотел подняться повыше, чтобы иметь лучший обзор. Стеклянная долина тянулась на юг, пока не врезалась в подножия гор. Во все стороны открывался почти такой же вид. Кровавый Ангел будто оказался в километровой ширины чаше, окруженной стеклянными пиками. Мерцающая трава рябила и раскачивалась в такт проносящимся над головой волнам, но он словно мог различить пути через заросли, узкие тропы, протоптанные множеством ног.

— Боевые гурты, — кивнул пес, проследив за его взглядом. — Они регулярно прочесывают ущелье. Тзинч их знает зачем. Никогда не находят ничего ценного.

— Боевые гурты?

Собака уставилась на него, заинтригованная. Похоже, ее не особо расстраивало, что Мефистон только что перерезал всех ее спутников.

— А ты и вправду новенький. — Пес поглядел на яму, из которой выбрался Мефистон.

— Так что за гурты?

— Армии зверолюдей. Тзаангоров. Ты ведь слышал про тзаангоров? — В голосе пса вновь прозвучало удивление.

Мефистону хотелось разорвать тварь на части, но он сдержался и вновь попытался добыть информацию из запомненных книг. Его мысли опять столкнулись с преградой, будучи слишком затуманены гневом, однако само слово казалось знакомым. Он представил племена звероподобных мутантов, порабощенных богами Хаоса. Чем путанее были его мысли, тем сильнее он злился, что, в свою очередь, затуманивало его разум еще больше.

— Почему они здесь? — спросил он, шумно и прерывисто втягивая воздух. — Зачем?

— Ради интересных вещей. — Пес покосился на Витарус. — Так же, как и мы, странник. Это лучший путь к победе в Равновесии. А иначе до Города Света не дойти.

Мефистон крепче сжал рукоять. Ему так сильно хотелось убивать, что кровь прилила к вискам, и напряглись все мускулы до единого.

— Почему ты хочешь попасть в Тизку?

— Чтобы учиться! Расти! — рассмеялся пес. — Зачем же еще? — Он кивнул на стеклянные поля. — За ними есть лишь перемены. Конечно, прекрасные и великолепные, но как развиваться, если постоянно меняется даже земля? Тогда как в Тизке… — Зверь поглядел через поля на далекие горы. — Ах, Тизка. В Городе Света можно раскрыть величайшие тайны Галактики. Познать и обрести истинную силу. И я говорю не о простых иллюзиях чародеев-трэллов или, — он кивком показал на Мефистона, — примитивной жестокости порождений варпа. В Тизке я смогу изучать библиотеки самого Магнуса. Я заслужу себе место одесную от него, пока он строит Новое Царствие. — Он покачал головой, явно сожалея об откровенности. — Почему ты спрашиваешь? Разве ты ищешь город зачем-то еще?

Мефистон свирепо уставился на зверя, а потом окинул взглядом причудливую землю. Он чувствовал себя мартышкой, пытающейся решить головоломку. Кровавый Ангел мог рыскать среди этих проклятых пиков месяцами, а то и годами, но так и не найти Тизку. Планету Чернокнижников вырвали из глубин варпа, и в ее географии отсутствовала логика. И добыча могла сбежать, пока он будет бродить среди пустошей, истребляя мутантов и зверолюдей. Мефистон чувствовал, что времени мало. Конечно, его мускулы наполняла чудесная мощь, но надолго ее не хватит. Жизнь окажется славной и жестокой, но короткой. Надо скорее найти Цадкиила.

— Ты отведешь меня в Тизку?

— Я могу показать тебе игру в Равновесие. Это станет первым шагом. Идти далеко не надо. Я с радостью тебе помогу.

— В обмен на что?

Пес поглядел на столп дыма, поднимающийся над уничтоженной демонической машиной.

— Цимора была моим защитником, но ты только что ее убил. Если доставишь меня на игру, я объясню, как попасть в Город Света. Сороколд очень требователен к правилам.

— Сороколд?

Пес вновь засмеялся.

— А ты не очень-то и умен, а, кровавый человек? — Металлический зверь засеменил прочь через стеклянную траву. — Меня зовут Катарис. Следуй за мной, и я постараюсь по мере возможности обучить тебя по пути.

Мефистон стоял на месте, сверля зверя взглядом. Он тяжело дышал, сжав обеими руками меч. Катарис почти исчез из виду, когда космодесантник грузно зашагал следом.

— Сороколд — распорядитель игр, — сказал Катарис. — Он надзирает за Равновесием. Он сам — врата отсюда к Тизке. Единственный путь в Город Света лежит через его плоть.

— Через его плоть… — задумался Мефистон.

— Ты умеешь летать? — спросил Катарис.

Воин вспомнил сложенные за спиной рваные крылья и кивнул.

— Тогда взгляни на долину с высоты и скажи мне, что ты видишь.

Мефистон с трудом пошевелился. Каждый раз, когда пес так высокомерно говорил с ним, ему приходилось неимоверным усилием воли сдерживать себя, чтобы не убить тварь. Он помнил, что сперва нужно найти Цадкиила. А с Катарисом можно разобраться и позже. Кровавый Ангел забил крыльями и вознесся над стеклянными волнами. Взлетев, Мефистон увидел, что поля разделяли тропы, сходящиеся в форме звезды.

— Все пути связаны! — крикнул Катарис, глядя на него снизу вверх. — Пустоши смещаются и меняются, но пути остаются. Это линии силы, и там, где они пересекаются, соединение обозначается стоячим камнем, называемым стелой. Некоторые из них — порталы в Тизку, такие как Сороколд.

Но Мефистон не поспевал за словами гончей. Он поглядел на странное животное, пытаясь мыслить яснее. Почему Катарис на самом деле хотел отвести его в Тизку? История о потребности в защитнике не казалась правдивой. Гнев вскипел в его груди, пока он пытался распутать загадку. Поэтому он оставил вопрос, чтобы не впасть в бешенство, и просто спрыгнул на землю, с глухим стуком приземлившись прямо позади Катариса.

Так они шли в молчании, и пес время от времени с довольным видом поглядывал на него, пробираясь через стеклянные заросли. Тянулись часы. Мефистон заметил, что свет не меняется. Металлическое море все так же бушевало над головой, отбрасывая на поля тени и пятна света. Однако ничто не указывало на ход времени. Тени не становились ни глубже, ни длиннее.

— Когда здесь наступает ночь? — спросил он.

— Где-то там солнце. — Катарис поглядел на вздымающееся небо. — Алый Король выбросил нас обратно на орбиту настоящей звезды. Но это все равно Планета Чернокнижников, а не обычный мир. Небеса слишком затянуты магией, чтобы проясниться. Они всегда такие.

Прогулка быстрым шагом через поля притупила ярость Мефистона, и его начало снедать любопытство к загадочному спутнику.

— Ты родился здесь?

— Я появился на свет в Солнечной системе, — с гордостью ответил Катарис. — Я — сын Священной Терры.

Название оказалось достаточно знакомым, чтобы Мефистон не поверил ему.

— Терры? — Он засмеялся, зашагав дальше.

Катарис пожал плечами. Странный жест для собаки.

— С чего бы мне врать? Несколько жизней ушло, чтобы пересечь Галактику, но всякий раз я чувствовал зов Алого Короля. Всякий раз, когда я обновлял свою плоть чарами, в сознании ясно звучало обещание Магнуса: Новое Царствие грядет. Я знаю, что если доберусь до Тизки, то раскрою свой потенциал. — Катарис говорил, будто забыл про Мефистона, и торжествовал, поздравляя себя. — Все эти годы издевок и изгнания, десятилетия, когда меня преследовали и порицали. Они вели меня сюда. В мир, где место старого займет новое. Где человечество достигнет своего звездного часа.

— Человечество? — рассмеялся Мефистон, недоверчиво глядя на гончую.

— Я могу быть тем, кем нужно, — добродушно хихикнул тот вместе с ним.

Яркий свет вспыхнул на шерсти собаки, на миг ослепив Мефистона. Когда его взгляд прояснился, рядом с ним шел стройный человек в тускло-синей тоге с венцом из белых перьев на голове. Юноша выглядел лет на двадцать, был крепким и сильным. Только глаза выдавали, что он занимается нездоровыми исследованиями. Неестественно широкие и выпуклые, они выпирали так, будто рвались наружу. Лишь через миг Мефистон понял, что не видит зрачков.

— Так я достаточно похож на человека? — Катарис показал на синюю тогу тростью.

Космодесантник не ответил.

— Внешность не важна. Это знают дети, но взрослые забывают. Предрассудки и запреты делают наши разумы хрупкими. — Он поглядел на кожу Мефистона, темную, будто кровь. — Уж ты- то должен понимать. Посмотри на себя, ходячий волдырь. Важно то, что мы здесь. В величайший миг в истории человечества мы добрались до великого горнила. Мы — рычаг, который повернет Галактику к новой эре. — Из голоса исчезло веселье. Теперь он говорил, будто религиозный фанатик. — Добравшись сюда, мы завершили паломничество.

Мефистон хотел промолчать, но что-то в словах пса ужалило его.

— Я не паломник.

— А кто еще? Конечно паломник. Даже если сам не понимаешь этого. Какой бы повод ты ни нашел для пути, истина очевидна: ты услышал зов Магнуса. В глубине своей странной чудесной души ты ощутил мудрость Циклопа. И ответил на его призыв. Он строит здесь крепость, пристанище для иных и сбившихся с пути. Царство, где чудаки вроде нас с тобой смогут жить без страха преследования и нетерпимости. Разве ты не видишь? Мы — провозвестники новой зари. Мы пришли служить единственному господину, который нас понимает.

Мефистон сверлил Катариса взглядом. Он знал, что не служит Хаосу, но сдерживался. Надо вынести компанию этого создания, пока они не доберутся до Тизки. А потом можно и казнить его со всей подобающей яростью.

Пока поднимались на очередной холм, Катарис озадаченно глядел на спутника.

— Ты действительно не знал? Думаешь, что пришел зачем-то еще? Я таких повидал. Людей, убедивших себя, что прибыли сюда в поисках кого-то или чего-то. — Он вновь пожал плечами. — На самом деле это не имеет значения. Глубоко в душе ты знаешь, почему пришел. Да и важно лишь то, что пришел. По всей Галактике поборники Императора истребляют наших сородичей, убивают всех, кто в чем-то показал необычность. Усекают лоботомией разумы на пороге эволюции. И они поступают так, зная, что останутся позади. Человечество встает на путь будущего, а имперские догмы застряли в прошлом. Но мы пережили паломничество. Наши души вняли зову Магнуса, и мы добрались до сих берегов обетованных.

Пока чернокнижник нес чушь, Мефистон заставил себя задуматься о немыслимом. А что, если Катарис прав? Вдруг на самом деле он прибыл сюда не по своей воле? Что, если его и в самом деле привлек Магнус? Его сила поражала, а значит, он определенно стал бы великой добычей. Мефистон потряс головой, не в силах серьезно думать об этом. Он ведь десятилетиями преследовал Цадкиила.

Его пульс замедлился, едва он представил лицо друга, сурового старого воина с пылающими синими глазами. Его голос был полон мудрости и тревоги. «А если ты ошибаешься?» Воспоминание было ясным и искренним, но оно не порадовало Мефистона, а заставило скривиться. Слова Рацела напомнили ему обо всем забытом знании, которое он имел, но не мог использовать. О мудрости, таившейся прямо под поверхностью ярости.

Он ускорил шаг и с удвоенной решимостью пошел за колдуном. Властелин Смерти знал, что не ошибался насчет Цадкиила. Прошлое и будущее не имели значения. Его заботило лишь настоящее.

Когда они приблизились к подножию гор, Мефистон заметил нечто странное. Рана на его бедре, оставленная демонической машиной, еще кровоточила. Все остальные исчезли без следа. Он остановился, чтобы приглядеться к ней. Порез напоминал цифру «9».

Мефистон уже собирался спросить Катариса, откуда взялась колдовская машина, когда мимо со свистом пролетела пуля, расколов стебли на мерцающие осколки. Он сжал кулаки и стремительно обернулся. Прозвучали новые выстрелы, и космодесантник узнал резкий треск автоматов. Пули пронеслись мимо головы, выбивая пыль из земли.

— Пора заслужить право прохода, — оглянулся на него стоящий на гребне холма Катарис. — Как живот? Тянет опять изрыгать… всякое?

Мефистон свирепо уставился на него, поднимаясь следом. По склонам в узкую низину бежали десятки вооруженных созданий.

— Твой меч бросился им в глаза, — заметил колдун.

Даже с расстояния десятков метров Мефистон видел, что это не простые люди. Конечно, оружие у них было вполне знакомое, цепные мечи и автопистолеты, но вот сами они выделялись. Кожа полураздетых солдат была такой же тускло-синей, как тога Катариса, а вытянутые головы оканчивались длинными и выгнутыми птичьими клювами. Из кожи росли переливающиеся перья, и некоторые вдобавок носили бронежилеты, окрашенные в яркие цвета радуги. Твари вопили и каркали на бегу, рассредоточиваясь в поле.

Пули забили по его толстой шкуре, и Мефистон пошатнулся, едва не потеряв равновесие, но раны тут же исцелялись, выталкивая куски металла на землю. Он засмеялся.

Катарис вспыхнул белым пламенем и вновь принял обличье собаки, а затем стремглав помчался прочь, оставив Мефистона лицом к лицу с бегущей толпой.

И воин Астартес бросился на противников с холма, расправив крылья и занеся Витарус для удара. Он обрушился на зверолюдей и рассек троих одним взмахом клинка. Из изувеченных тел хлынула кровь, разлетелись перья, а космодесантник уже накинулся на следующую волну, раздирая глотки зубами и отрывая конечности.

Бой протекал стремительно и свирепо. Мефистон, прежде изводимый необходимостью сохранять жизнь Катарису, с упоением отдался истреблению врагов. Спустя считаные минуты он уже ковылял мимо их изломанных тел и выроненного оружия, сопя и втягивая воздух в поисках добычи.

Дальше по тропе Кровавый Ангел заметил других зверолюдей, что начали стрелять, когда он бросился на них. Пули отскакивали от него, как капли воды. Мефистон хохотал, рубя их, пока гончая не вернулась. Катарис, вновь принявший человеческое обличье, ждал в паре метров от космодесантника, пока космодесантник расхаживал взад-вперед, водя плечами и с ворчанием рассекая воздух мечом.

А затем воин кивнул созданию, показывая, что тот может спокойно подойти.

— Ты точно не служишь Кхорну? — спросил Катарис, разглядывая груды мертвых тел.

— Хаосу? — протянул Мефистон, с трудом вспоминая, кто такой Кхорн.

— Кровавому богу, — кивнул чернокнижник. — Покровителю… — Он показал на расчлененные трупы. — Ну, всего этого.

Мефистон пристально поглядел на него, а затем махнул рукой на расщелину, откуда выбежали тзаангоры.

— Туда?

— Туда, — подтвердил Катарис, повесивший нож обратно на пояс, и двинулся по тропе, нервно посматривая через плечо на тяжело идущего следом гиганта.

Путь петлял между стенами из граненого стекла, что сбивало с толку. Каждый изгиб открывал взгляду мешанину из плоскостей и прямых, накладывающихся на другие прозрачные участки. Мефистон ударил по стене с десятками трещин, отчего их стало еще больше. Путь никак не способствовал покою. Терпеть самодовольные замечания спутника становилось все сложнее.

Наконец, когда, казалось, прошли часы, они добрались до плато высоко над долиной. Над ними мчались порывы ветра, приносящие тяжелый запах пряностей и литейных. Мефистон предположил по размеру, что это естественное образование, однако оно имело идеальную геометрическую форму восьмиугольника. Его пересекали рукотворные борозды, что складывались в астрологические узоры и тянулись на километры, расходясь от треугольного помоста в центре плато. Лишь прозрачные пики гор возвышались над этим местом, до того масштабным оно было. Сам помост растянулся на десятки метров, и к нему вели укрытые арками ряды ступеней. Со всех сторон туда сходились толпы народу.

Мефистон помедлил, позволив себе окинуть взглядом многообразие собравшихся тут форм жизни. Здесь были создания из пламени и порождения абсолютной тьмы, ползучие существа и летающие, а еще люди, что расщеплялись на ходу, будто постоянно сбрасывая кожу. Нормально ли такое? Должен ли мир выглядеть, как дикий карнавал? Мефистон, пусть его разум и был разорван в клочья, а вспомнить было нечего, не мог представить, чтобы на планете разумных людей собрался столь пестрый зверинец.

За время путешествия с собакой остатки воспоминаний перемешались еще сильнее. Он мог восстановить в памяти лица, но они не значили ничего. Вот властный ветеран с яркими синими глазами, вот красивый юноша с ужасно обгоревшим лицом, а вот другое лицо: на вид гладкое и любезное, на самом деле — лишь маска над грудой жужжащих механизмов и смазанных источающих пар трубок. Золотую маску надел и воитель, омытый святым светом и желающий ему удачи. Мефистон не мог вспомнить их имен, но знал, что все они погибнут, если он потерпит неудачу. Неудачу… Сердце заколотилось, когда ему удалось кое-что вспомнить. Он дал обещание золотому воителю. Сказал, что в этот раз не подведет.

Мефистон зашагал по плато к треугольному сооружению в центре.

— Я не подведу тебя! — зарычал он, подходя к толпе и водя мечом из стороны в сторону.

Спутников встретил шум, почти столь же громкий, как непрестанный рокот небесного моря. В пестрой толпе пели и спорили, бросали оскорбления и здоровались, кружа вокруг помоста. Похоже, в центре плато растянулся временный поселок, где были и палатки, и лачуги, и куда более причудливые творения, состоящие будто бы из пыли.

— Кто они? — спросил Мефистон.

— Мы все — паломники, — ответил Катарис.

Кровавый Ангел резко остановился, напряг обожженные мускулы и свирепо оглянулся на колдуна, что вновь выглядел как собака. Тот лишь отбежал прочь, смеясь.

— Они все собрались ради возможности вступить в Великую Игру. Паломники хотят, чтобы Сороколд прервал их прозябание и позволил войти в Город Света. — Он кивнул на ступени вокруг треугольного помоста.

Там собрались сотни причудливых созданий, но путь им преграждали ряды пернатых зверолюдей, тзаангоров, таких же, как у подножия. Похоже, собравшиеся торговались. Они все держали какие-то предметы: книги, смятую броню, бутылки и сумки, предлагая их зверолюдям.

— Если у тебя есть что-то, чего хочет Сороколд, то ты достоин присоединиться к игре. А если победишь в ней, сможешь подойти к стеле.

Голова Мефистона была слишком затуманена гневом и смятением, а потому он с трудом понимал, о чем говорит пес, но уловил достаточно, чтобы узнать, что надо подняться на помост и найти что-то под названием «стела».

— Как выглядит стела? — спросил он, проталкиваясь через толпу. — И на что похож Сороколд?

— Сороколд и есть стела. Он — менгир.

Мефистон раздраженно зарычал, замахнувшись Витарусом. Пес успел отскочить от удара, но клинок прошел через другое создание. Оно напоминало живой тотемный столп из десятков сложенных в колонну человеческих голов, завопивших от боли, когда меч пронзил диковинное существо.

Все вокруг Мефистона отпрянули, сыпля оскорблениями и обвинениями.

— Никакого насилия! — закричал Катарис. — Никакого насилия не позволено во владениях Сороколда. Если нарушишь правила, то никогда не доберешься до Тизки. Повезло, что этого не заметила стража.

Мефистон поглядел на собравшихся с такой злобой, что все попятились, расступаясь с его пути к помосту. Раненый мутант подхватил отрубленную конечность и заковылял прочь, шипя от негодования.

— Что такое менгир?! — потребовал ответа Мефистон, сверля взглядом пса.

— Ты из-за этого напал на меня? — ошеломленно поглядел на него Катарис. — Менгир — это стоячий камень. Сороколд — стоячий камень.

— Сквозь его плоть… — кивнул Мефистон.

— Что?.. — нахмурился пес.

Властелин Смерти пригрозил мечом созданиям, не сводившим с него взгляда, а затем пошел через плато. Когда же он приблизился к треугольной глыбе, то рассмотрел вспыхивающие на ее поверхности огни. Помост поднимался более чем на девять метров, а потому Кровавый Ангел не мог увидеть, что там происходит, но похоже, там били разряды молний, ослепительно-белые и исчезающие так же быстро, как и появлялись.

Он протолкнулся через толпу и лишь теперь, оказавшись в паре метров от рядов тзаангоров, заметил, что Катарис убежал вперед и уже разговаривает с мутантами. Зверолюди поглядели на него, оценивая обгорелое алое тело. Один из них, облаченный в более красивую броню, чем другие, явно выступал предводителем. Голову его, похожую на наконечник стрелы, венчал гребень из мерцающих синих перьев. Он прервал разговор с Катарисом и кивнул Мефистону.

— Ты можешь присоединиться к иллюминэ, — сказал он голосом, в котором странным образом смешались звуки птичьи и человечьи. Слова, хоть и доносили смысл, напоминали совиное уханье, и понять его было тяжело.

Мефистон в смятении поглядел на Катариса.

— Ты можешь присоединиться к игре, — пояснил пес. — Иллюминэ — игроки. Твое оружие достаточно необычно, чтобы обеспечить ставку.

— Зачем ты помогаешь мне? — нахмурился Мефистон. — Ты хочешь добраться до Тизки. И заполучить Витарус. Ты мне не друг.

— Конечно, я друг, даже не просто друг, а брат. Мы все братья. Все, кто прибыли в Сорциариус. Нас объединил акт веры, который позволит сокрушить ложного Императора и создать утопию. Если ты ищешь Цадкиила, я приложу все усилия, чтобы помочь тебе.

У Мефистона осталось достаточно разума, чтобы распознать ложь, пусть и не понять ее причину. В гневе он крепче сжал рукоять меча.

Раздался лязг затворов. Зверолюди нацелили на него автоматы.

— Никакого насилия, — покачал головой Катарис. — Или ты никогда не присоединишься к игре.

— Иди, — прокаркал синеперый тзаангор, показав оружием на ступени. — Займи свое место.