Меч из красного льда

Глава 35. Ошибки

- Прошел синяк? - спросила Анвин Птаху Рейна Черный Град, повернув лицо к свету.

Хозяйка клана скрестила на груди руки и критически оглядела Рейну с головы до ног, не только кожу на щеке, где был синяк.

- Он желтый.

Рейна протянула к ней руку.

- Не говори так, Анни. К кому я могла пойти?

- Полно. Для начала - к Орвину Шенку.

- Его сын только что умер. Разве могу я взвалить на него еще один груз?

- Тогда Корби Миз.

- Он потерял друзей и товарищей. Его жена еще не оправилась после родов.

Анвин выглядела готовой взорваться. Ее лицо пылало.

- Ты не можешь позволить Станнигу Биду так легко отделаться. Ты должна выступить.

- И что мне сказать? - выкрикнула Рейна. - Ведун клана дал мне пощечину? Он будет это отрицать. Он все так преподнесет, что ловкая девчонка все видела, и подтвердит его историю, будто я упала в обморок и ударилась головой о косяк. - Когда Рейна говорила, из-за какого-то ткацкого станка ей послышался шум, но она была слишком взволнована, чтобы толком отметить этот факт. Наверное, осела педаль. - Мне не поверят. Люди начнут меня жалеть. На мое слово перестанут полагаться. Я буду унижена.

- Лучше быть униженной, чем мертвой.

Две женщины, потрясенные, смотрели друг другу в лицо. Они одни стояли во вдовьих стенах. Анвин сначала всех выгнала, а потом пошла и привела Рейну, оторвав ее от других женщин клана, снаряжавших повозку с припасами для войска.

Каменная плита под очагом в комнате, получившей от него свое название, от копоти и сажи была черной. За решеткой в глубине горел слабый огонек и грозился вскоре погаснуть, если о нем никто не позаботится. Дров было приготовлено достаточно; они лежали, наваленные грудой напротив одной из стенок очага, но за несколько часов никто не удосужился подбросить что-нибудь в огонь. Ставни были раскрыты через одну, и свет шел неровно и мрачно. Скарпийцы меньше двадцати дней занимали этот очаг -- вопреки прямому пожеланию вдов -- и за это короткое время они превратили его из самого светлого и приятного покоя в градском доме в хлев. Отпечатки рук и грязь на выкрашенных темперой стенах, выгоревшие круги на дощатом полу, где стояли их печи для стряпни, оставленные открытыми ставни, так, что внутрь нападал снег и повредил штукатурку, собачье дерьмо, остатки еды, следы копоти -- список можно было продолжить. Кто-то утащил даже большую железную подставку для свечей, которую подвешивали на цепь с потолка. В зимние месяцы женщины, занятые ткачеством и чесанием шерсти, нуждались в хорошем освещении и, чтобы помочь их глазам, Брог Видди выковал эту подставку. Неудивительно, что вдовы нехотя возвращались назад. Бид велел вернуть на свои места рабочие столы, ткацкие станки, стеллажи, пяльцы для вышивания, барабаны для кардования (чесания шерсти) и скамьи, но он не мог предписать вдовам сесть за них и работать.

Никоим образом. Рейна сжала губы. Она знала, что в какой-то момент ей придется устроить настоящую уборку, и покраску покоя заново, но прямо сейчас у нее не было сил отдавать десятки приказов, необходимых для организации этого. Прямо сейчас ей хотелось опустить голову и успокоиться.

И ей не хотелось, чтобы Анвин обращалась к ней и пыталась ее растормошить. Хозяйке клана было легче -- ее доля тягостных хлопот была меньше. Она могла отступить на кухню, и никто не проверил бы, не критиковал или бросал бы ей вызов, когда она делала свое дело. Жена вождя -- это другое. Каждый раз, когда она, Рейна Черный Град, проходила через круглый дом, ее сопровождали взгляды, оценивая каждый ее шаг, припасая ее ошибки для сплетен, критикуя, обращаясь с просьбами и шпионя.

Когда Анвин рассмотрела Рейну, ее круглое лицо разгладилось.

- Я даю тебе время до ужина, - сообщила она, - рассказать лично Орвину Шенку о том, что сделал с тобой Станниг Бид. Если за это время он не узнает, я сама встречусь с ним и сообщу ему то, что ты рассказала мне.

Рейна резко вздохнула. Анвин могла быть твердой, как кремень. У нее на кухне работали более двадцати человек, и она была способна придраться к любому. Сейчас она решила запугать меня. Почему она давит так сильно? Что заставляет ее считать, что она права? Анвин не стояла перед всем кланом и не видела, как все охотно поверили лжи. Несколько месяцев назад в Большом Очаге Мейс Черный Град сплел выдумку о том, как он и его приемная мачеха в Старом лесу поддались взаимной страсти. Пять сотен воинов проглотили эту оскорбительную ложь.

Правда. Неправда. Неужели Анвин не знала, что единственное, что имело значение в этих обстоятельствах, это кто сможет выглядеть наиболее правдоподобно? Станниг Бид был ведуном клана, имевший опыт в искусстве убеждать. Он знал бы, как заставить свои доводы выглядеть разумными. Бедная Рейна. Она была расстроена, и я предложил ей чашечку старки. Она выпила ее слишком поспешно -- вы знаете, как женщин ведет после крепкого ликера -- и когда она поднялась уходить, она горестно вскрикнула и упала в обморок у самой двери. Падая, щекой она угодила на железный болт, не так ли, Джейни?

Рейна посмотрела в темно-синие глаза Анвин и спросила себя, почему Анвин так поступает? В памяти всплыло эпизод многомесячной давности, о свертке, скользнувшем из руки Ангуса Лока за пояс Анвин в тот момент, когда никто не думал, что Рейна их видит. Это случилось в небольшом молочном сарае, в середине зимы. Рейна знала Ангуса Лока почти столь же долго, сколько жила в Черном Граде. Всегда, когда он появлялся, он все приводил в движение. "Вождем буду я" - Рейна объявила это вскоре после его прошлого отъезда. Он ей что-то рассказал, вспомнила она. Байки о том, как Мейс обошелся с оброчными кланниками -- с подробностями, которые только черноградец мог знать.

Рейна подумала, а не была ли Анвин сообщницей объездчика? Ангус не скрывал своей нелюбви к Мейсу Черному Граду и клану Скарп. Возможно, Анвин и он устали от бездействия Рейны. Возможно, они надеялись раздуть конфликт и изгнать Бида.

Или, возможно, Анвин просто тревожилась о подруге. Рейна рассматривала ее лицо.

- Не дави на меня, Анни. Неизвестно, куда это может привести.

Анвин Птаха не смягчилась. Ее руки остались сомкнутыми на груди.

- Где угодно лучше, чем здесь. Ты бы видела себя той ночью -- едва могла говорить, настолько была напугана. Ах да, это был только синяк, а синяки проходят. А как насчет следующего раза? Когда человек показывает, что способен на расправу, то останавливается на этом редко. Он запугал тебя, Рейна. Напугал тебя и заставил отступить. Если ты перейдешь черту, он проделает это снова. Станниг Бид - не клановый ведун, и это должно быть продемонстрировано. Нас много. Мы можем отправить его обратно в Скарп.

Анвин ее почти убедила, но воспоминание о том, что произошло в Большом Очаге, было слишком живо. Что Станниг Бид, что Мейс Черный Град -- языки у скарпийцев острые. В словесной битве их не переиграть. Это правда, что в доме черноградцев больше, чем скарпийцев, но кланники, чтобы отправить Бида назад, должны поверить в версию событий Рейны. Рейна не думала, что ее умения хватит, чтобы их убедить. У нее определенно не было никаких доказательств.

Анвин прочитала ответ по ее лицу.

- Вечером после ужина я пойду увидеться с Орвином Шенком.

Рейна ощутила, как глаза ей иголками закололи слезы, сама не понимая, почему. Она сказала:

- Так просто от Бида ты не избавишься.

- Не будь так уверена. - Эти слова прозвучали так яростно, словно обладали собственным весом. Рейна чувствовала, как ее разум и сердце тянутся к ним, но осталась твердой. Сказавшая их Анвин сама казалась неспособной говорить дальше. Удовлетворенно кивнув, она развернулась на каблуках и ушла.

Рейна ожидала, что сможет расслабиться. Ждала, но ощущение не приходило. Она посмотрела на вдовьи стены, на беспорядочно расставленные ткацкие станки и скамейки, на скарпийскую грязь. Я должна что-то сделать для очистки этого места. Новые вдовы заслуживают лучшего. Впрочем, она не собиралась оставаться тут долго, и вслед за Анвин направилась к двери. В голове вспыхивали отрывочные мысли. Она удивлялась, где можно использовать ну просто огромный чугунный держатель для свечей, если нет покоев с высокими потолками, где можно было бы его повесить. Ее беспокоило, что она рассталась с Анвин плохо.

Когда она спускалась по лестнице, ей пришло в голову, что самое простое, что она могла сделать -- раскрыть во Вдовьем очаге все ставни и дать войти свежему воздуху, чтобы изгнать вонь Скарпа. Что там Станниг Бид сказал ей? "Ограничь свою деятельность заботой о погибших и больных"? Рейна замедлила спуск. Он намеревался оскорбить ее незначительной работой, и она позволила себе обидеться. С каких это пор забота о вдовах погибших воинов стала обидной для нее? Не слишком ли она загордилась? Не уверенная в ответе, она решила вернуться и открыть окна настежь. Может быть, она передвинет какие-то станки на старые места. Они были сложными системами ремней и педалей, но в целом объема в них было больше, чем веса. Сильная женщина передвинуть их могла. Чувствуя, что ее мысли начинают успокаиваться, она направилась по лестнице вверх.

И встретилась с Джейни Гайло, идущей вниз. Рейна вмиг вспомнила шум за угловым станком. Маленькие мышки с ласкиными хвостами. Встав на середину каменной ступени, она заставила рыжеволосую девушку ее обойти. Рейна пристально на нее смотрела, ожидая, что девушка встретится с ней глазами, но Джейни Гайло, когда проходила мимо нее, держала свою хорошенькую головку опущенной.

О боги. Неужели она была там и слушала?

Рейна продолжала подниматься по лестнице, но уже автоматически. Что они с Анвин сказали? Вещи, случайно услышав которые, в этом клане не стерпел бы никто. Она с тревогой вошла во Вдовьи стены. Ни признака какого-либо нарушения. А будет ли? Она быстро сняла запоры со ставен и раскрыла их. Свежий воздух был холодным и спокойным, морозно-бодрящим. Подойдя к угловому станку, она остановилась. Это была одна из больших вертикальных рам, и полотно ярко-синей шерсти на основе было почти закончено. Вот где могла прятаться Джейни Гайло, за этим куском натянутой ткани.

Рейна резко отвернулась. Она не будет думать об этом больше. Какой смысл? Я пойду и оседлаю Милашку. Выберусь из этого опасного дома.

Спеша по лестнице вниз, она притворилась занятой, отмахиваясь от тех, кто окликал ее, и озабоченно хмурясь с таким видом, словно задумалась о поджаренном хлебе, маслобойке или еще каких хозяйственных делах. С момента получения новостей из Ганмиддиша многое изменилось, и люди в доме были подавлены. Мужчины по ночам выпивали. Женщины уходили от тревоги, занимаясь повседневными делами и уныло беседуя. Все ожидали дальнейших известий. До Рейны дошел слух, что Станниг Бид начал высекать из нового священного камня сердца.

Когда она пересекла странное заряженное богами пространство восточного зала, она вспомнила, что забросила работу по загрузке фургона припасами. Орвин Шенк организовал для повозки, отправляемой на юг, вооруженную охрану, а Рейну с Меррит Ганло обязали заполнить ее продуктами, пивом, одеялами и другими домашними удобствами для отправки в войска Града, стоящие лагерем на север от Ганмиддиша. Меррит будет недовольна. Старшая вдова была обеспокоена, что вряд ли Рейна делала что-то правильно в эти дни.

Рейна подозревала, что она была права. С тех пор, как Станниг Бид ударил ее, она потеряла способность мыслить ясно. Ее внимание прыгало с одной темы на другую подобно скачущему мячу, и ей не нравилось оставаться в помещениях дома одной. Она описала бы себя одним словом -- дерганая. Такой она ощущала себя впервые в жизни.

Она не остановилась полюбоваться недавно законченной аркой, которая вела из круглого дома на восток. Строительные леса у стены сейчас разбирались, чтобы использовать их при постройке молельного дома и восточной пристройки. У строительных рабочих шел обеденный перерыв, и люди сидели на глыбах камня и перевернутых бадьях из-под известки, обсасывая птичьи косточки и попивая темное пенящееся пиво. Единственным работающим оказался Длинноголовый. Главный хранитель сидел на корточках на треснувшей плите, проводя линии мелом.

- Рейна.

Она удивилась, услышав, что он позвал ее по имени, и собралась сделать вид, что не слышит. Воспоминание об их последней встрече на сеновале не было приятным. Длинноголовый признался, что позволил Станнигу Биду повлиять на себя. Ведун предостерег главного хранителя, что не стоит рассказывать Рейне о планах новых построек, она может поднять шум. И Длинноголовый это проглотил. Такое пренебрежение всеми годами, что они провели, работая вместе на благо этого дома, было своего рода предательством. Если кто и должен был добавить ей сомнений, это должен был быть Длинноголовый.

Остановившись перед ним, она осталась невозмутимой:

- У меня немного времени.

Хранитель выпрямился. Он был в своем обычном одеянии из кожаного фартука поверх грубых штанов, и коричневой шерстяной рубахи. Когда он убирал волосы с глаз, мел с пальцев перекочевал ему на лоб.

- Куда ты идешь?

Рейна посчитала вопрос неуместным.

- У меня работа в конюшне, - солгала она.

- Мне с тобой по пути.

- Очень хорошо, - согласилась она, надувшись и поняв, что неверно оценила его вопрос. Длинноголовый интересовался не тем, куда она шла или что делала. Он просто хотел поговорить с ней наедине.

Если главный хранитель и заметил ее беспокойство, он этого не показал, и вел ее между грудами бревен, обточенного камня и бадеек с раствором с вежливым вниманием, легко касаясь ее руки, чтобы не дать ей ступить в лужу смолы или серой грязи. На расстоянии тридцати футов от круглого дома снег был счищен, и только когда они достигли конца расчищенного участка, Длинноголовый заговорил.

- Ты говорила мне, что я должен рассказывать тебе, когда Станниг Бид захочет что-то сделать в доме, - начал он, не тратя времени на светскую беседу, - и думаю, что ты, возможно, была права.

Сапоги Рейны проваливались сквозь подтаявший и затем снова застывший снег, оставляя глубокие следы. Она не решалась что-либо сказать -- заговори она, и сделает ошибку -- так что она продолжала молчать и смотрела под ноги.

Огромная челюсть Длинноголового подскочила вверх, когда он покосился на облака.

- Бид просил меня подготовить твои старые покои для скарпийского вождя, Йелмы Скарп. Она приедет в следующем месяце.

У Рейны открылся рот. Из всего того, что мог рассказать ей Длинноголовый, такого она никогда бы не представила. Скарпийский вождь здесь? Это было настолько удивительно, что она не знала, что и подумать. Взглянув вверх, она увидела, что главный хранитель внимательно на нее смотрит. Она закрыла рот. Не рассмотрел ли он остатки ее синяка?

- Не годится, чтобы она останавливалась в твоих покоях, - сказал он, покачав головой. - Жена вождя должна иметь в своем клане преимущество.

Мне нет дела до моих покоев, хотела недобро заметить ему Рейна, но не стала. Она видела, что в нем возмутился черноградец.

- Когда она приедет?

Длинноголовый, казалось, почувствовал облегчение, когда она, наконец, заговорила, и поспешил ответить на ее вопрос.

- Когда погода прояснится. Бид говорит, что она не поедет, пока на земле лежит снег.

Пусть он тогда совсем замерзнет. Понимая, что Длинноголовый ждет ее мнения, она пыталась найти что-нибудь успокаивающее. И обнаружила, что ей нечего сказать. Поспешно уходя от него, она пробормотала:

- Ты должен делать, как приказывает Бид.

Рейна шла к конюшням и не оглядывалась назад. У нее не было никакого желания увидеть на лице главного хранителя разочарование.

Молодой конюший, с которым она говорила в свое прошлое посещение конюшни, помог ей оседлать Милашку. Рейна спросила его имя и узнала, что это Даггин Лай. Он был добр с гнедой кобылой, говорил с ней, ласково щелкая языком, когда затягивал подпругу на брюхе. Она была довольна, что сегодня он здесь был, потому что Милашка чувствовала - с хозяйкой что-то не то - и упрямилась. Присутствие Даггина, казалось, ее успокоило, и она ни капли не сопротивлялась.

- Я прошелся этим утром тропкой у ручья, - сказал Даггин Рейне, убеждаясь, что узда легла правильно. - Если нужна хорошая прогулка, лучше ничего не найти. Старый лес искрится от льда.

Она молча забрала у него поводья. Парнишка, наверное, большую часть дня провел наедине с лошадьми и рвался поговорить. Откуда ему было знать, что "Старый лес" было не тем местом, о котором она любила слышать? Она себя пересилила:

- Думаю, вместо него я отправлюсь на север.

Даггин Лай, которому должно было быть все шестнадцать, и в доказательство чему имел угри, взглянул на нее даже мудро:

- Когда вам нужно прочистить мозги, север лучше всего.

Рейна вывела Милашку на двор, села верхом и проехала рысью вокруг построек. Она чувствовала запах свиней из хлева и липкую сладость, идущую от коровника, где доили коров. Милашка ступала по замерзшим коровьим лепешкам и клокам сена в снегу. Она была рада оказаться снаружи, и тянула голову вверх, но уши оставались повернутыми к всаднице.

Решив, что пока ни о чем думать не будет, Рейна пустила Милашку легким галопом. Они уже миновали надворные постройки и без проблем обнаружили тропу на север. Из снега торчком выглядывало несколько обломков прежней стены, и Милашка, казалось, жаждала их перескочить, так что Рейна положилась на лошадь. К тому же на свежем воздухе, давно не сидевшая в седле, Рейна начала чувствовать себя лучше. Толчки бодрили, и она прочувствовала свой позвоночник от копчика до шеи. Из легких выбросило весь старый воздух, и взамен ей пришлось наполнить их новым, свежим. Вот что было ей нужно! Слишком долго внутри дома, слишком много слухов, слишком много призывов высказаться рвали в клочья то немногое, что от нее осталось. Когда управление кланом утомляло Дагро, он просто пропадал. Мужчина мог сделать так, пойти охотиться и убедить всех и каждого, что это стоящее дело, и вернуться обновленным. В сезон длинных зимних охот он мог отсутствовать неделями. Он делил бы палатку со старым Метом Ганло, мужем Меррит, и они вдвоем днем охотились бы, а каждый вечер напивались бы, как ослы. Там были бы глупые шутки -- штаны окунут в озеро и заморозят, ровные стрелы поменяют на ехидно пропаренные и изогнутые -- зато там бы всерьез говорили про лучший способ провялить мясо, и кто-нибудь всегда в конце-концов терялся в лесу, инициируя своего рода героические поиски со спасением, хвастаться которыми можно было бы несколько дней.

Это было отдыхом для души, понимала теперь Рейна. Дагро в этом насколько нуждался, настолько и заслуживал. Охоту он не возглавлял. Даже если у него был опыт, ему этого не хотелось. Отдавал Тему Севрансу или Мету Ганло.

Рейна ударила пятками Милашку в бока, пустив ее вскачь. Снег взлетел на высоту седла, а от молоденьких деревьев, раздавленных копытами, накатил запах сосны. Заметив охотничью тропу, бегущую по берегу Проточного, Рейна направила Милашку на северо-запад. Проточный бежал, струи кристально чистой воды свисали уступами хрупкого льда. Высокие высохшие травы теснились на берегу, и Рейна видела искры зелени там, где появлялись ростки этого года. Милашка казалась очень довольной, раздавливая их, она тянулась, даже сошла с тропы, чтобы до них добраться, что заставило Рейну рассмеяться. Бедные растения. Сначала им пришлось вытерпеть запоздалый снег и неожиданные заморозки, а теперь пришла лошадь и топчет их. Определенно лучше быть Рейной Черный Град, чем неподвижным кустом травы.

Над этим она рассмеялась еще громче. И ей стало лучше. Ее тонкий шерстяной плащ был слишком легким для такого сурового холода, и она не догадалась захватить перчатки, но это не имело значения. Рейна Черный Град когда-то была Рейной Кенрик, а девушки семьи Кенрик редко утеплялись в холода.

- Не беспокойся о ней, - сказал бы дядя Бурдо ее матери. - Пока она двигается, ей будет тепло.

Рейна и двигалась, сначала по течению, затем к северу по одной из охотничьих троп, ведущих в лес. Милашка была рада пробежке. Когда Дагро купил ее на Дхунской ярмарке молодой кобылкой, торговец лошадьми сказал, что кровь у нее "на одну шестнадцатую сулльская". Очевидно, эти цифры и решили дело. Дагро позже шутил по этому поводу, что сулльскими были одно ухо и одна нога до колена, но Рейна могла утверждать, что в глубине души он был доволен. Это означало, что все потомство Милашки будут на одну тридцать вторую сулльскими. Тем не менее он только однажды использовал ее чрево. К тому времени это была лошадь Рейны.

Когда она добралась до первой группы матерых сосен, Рейна придержала Милашку до легкой рыси. За этими деревьями лежал великий северный лес Черного Града, и для безопасного посещения нужно было быть уверенным в себе и иметь подходящее снаряжение. Шерстяной плащ без подкладки для этого не подходил. Одно дело -- легкомысленно проехать по лугам. Полностью забраться в лес -- совсем другое. Взглянув на небо, она поняла, что в течение часа стемнеет, и ей пора возвращаться. Насколько она знала, Меррит Ганло все еще кипела от злости у повозки с припасами, интересуясь, куда подевалась Рейна с битыми гусями, которых обещала принести четыре часа назад.

А еще оставалась Анвин Птаха. Когда Рейна повернула Милашку на юг, она задумалась, какое время подразумевалось под словом "ужин"? Это определенно было бы после наступления темноты. Но после чьего именно ужина? Анвин? Орвина?

Рейна подумала, что должна поторапливаться, и пустила Милашку скорой рысью. Верхний слой снега с падением температуры затвердел, и каждый удар копыта сопровождался оглушительным треском.

Было проще сначала подумать о Длинноголовом. Пять дней назад она попросила главного хранителя прийти к ней, если относительно градского дома Бид предпримет какие-нибудь новые действия. Сегодня именно это он и сделал. В ответ она была суха и небрежна, в то время как ей, возможно, следовало быть благодарной. Длинноголовый не был Биду другом. Не рассказать ей о новых постройках и молельном доме было просто ошибочным решением, Длинноголовый был Длинноголовым, он хотел, чтобы дело делалось. Он пришел к ней с надеждой, что она возьмет на себя эту проблему, чтобы он мог продолжать работать и не беспокоиться о печальных событиях, происходящих в клане. Она никак не помогла ему. Рейна, раздумывая, выпустила воздух через ноздри. Он поймал ее в неудачный момент. Завтра она его разыщет и посмотрит, не смогут ли они что-нибудь сделать. Со всеми повреждениями восточной стены, разбитыми дренажными колодцами, нарушенными подземными источниками, было бы прискорбным, но едва ли удивительным событием, если бы покои жены вождя оказались вдруг неожиданно затоплены.

Сладко улыбнувшись, Рейна похлопала по милашкиной шее. Ощутив едва заметную перемену в настроении своей всадницы, кобыла вскинула голову и выполнила какую-то замысловатую дорожку шагов, которая увела ее вперед и в сторону. Рейну всегда интересовало, кто мог ее такому научить. Быть может, это сказывалась ее сулльская кровь.

Когда они вышли на тропу вдоль Проточного, уже темнело. Рейна заставила себя подумать об Анвин, и поняла, что весь их разговор во вдовьих стенах ничуть ей не нравится. Анвин Птаха была ее самой старой и самой дорогой подругой. Даже если она хотела избавить Черный Град от Станнига Бида, это не отменяло факта ее заботы. Тем вечером, после бегства Рейны из покоев вождя, это Анвин постучалась в дверь ее каморки, Анвин потребовала ее впустить, это Анвин смотрела на рейнино горящее лицо настолько убийственным взглядом, что Рейна представила, как хозяйка клана сейчас пройдет маршем через весь круглый дом и пробьет Станнигу Биду голову. Это Анвин принесла мази и прохладную воду и на следующее утро предупредила народ, что у Рейны лихорадка, и та может пролежать в постели несколько дней.

Это Анвин Птаха, а не Рейна Черный Град, должна была наблюдать, как синяк становится фиолетово-черным.

Рейна подняла руку к щеке, прикоснувшись к участку кожи, который встретился с кулаком Станнига Бида. Небольшая чувствительность все еще сохранялось.

Он запугал тебя, Рейна.

Это правда, она была запугана. Рейна никогда не рассказывала Анвин, что случилось в Старом лесу, но клановая хозяйка, должно быть, кое-что заподозрила. Вечером после того, как прошло бракосочетание, Анвин поднесла Рейне в Большом Очаге чашу невесты. "Что сделано, то сделано, - сказала она, вручив Рейне традиционный напиток из молока, горьковато-сладкий и медовый. - Мы просто должны считать это лучшим вариантом".

Рейна вспоминала те слова, пытаясь точно вспомнить выражение на лице Анвин. Это был стоицизм и -- разочарование. Словно Анвин разочаровалась в Рейне, не сказавшей ни слова в защиту от притязаний Мейса. Знала ли она те несколько слов, которые могли остановить все это несчастье?

Увидев безопасные лампы, зажженные перед конюшней, Рейна прибавила Милашке скорости. Орвин Шенк был тем, кто наведался к ней объясниться вечером, после того, как Мейс Черный Град ее изнасиловал. Орвин был смущен, расстроен тем, что рассказал ему Мейс, стремился перенести весь беспорядок и покончил с ним, по-прежнему глубоко уважая Рейну. Если бы она, защищая себя тогда, рассказала Орвину правду, он бы ей поверил? Ответа не было. Это было другое время; черноградский вождь только что погиб, Мейс хорошо зарекомендовал себя в клане и показывал, что способен занять место Дагро. Вопрос был в другом: возьмет ли Орвин ее сторону против Станнига Бида?

Она была удивлена, насколько глупо заставил ее чувствовать себя полученный ответ. Нас много, сказала ей Анвин.

Да, - прошептала Рейна. - Нас.

Даггин Лай зажигал последние лампы, когда Рейна с Милашкой рысью въехали во двор. Ткнув горящим концом факела в мостовую, он погасил пламя.

- Забери ее у меня, хорошо? - спросила его Рейна, спешиваясь. - Я не хочу опоздать на ужин.

Шагнув вперед, чтобы взять поводья, он сказал нечто, чего Рейна не поняла:

- Поздно уже ужинать.

Посчитав это бурчанием голодного парнишки, для которого время от еды до еды тянется долго, она не обратила на его слова внимания. Стремительно промчавшись к восточной стене, она махнула рукой в быстром приветствии(?) двум мужчинам, которые расстилали полотна мешковины поверх штабелей балок и бадеек с раствором. Должно быть, они ожидали ночью снег. Всегда, когда проходишь через восточный зал, металл по соседству с телом дергался. Рейна, ожидая это, заранее положила руку на нож.

Только когда Рейна дошла до прихожей, она начала подозревать, что что-то не так. У круглого дома была своя атмосфера, она прочитывалась через то, как люди сидели и стояли, по числу горящих факелов, по дверям, оставшимся отрытыми, запахам, дыму, шуму. Стоял ранний вечер, и Рейна за несколько мгновений догадалась и затем дополнила список недостающими деталями. Ламповщик поскупился на обходах, и горела только четверть факелов. Было распахнуто слишком много дверей, и сквозняки непривычно шли навстречу друг другу. Для времени ужина, когда бренчание из кухни разносилось обычно по всему дому, заглушая даже грохот кузни, было слишком тихо.

И не было запаха еды.

На этом простом обстоятельстве мир перевернулся, перейдя от света к тьме, словно гнавшейся за Рейной.

Рейна сорвалась на бег.

Она поняла.

Люди пытались остановить ее, но она отталкивала их и шипела.

- Нет! Нет! Нет, - отметала она, не сознавая, что говорит это вслух. Когда Рейна влетела в кухню, чтобы перехватить ее, вперед вышел Корби Миз, но это не помогло. Она сама никогда не знала, как ей удалось удержать его, чтобы он не прервал ее движения вперед. Она спускалась маленькими шагами, поколебавшись только миг, когда дошла до низа. От лестницы вели два пути -- один в мясной погреб, другой -- к комнатам и кладовкам. Перед покоями Анвин стоял Орвин Шенк. Увидев ее, он замотал головой и сказал ей:

- Не ходи туда, моя милая овечка.

Но остановиться она уже не могла, а он не обладал мощью, необходимой, чтобы ее остановить, и она вошла в комнату, где Анвин Птаха лежала мертвой.