Меч из красного льда

Глава 7. Двадцать стоунов Глазастого

Марафис Глазастый всунул здоровую ногу в стремя и перекатился через круп коня. Серо-стальной жеребец помотал головой и ударил подкованными железом копытами по базальту, и Марафису Ножу пришлось укоротить поводья и слегка ударить по крупу, чтобы перехватить управление. Это был отличный зверь, и Нож не винил его за борьбу. Если бы кто-то сунул ему металл между зубами и вдавил две металлические шпоры в брюхо, он, скорее всего, делал бы то же самое.

Проклятье, как холодно. Небо к западу от Ганмиддиша приобретало тот цвет изъязвленного рта, что предвещал снег, и медленные воды на внутренней кромке речной излучины ускорялись у льда. В довершение не было ветра. Это был не лучший день для нападения на Крабьи Ворота, но по опыту Марафиса Глазастого, всегда было лучше нападать, чем ждать.

Он был внимателен, когда затягивал поясные и грудные ремни на нагруднике и спинном щитке. Такие мелочи, как небольшая подгонка по фигуре, которую любой двуглазый может сделать не думая, могли подвести его. И они присматривают за ним, не сомневайся. Эти высокопоставленные и могущественные бароны и их сыновья; он спиной ощущал их острые и критические пристальные взгляды. Мясников сын, вот как они его называли, но никогда - в лицо. Это не их манера. Лицом к лицу они предпочитали улыбаться и кивать ему - 'да, сэр'. Они побаивались его, конечно, но страх был интересной штукой, замечал Марафис, и чувство презрения к тому, чего боишься, облегчало уколы. Так что отпрыски лордов лично с ним были любезны - хотя их тошнило от этого - а в своем кругу поносили его как дурно воспитанную, свирепую скотину.

Не обращая внимания на сквайра, ждущего с его мечом, Марафис Глазастый развернул своего огромного боевого коня и посмотрел на море палаток, которое раскинулось на лесистой возвышенности к северу от реки.

Прошла четверть часа после рассвета, и странный туман ушел, но с освещенностью, на его взгляд, по-прежнему было что-то не так. Бароны потребовали самые лучшие и безопасные земли, строго вдоль скалистых утесов Волчьей, и их палатки из расшитого шелка и льна отражали неприятный цвет неба. Готовился завтрак, и судя по всему, бароны не отказывали себе ни в чем. Слуги помешивали в горшках, ощипывали пернатую дичь, подрумянивали сыр и растирали горошки перца. Какой-то дурак устроил коптильню, и заталкивал в нее целый бараний бок. Что они думают, что это день на турнирном поле?

Скривившись от отвращения, Нож начал поворачивать коня, но в этот миг его внимание привлекла одинокая фигура, стоящая перед самой дальней палаткой из шелка.

Готов, такой была первая мысль Марафиса. В отличие от большинства своих собратьев-баронов, Гаррик Хьюс из Дома Хьюсов, наследник обширных владений Восточных Земель, был вооружен и в броне. Его нагрудник был скроен просто, с закругленными кромками вокруг шеи и талии, и усиленным щитком над сердцем. Возможно, стоило все побольше, чем дом. Марафис распознавал тонкую работу, когда она ему попадалась. Только покрытие эмалью заняло бы у оружейника три месяца. Контрастные полосы белого и серебряного бежали вдоль изгибов кромок нагрудника и боевого плаща, и украшение на правом плече размером с монету и драгоценностями и эмалью в виде неистового кабана. Белого Вепря Дома Хьюсов.

Гаррик Хьюс вернул Марафису пристальный взгляд. Его боевой шлем прятался под мышкой, открывая короткую солдатскую стрижку. Ему было девятнадцать. Все же это не были обычные девятнадцать лет. Титул барона вырабатывает надменность. Титул наследника самого крупного дома Спир Ваниса порождает нечто большее. Двадцать три правителя города носили имя Хьюсов, и желание Гаррика Хьюса стать двадцать четвертым можно было прочитать на его застывшем как маска лице. Нож наблюдал за ним на тренировочном корте и в казармах; это был жестокий борец и хладнокровный руководитель людьми. Команда из семи сотен кожаных курток следовала за ним. Они были снаряжены лучше всех во всей армии: каждый верхом, с привязанной цепью, вооружен кинжалом, конским мечом и пикой. Хьюс обучал их ежедневно в строю, и Марафис должен был признать, что хорошо делал это дело. Он знал цену хорошо подготовленным людям.

Они оба знали. Растянув мышцы около рта, Хьюс продемонстрировал холодную улыбку своему конкуренту. Марафис получил всю информацию, заключенную в улыбке, и после резко повернул коня и поехал прочь. Он не будет отвечать Белому Вепрю.

Задуманный путь бежал на юго-восток, вверх по течению, следуя изогнутой как лук реке, и Марафис проложил его через лагерь. Джон Бэрден присел у горящего костра, допивая свой завтрак. Вполне вероятно, в его оловянной кружке было пиво, но Марафиса это не беспокоило. Первый капитан недавно созданной Компании Рубак знал, как принимать свой напиток. Он и его второй в команде Тат Макелрой, более известный как Макрель, стоял, пока Марафис ехал к ним, но Марафис махнул рукой вниз. Он будет договариваться с ними позже. Сейчас ему нужно побыть одному.

Лагерь растянулся больше чем на пол-лиги, и уже начинал вонять. Конский навоз, людской пот, дым костров и бараньего жира смешивались, образуя резкий сладкий запах, который Нож стал связывать с войной. Здесь, на участке Компании, он был особенно силен. По некоторой сумасбродной причине, известной только им самим, Компания Рубак выбрала топливом конский навоз. Компания Рубак сложилась тремя месяцами ранее в Спир Ванисе из добровольцев и ветеранов городских стражников Рубак. Как бы ни расходились мнения, их насчитывалось семь сотен. Марафис Глазастый не присутствовал, когда принималось решение жечь конский навоз, но он догадывался, что оно имело мало общего с нехваткой топлива, и намного больше с рассчитанным поведением.

Компания Рубак располагалась непосредственно с наветренной стороны от лагеря баронов, и она одаряли запахами баронов. Это было как всегда в Спир Ванисе: застарелое, острое соперничество между баронами и стражей. Бароны обороняли и следили за порядком на землях за пределами города, а стража наводила порядок внутри. Ничто, ни одно червивое яблоко или оловянная ложка, не попадали в Спир Ванис без прохождения досмотра стражей. И никто, даже Гаррик Хьюс или сам Верховный Дознаватель, не мог получить доступа к Правителю без сопровождения стражей.

Бароны возмущались двумя этими обстоятельствами с энергией бешеных собак, чуть ли не с пеной у рта. У них была власть. Они были ею, властью, с их богатством, землей, титулами и частными армиями, так ошибочно называемыми кожаными куртками. Вне города они были настоящими королями. В нем они низводились до просителей - нет, еще ниже - подлыми, плохо воспитанными головорезами. Именно это уязвляло их сильнее всего. Марафис растянул губы в скупой улыбке. Его люди были на страже. Надежные люди, упорные бойцы, действующие жестко, идущие до конца. У них нет жареной дичи на завтрак, это уж точно. Была бы каша с ложкой бараньего жира, да кусок кровяной колбасы, если повезет. Впрочем, вооружены они хорошо. Марафис убедился в этом сам. Он не собирался отправлять своих собратьев-стражников на войну неподготовленными. Все семь сотен были вооружены клинками Рубак, этими кроваво-красными мечами, закаленными в Красной Кузнице. Нож выжимал деньги из Правителя, чтобы заплатить за их пики, и когда он не смог выжать больше, он заплатил за их доспехи сам. Это стоило ему всего приданого, полученного от Роланда Сторновея за удовольствие жениться на его старшей дочери. Это, и еще половина сбережений, что была на его счете у молчаливых священников Храма Костей. Это были вещи не высшего качества, как у Белого Вепря, но надежные, и если удар копья приходился справа, разница была между сломанными ребрами и вывернутыми внутренностями.

Доехав до края обрыва, Марафис остановил коня и спешился. Он был сейчас невидим из лагеря, скрытый от враждебных взглядов зарослями вытянувшихся молодых деревьев и каких-то зловещего вида колючек. Под ним лежал огромный простор Волчьей, ее воды были коричневыми от испревших за зиму листьев. Деревья и кустарники, выкорчеванные ранее оттепелью, зажало бревнами, образовав остров посередине реки. Какая-то водоплавающая птица расположилась наверху комля вывороченного дерева, но Марафис знал о птицах слишком мало, чтобы определить ее породу. Внезапно он обернулся. Поток восходящего воздуха, проложивший путь вдоль скалы, неприятно холодил его мертвый глаз.

Закрой его, советовали ему те немногие, кто осмеливался говорить с ним о потере правого глаза. Добейся от упряжного, чтоб вырезал накладку, и прикрепляй ее ремешком поверх впадины. Он уже чуть было так и сделал, но что-то остановило его. Своего рода дурацкое упрямство, что он пожалеет, а сделанного не вернешь. Хорошо или плохо, он стал тем, кем он был. Пустая глазная впадина отталкивала его, и он три месяца почти не заглядывал в зеркало. В свои худшие ночи он подозревал, что его внешний вид теперь точно отражает то, что находится внутри. Люди всегда считали его чудовищем. Вот теперь он им и стал.

Самым странным было то, что иногда он думал, что мог видеть пропавшим глазом. В своих снах он видел дальше. Цвета были глубже, а контуры четкими, как прорисованными. Даже после пробуждения он был уверен, что глаз все еще на месте, ... вплоть до того мига, когда он тянулся за кувшином с водой и наливал себе чашку. Вода проливалась. Она всегда проливалась. Он достаточно хорошо видел на расстоянии, но эти мелкие промашки вблизи тела каждый раз выдавали его.

Марафис растер глазную впадину рукой в перчатке. К холоду было трудно привыкнуть, но охлаждение так близко могло заморозить даже мысли. Поганая Асария Марка! Ее паскудные чары лишили его кожи на ноге и глаза. Также она убила братьев-стражников. Пятерых из всех них, отброшенных на жесткий гранит Горьких Холмов.

Хватит, сказал он себе. Что сделано, то сделано. Он, Марафис Глазастый, верховный протектор Компании Рубак, объявленный Правителем преемником, и муж Лионы Сторновей, дочери высокородного барона. Он получил больше, чем потерял, чего нельзя сказать о большинстве людей.

По правде говоря, его новая жена была истеричной потаскушкой, чье пузо нынче раздувало отродье от другого человека. Но она была богата сверх меры, и к тому же имела счастье быть отпрыском одного из пяти Великих Домов Спир Ваниса.

Сторновей мог дать фору Хьюсу с его деньгами. Он был старше Хьюса, утверждая предком Лорда-Бастарда самого Торни Файфа, и хотя он не мог соперничать с обширным количеством правителей, вышедших из Дома Хьюсов, он более чем восполнял это богатством. Сторновей держал два наиболее важных перевала к югу от города, и все товары, идущие на север через горы, облагались его пошлинами. Так умелая организация хозяйства и слухи о золоте суллов сделали Сторновея в Спир Ванисе синонимом несметных богатств. Масштабы богатства требовали времени для привыкания. Что сын мясника знает о балдахинах, изумрудах, амбре, ароматных подушках и молитвенниках с позолотой? Что ему за дело? Власть - вот то, с чем считаются. На это должно будет работать золото Сторновеев. Оружие, укрепления, лошади, охранники, взятки - это были всего-навсего вещи, пригодные для этого.

Марафис покосился на восточную часть неба. За грозовыми тучами в форме головы вставало солнце. Пришло время отправляться.

Он вернулся в лагерь быстро, приказав трубить в рог и сзывать войска. Джон Бэрден подъехал к нему навстречу, и они вместе проверили Компанию Рубак, как выстроены шеренги.

Шлемы, сухо подумал Марафис. Я бы раскошелился на другие комплекты.

Народ в Компании Рубак был тощим и крепким, и одет в красные плащи. Те, кто надел птичьи шлемы, выглядели довольно устрашающе, и могли бы явится в детских ночных кошмарах. С их лицами, полностью закрытыми стальными подобиями Собачников из Спир Ваниса, они не могли больше поворачивать шеи, и передвигались как существа, поднятые из могил. Добрая треть этих семи сотен не имела птичьих шлемов, и надела все, что смогли выпросить, одолжить или подобрать в мусоре. Многие надели обычные шлемы-горшки, выкованные из черного железа. У других были полностью закрытые шлемы с забралом, дополненные гребнем, на который у них не было прав, и кожей, в которой не было необходимости. Один человек надел шлем с двумя огромными бычьими рогами, прикрепленными с боков, и другой носил нечто подозрительно похожее на деревянную чашу.

- Види, - окликнул Марафис мужчину.

Вилл Види был занят подвязыванием конского хвоста, чтобы уберечь его от повреждения в атаке. Высокий, жилистый, с носом, на котором начали появляться бородавки, Види приближался к пятидесяти. Марафис помнил обучение у него, когда сам был новобранцем. Види был вторым мастером по оружию, после Эндрю Пэриша, который также находился среди семи сотен сегодня.

- Сэр, - Види потер нос тыльной стороной ладони.

- У тебя что, деревянная чаша на голове?

- Да, сэр, - Види постучал по макушке, издав гулкий звук. - Я сам просверлил дырки, и сестра приделала мне ремни.

- Тебе следовало бы подойти ко мне. Я бы подобрал тебе что-нибудь получше.

Види замотал головой.

- Не хотелось бы. После тридцати лет стражником я надену птичий череп. Называй меня безответственным, но я лучше рискну столкнуться с летящим топором, чем таскаться с девятью фунтами металла на голове.

Марафис доверял ему. Он также полагал, что Вилл Види, как и многие ушедшие из стражи, остро нуждался в деньгах, ежегодной пенсии в десять серебряных монет едва хватало на горячий ужин каждый вечер. Они нуждались в добыче, и Марафис собирался убедиться, что они ее получили. Первые трофеи были их, по приказу Правителя, Пентеро Исса. Марафис настаивал на этом, но он не был дураком, до Спир Ваниса путь не близкий, и слова Правителя переставали быть законом.

Подтасовки уже начались. Фермы, мельницы, коттеджи, кузницы и печные дома были разграблены во время передвижения. Только с Марафисом они совершили налет на лагерь горняков вверх по реке. Это был единственный раз, который Марафис мог вспомнить из увиденных рейдов, когда сражение после было хуже, чем во время него. Тогда он был рад своей славе. И кожаные куртки, и наемники боялись его в равной степени, и простого слова, что он едет сам разгонять враждующих, было достаточно, чтобы вызвать добровольное разоружение.

Один только бог знает, как добыча была поделена на доли, но судя по ревности охранников, дежуривших вокруг складской палатки Компании Рубак, его братьям-стражникам привалило неплохо.

Види он сказал:

- Подложи там немного металла. Сейчас же!

Види подскочил от силы в его голосе.

- Да, сэр!

Марафис отвернулся, когда стареющий оруженосец побежал к горящему костру, в поисках железного горшка или чего-нибудь еще, чтобы выполнить задание. Чертов дурак. Разве он не знает, что в них будут стрелять сверху из больших луков? Эти клановые наконечники долбают, как топоры.

- Джон, - сказал он командиру Компании Рубак. - Мы разделили людей, пятьдесят на пятьдесят. Они образуют защитные стенки по обе стороны от компании Вепря. Хьюс занимает центр.

Слово передало все, что Джону Бэрдену не понравилось в этом плане. Они обсудили большую часть его прошлой ночью, но только сегодня, заглянув в лицо Гаррика Хьюса и увидев там весь его гонор и вызов, Марафис решил твердо. Компания Рубак будет флангами компании Белого Вепря, как пара вооруженных охранников. Марафис доверял Гаррику Хьюсу примерно так же, как он доверял шлюхе с открытыми язвами.

'Я лучше, чем ты. Я упорнее и коварнее, и в один прекрасный день, когда ты услышишь свист ветра в своей груди, это мой нож будет выскальзывать оттуда.'

Это было то, что Гаррик Хьюс сказал ранее своей холодной, самодовольной улыбкой. Они были соперниками за господство в Спир Ванисе, и здесь - на этих богом забытых пустынных землях, где правят одетые в шкуры животных кланники - было место, где они будут бороться. Пентеро Исс указал своего преемника, и Гаррику Хьюсу не понравилось звучание 'Марафис Глазастый, Правитель' ни разу. То, что сделал Исс, было беспримерным, и вряд ли будет повторено, как только он умрет или уйдет, не в этом дело. Марафис открыто был объявлен им Правителем. Любому, кто воображал, что это место для него, придется иметь дело с семью футами и двадцатью стоунами Глазастого.

- Я по-прежнему скажу, что мы держим наших людей вместе, - сказал Джон Бэрден. - Займите левый фланг. Держитесь подальше от реки.

Марафис резко мотнул головой. Они ехали между рядами палаток с открытыми створками, копыта лошадей глубоко погружались в грязь. Лагерные священники были заняты до рассвета, разбрасывая священный пепел. Непривычный острый запах сожженного паслена вдыхался на каждом шагу.

- Если ворота падут, Белый Вепрь может отрезать нас. Дюжина всадников, размещенных где надо, и он сможет удержать нас сзади, в то время как Компания Вепря пройдет через них. А разделившись, верховодить будем мы. Гаррик Хьюс увидит так много красного, что решит, что его голова разбита.

Джон Бэрден хмыкнул. Это был коренастый, крепко сложенный мужчина с жесткими светлыми волосами и бородой, которая казалась серой. Брошь с собачником, которой он застегнул воинский плащ, поблескивала двумя рубинами величиной с москитов на месте глаз. Такие рубины означали двадцать лет службы капитаном стражи. За это время Джон Бэрден изгнал Клятвопреступников из города, подавлял голодные бунты во время суровой зимы после восшествия Пентеро Исса на место Правителя, вел войска, которые взяли Собачью Трясину у Занесенного Ручья, разгромил Восстание Девяти Дней, возглавленное владельцем Ртутного поместья, и сорвал многочисленные попытки покушения на Исса. Джон Бэрден умел побеждать. Он предлагал занять центр, и Марафис чуть было не позволил ему это, но разговор с Пентеро Иссом, состоявшийся десять недель назад в Спир Ванисе, остановил его.

- Как я поведу эту разномастную армию? - допытывался Марафис у Пентеро Исса, его голос эхом отдавался по всему покрытому мрамором пространству Черного Склепа. - Бароны, наемники, стража?

- Ты был Лордом Протектором Спир Ваниса восемнадцать лет, - отвечал Исс, холодный, как колодезная вода. - Ты уже знаешь, как вести за собой. Теперь ты должен научиться как использовать.

Марафис вздрогнул, когда вспомнил слова правителя. Манера Исса безучастно уклоняться была ему чужда, но Пентеро Исс поднялся выше и оставался наверху дольше всех людей, которых он когда-либо знал. Это многое значило для Ножа. Исс был сыном лукового фермера из Транс Вора; сыну мясника было полезно слушать как следует и учиться.

Так что он будет использовать Гаррика Хьюса и Компанию Белого Вепря, предоставив им честь занять центр во время штурма. Самое опасное место находилось в центре - это было острие атаки, открытое худшему. Ганмиддиш мог стрелять в них - и первая мысль Марафиса была той же, что и у Бэрдена: Мы примем этот риск, как свой собственный. Но когда он спросил у самого себя, поступил бы Исс таким образом? - он остановился и изменил свое мнение.

Дело было в том, что армия Белого Вепря была превосходно обучена и вооружена. Марафис знал это. Хьюс знал это. Джон Бэрден, несомненно, тоже это понимал, но ему мешала гордость. Компания Вепря отрабатывала боевое построение годами. Они сработались. Их капитаны обладали многолетним опытом патрулирования южных границ Глэйва, и их руководитель был энергичным и настойчивым. В Компании Рубак были отличные люди, но доброй трети было уже за сорок, и большая часть этого количества годами не имела отношения к действительной службе. Многие, хотя он и хотел бы набрать цвет в эти семь сотен, из стражи Марафис взял только тех, кто вызвался добровольно. В итоге вышла пестрая толпа из опытных бойцов, искателей приключений, фанатиков, стариков, мечтающих о возврате славных деньков, и отребья, нуждающегося в звонкой монете. По любому счету это было не идеальное войско, но Марафис как-то даже гордился тем, что никого сюда не тянули насильно.

А кроме того, в его интересах было сохранить Спир Ванис в безопасности в свое отсутствие. Обескровить стражу слишком опасно, и он ставил безопасность Правителя под удар. Убийство, в то время как он был здесь, за тысячу лиг и двадцать один день тяжелого пути от города, было последней вещью, которую Марафис хотел. Если что-то случится с Правителем, он должен быть рядом, чтобы претендовать на его место.

- Возглавь армию для меня, Нож, - прошептал Исс месяцы назад в Черном Склепе, - и по возвращении я назову тебя своим преемником.

Марафис выпустил воздух изо рта. Пока он стоял здесь и думал, грязь на копытах коня превратилась в мел.

- Джон, - сказал он бесцеремонно. - Я не услышу больше доводов. Дели людей. Мы выезжаем через четверть часа.

Он дождался, пока Джон Бэрден не встретился с ним глазами и не кивнул, а затем послал лошадь к Грязному Лагерю, где компания наемников строилась в шеренги. Работа руководителем не помогала завоевывать друзей. Даже хотя Джон Бэрден не любил Гаррика Хьюса и его компанию Белого Вепря, Марафис не мог рассказать о второй причине, почему он позволил им занять центр. Хьюс поведет своих людей. Он ехал во главе колонны в каждом рейде, и вылазку компания Вепря после ухода из Спир Ваниса взяла на себя. Сегодня его разместили в середине центра - в яблочко, самое то, по расчетам Марафиса.

Нож не стал бы себя обманывать. Его бы вполне устроило, если бы Гаррика Хьюса снял остроглазый стрелок-кланник. Не нужно никаких дуэлей или ударов в спину. Нет риска открытой войны баронов между Восточными землями и Верхними, никаких последствий, неприязни или недоразумений.

Марафис Глазастый пожал плечами размером со взрослую овцу. Человек всегда мог надеяться.

Грязный Лагерь был расположен на севере основного лагеря прямо напротив опушки. Два ручья, которые наемники назвали Тина и Писсуар, бежали как открытые стоки через ряды палаток. Наемники внутри лагеря создали кланы. Компания профессионалов выбрала самую удобную для обороны землю с прокладкой частых решеток из кедра. Расположившись выше по течению, чем остальные наемники, они получали более свежую воду и более высокое место. Их укрытие состояло из огромных листов вощеного холста, висевших на березовых шестах. Гнилье, выкорчеванное для защиты от ветра, было уложено на места стен. Марафис любовался устройством. Это было аккуратно и целесообразно, и имело то преимущество, что наемники оставались легки на подъем. Они не тащили за собой дюжины телег с палаточным снаряжением из лагеря в лагерь, как бароны. Они перевозили все, что им было нужно, на восьми вьючных лошадях.

Взгляд Марафиса стал менее восхищенным, когда он рассмотрел нижние ярусы Грязного Лагеря. Одно дело - компания наемников-профессионалов. Любители - совсем другое. Пестрые отряды плохо снаряженных пехотинцев толпились вокруг кухонного очага, обсасывая воробьиные кости, смазывая наконечники копий грязной ветошью, скрепляя пряжками и начищая доспехи, почесывая укусы блох, лакая из оловянных фляжек, наполненных самогоном, и с чувством сплевывая в грязь. Куриные фермеры, уличные торговцы, жирные шулера, засольщики рыбы, сыновья птицеловов, горшечников, банщиков, разбойники, воры: все они были здесь, и нервные, как куры, услышавшие запах лисы. Их контракты обещали одну серебряную монету в десять дней и 'справедливую и беспристрастную часть всех общих трофеев, завоеванных в ходе кампании'. Что означало, что они, скорее всего, не получат вообще ничего.

Марафис чувствовал некоторую симпатию к ним, но его брезгливость к их неподготовленности и состоянию лагеря была сильнее. Какие люди позволят своим животным стоять в лужах собственных нечистот?

Он не был приветлив, когда отдал свой последний приказ.

Стефан Граймс, капитан крупнейшего профессионального подразделения и исполняющий обязанности командующего всеми наемниками, поехал вперед, чтобы обсудить изменения последних минут. Родившийся на мелкой скотоводческой ферме в глухомани к востоку от Собачьей Трясины, Граймс хорошо продвинулся вперед для человека, которому было добрых пять лет после тридцати. Когда Нож взглянул в грубоватое, выдубленное морозом лицо Граймса, он увидел себя. Моложе. Грубее. Еще боящегося высокородных и могущественных баронов.

- У них задницы такие же, как у тебя и у меня, - сказал он Граймсу в начале кампании, - разница лишь в том, что со всем тем, что они едят, - утиной печенью, языками жаворонков и сырыми устрицами - они используют свои намного больше.

Это было именно то, что он хотел бы, чтобы кто-то сказал ему в том возрасте, но Граймс не был готов это услышать. Он был по-прежнему не уверен в себе рядом с Гарриком Хьюсом и его высокородными собратьями. Когда барон рявкал приказ, первым побуждением Стефана Граймса было повиноваться. Это было проблемой. Бароны были всякие, от умных до посредственностей, вплоть до законченных буйных идиотов, однако каждый из них считал, что у него Богом данное право вести людей.

Именно там появился Эндрю Пэриш. Марафис сжал предплечье Граймса и пожелал ему 'Добычи на поле боя', и затем повернулся, чтобы встретить своего бывшего мастера боя.

Эндрю Пэриш удалился от суеты лагеря, и стоял на краю обрыва, глядя на юг, на туманные фиолетовые курганы Горьких Холмов. Дым, поднимающийся от железного тигля с кулак размером у его ног, предупреждал смертных, чтобы его оставили в покое. Эндрю Пэриш говорил с Богом.

Мастеру боя у стражников Рубак был шестьдесят один год, но постановка ног и прямая спина показывали позу человека вполовину моложе. Волосы были по-солдатски коротко остриженными и совершенно белыми. Лоснящиеся челюсти и шея рассказывали о привычке бриться дважды в день. Та же самая несгибаемая самодисциплина заставляла его подниматься в предрассветной темноте каждое утро, чтобы подготовить свое снаряжение, вытряхнуть постельное белье, приготовить себе завтрак и набить себе заряды. Он был ветераном Стражников Рубак со стажем в сорок лет, человеком неистовой веры, а когда-то давно, в другой жизни, он был вторым сыном лорда Земель Диких Гор.

По мнению Марафиса Глазастого, это был самый ценный человек в лагере.

Нож ожидал общения, которое было необходимо. Ему редко приходилось ждать, и это заставляло его нервничать. Внимательные глаза замечают уважение, и ценят его. Это сделало его еще раздражительнее. Через некоторое время он спешился. Боль прострелила его поврежденную ногу, когда тело коснулось земли. Он оставил это без внимания.

- Будет снег, и он будет кровавым, - сказал наконец Пэриш, припечатывая пяткой тигель и вдавливая его глубоко в грязь, - но Его дело будет сделано.

Эндрю Пэриш повернулся лицом к своему командиру. Катаракта начинала высветлять его карие глаза, но от этого взгляд казался только острее. Он имел силу кулака, пробивающего стену.

- Каждый кланник, которого мы убиваем, будет молитвой: Узри, как мы любим тебя, Сладостный Господь.

Марафис превратил лицо в подобие камня. Истинная вера его смущала. Его опыт во время изгнания научил опасаться людей с Божьим огнем в глазах. Их невозможно постоянно сдерживать. Сегодня должна быть почти тысяча тех, кто пришел не иначе, как убивать еретиков. Это были хорошие люди, трудолюбивые, обычно законопослушные, но невозможно было предсказать, что произойдет, если вспыхнет их Божественный огонь. Нож хорошо помнил, как сидя на коне, он глядел на своих собратьев-патрульных, которые отрубали руки и ноги рыцарям-клятвопреступникам. Он не останавливал такую ненужную жестокость, но это не означало, что она ему нравилась.

Он был полностью собран, когда говорил с Пэришем.

- Сообщи Хьюсу, что он занимает центр. Мы разделили Рубак - будем на флангах. Я поведу восточное крыло, Бэрден ведет западное.

Эндрю Пэриш прикинул этот вариант и согласился. Из планов сражения этот не был самым ярким, но Пэриш был не из тех, кто спорит по поводу деталей. Он был связным, мостиком между баронами и их армиями, и многочисленными всеми остальными. Пэриш мог говорить с самым гнилоротым, дурно пахнущим свинарем в Грязном Лагере, а затем развернуться и вести переговоры со сворой надушенных баронов, покоящихся в шелковых палатках. Его уважали все. У него была солдатская грязь на сапогах и кровь лордов в жилах.

Марафис знал, что сможет приказывать баронам и без помощи Пэриша, но так было легче. Спокойнее. Характеры держались в узде с обеих сторон. Бароны не должны были получать приказы непосредственно от мясникова сына, а все остальные были избавлены от обострения борьбы непосредственно с баронами.

- Смотри за ним.

Голос Пэриша был твердым, как железо. Между собой им не было необходимости называть имена. - Как только сражение разгорится, он будет соблюдать свои собственные правила.

Марафис посмотрел на восток, в излучину реки, которая скрывала зеленые базальтовые стены Ганмиддиша. Первый снег начал падать гладкими и тяжелыми хлопьями, которые входили в воду, как ныряющие птицы. - У меня свои правила в этой битве. Собака съест Хряка.