Меч

Под стенами Магдебурга, год 942 от Рождества Христова, апрель

— Язычники будут повержены и разгромлены! И над дикими землями востока засияет Крест! И каждый, кто пришел на зов, при жизни попадет в Царство Небесное! А кто погибнет, тот будет воскрешен! Ибо чисты их сердца и помыслы! Ради благого дела призваны вы под знамена с Крестом!..

Монах говорил красиво. Вернер даже заслушался. Ему искренне хотелось поверить в высокие цели намечающегося похода. Многие верили, особенно рядовые солдаты и ополченцы. Но у Вернера не получалось. Барона фон Эхингена жизнь сделала слишком прожженным циником, чтобы всерьез воспринимать весь треп про Веру.

Разгадка проста. Русы прошлым летом подошли к стенам Константинополя. Не приняв откуп, захватили город. И отдавать не намерены. То есть, с одной стороны, славяне несказанно разбогатели, захватив роскошнейшую столицу Средиземноморья, а с другой, они еще и усиливаются с каждым днем. И скоро станут очень сильны. Настолько, что любой встревожится. Не говоря уж о хитром лисе Оттоне, дующем на воду, даже не обжегшись на молоке.

Но сегодня, когда даже не все убитые упокоились под землей, славяне обескровлены. Если ударить большой силой, не устоят. Вот и собирает Оттон Первый под знамена всех, кто в состоянии держать оружие. Собирает, не глядя ни на возраст, ни на умения. Ведь как говорил кто-то из мудрецов: «Принято считать, что если рыцарь может стоять на ногах, то он достаточно здоров для пешего поединка, а если может сидеть верхом, то для конного. Если рыцарь не может ни стоять, ни сидеть, но находится несколько часов подряд в здравом уме и трезвой памяти, то он достаточно здоров для того, чтобы командовать битвой или вести переговоры».

Но всего лишь зова монарха — мало. К тому же, вассал моего вассала не мой вассал! Оттон не только хитер, но и мудр. И подрядил на это дело божьих слуг. Весьма успешно подрядил.

Самого же Вернера монашьи россказни интересовали мало. Он пришел и привел отряд под стены Магдебурга не ради высоких идей. Пусть другие бьются с еретиками, дабы ввести их в лоно истинной веры. Фон Эхинген умнее. Жить надо здесь и сейчас. А что будет после смерти… Тело бренно и материально, а душа бессмертна и бесплотна. Нельзя коснуться призрака, и глупо пугать бестелесный эфир жаром сковород и кипящей смолой. Вернер хорошо запомнил слова бродячего проповедника, заглянувшего в далеком детстве в замок на холме. Проповедника отец утопил в пруду, отправив еретика кормить карасей, но некоторые постулаты крепко засели в голове наследника.

Эхинген пришел за добычей. Русы взяли Константинополь. Значит, богатство в Киеве скопилось немалое. Или не в самом Киеве. Особой разницы нет. Поход пройдет по всем русским землям. Доберутся и до сокровищ. Все прочее — неважно.

Количество войск, собранное под Магдебургом, ошеломило Вернера. Рыцарь не мог поверить, что в одном месте можно собрать столь крупную армию. На смену недоверию пришло беспокойство. Конечно, Восточная Римская империя — богатейшая страна, да и свои сокровища у русов быть должны, но не слишком ли много подельников? Хватит ли на всех добычи, и какова получится доля каждого? О наделах фон Эхинген не беспокоился. Земель хватит на всех, даже с избытком. Вернер видел карту, у нее не было края, земли уходили вдаль до бесконечности. Как бы не до самой Индии…

Но Вернеру не нужна земля. И покорные сервы — тоже не нужны. Как и непокорные. Он предпочитает получать свою долю звонкой монетой и драгоценными камушками. На худой конец, и религиозная утварь подойдет. Горнилу все равно, что растекается в нутре. Что оклад православной иконы, что кусок тиары…

Впрочем, трезво поразмыслив, фон Эхинген успокоился. Да, армия велика. Но если противник так легко расправился с ромеями, не стоит ожидать, что его города сами откроют ворота крестоносцам. Силы у врага много, а значит, война не станет легкой прогулкой. И делиться придется со значительно меньшим количеством народа. Многие, очень многие погибнут. Кто из-за недостатка умений, кто из излишней горячности, кто из-за пустого бахвальства. А кто-то укором в трусости получит стрелу в спину. Или топором по затылку. Так или иначе, а победителей окажется намного меньше, чем тех, кто собирается ими стать.

Однако что-то Вернеру не нравилось. А больше всего то, что он не мог понять, что именно не нравится. Потихоньку складывалось впечатление, будто от его внимания ускользнули какие-то важные детали. Вот только какие? Может, огромное количество церковников в лагере, назойливее августовских мух жужжащие о святой цели и кознях дьявола? Назойливость можно понять. Впервые в истории мира столь великая сила собрана в один кулак под знаменами Церкви. Ведь мы же умны, мы понимаем, что без благословения Стефана у Оттона ничего не вышло бы…

И всё же слишком назойливо святые отцы ездят по ушам паствы. Им бы обрабатывать тех, кто не присоединился к Воинству Христову. А уже решившимся возложить живот свой на алтарь мученический зачем? Странно всё это.

Барон подошел к палаткам своего копья. Горько вздохнул, перешагнув сквозь оттяжки, спутавшиеся клубком. Нагнали столько войск, что невозможно встать на постой, как приличествует его рангу. Все хорошие места заняты. Приходится ставить палатки стенка к стенке. Невозможно выйти, дабы не вступить в какую-нибудь пакость. Человечью, конскую и собачью на выбор. Не говоря уже о коровьих. Зачем, спрашивается, держать войска под каменными стенами Магдебурга? Отчего бы не бросить собравшуюся армию вперед? Зачем ждать отставших? Неужели имеющихся сил не хватит? Таких сил! Ох, темнит Оттон Саксонский, ох темнит!

— Гюнтер, — позвал фон Эхинген, приподняв полог ближайшей палатки.

Из всех его людей Гюнтер самый толковый. И многое умеет. За что и назначен капитаном. А то, что не дворянин, так это дело наживное. Особенно в будущей Большой Войне.

— Слушаю, — отозвался из полумрака капитан, тут же выбравшись наружу.

Повинуясь короткому жесту Вернера, шагнул вслед за ним. Четыре дюжины шагов прошли в молчании. Впрочем, не больно-то поговоришь, пробираясь сквозь загаженные кусты. Барон не желал чужих ушей поблизости.

— Что-то мне не по себе, — пожаловался рыцарь, в очередной раз оглянувшись. Гюнтер всей фигурой изобразил внимание. И так же внимательно выслушал все, что сказал снедаемый подозрениями сюзерен. — Попробуй выяснить, где тут собака зарыта. И не пытаются ли нас усадить хлебать кашу с Дьяволом. Добыча — хорошо, но целая голова — еще лучше.