Бежать. Домой. Бежать. Домой.
Честно говоря, я уже немного начала запыхаться, все ж таки к пробежкам я не особо склонен. К долгим, я имею в виду, не марафонец чай. Вот дыхалка и начала сбиваться. Нет, можно было бы, конечно, воспользоваться и Быстрым Словом и Бодрым Словом… Можно. Но не нужно. Лучше их приберечь под самый конец, чтобы не оказаться без поддержки в самый разгар боя. Или хуже того — словить откат. Я и так чуть в забор не вошел, когда посреди бега поймал откат от Кошачьего Слова. Несколько секунд темноты — это и так неприятно, а во время движения — особенно, любой водитель, которому на ночной трассе дальним светом в лобовуху светанули, не даст соврать.
Бежать. Домой. Бежать. Домой.
Может, конечно, я и зря сорвался. Может, дома все в порядке и мои девочки сидят за столом, пьют чай из самовара — кстати, самоваров здесь нет, давно собираюсь их отпрогрессорствовать, да все как-то не до них — кушают пирожки с вареньем фирмы «Тетя Анфия», и мирно рассуждают о перспективах на урожай брюквы. Может быть, да. Но я как-то уже понял, что хорошие расклады — это не ко мне. И дома меня ждет, скорее всего, какой-то треш и апокалипсис, крездец и пизис.
Бежать. Домой. Бежать. Домой.
Я уже настроился на то, что, на подлете к дому, увижу картину, напоминающую ту, что встретил в ночь, когда познакомился с Клавой — дом окружен, вокруг стрельцы, Настя кидается файерболами, ее мама гибнет…
На моменте, когда я вспомнил об этой смерти, я взвыл и прибавил ходу. Хотя только что мне казалось, что упаду на мостовую и так и буду лежать, прижавшись щекой к гладким доскам. Смерть, даже потенциальная и не твоя — хорошо мотивирует…
Я вылетел из-за поворота улицы на свою, бросил взгляд на дом и…
Честно говоря — и ничего. Дом. Улица. Фонари, правда, не горят, и аптека не работает, но это только потому, что нет их на нашей улице, ни фонарей, ни аптек. А так — все тихо и мирно. Светят желтым светом окошки в бревенчатых домах, и в нашем, кстати, тоже. Такая мирная, умиротворяющая картинка, хоть сейчас ее на открытку.
Я постоял посреди улицы, тяжело дыша и чувствуя себя… не самым умным человеком. Мало ли, что напавших на меня Петьку с Гришкой — или как там их звали — Ольга видела с кем-то из морозовских. Может, они бухали вместе. А на меня эта братва налетела, потому что прослышали откуда-то, что у «англичашки» денежки водятся. А я уже насочинял…
Переведя дыхание, я уже более спокойно зашагал к дому. Открыл калитку, поднялся на крыльцо…
И еле успел отпрыгнуть в сторону, когда дверь вылетела, выбитая мощным водяным потоком.
Что за… там творится?!
Я выхватил нож — когда ты уже пистолет заведешь, придурок?! — и, взметая брызги, бросился по залитому водой крыльцу внутрь. Уже понимая, что я — все-таки не самый умный человек. «Идиотизм» и «самоуспокоение» — слова-синонимы.
Проскользив по мокрому полу, я затормозил, единым взглядом охватывая и оцениваю обстановку.
Все-таки напали…
Противно воняет горелым, и скорчившийся обугленный труп в углу подсказывает, что это он — источник запаха. Только красные сапоги с серебряными подковками остались нетронутыми.
Два стрельца в темно-оранжевых кафтанах медленно сползают по стенам. Морозовские. Все же морозовские.
Настя лежит в проходе, но жива, просто сбита с ног и, возможно, оглушена.
Тети Анфии и Александра не видно.
Клава, мокрая, как мышь, прижалась спиной к стене, затравленно озираясь по сторонам.
Аглашка злобно шипит, прижимая ладонь ко лбу, стирая выступившую кровь.
Дита, которая вообще-то — бесовка и это она должна злобно шипеть… а, нет, тоже зашипела, неразборчиво, но явно нецензурно. Ей, похоже тоже досталось от…
От того, что стоит посреди комнаты.
Знаете, есть такие пауки, которые живут под водой и там, под водой они себе воздушные купола строят. Такие серебристые. Вот. Вот примерно такой вот серебряный купол, только в рост человека и возвышался. Вернее, возвышался водяной бугор, под ним уже — купол, а сквозь водяные стенки того, что получилось, просвечивало что-то темное, что внутри находится.
На этом месте вода схлынула, залив пол по новой, и под водяным куполом обнаружился человек. Мне незнакомый, да со спины я мало кого опознаю, но пришел он сюда явно не с дружескими намерениями.
Почему? Ну, во-первых, потому что явно этот Повелитель Стихий выломал мне дверь и все намочил. Во-вторых — судя по всему, он же и раскидал людей по сторонам, причем не только стрельцов, но и моих девочек, за которых я этому Аватару стрелу на лысину натяну. И в-третьих — взгляды, которыми мои девчонки на него смотрят, яснее ясного подсказывают, что это — не супергерой Гидромен, который вдруг явился всех спасти и все починить.
Исходя из таких раскладов — которые пронеслись у меня в голове за доли секунды — я прыгнул вперед и перерезал ему горло.
Не ожидавший такого здрасьте Гидромен захрипел, выбросив кровь широким фонтаном — и умер.
Стрельцы — их, кстати, не два, а три было, одного я не заметил — вскинули пистолеты и нажали на курки.
Пиф-паф.
Ага, щас.
Нет, все же не стоит, наверное, пистолет покупать. Вон, стоит пороху намокнуть — и вместо выстрела, только щелчки и обидный девичий смех. Плавно перетекший в зловеще-маньяческий.
Аглашка и Дита синхронно, как будто тренировались — а, может, и тренировались — наклонились и вынули ножи из сапожков. А потом не менее синхронно улыбнулись маньяческо-зловещими улыбками.
Нет, стрельцы, если и растерялись, то совсем ненадолго. Те, кто в критической ситуации теряется… нет, такие, может, в стрельцы и приходят, но надолго не задерживаются. Не выживают.
Стрельцы медленно достали свои ножи. Те самые здоровенные тесаки, которыми здесь вооружаются те, кому сабли и прочие шашки по чину не положены, а вооружится здоровенным рубилом хочется. Ну и еще те, кому предстоит бой в помещениях. Потому что не в каждом здешнем тереме и палате можно рубить саблей, не в каждой саблю и из ножен достанешь — потолок помешает.
Расклад, конечно, не из самых лучших. У них — три стрельца, обученных и тренированных убийцы, у каждого из которых нож, длиной больше, чем наши ножи вместе взятые.
А у нас — Клава.
Я так понимаю, Морозовы нас вычислили и притащили покойного Гидромена, чтобы сразу глушить Огненные Слова моих девочек, а потом брать их тепленькими. Настю он смог оглушить водяным потоком. Но потом что-то пошло не по плану. А потом Гидромена я прирезал. А Клава — осталась.
Эх…
Только толку от нее немного. Девочка, которая могла одним Словом сжечь всю троицу, растерялась. Может, она побоялась, что дом загорится — я всегда знал, что излишние умствования только вредят — может, ее слишком сильно приложило об стену, но она стояла, застыв и не делая ничего.
Зато с пола, медленно, как недобитый маньяк в триллере, поднялась Настя. И вот она размышлять не стала.
Еле придя в себя и увидев ножи стрельцов, она не стала долго размышлять и сразу шарахнула в них Огненным Словом.
Один отпрыгнул, двое — не успели.
Две обугленные тушки рухнули на пол и зашипели, угасая в разлитой воде, третий стрелец вскинул руку и, наверное, хотел воспользоваться каким-то Словом.
А Натся, истратив последние силы, качнулась и начала падать.
Ба-бах!
Грудь стрельца разлетелась кровавыми брызгами — вы видели здешние пули? Ими без пистолета убить можно, просто кинув! — и Настя упала на руки вовремя появившегося Александра.
Блин, ну почему у меня так не получается?! Я, блин, ворвался, прикончил главного — и стою, как лопух на огороде. А Александр — в длинном кафтане, одна рука вытянута вперед с дымящимся пистолетом, второй держит обмершую девушку. Картинка — хоть сейчас на обложку книги.
Я выпрямился и солидно кашлянул:
— Мне кажется, нам пора сменить дом.
Морозовы нас вычислили. Не знаю, как они поняли, что это мы стоим за проникновениями в Дом, но они смогли это сделать. Морозовы все рассчитали правильно. Только ошиблись. С их точки зрения расклад был такой — есть группа людей, молодые парни и девушки, плюс взрослая женщина. Кто из них главный? Кто-то из мужчин? Один из них — местный, прекрасно всем известных, второй — англичанин, который сам бегает по всем делам, подставляя голову. Не-ет, главные так себя не ведут. А раз мужчины — не главные, значит, все просто.
Главной в нашей, предположительно, вражеской группе Морозовы посчитали тетю Анфию.
Исходя из таких вот раскладов решение было принято правильно — того, что по городу носится, заманить в ловушку и взять в плен. С этим несерьезным типом и случайные наемники справятся. А вот для того, чтобы взять главную — послали стрельцов и Гидромена. Который должен был нейтрализовать возможные Огненные Слова, в случае, если группа захвата будет атакована именно ими. Но он был подстраховкой на всякий случай, так-то планировали скрутить моих девочек силами одних стрельцов.
Каковые и вломились к нам в дом.
И вот тут всплыла самая фатальная ошибка их стратегии.
В доме была Настя. Которая на оранжевые морозовские кафтаны реагирует мгновенно. Вообще не задумываясь о последствиях, типа возможного разрушения дома или там, а вдруг эти ребята зашли спросить соли по-соседски. Морозовские? Убить!
Первый же стрелец… кончился, и Настя собралась было продолжать, но тут вступил в действие Гидромен. А потом уже и я нарисовался.
Кстати, был это, естественно, не Гидромен, а морозовский чародейный холоп, с огромной Силой и владением Водяным Словом. Водой он не управлял, но мог призывать ее из откуда-то в любых потребных количествах. Полезная способность была. Была, ага.
Все это мне рассказали мои девочки, пока мы бодрой трусцой рысили в сторону церкви. Весь мой боевой гарем: Клава, Настя, Аглашка, Дита, тетя Анфия, Александр… Так. Стоп. Александр в гарем точно не входит. Но, в то же время — уже и не чужой как бы. Ну и как тогда нашу группу назвать? Отряд? Хм. Семья? Хм. Кто мы тогда? Да и если вычеркнуть Александра…
Гарем ли у меня?
С одной стороны — я ведь ни с одной из них не сплю. Больше того… Я даже не знаю, как предложить любой из моих девочек постель. Это будет как-то… Неправильно. Оскорбительно. Унизительно для любой из них.
С другой — они меня вроде как бы любят. И я их — тоже вроде как бы люблю. Вон, когда Настя на руки Александра — мне было… неприятно. Ревность. Это точно была ревность. И любую из них представить в объятиях другого — такая же реакция. Они — МОИ. Но… Все пять? Можно ли любить сразу пятерых? А если выбрать одну — то кого? Кого я люблю больше, чем других? Кто бы знал, как ответить на эти вопросы…
Как же сложно-то, а… С Морозовыми справиться проще, ей-богу…
А вот и наша цель. Церковь. Родовая церковь рода Осетровских. Именно от нее идут подземные ходы, которые должны привести меня к скрытому под Домом родовому Источнику. Достижение которого превратилось из несколько добровольной задачи — в вопрос собственного выживания. Сомневаюсь, что Морозовы так запросто спустят мне уничтожение своих людей, не говоря уж про, кхм, оскорбление боярыни. Дважды. А без доступа к Источнику — меня разотрут в порошок. Нет, если я по-мушкетерски вызову Морозовых на дуэль — меня и так в порошок сотрут и даже не вспотеют. Но с Источником ситуации вроде сегодняшней будут разрешаться гораздо проще. Я надеюсь.
Церковь высилась над нами, темная и мрачная.
Я осторожно постучал в дверь. Глухо. Как будто в скалу долбишься.
Я постучал сильнее. Потом еще сильнее. Потом пнул дверь ногой.
— Огненное Слово ее не возьмет, — авторитетно сказал Клава, присмотревшись, — На этой двери столько защитных Слов наложено, что проще каменную скалу сжечь, чем ее.
Я попинал дверь ногой, чувствуя некоторую неловкость — все же церковь — но ответа так и не дождался. Ну и куда батюшка подевался? Домой ушел? Ага, на родное пепелище. Морозовы его все же достали? Ну, навряд ли они после этого заперли бы дверь? Спит? Хм. Кстати — вариант. На дворе как бы уже и ночь. Вполне может и спать и не слышать стука (назовем грохот, который я поднял, этим деликатным словом).
Развернуться и уйти — не вариант. Ждать до утра — тоже. Если мы не сможем войти в церковь и убедить священника пустить нас в подземелья (или хотя бы просто приютить) — нам хана.
— Аглаша, сходи посмотри заднюю дверь. Может, она открыта. Или ее проще взломать.
Скоморошка поскакала за угол. Вслед за ней потянулись все остальные, нагруженные кто чем. Уже как бы понятно, что конкретно эту дверь нам никто не откроет, чего под ней толпиться? Нет — так хотя бы в прицерковных сараях до утра разместимся.
Я спустился с крыльца последним. Машинально оглянулся.
Дверь в церковь была открыта.
Она не просто бесшумно открылась — в ней стоял отец Азарий. Молча смотревший на меня, замершего у подножия крыльца.
Молча?
До меня доносились слова, которые быстро шептал священник. Слова неизвестные, незнакомые, но, каким-то шестым, седьмым, десятым чувством, я понял, что это такое.
Отец Азарий произносил Мертвое Слово. Слово, которое меня сейчас убьет, стоит ему развести руки. Я сейчас умру. Потому что от Мертвого Слова нельзя увернуться, спрятаться, укрыться, убежать. Можно только его перебить, но чем? Я не знаю, что нужно успеть сказать в те несколько секунд, которые остались мне, чтобы отец Азарий не стал меня убивать.
Что тут можно сказать? Что? ЧТО?
Священник начал разводить руки…