Грёбаный ты кинжал отсосина… Вот сейчас-то я от души оценил подлость этого оружия. Может, Танигава его улучшила как-то, конечно, потому что раньше я такого эффекта не замечал. Здоровье медленно и нудно продолжало убывать. Рана продолжала ныть и не затягивалась. Силы — тоже падали.
В общем, я из бодрого и готового к любым подвигам рок-музыканта превратился в мрачную и унылую тень собственного хера, шатающуюся по Роминому дому, заливающую всё кровью и мечтающую всех убить.
Мы обшарили всё сверху донизу, включая подвал. Вивьен не было. Тогда я собрался с силами и заговорил с Ромычем, сидя у него в кухне на стуле:
— Ты её е**л ночью?
— Вивьен? Типа да, а чё?
— Ну поздравляю, ты е**л не Вивьен. А заодно поздравляю с лишением девственности.
— В смысле? Я ж давно…
— По правильным понятиям, с одной бабой — это не считается. Вот когда вторую отодрал — тогда уже серьёзный человек, можно разговаривать.
— Бля, Мёрдок, по-твоему, меня сейчас вот это е**т?!
— А чё ты от меня-то хочешь, малой?
Рома, психуя, метался по кухне из стороны в сторону, пока я грустно трогал пальцем свою рану. Кровить перестала — и на том спасибо. Но в целом, ситуация, конечно, п**дец ещё тот.
— А если и вчера это была не она? — высказал Рома страшное предположение.
— Нет, вчера — точно она была.
— Откуда ты знаешь?
— Она песню сочинила. Пела. Я видел, как её прёт. Такое не симулировать. А если человека в группе так прёт, он не будет резать меня, начальника этой самой группы. Нелогично. А неписи должны хоть чутка с логикой дружить.
— Вив не дружит.
Я вспомнил, что эта Вив пару месяцев назад учудила с Коляном в Яме и содрогнулся. Так-то да, от этой шамотры можно чего угодно ожидать, хоть инопланетян, хоть второго пришествия.
— Короче, берём за аксиому, что вчера она была — она. Значит, Танигава её устранила, когда ты уснул. Ты во сколько уснул?
— Хэзэ… Часа в три, наверное.
— Угу… Ладно. Далеко бы она её не утащила. Ты подвал точно внимательно осмотрел? Картошку перебрал?
— Какую ещё, на**й, картошку?!
— Ясно. Пошли наружу.
Снаружи я внимательно осмотрел дворик, не нашёл ничего интересного. Тогда я обошёл дом. Рома прилежно топал за мной.
— Опа, — сказал я, споткнувшись о лопату. — Твоя?
— Нет, на**я мне лопата! — удивился Рома.
— Теперь твоя. Бери, юнга, сейчас приобщу тебя к сельхозработам.
Задний дворик был — одно название. Будь это мой дом, да в реале, я б сюда ходил поссать. Полтора шага от стены дома и до забора. Зато сразу видно, где участок земли неаккуратно присыпан лежалым ноздреватым снегом.
— Копай, — сказал я и вынул из инвентаря некогда стыренный у Сандры стул. — А я покурю покамест.
Пока Рома копал, я курил и угарал с того, что дым выходит у меня из дырки в груди. Угарая, я ещё и думал, ибо был гениален. И понял одно: Сандру надо прессовать всерьёз. Вот прям брать — и прессовать. И не отступать ни при каких обстоятельствах, не соглашаться ни на какие компромиссы.
— Всё равно всё из-за тебя! — пёрднул вдруг стоящий по колено в яме Ромыч.
— Чё сказал такое? — просипел я.
— За тобой эта херня охотится. И Вивьен из-за тебя пострадала.
— Слышь, Ромыч, ты уже вообще о**ел, что ли?
— А чё, чё-то не так ска…
Тут он заткнулся, потому что лопата ударила во что-то плотнее земли, и это что-то приглушенно мяукнуло.
— Ага, а вот сейчас ты своей благоверной лопатой в репу засадил из-за меня, — подколол я его. — Всё из-за меня. И яблоко Еве тоже я втюхал. Незадорого.
Но Ромыч меня уже не слушал. Понятно, кого волнует, чего там п**дит Мёрдок, когда есть баба!
Вивьен лежала под землёй совершенно невредимая, бережно связанная и полностью голая. Одежду, надо понимать, позаимствовала у неё Танигава.
— Какой кошмар! — весело сказала Вивьен, когда Рома вынул кляп у неё изо рта. — Я думала, что так и останусь там, под землёй, навсегда!
— А чё радуешься-то? — спросил я.
— Что не осталась!
Довольный исходом Ромыч поволок её в дом — одеваться. Я же добил сижку, бросил окурок в могилу Вивьен и вздохнул.
Запись сегодня, по ходу, накрывается. Я не в голосе от слова совсем. Итого, если начать завтра, то до собеседования с братом у нас останется три дня. Три дня, пять песен. Простых песен. Должны успеть.
Однако если Танигава будет продолжать строить козни, то хер его знает, сколько мы ещё времени потеряем.
— Ромыч! — прокаркал я, обойдя дом. — Я ушёл!
— Вали! — донеслось приглушенно из дома.
— Сандру найди и передай, пусть ко мне зайдёт.
— Я те чё — мальчик на побегушках, что ли?!
— Ромыч, б**дь! Не выводи меня, а?
Я торопливо шагал домой и проклинал себя последними словами. А всё почему? А всё потому, что вчера я опять, как последний е**ан забыл про Доброжелателя и его странную посылку. Дерьмо! Мёрдок, надо тебе как-то последовательность мышления качать. А у тебя вообще такого навыка нет. Значит, придётся без цифры, в аналоговом режиме.
На пороге дома меня встретил Коляныч.
— Что ты, Коленька, не весел, что залупу ты повесил? — поприветствовал я его.
— Вейдер слился, — мрачно сказал Коля.
— Куда?
— От нас.
— О как…
— Вопиюще, — покачал головой Колян. — К нему вернулась Даниэлла, и он утратил интерес к революции.
— Нутк. Все революции делаются от недотраха, Колян. Я ж тебе давно говорю: давай тебе бабу найдём, а? Мужчина ты видный, совершеннолетний. Да с тобой любая пойдёт, а хочешь — сразу три-четыре.
Говоря, я поднимался по лестнице к себе.
— Не до баб мне сейчас, батя, — шагал следом Колян. — Ячейка распадается.
— Да и х*й на неё, значит. Пусть себе распадается, а ты пока с бабами подружишь. А там уже виднее будет.
На пороге своей комнаты я заколебался. Захлопнуть дверь перед носом у Коляна было бы непедагогично. Ладно, чё… Какие у меня от него могут быть секреты?
— Заходь, — пригласил я. — Щас фигню одну побачим.
Я сел на кровать, Колян уселся рядом. Я достал зеркальце, коснулся его поверхности, и на нём правда появилось меню. Всего три кнопки. Одна — «Проиграть последнюю запись», вторая — неактивная — «Выбрать запись для просмотра», и третья — «Заблокировать экран».
Я тыкнул «Проиграть последнюю запись».
На экране зеркальца появилась рожа Доброжелателя. Рожа выглядела измученно, к носу тянулись шланчики, на заднем фоне пищали какие-то больничные приборы.
— Здравствуй, Мёрдок, — слабым голосом сказал Доброжелатель. — Прошу, самое главное — не показывай эту запись моему сыну!