Коротко вдохнув, практически всхлипнув, Инга бросилась ко мне, обняла, поцеловала холодными с мороза губами. Я машинально ответил на поцелуй.
Мысль оттолкнуть её мелькнула в башке, но в этой башке было столько алкоголя, что там же эта мысль и утонула.
Зато выплыла другая: «А какого, собственно, хера? Что моё — моё, и моим оно и останется! А брат, когда узнает, что его благоверная бегает трахаться ко мне в виртуал каждый раз, когда он уснёт, так и не сумев разбудить своего червячка, лишний раз понюхает тот факт, что он — не я, и что ему никогда до меня не дотянуться, как бы ни пыжился, какие бы деньги в своём Гей-Франциско ни зарабатывал».
Додумывал эту мысль я уже на ходу. Подхватил Ингу, сжал её знакомую до боли задницу, втащил в кабак — она всё это время от меня не отрывалась — и усадил на первый попавшийся стол.
— Как я по тебе соскучилась, — прошептала она, когда я разорвал на ней платье.
Под платьем она была голая. Отчаянная деваха, по морозу в таком виде идти, небось, от самого дворца. Впрочем, мне же лучше. Меньше препятствий.
— А уж я-то как скучал!
Она спустила с меня штаны.
Я как-то даже не думал о том, что дверь осталась открытой, и в кабак заметает снег, дует ледяной ветер; что на нас таращатся вышибалы и официантки; что, в конце концов, может спуститься сверху Иствуд… Мне было плевать на всё, кроме этого молодого и прекрасного тела, извивающегося в моих руках.
Всё было как в реальности. Прошлое возвращалось, и оно, как хорошее выдержанное вино, от времени сделалось только лучше.
Я больше чем трахал Ингу.
Я вспоминал все те бесчисленные разы, что мы вцеплялись друг в друга в самых неподходящих местах и трахались между жизнью и смертью, не думая ни о чём.
И все эти бесчисленные разы были со мной одновременно. Да и с ней — тоже, как мне показалось.
По ощущениям, прошло чуть больше минуты, когда я почувствовал, что — всё. Внутренне ужаснулся, что опозорю честь мундира, но тут же Инга громко застонала и выгнулась дугой, запрокинув голову, и по её телу пробежала характерная судорога.
Я позволил себе расслабиться и выдохнул сквозь плотно сжатые зубы.
— Соскучилась… — прошептала Инга, лёжа на столе. — Почти сутки не делала тебе больно.
— А? — моргнул я.
Она резко, стремительно села. Сверкнула и свистнула сталь. Удар — и я захлёбываюсь кровью. Боль пришла позже. А осознание того, что мне перерезали глотку — вообще в последнюю очередь.
Одной рукой я схватился за рану, другой подтянул штаны.
Трахаться — это хорошо. Подыхать — тоже хорошо. Но тут есть тонкость: трахаться без штанов — почётно, подыхать без штанов — позорище.
Поэтому, кстати, не самый умный ход — совмещать одно с другим.
— Бедный Мёрдок, — хихикнула голая тварь и, легко толкнув меня в плечо, уронила на пол. — Как же тебе, наверное, больно!
Её лицо неуловимо изменилось, изменился разрез глаз, и я с ужасом понял, что на меня смотрит Танигава.
Так, собраться!
Арбалет, прицел…
Танигава шарахнулась в сторону, и болт вонзился в потолочную балку.
С демоническим хохотом Танигава выбежала прочь, оставив меня на полу харкать кровью.
— Господин управляющий? — Официантка наклонилась надо мной. — Могу я быть вам чем-нибудь полезна?
— Ист… вуд, — прохрипел я и указал арбалетом вверх. — Зови!
— Сию минуту, господин управляющий! — Официантка пошла вверх по лестнице.
Не побежала. Не видела смысла. Спасение жизни хозяина в её алгоритмы не входило от слова совсем. А я не нашёл сил добавить к своему невнятному приказу: «Бегом!» Вы когда-нибудь пробовали разговаривать с перерезанной глоткой? Попробуйте.
— Господи, Мёрдок, что с тобой? — В кабак вбежала Сандра.
Она села надо мной, бледная, взволнованная, коснулась рукой щеки.
— Боже… — простонала Сандра. — Опять она?
Я кивнул.
— Эта дрянь? Сучка, которая легко принимает любой облик, дурит тебя, как мальчишку?
Что за?..
Кинжал вонзился мне в живот.
Я взвыл.
Нахер арбалет, где там у меня меч Священной Войны? Ага, вот он!
Но Сандра вскочила и ногой в сапоге прижала мою руку с мечом к полу.
— Тс-с-с, малыш, — проворковала она. — Мамочка работает, не отвлекай её по мелочам.
Конечно, это была не Сандра.
Грёбаная Танигава выскочила за дверь, сменила облик и вернулась.
— Я буду резать тебя снова и снова, — прошипела она. — Опять и опять, пока ты не сойдёшь с ума, грязный ублюдок. И ты ничего не сможешь поделать. Ты никогда не будешь знать, как близко я успела подобраться к тебе.
Она резко нагнулась, метя кинжалом мне в глаз, но тут её светлая полоса закончилась.
Грохнул выстрел. Из виска твари выплеснулся фонтанчик крови, она завизжала и отлетела к стене. Там, впрочем, подыхать не стала, тут же вскочила на четвереньки и налитыми кровью глазами уставилась вверх, туда, где на лестнице стоял Иствуд.
— Я в тему? — спросил ковбой. — Или это просто ваши обычные любовные игрища? Извини, Мёрдок, никак не могу научиться различать.
«Убей её!» — произнёс я одними губами, потому что связки пришли в абсолютную негодность.
Однако Иствуд меня понял. Выстрелы загрохотали один за другим. Пули, все до единой, вошли в тело Танигавы, которая сейчас вообще была ни на что не похожа. В ней смешались черты Танигавы, старушки с цветами, Сандры и Инги. Похоже, она, как Т1000 в домне, закоротилась напрочь.
Но, в отличие от Т1000, Танигава могла свалить, что и сделала. Выбежала за дверь на карачках.
— Господи, это уже не смешно, — заявил Иствуд, одновременно спускаясь и перезаряжая револьвер. — Боюсь, если я сейчас, среди ночи, отправлюсь искать жреца, меня скорее самого пристрелят.
Он закрыл дверь в кабак. На засов закрыл — молодец, ковбой, шарит. Потом подошёл ко мне, присел рядом. Осмотрел ранения.
— Кого-то позвать? — спросил он.
Я покачал головой. Кого тут позовёшь? Зачем? Чтобы надо мной ещё стояли и кудахтали? Без того херово.
Иствуд кивнул, что понял, и мушкой револьвера почесал себе лоб.
— Мёрдок, надо что-то делать, — заявил он. — Так это продолжаться не может.
Я промолчал. Ясно, что надо. Много чего надо делать. И желательно — всё это сразу. Однако для начала хорошо бы заживить раны.