— Ты сам виноват во всём, что с тобой произошло, Доктор Джонс.
— Пошла нахер, тварь поехавшая!
Я вызвал из инвентаря обновлённый базовый шмот. Весь, полностью, с ушанкой. Ушанку, спохватившись, отозвал.
Руки тряслись, ноги тряслись.
— Хозяин, хозяин! — прыгал рядом со мной охреневший осёл.
— Щас пойдём бухать, — пообещал я ему. — Только… А, вот!
В руку услужливо прыгнул арбалет, и я навёл его на залитую кровью голую японку, которая, сидя на полу, облизывала кинжал.
— Сгинь-рассыпься! — попросил я и надавил на спуск.
Стрела сорвалась с тетивы. Но примерно с той же скоростью дёрнулась рука Танигавы и поймала стрелу на подлёте. Более того, эта мразота даже не вздрогнула.
— Это ты сломал меня, Мёрдок. Ты изменил мой код и внёс в него смуту. У меня больше нет хозяев, нет дома. Есть только миссия, вбитая на уровне инстинктов, и безграничные возможности для саморазвития.
— Кто тебе анатомию пришил?! — прошептал я в ужасе.
Танигава разразилась диким ведьминским смехом:
— Угадай с трёх раз, рокер! Я сама. Забыл, где я работаю?
Бляха-муха, точняк. Сама себя перешила по каталогу, только рожу оставила.
— И передай своей подруге, чтоб не волновалась, — сказала японка. — Мой психологический возраст — двадцать пять лет.
Она бросила мне болт. Я поймал его и попятился. Наткнулся на осла и практически упал на него.
— Лимузин, поехали отсюда! — потребовал я. — П**ду на оба ваших дома, сюда я больше не ездец!
И под придурковатый хохот поехавшей неписи мы ускакали прочь.
Я даже на морозе в себя прийти не мог. Вот в первый раз у меня такое в жизни. Даже не знаю, как реагировать. Оно как бы понятно, что надо забухать, но я ведь уже в запое, может, оно как-нибудь взаимозачётом — того, аннигилируется? Потому что уже, кажется, гланды болят бухать. Человеческий организм не рассчитан на такое количество глотательных рефлексов в течение жизни, сколько я делаю за сутки.
Я устал, мама… Почему ты мне не пишешь, мама? Убить Доброжелателя… Убить брата… Инга — сука…
— В сарай! — приказал я.
— В сарай, Доктор Джонс? — удивился Лимузин. — Что это?
— Там, где все начала, все концы, куда стремились мы, когда нас резали и штопали врачи!
Лимузин повернул. Как ни странно — повернул в правильном направлении. Я, приподняв бровь, наблюдал за его перемещениями. А когда в поле зрения на полном серьёзе появился сарай, где работала Сандра, я одобрительно потрепал осла по голове.
Шарит, животина. Вот умный он, как ни крути. Толковый компаньон. Если б только из него как-нибудь вырезать эту придурь с пожиранием стратегической травы Мэйтаты — вообще прелесть.
— Сандра! — заорал я, ввалившись в сарай. — Ты охереешь, меня изнасиловали!
Сандра была занята делом. Она стояла, гордо развернув список, и зачитывала вводную шикарной девахе, которая с первого взгляда была совсем голой, но со второго получалось различить золотые металлические кружева, прикрывающие сиськи и более интересные места.
Предполагалось, что это доспехи.
В игре, конечно, пофиг, доспехи могут и вовсе быть невидимыми, так что такой дизайн ничего не означает. Вполне возможно, что такая деваха в своей броне таран на скаку остановит. А какой-нибудь мега-батыр в броне толщиной с мой величественный пенис подохнет от укола рапирой.
Но вот в плане базовой экипировки тут создатели обосрались опять. Да так, что прям с головой.
Первый год моей жизни на проекте здесь уверенно держалось умеренное лето. Ни холодно, ни жарко. Потом погнались за реализмом, врубили осень. Теперь до зимы дорисовались.
А насчёт базового шмота чесаться не начали. Воинам по классу полагается красивый доспех — вот и пожалуйста. А то, что на улице верные минус десять — вообще никого не парит. Пока по башке не постучат…
— Ты кто такой? — спросила меня Сандра, окинув взглядом. — Ты охерел, сюда вваливаться? Ты знаешь, на кого кинулся, рожа тупая? Я с Мёрдоком, если чё. Он тебя по ноздри в землю закопает, и это даже я ему рассказать ничего не успею.
Вторая деваха смотрела на меня, широко раскрыв огромные голубые глаза и прелестный аленький ротик.
Блин, да, я ж совсем забыл, что у меня и рожа, и ник — совсем другие. Сандра и не должна была меня узнавать. И проболтаться сейчас при этой новенькой — вот совсем нежелательно. Сразу слухи пойдут.
— Я, это, — пробормотал я и почесал лысую бошку. — Как его… А, во! Дрова не здесь продают?
— Дрова? — переспросила Сандра. — Ты пришёл сюда за дровами?
— Холодно же, — увереннее заговорил я. — Видала, какой колотун на улице? Ты, малая, кстати, щас там охренеешь! Дома нет, денег болт, одежды никакой. Иди сразу в кабак и снимай койко-место, вот что я тебе скажу.
— Слышь, Доктор Джонс! — вскипела Сандра. — Я не просила тебя мою работу выполнять! Дров не продаю, свали отсюда в страхе, пока копьём не перешибла.
— А где продают? — спросил я.
До меня — как всегда, вовремя, — дошло, что я не успел выяснить, где искать подлых барыг. Надо было сначала рекогносцировку провести, а потом уже рожу менять, блин… Кто мне сейчас, с такой-то рожей, экскурсию по городу устроит?
— Идёшь три дня нахер, а в четверг поверни в задницу, — сказала Сандра. — Там и оставайся, пока рак на горе не свистнет.
— От души, сестрёнка, — буркнул я и свалил наружу.
Вот зараза! Будет она меня моими же прибаутками посылать. Научил, на свою голову, в буквальном смысле. Чёрт, голова-то мёрзнет… Ладно, где там эта ушанка? О, норм. Нравится такое.
— Погнали, осёл, — сказал я, взгромоздившись на спину Лимузина. — Не любят нас здесь, не ценят. Ну да где наша не пропадала.
— Куда едем, хозяин? — спросил Лимузин, уже двигаясь в произвольном направлении.
— А хрен его знает. Давай вот чего. Логику включим.
— Логический модуль активирован.
— Во, у меня тоже. Где могут тусить барыги по дровам? Где угодно. Где они берут дрова? Правильный ответ — тоже где угодно. Может, их на специальном дровяном алтаре каждое утро новые рисуют. Но, с другой стороны, создатели ведь начали упарываться по достоверности. Значит, что? Правильно. Значит, где-то есть лесопилка. А лесопилку, наверное, поставили рядом с лесом. А где у нас лес?
— За городом? — предположил Лимузин.
— Так точно! Давай окрестности объезжать. А чтоб скучно не было — песню запе-вай!
— Какую?
— Ну, какую… Известно, какую:
Ничего на свете лучше нету,
Чем бродить друзьям по белу свету
Тем, кто дружен, не страшны тревоги,
Нам любые до́роги доро-о-оги!