— Пароль? — спросил Дон, глядя на меня сурово, сверху вниз.
— Дон, ты охерел? — удивился я.
— Я помню, где я оставил Мёрдока. Теперь можно ждать всего, чего угодно.
— Да сломал я эту непись твою японскую. Не насовсем, но ключик подобрал. Хочешь — тебе скажу, тоже как-нибудь поугараешь.
— Пароль! — рявкнул Дон.
Ух, бля, вот он себе выразительные характеристики-то вкачал! Ну точно — мэр, иначе и не скажешь.
— Стеклянный онанист, — промямлил я.
И почему стеклянный?.. Наверное, от пословицы — «надолго дураку стеклянный хер».
— Не совсем правильно, — поморщился Дон, — но именно так ответил бы настоящий Мёрдок. А ты, полагаю, Сандра?
— Нет, — психанул я. — Это — осёл Лимузин. А Сандра — вон, на полу лежит. Устала, дров нап**дила.
— Что-о-о! — взвился Дон, и я прикусил язык.
Б**дский в рот, Мёрдок! Ну кто тебя за помело тянет? Это ж Дон. Ну да, он друг и всё такое прочее, но ведь мэр же! А ты при нём — про дрова. И про «сп**дила».
— Откуда эти дрова?! — Дон подбежал к вязанке дров. — Сандра, где ты их взяла? — навис он над ослом.
— И-а-а-а, — растерянно протянул Лимузин.
— Господи, Дон! — крикнула Сандра. — Я здесь сижу! Что с тобой?
Дона чуток попустило. Он рухнул на кстати подвернувшийся стул и прикрыл лицо рукой.
— Извините, — сказал он глухо. — Столько всего навалилось… Я пытаюсь держаться, но это слишком даже для меня. Политика — такое дерьмо.
— У-у-у, Донни… — Я достал пузырь и встал с дивана. — Ща всё ровно будет. Сэнди, стаканы организуй, да? И закусить чего-нибудь.
— Ты охерел? — поднялась Сандра. — Вы оба охерели? Мёрдок, мы обсуждаем, как работать с твоей группой! И ты хочешь на всё забить ради пьянки? Серьёзно?
— Но Дону ведь грустно! — развёл я руками. — Чего ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты стал самой охеренной рок-звездой, Мёрдок. Хочу, чтобы ты жил в громадном белокаменном дворце, где всё, что не золотое — серебряное, и алмазов россыпью, и чтобы ты не мог появиться на улице без охраны, потому что мужики сразу кидаются к тебе за автографами, а женщины пытаются отдаться тебе прямо посреди дороги. Хочу, чтобы когда у твоих друзей возникали проблемы, ты щёлкал пальцами, и всё решалось. Но чтобы этого добиться — надо очень много работать, Мёрдок!
Я в задумчивости посмотрел на бутылку. На Сандру. На Дона. На осла смотреть не стал. Чё я, осла, что ли, не видел?
— Она права, Дон. — Я убрал бутылку. — Хватит бухать. Чё ты как маленький? И мне дурной пример подаёшь. Мэр ещё называется. Надо учиться встречать проблемы лицом, так сказать, к лицу. Давай, излагай, чё там у тебя не так.
Я сел за стол. Дон, тоже немножко впечатлённый речью Сандры, опустил руки и посмотрел на меня красными глазами. Как будто укуренный, только не укуренный, а задолбавшийся.
— Я не справляюсь, Мёрдок, — тихо сказал он.
— Чё за херня, Донни?! — возмутился я. — Как ты вообще можешь хоть с чем-то не справиться? Ты ж вон какой бугай серьёзный, обосраться и не встать! Да тебе все мои жизненные проблемы — на одно плечо взвалить и вынести, а у меня тех проблем столько, что…
Я осекся, потому что в этот момент открылась дверь, и в дом вошла румяная с мороза Вивьен. Она стащила меховые сапоги, шапку, дублёнку (ишь ты, как прикинулась! Ромыч, что ли, наспонсировал?) и, кивнув гостям, посмотрела на меня:
— Собрание уже началось?
— В подвале, — мотнул я головой. — А ты тоже из этих, что ли?
— Да, у меня сегодня доклад на тему «Слабые места в программном коде создателей и где они обитают».
— Н-да…
Вивьен босиком на цыпочках подбежала к двери в подвал, приоткрыла её. На секунду в гостиную прорвались голоса митингующих внизу людей, потом опять стало тихо.
Слабые места в программном коде… Да это ж моя тема. Кто круче меня в этом шарит? Но я, конечно, не такой дурак, чтобы в этот детский садик вляпаться. У меня тут серьёзные дела. Дон засбоил, музыка не того… Не этого.
— А чего они хотят? — спросил Дон.
— Кто, эти? — ткнул я большим пальцем в сторону подвала. — Хлеба и зрелищ, наверное. А может, пива и водки. Чего там обычно люди хотят? Не знаю, не моя целевая ауди… — Тут я ненадолго задумался и переключил тему: — Забей х*й, Донни. Чё ты себе голову морочишь? У тебя ж серьёзные вопросы. Ты излагай.
Дон с видимым усилием отвёл взгляд от двери в подвал. Сандра затеяла готовить чай. Ну, эту хлебом не корми — дай чаю насосаться. Или кофе. Или ещё говна какого.
— Чего излагать-то? — буркнул Дон. — Сам не видишь? Зима пришла. Холодно. На дрова цены взвинтили.
— Норм, чё, — пожал я плечами.
— Нет, Мёрдок, это не норм! — заорал Дон. — Это один из тех пороков экономики, которые выводили меня в прошлой жизни, и я буду с этим бороться!
— Ну, и как бороться? — поинтересовался я.
Дон потупил взор. Сандра поставила перед ним кружку, потом — передо мной. Я с презрением посмотрел на чай. Херня какая… Но ладно. Надо немножко трезветь. Пьяным я, кажется, уже сделал всё, что мог.
— Это не борьба, Дон, — сказала Сандра, усевшись по ту сторону стола от нас. — Ты перепутал реал и виртуал. Если бы они зависели от доходов с продажи дров — уже пошли бы на уступки. Но им плевать. Они спокойно проходят квесты и зарабатывают в разы больше, чем на дровах. А в дураках остаёшься ты. Скоро весь город будет винить тебя.
— А если я сдамся? — горестно сказал Дон. — Если я уступлю — что тогда?
— Тогда дровосексуалисты посчитают, что ты — пи*да, — сказал я, отхлебнув чаю. — И будут е**ть тебя при всяком удобном случае.
— Вот именно! — прорычал Дон.
— Ну, ты сам себя в такую позицию поставил. Чё было залупаться из-за нарисованного говна?
— Спасибо, Мёрдок, ты мне очень помог!
— Пф! Да я ж ещё не начинал даже.
— И не начинай. — Дон встал, весь такой обиженный. — Зря я сюда пришёл.
— Прикрути-ка фитилёк, — посоветовал я ему. — Тебе женщина чаю заварила, а ты — по съё*кам. Некрасиво, Дон. Как там, у Горького — мерилом всякой цивилизации является отношение к женщине, как-то так.
— У какого ещё Горького? Это Купер!
— Х*юпер, — не стал я спорить, ибо не был литературоведом. — Ты, Дон, себе башку хернёй забил, вот я о чём. Кто-то кому-то не дал кусок нарисованной херни за оговорённое количество кусков другой нарисованной херни… Ну ты сейчас реально как будто пришёл с работы, а у тебя детишки в магазин играют. И ты, дебил пьяный, ворвался, наорал на них, раздавил прилавок и стоишь, такой гордый. Детвора в рёв, и кто в этой ситуации сука и козёл? Ну само собой, ты, Дон.
— Так а за каким тогда чёртом я стал мэром?! — заорал на меня Дон, но жопу таки приземлил обратно на стул.
— Вот этим вопросом, Донни, надо было изначально задаваться. Нахера лезть туда, куда собака хрен не суёт?
Промолчал, отвернулся. Видать, уже не раз мысленно эти слова сам себе говорил. Ну а я что — виноват, что я всегда прав? А я всегда прав. Потому что обладаю разумом гения. Ценишь своё очко — держись подальше от политики. А если влез в политику — ну, не удивляйся уже, что все тебя за пидараску считают.
— Серьёзные вопросы надо решать, а не по х**те всякой дёргаться, — подытожил я. — Вот у тебя, например, электорат годную музыку слушать не хочет. Что ты по этому поводу сделал? Ничего. У самого проигрыватель дома есть? Стопудов есть, ты тут каждую какашку новую обкатываешь. И чего слушаешь? Не отвечай, сам скажу: всякое скучное говно. А задумался ли ты, почему ты слушаешь такое говно? Задумался ли ты, почему не взял добротной, годной музыки? Нет, Донни, ты не задумался, потому что Матрица поимела тебя. У вас, европейцев, америкосов и прочих чурок, образование — говно. А у нас был такой поэт — Заболоцкий. Он вот чего говорил:
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!