— А, вот и наша суперзвезда! — Лицо Симоняна расплылось в улыбке, и он протянул мне руку для рукопожатия.
— Здравствуйте, Никита Павлович, — также с улыбкой ответил я. — Рад вас видеть.
— Я тоже тебя рад видеть, дорогой. Как Швеция? Как поговорил с Круифом?
«Конечно, уже сообщили. Кто бы сомневался, » — подумал я, но вслух сказал совсем другое:
— Прекрасно поговорили. Думаю, вы и так уже знаете, что господин Круиф склонял меня к переходу в «Аякс». Прямо так и склонял. Ну, не такими словами: «Давайте, господин Сергеев, бросайте все и бегите в Голландию, мы все устроим», но интересовался моим мнением. Думаю, характер моего ответа вы и так знаете.
— Да, знаю. Эдуард Васильевич мне сказал. Да и не только он. — Интересно. Получается, таким нехитрым способом Симонян в лоб говорил мне о том, что мои приватные разговоры не очень-то и приватные. Но на самом деле ничего против не имею. Тем более что по примеру Барышникова и Нуриева дергать за границу не собираюсь. Так что если хотят безопасники играть в шпионов в моем отношении, то пусть играют.
— Но мы тебя позвали сюда по другому вопросу, Слава, — продолжил Симонян. Он демонстративно посмотрел на часы. — Ты даже немного рано приехал. Совещание начнется через пятнадцать минут.
— Совещание? — переспросил я.
— Да, совещание. И очень большое. С участием не только меня или других функционеров от футбола, но и представителей партии и правительства. Будем решать один вопрос, и ты, дорогой друг, нам очень поможешь. Ну а пока — чай, кофе? Может быть, воды газированной?
— Чай, если можно, — ответил я.
— Отличный выбор. У меня сегодня такой чай — с чабрецом, крепкий, хороший. Сахар, печенье?
— Да нет, спасибо, достаточно чая.
Пока мы с Симоняном чаевничали, его кабинет с длинным столом, возле которого были расставлены стулья, стал потихоньку заполняться людьми. И действительно, Никита Павлович не преувеличивал, когда говорил о том, что совещание будет достаточно интересным и важным.
Первым появился Эдуард Васильевич, затем товарищ Колосков — один из наиболее влиятельных советских спортивных функционеров и человек, который обладал очень большими связями за границей. Председатель Моссовета товарищ Сайкин, член ЦК товарищ Гришин. Марат Владимирович Грамов, председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР — фактически министр спорта. Русак, его заместитель. И внезапно — министр строительства СССР Владимир Иванович Решетилов.
Помимо них было достаточно много персон поменьше, и складывалось стойкое ощущение, что готовится нечто по-настоящему грандиозное. Состав участников этого совещания был очень пестрым. Ну вот что может свести вместе того же министра строительства СССР и председателя Федерации футбола? Вопрос.
Да еще и я зачем-то оказался в числе приглашенных. Девятнадцатилетний Ярослав Сергеев среди всех этих больших и важных товарищей смотрится несколько инородно.
Зачем в кабинете Симоняна собрались все эти люди, открылось достаточно быстро. И вот же Никита Павлович, хитрый армянский жук! Я появился у него первым, но он ни словом не обмолвился о том, что здесь планируется и зачем я тут нужен.
— Товарищи, здравствуйте, — поприветствовал всех Симонян. — Вижу, что все в сборе, думаю, что можно приступать. Думаю, ни для кого не секрет, для чего мы здесь — за некоторыми исключениями. — Симонян улыбнулся и посмотрел на меня. — Но в любом случае протокол обязывает.
Мы собрались с вами, товарищи, для того чтобы обсудить заявку Советского Союза на проведение чемпионата мира 1994 года. Успехи советского футбола последних лет, включая триумф на последнем чемпионате мира в Мексике, показали партии и правительству перспективность дальнейшего развития футбола, в том числе и для народного хозяйства нашей страны. В ФИФА существует негласное правило о ротации мировых первенств между федерациями, но уникальное географическое положение Советского Союза и авторитет нашей страны как вообще на мировой арене так и в спорте в частности, говорит о том что у нас есть очень неплохие шансы.
Поэтому мне на самом верху была поставлена задача подготовить заявку Советского Союза на проведение чемпионата мира 1994 года. Как все вы знаете, мы уже подавались на конкурс, но уступили в 1990 году Италии. И сейчас мы хотим попробовать второй раз побороться за это право.
Смотрите, товарищи, какие у нас планы.
Симонян подошел к стене, где висела завешанная тканью карта, развернул ее и, взяв в руки указку, продолжил:
— По планам, согласованным с ведомством товарища Решетилова, — последовал кивок в адрес министра строительства, — девять стадионов в восьми городах Советского Союза. Москва, Ленинград, Киев, Минск, Тбилиси, Алма-Ата, Новосибирск и Ереван. В этих городах мы планируем провести турнир. Отдельно обращаю внимание на находящиеся в азиатской части Советского Союза Алма-Ату и Новосибирск, это важная часть нашей заявки. Никогда еще чемпионаты мира не заезжали в географическую Азию, мы будем первыми.
А если говорить о стадионах, то, соответственно, это «Лужники», республиканские стадионы или, как в случае с Ленинградом, Центральный стадион имени Кирова. Плюс строящийся сейчас стадион «Торпедо». План строительства стадиона «Торпедо» будет пересмотрен в сторону увеличения вместимости до пятидесяти тысяч зрителей. Стадион в Новосибирске планируется построить с нуля.
Помимо подготовки стадионов во всех городах заявки планируется ремонт существующего гостиничного фонда и модернизация другой инфраструктуры.
Вот это новости! Чемпионат мира 1994 года. Насколько я помню из реальности, которая меняется каждый день, этот турнир прошел в США и стал рекордным по посещаемости. В Соединенных Штатах было задействовано очень много арен вместимостью больше шестидесяти тысяч, а самый маленький стадион того чемпионата вмещал чуть больше пятидесяти тысяч. И эти стадионы собрали практически аншлаги в каждом матче.
Но по амбициозным планам советского правительства то, что сейчас предлагается, не сильно уступает по общей вместимости Соединенным Штатам. Как минимум три девяностотысячника хотят задействовать для проведения будущего чемпионата мира: «Лужники», стадион имени Кирова и Республиканский стадион в Киеве. Амбициозно. Плюс еще и торпедовский стадион, который благодаря этой заявке будет увеличен.
Я был практически уверен, что к 1994 году совершенно точно буду играть за границей. И это при том, что во мне была уверенность в том, что никакого краха в 1991 году не случится и страна благополучно пройдет период турбулентности. Хотя возможно, что его даже и не будет.
Чернобыль не случился, из Афганистана войска уже вывели. Причем режим Наджибуллы — вернее, даже не режим, а правительство Наджибуллы — стоит очень твердо на ногах. Недавно, буквально в тот день, когда мы вернулись из Швеции, в «Правде» была большая статья о том, что афганское правительство передало Советскому Союзу того самого Усаму бен Ладена, который долго бегал по горам, но которого все-таки поймали. Это ли не свидетельство того, что Демократическая Республика Афганистан даже без советских штыков и танков чувствует себя очень и очень неплохо?
В конце восьмидесятых — начале девяностых катастрофы не будет. И в девяносто четвертом в этом чемпионате мира примет участие сборная Советского Союза. И при этом я все равно был уверен, что буду играть за границей.
Размышления унесли меня куда-то далеко от кабинета Симоняна. Тем более что я по-прежнему не очень понимал, зачем здесь нахожусь. Но в реальность меня вернул голос Вячеслава Ивановича Колоскова.
Главный лоббист советского спорта на международной арене и личный друг Хуана Антонио Самаранча был тем человеком, который взял слово следующим. И пока я размышлял о бен Ладене, Колосков рассказывал о том, как будет строиться продвижение заявки Советского Союза на международной арене и как он планирует склонить чашу весов на нашу сторону.
Надо отметить, что Колосков, как о свершившемся факте, говорил о том, что нам придется соперничать с Соединенными Штатами за право стать страной-организатором. Среди наших конкурентов Вячеслав Иванович называл также Бразилию и Марокко, но и южноамериканская, и североафриканская страны представлялись не очень сильными соперниками. А вот США — да, это могло быть проблемой. Тем более что Соединенные Штаты уже пытались выиграть право на проведение чемпионата мира 1986 года, презентацию заявки проводили Пеле и Франц Беккенбауэр, но победила Мексика. И вот сейчас американцы снова на манеже, и нам нужно будет с ними соперничать.
— Вы спросите меня, товарищи, что здесь делает наш самый молодой участник этого совещания, наша гордость и, пожалуй, лучший игрок в истории советского футбола точно, а возможно, что и мирового — Ярослав Сергеев. Я вам отвечу.
Мы с Никитой Павловичем и также присутствующим здесь Эдуардом Васильевичем Малофеевым, главным тренером нашей победоносной сборной, считаем, что Слава должен стать послом нашей заявки. И мало того, что он будет представлять ее через полтора года в Цюрихе, Слава и советская сборная, и наши клубы проведут большую подготовительную работу.
Товарищеские матчи за границей и в Советском Союзе, участие в официальных мероприятиях ФИФА и УЕФА как представитель Советского Союза, в других мероприятиях, благотворительных вечерах и прочее. Слава — очень контактный молодой человек, хорошо подкованный, если говорить об общении с иностранными журналистами и даже официальными лицами. В Швеции он больше двух часов общался с легендой голландского футбола Йоханом Круифом.
Так что молодой торпеловец в роли посла Советского Союза и заявки Советского Союза на проведение чемпионата мира 1994 года нам кажется более чем отличной кандидатурой. Собственно, это наилучшая кандидатура из всех возможных.
Слава, что ты на это скажешь?
Когда Колосков озвучил планы, которые наши чиновники имеют на мой счет, я понимал, что придется сейчас толкать речь. И, само собой, что я был к этому готов.
— Спасибо за оказанное доверие, я постараюсь его оправдать и приложу все усилия чтобы мы выиграли. Единственное, о чем я попрошу, — так это о том, чтобы мне помогли выучить испанский язык. Господин Самаранч — испанец, центральная Америка вместе с Южной — тоже в основном испаноязычные страны. А если мы говорим о том, чтобы мне эффективно выполнять роль посла нашей заявки, то лучше, если я буду говорить с Самаранчем и с представителями ФИФА из Южной и Латинской Америки на их языке.
Да и если предположить, что мы поедем, например, в Мексику или Аргентину на товарищеский матч, то там будут и интервью, и какие-то официальные мероприятия — лучше будет мне тоже говорить на испанском. Английский как основной международный язык у меня и так достаточно хорош. А вот с испанским нужно разобраться.
Но повторюсь — я очень рад, что мы снова будем бороться за право проведения чемпионата мира, и со своей стороны приложу все усилия к тому, чтобы мировое первенство приехало в Советский Союз.
После моего короткого выступления совещание продлилось еще чуть больше часа. Главный смысл его был в том, что до конца этого года необходимо подготовить всеобъемлющий план для ЦК. Презентация советской заявки для высшего политического и партийного руководства страны была назначена на вторую половину декабря этого года. А летом следующего года мы представим заявку в ФИФА.
И оптимизм, и хорошие предчувствия были не только у меня, но и у всех остальных. Все объекты должны быть подготовлены значительно раньше срока. Само собой, я в это не очень верил. Все-таки вопросы строительства что в Советском Союзе, что в его наследнице России всегда стояли очень остро. Но когда на кону престиж, государство может действительно поработать в опережающем темпе.
Потом участники совещания разошлись, а меня и Эдуарда Васильевича Малофеева Симонян попросил остаться. И мы говорили о моих перспективах заиграть в зарубежных чемпионатах.
Получилось так, что решение о нашей заявке практически совпало по времени с тем самым моим разговором с Круифом. И со слов Симоняна, после того как ему сообщили о характере того разговора, Никита Павлович вместе с товарищем Грамовым и фактически курировавшим советский футбол товарищем Гришиным из ЦК пришли к выводу, что выступление главной советской звезды в одном из сильных иностранных чемпионатов может помочь в продвижении нашей заявки.
Поэтому Никита Павлович не интересовался моим мнением по поводу возможного перехода в один из заграничных клубов. То, что я готов это сделать, он понимал. И не просто готов, а хочу это сделать — по чисто спортивным причинам, в погоне за новым вызовом.
Но Симонян проинформировал меня о том, что советские спортивные чиновники открыты для обсуждения с иностранными клубами этого вопроса уже сейчас. Но никто не хочет продешевить, и я должен буду перейти в действительно топовый клуб. И мой переход должен в первую очередь помочь нашей заявке.
В этом разрезе переход в Испанию рассматривался в первую очередь.Но точно не в «Реал». Все-таки отправлять советского футболиста в любимый клуб Франко никто не хотел. Но если поступит предложение от той же «Барселоны», то я должен буду быть готов к тому, что его примут.
На что я ответил, что такой вариант развития событий меня полностью устраивает. Единственное, что я уточнил: когда мы можем этого ожидать?
— Не раньше весны, а то и начала лета следующего года, — ответил мне Симонян.
— Это хорошо, — довольно кивнул я. — Я с «Торпедо» еще Кубок чемпионов не выиграл. Не хотелось бы уезжать из родного клуба, пока на нашей полочке для трофеев нет самого главного кубка.
— Вот и я так думаю, Слава, — улыбнувшись, ответил Симонян.
Да уж, интересно девки пляшут — по четыре штуки в ряд, думал я, когда на своем щегольском «Опеле» ехал домой после этого совещания.
В нашем футбольном зазеркалье все взаимосвязано — политика тесно сплелась с экономикой, и все это накладывает свой отпечаток на футбол. Но на самом деле все очень логично. Если говорить о советском спорте, то я действительно сейчас самая популярная фигура как у нас, так и за рубежом. И надо отдать должное изворотливости и остроте ума Симоняна — мой переход в заграничный клуб действительно может сильно помочь нашей заявке на проведение чемпионата мира.
Но вот же хитрый армянин! — усмехнулся я про себя. Я ни за что не поверю, что на моем переходе Симонян не поправит свое финансовое положение. Откаты не в постсоветской России придуманы. И отец мне рассказывал, как проходили переговоры в шестидесятых годах по поводу строительства завода в Тольятти, часть участников тех событий нынче его коллеги. И советские чиновники тогда хорошо подоили итальянцев.
Я думаю, что эти славные традиции будут иметь продолжение и сейчас. И товарищ Симонян вместе с другими заинтересованными лицами получат свое во время моего перехода в ту же «Барселону». Если все это состоится, само собой.
Плюс я хорошо понимал то, что миллионы я, конечно, по контракту получу, но половину, а то и больше, нужно будет отдавать в казну родного государства. С хоккеистами была такая схема — и те, кто не убежал, а уехал легально, платили в казну половину. Почему я должен быть на особом положении? Нет, на мне наше родное государство как следует наживется.
Но я ничего против не имею. Половина от двух миллионов, например, — это все равно миллион. Да и кто знает, к чему в итоге придет обновленный Советский Союз. Может быть, разрядка в отношениях нашей страны и Запада произойдет и без горбачевской перестройки. Этого тоже исключать никак нельзя.
Ну а потом, вслед за разговорами о моем футбольном будущем и о возможном чемпионате мира в Советском Союзе, наступило самое что ни на есть обыденное настоящее, в котором нам нужно было продолжать погоню за киевским «Динамо».
На 25 августа был назначен следующий матч против одноклубников нашего главного соперника — из Минска. Ошибаться и оступаться «Торпедо» было уже никак нельзя, потому что до конца чемпионата оставалось всего десять матчей. И любая потеря очков могла стоить нам чемпионства.
Плюс не нужно забывать, что впереди у «Торпедо» был старт в Кубке чемпионов. А это значит — дополнительная нагрузка и возможные переносы матчей, травмы и игры дублирующим составом в чемпионате. И возможные потери очков. Пока мы сосредоточены на одном турнире, на чемпионате Советского Союза, нужно было брать максимум очков.
Помимо меня это понимали все. Вечером в понедельник 25 августа «Торпедо» вышло на матч очень заряженным. И надо сказать, что мы практически не оставили шансов минскому «Динамо». Один факт того, что Харин весь матч практически проскучал в воротах — минчане за девяносто минут сделали всего два удара в створ, да и то из-за пределов штрафной, — говорит о многом.
Кстати, оба эти удара нанес по нашим воротам мой приятель Сашка Дозморов, который в составе «Динамо» смотрелся наиболее активным. Дозморов как будто пытался доказать Стрельцову и своим бывшим одноклубникам, что он далеко не все сказал в футболе. Но его напора не хватило, чтобы «Динамо» что-то нам противопоставило.
В первом тайме я и Шавло создали неплохой задел, а во втором тайме вышедший на замену вместо Коли Савичева Плотников на семидесятой минуте поставил точку. 3:0 — и «Торпедо» в очень хорошем состоянии подходило к практически главному матчу чемпионата Советского Союза сезона 1986 года.
Впереди ждал Республиканский стадион в Киеве и его хозяева — динамовцы.