Ложная девятка 7

Глава 19

Я ехал на автобусе по залитому дождем со снегом Парижу, а в наушниках играл Джо Дассен с его бессмертным «Les Champs-Élysées». Рядом со мной, держа меня за руку и уставившись во все глаза на проплывающий за окнами город, сидела Катя, а вокруг находились члены советской делегации. Наш автобус ехал по тем самым Елисейским полям.

Теперь уже моя супруга была в изысканном вечернем платье, которое дополняли драгоценности. Катя была похожа на самую настоящую принцессу. Ее спутник, то бишь я, был облачен в идеально сидящий костюм, пошитый в авральном порядке из лучшей ткани в Московском доме моды.

Тамошние специалисты, модельер Вячеслав Зайцев и его коллеги неделю не спали, чтобы сшить нам с Катей одежду, в которой мы были сейчас одеты. Но эти бессонные ночи с лихвой оправдали себя. Вид у семейной четы Сергеевых был на полмиллиона рублей, как минимум.

Почему полмиллиона рублей, а не более благозвучно звучащий в данном контексте миллион долларов? Да все очень просто.

Вручение золотого мяча 1986 года, который в отличие от предыдущих годов будет проходить в павильоне Габриэль на Елисейских полях. Именно Ярослав Сергеев станет обладателем золотого мяча 1986 года.

Это стало понятно практически сразу же после того, как прозвучал финальный свисток главного матча года на «Ацтеке». Сборная Советского Союза стала чемпионом мира. Я стал лучшим бомбардиром турнира, сделав хет-трик в финале. Так что тут без вариантов. Кому еще вручать золотой мяч, как не мне?

В чьей-то умной голове возникла идея использовать церемонию 1986 года в качестве большой рекламной площадки Советского Союза. В любом случае, мы, футболисты сборной СССР, будем главными лицами на этой церемонии.

Помимо меня в шорт-лист золотого мяча попало сразу 8 советских футболистов. А в десятке таких набралось аж 6 человек. Я победитель, на втором месте Заваров, на четвертом Дасаев, на шестом Беланов, на восьмом Добровольский, и замыкал десятку Протасов. Так что можно сказать, золотой мяч 86 года на самом деле не золотой, а рубиновый, как наши кремлевские звезды.

Федерация футбола СССР вышла на «Франс Футбол» с предложением провести с размахом церемонию и оплатить банкет. Провести так сказать огромную презентацию Советского футбола и нашей заявки на ЧМ-94. Все вместе как раз и дало те самые 500 тысяч рублей.

Само собой, это сумма неофициальная. Если говорить про официальный курс, то полмиллиона франков, а именно столько было потрачено на организацию церемонии и последующий банкет, это всего порядка 115 тысяч рублей. Но официальный курс Госбанка и реальный — это немножко разные вещи, поэтому 500 тысяч рублей.

Банкет действительно получился роскошный. Килограммы черной икры на серебряных блюдах со льдом. Лососевая красная икра в качестве приятного дополнения. Блины и расстегаи с осетриной. Севрюжье заливное, жаркое из медвежатины, запеченный осетр, пельмени с дичью, кулебяки. Водка «Столичная» в хрустальных штофах на льду.

Само собой, тут была не только советская продукция. Шампанское Дом Периньон Моёт, бордосские и бургундские вина, дополняемые советской классикой в виде «Киндзмараули» и «Цинандали».Говорят, что каждая бутылка, привезенная из Грузии, проходила самую тщательную проверку качества в истории. Советский Союз не мог упасть в грязь лицом, и вино из солнечной Грузии должно было быть сопоставимо по качеству с французским.

Такая же ситуация была и с коньяками, а именно с Араратом. У нас ходила байка, что армянский коньяк очень любил Черчилль, который пожаловался Сталину на то, что вкус как-то изменился. И отец народов, пыхнув трубкой, распорядился навести порядок в Армении, чтобы качество коньяка для господина Черчилля было таким, как раньше. Естественно, это байка и ничего подобного не было, но такие россказни приятно играют на струнах как общесоветского патриотизма, так и местного армянского. Вот этот самый коньяк и составил компанию Хеннеси и Реми Мартин.

В общем, советские футбольные чиновники решили показать нашу страну футбольной общественности в лучших тонах. И надо сказать, что это удалось.

Катя с достоинством приняла этот вызов и великолепно позировала фотографам, улыбалась. И на достаточно неплохом английском с улыбкой отвечала на вопросы, каково быть женой главной спортивной суперзвезды планеты и что она думает о возможном переезде в Барселону.

Да, эта тема, само собой, всплывала, и хоть и я, и Катя все время подчеркивали слова «если возможно», то есть делали акцент на том, что ничего еще не ясно, у меня сложилось впечатление, что это некий секрет Полишинеля и в футбольных кругах уже все давно решено.

Хотя официально мне никто ничего еще не говорил. На действительно реальном официальном уровне по этому поводу была тишина. Абсолютный штиль. Зато слухов ходило просто немерено. Вся футбольная Европа буквально сошла с ума.

Само собой, что не только Катя активно общалась с прессой. Основной удар я принял на свою широкую грудь. И этим вечером дал полдюжины интервью, так уж точно. А если считать вместе с короткими флеш-интервью, то за дюжину счет и уйдет.

Самым коротким интервью, кстати, у меня получился разговор с каким-то журналистом из Неаполя, который представлял тамошнюю Gazzetta dello Sport. Буквально протиснулся между стройными рядами своих французских коллег и с абсолютно уродским выражением лица процедил что-то на тему того, как же я буду рад тому, что из моего ГУЛАГа перееду в нормальную европейскую страну. И дальше было что-то про Марадону.

Понятно, откуда ветер дует. Неаполитанцы вместе с аргентинцами до сих пор не могут мне простить тех резких слов, которые я сказал в адрес их коренастого кумира. И этот выпад всего лишь попытка меня задеть.

На эту провокацию я с удовольствием поддамся.

— Сеньор, как вас там? — начал я на английском. — Только наличие огромного количества камер мешает мне ответить на ваши слова по существу. И поверьте, вам и вашей физиономии мой ответ бы очень не понравился. Но в текущих условиях я вам отвечу так.

Мой возможный переход в «Барселону» обусловлен исключительно футбольными причинами. Я уже много раз говорил, но повторюсь еще раз, что, играя за лучший клуб мира, за московское «Торпедо», я добился всего, чего мог в клубном футболе. Я дважды стал чемпионом своей страны, выиграл Кубок Советского Союза, выиграл Кубок Обладателей Кубков, выиграл Кубок УЕФА.

Остался только главный европейский трофей — Кубок Чемпионов. Но на него у меня очень большие планы, которые, надеюсь, мы воплотим до моего возможного перехода в «Барселону». Так что, когда и если этот переход состоится, эта строчка в моем резюме будет уже заполнена.

Я поеду исключительно для того, чтобы играть в футбол. Исключительно за новым вызовом. Москва — лучший город мира. Шесть лет назад этот самый мир мог в этом убедиться во время Московской Олимпиады. Я надеюсь, что через восемь лет, в 1994 году, мы еще раз это продемонстрируем во время проведения чемпионата мира.

Так что оставьте свои глупые ухмылочки своим собутыльникам в Неаполе и зарубите мои слова на своем итальянском носу.

Да, возможно, это было сказано очень грубо, возможно, я немного перегнул палку, возможно, нужно было смягчить акценты или просто отмолчаться. Но какого хрена — почему в ответ на хамство нужно выдавить из себя улыбочку и отделываться дежурными фразами? Нет, этот итальянский хам получил ровно то, что заслужил.

Был на этой церемонии и Марат Владимирович. Выслушал меня и одобрительно пожал мне руку:

— Все правильно, Слава. Именно так и нужно было ответить. Ты большой молодец.

Так получилось, что из-за церемонии мы оказались в предновогоднем Париже. И, само собой, встретили новый 1987 год во французской столице.

Это была не какая-то шумная вечеринка советских футболистов. Основная часть нашей делегации улетела домой уже на следующий день после церемонии. Так что 31 декабря вечером большинство товарищей по команде встречали Новый год за своими столами дома, в Москве. В Париже остались только мы с Катей.

Решение остаться до Нового года было принято еще в Москве. Катя тогда сказала:

— Слав, а давай попросим разрешения остаться до первого января? Когда еще у нас будет возможность встретить Новый год в Париже?

Она была абсолютно права. И когда я обратился к руководству, неожиданно легко получил согласие. Видимо, считали, что чемпиону мира можно позволить несколько дней отдыха в европейской столице. Хотя, конечно, все было четко распланировано: где жить, что посещать, с кем встречаться.

Само собой, «только мы» — это все-таки натяжка. Наличие у меня незримых компаньонов в штатском из одной известной всему миру конторы, называющейся на три буквы, было очевидно любому человеку, кто хоть чуть-чуть понимал, что такое Советский Союз. Но сотрудники КГБ большие профессионалы, и они где-то были рядом со мной, но я их не видел. Так что можно было сказать, что мы с Катей были предоставлены относительной свободе.

— Представляешь, мы три дня в Париже! — радовалась Катя еще до отъезда. — Я составила целый список того, что хочу увидеть.

— Только помни, что у нас есть официальная программа, — предупредил я. — Встречи в посольстве, интервью, сама церемония…

— Знаю, знаю. Но ведь и свободное время будет?

— Будет, — пообещал я. — Обязательно будет.

И действительно, Новый год в Париже оказался очень хорошей идеей. Все-таки французская столица сейчас, в середине 80-х годов 20 века, и французская столица середины 21 века это две большие разницы. Сейчас Париж это все еще французский город, а не алжирский, мозамбикский, цыганский и какой угодно другой. Поэтому можно было гулять по улицам, не опасаясь, что какой-нибудь «новый француз» приставит нож к животу твоей беременной жены. Плюс еще и крыс, этих равноправных парижан 21 века, тоже было не видно.

31 декабря, в соответствии с заранее составленной программой, мы начали знакомство с городом. Экскурсовод из советского посольства провел нас по классическому маршруту: Эйфелева башня, Лувр, Нотр-Дам. Катя была в восторге от каждой мелочи.

— Смотри, какие окна! — восклицала она, разглядывая витрины на Елисейских полях. — А какие платья! Слав, ты думаешь, у нас в Москве когда-нибудь будут такие магазины?

— Обязательно будут, — отвечал я.

Мы зашли в "Галерею Лафайет"Э знаменитый парижский универмаг. Катя ходила между отделами как завороженная. Французские продавщицы при виде нас тут же делали чтойку, видимо чутьё у них очень развито.

— Мадам желает примерить? — услужливо спросила одна из них, показывая на элегантное вечернее платье.

Катя покраснела и покачала головой. Она все еще стеснялась своего французского, хотя в школе изучала именно этот язык.

— Elle ne parle pas français, — объяснил я. — Но платье действительно очень красивое.

Мы купили несколько вещей — не столько из необходимости, сколько от удовольствия самого процесса. В Советском Союзе шопинг был больше похож на охоту за дефицитом. А здесь это было настоящим развлечением.

Обедали мы в небольшом ресторанчике на Монмартре. Катя заказала что-то, ткнув пальцем в меню, язык все-таки подводил. Принесли луковый суп.

— Это же просто бульон с луком, — удивилась она. — И это считается французской кухней?

— Попробуй сначала, — посоветовал я.

Через пять минут Катя уплетала суп за обе щеки.

— Как они это делают? — недоумевала она. — Вроде бы простые продукты, а такой вкус!

— Классика есть классика, — еще бы они это неумели.

Затем поход на один из бесчисленных рынков, просто чтобы погрузиться в ритм и дух французской столицы.Она ходила от прилавка к прилавку, восхищаясь разнообразием сыров, вин, морепродуктов.

— Посмотри на эти устрицы! — восклицала она. — Они же живые!

— Хочешь попробовать?

— Боюсь, — призналась Катя. — А вдруг отравлюсь?

— Во Франции это так же безопасно, как у нас — селедка.

Мы купили дюжину устриц и бутылку шампанского. Продавец показал, как правильно их открывать.

— Voilà! — сказал он, ловко вскрыв раковину. — C’est parfait!

Катя смотрела с опаской, как я проглатываю первую устрицу.

— Ну как?

— Попробуй сама.

Она осторожно попробовала и вдруг расплылась в улыбке.

— Это же вкус моря! Настоящего моря!

Новогодний ужин мы решили провести в одном из лучших ресторанов Парижа — «Тур д’Аржан». Я заказал столик заранее, сославшись на статус «Золотого мяча».

— Месье Сергеев! — радостно встретил нас метрдотель. — Какая честь видеть чемпиона мира в нашем ресторане!

Оказалось, что церемония награждения показывалась по французскому телевидению, и теперь меня здесь знали.

Нас провели к столику у окна с видом на Нотр-Дам. Собор был подсвечен, и выглядел сказочно.

— Слав, я как во сне, — прошептала Катя. — Такого и представить нельзя было.

Ужин был настоящим произведением искусства. Каждое блюдо — небольшой шедевр. Фуа-гра, трюфели, лангусты…

— А этого у нас точно нет, — смеялась Катя, пробуя фуа-гра.

— И слава богу, — ответил я. — Представляешь, если бы такое появилось в «Елисеевском»? Народ с ума сошел бы.

За соседним столиком сидела элегантная французская пара. Мужчина средних лет в дорогом костюме, женщина в изысканном платье. Они изредка поглядывали в нашу сторону и что-то тихо обсуждали.

Наконец мужчина подошел к нашему столику.

— Извините за беспокойство, — сказал он на хорошем английском. — Вы ведь Ярослав Сергеев?

— Да, это так.

— Пьер Дюбуа, «Л’Экип». Не могли бы вы дать краткий комментарий? Что думаете о французском футболе?

Даже здесь, в новогоднюю ночь, журналисты не давали покоя. Но мужчина был тактичен и не настаивал на длинном интервью.

— Французский футбол развивается очень динамично, — ответил я. — «Марсель» станет очень грозной силой, Платини — гений. Ваша сборная это огромная проблема для любой команды мира и нам с огромным трудом удалось вас обыграть 2 года назад. Всё у Франции хорошо.

— Merci beaucoup! — поблагодарил журналист и вернулся к своему столу.

— Тебя везде узнают, — удивилась Катя.

— Привыкай. Если мы поедем в Испанию, будет еще хуже.

Когда до полуночи оставалось несколько минут, весь ресторан стал считать секунды. Французы оказались не менее эмоциональными, чем русские.

— Dix! Neuf! Huit! Sept! — скандировал зал.

Катя сжала мою руку.

— Six! Cinq! Quatre! Trois! Deux! Un! BONNE ANNÉE!

Зал взорвался аплодисментами. Все целовались, поздравляли друг друга. К нам подходили незнакомые люди, жали руки, что-то говорили по-французски.

— Bonne année, madame et monsieur! — пожелала нам официантка.

— Merci, bonne année! — ответила Катя, и я гордо улыбнулся. Она преодолела языковой барьер.

После ресторана мы пошли к Эйфелевой башне. Там собралась огромная толпа парижан и туристов. Башня была украшена гирляндами, и в полночь устроили фейерверк.

— Как красиво! — Катя не могла оторвать взгляд от салюта. — Слав, обещай мне, что мы еще приедем сюда. Вместе.

— Обещаю, — сказал я, обнимая ее. — Обязательно приедем.

Мы стояли среди ликующей толпы, и я думал о том, как быстро меняется жизнь. Еще полгода назад я был просто талантливым футболистом из Москвы. А теперь — чемпион мира, обладатель «Золотого мяча», человек, чье имя знают во всем мире.

— О чем думаешь? — спросила Катя.

— О том, что нам очень повезло, — ответил я.

— В каком смысле?

— Мы живем в удивительное время. Все меняется, границы стираются. Возможно, наши дети будут жить в совершенно другом мире.

— Каком другом?

— Более открытом. Где не будет железных занавесов и виз. Где люди смогут свободно ездить, работать где хотят.

Катя задумалась.

— А ты думаешь, это хорошо?

— Не знаю. Но думаю, что интересно.

Домой мы вернулись под утро. Наш номер в отеле «Ритц» — настоящий люкс с видом на площадь Вандом — встретил нас приглушенным светом и букетом роз от администрации.

— Слав, — сказала Катя, когда мы оказались наедине, — этот Новый год я запомню на всю жизнь.

— И я, — ответил я, целуя ее.

Предновогодний день и новогодняя ночь подходили к концу, и мы занялись тем, чем и должны заниматься молодожены в люксовом номере парижской гостиницы.