Ложная девятка 7

Глава 20

В первых числах января мы с Катей оказались в Днепропетровске на свадьбе Олега и Оли.

Торжество получилось пышным. Может, не таким масштабным, как наша с Катей, но вполне на уровне чемпиона страны. Ресторан «Днепр» — лучший в городе, с огромными хрустальными люстрами, которые переливались тысячами огней. Потолки расписаны в стиле барокко, золотые канделябры на столах. Кортеж возглавляемый ЗиЛом — у Протасова был свой, такой же, как у меня, награда за чемпионат мира. Машины выстроились у входа в ресторан, как на военном параде.

Гостей человек двести, половина футбольная братия. Само собой солировали днепряне. Тренеры, игроки основного состава, дубля. Все в костюмах-тройках, при галстуках. Жены в вечерних платьях, украшения блестят в свете люстр. Руководство клуба тоже пожаловало.

Оля выглядела счастливой в своем белом платье с кружевным шлейфом, хотя живот уже начинал округляться. Платье было сшито специально, с завышенной талией, чтобы скрыть беременность, но знающие люди все равно замечали. Впрочем, в конце восьмидесятых никто особо не осуждал главное, что свадьба состоялась. Волосы Оли были убраны в высокую прическу, украшенную жемчугом. Макияж сдержанный, подчеркивающий естественную красоту.

Протасов выглядел чуть растерянным, но довольным. Костюм-тройка сидел на нем идеально — специально шили в ателье на киевском Крещатике. Галстук, белая рубашка с запонками… Он держался молодцом, но я видел легкое волнение в глазах.

— Ну что, теперь ты тоже семейный человек, — подколол я его во время банкета, когда мы вышли подышать на балкон.

— Боюсь еще не до конца осознал, — честно признался Олег, — Вот проснусь завтра, а рядом жена. Да еще и через полгода отцом стану. Это же надо привыкнуть.

— Привыкнешь быстро, — заверил я, прислонившись к перилам. — Главное, слушай жену и делай, что велят. Я вот уже научился.

— Слышал уже эту мудрость, — усмехнулся Протасов, — От всех женатых друзей. Каждый считает своим долгом научить молодого.

— Потому что правда, — я похлопал его по плечу. — Через год сам будешь молодоженам советы раздавать.

Мы вернулись в зал, где уже начались тосты. Тамада — опытный профессионал, работавший на всех важных свадьбах города — вел программу четко и без пауз. Конкурсы, песни, танцы. Оркестр играл и советские эстрадные хиты, и украинские народные мелодии.

Я произнес тост за молодых, вспомнил, как познакомились с Протасовым в сборной, как он меня выручал в трудных матчах. Катя говорила про Олю, какая она замечательная подруга и как они рады, что теперь будут не просто друзьями, а почти родственниками.

— За дружбу семьями! — закончила Катя, поднимая бокал. — Чтобы наши дети дружили так же, как мы!

Зал аплодировал. Олег с Олей целовались под крики «горько», и весь зал скандировал вместе с нами.

К полуночи гости начали расходиться. Мы с Катей сидели за столом, доедая торт — многоярусное произведение искусства, украшенное марципановыми фигурками футболистов и невесты.

— Красивая свадьба, — сказала Катя, откусывая кусочек. — У них получилось очень душевно.

— Да, — кивнул я. — Хотя наша была круче.

— Само собой, — засмеялась Катя. — Но не в масштабе дело. Главное, что они счастливы.

На следующий день, уже оправившись от свадебного застолья, мы все вчетвером — я с Катей, Протасов с Олей — сидели в гостиничном номере молодоженов и обсуждали планы.

— Межсезонье, до начала подготовки к новому сезону еще три недели, — сказал Протасов, разглядывая календарь. — Куда бы махнуть? А то в Днепропетровске делать особо нечего.

— Может, на юг? — предложила Катя. — В Крым, в Ялту?

— В январе там холодно и мертвый сезон, — покачал я головой. — Санатории, конечно, работают, но скучно будет.

— А давайте в Домбай, — неожиданно сказала Оля. — Я слышала, там потрясающе красиво. Горный воздух, природа. Нам с Катей как раз полезно будет.

— И «Летающая тарелка» есть, — оживился Протасов. — Видел фотографии в журнале «Вокруг света». Прикольная гостиница, прямо на склоне. Говорят, там невероятно.

— А вы там кататься будете? — спросила Катя, посмотрев на нас с Протасовым.

— Ну, мы-то с Олегом покатаемся немного, — кивнул я. — А вам, девочки, врач что говорил? Можно вообще в горы на таком сроке?

— Гулять можно и нужно, — ответила Оля, положив руку на живот. — Горный воздух полезен для ребенка. А вот кататься на лыжах нам действительно нельзя. Риск падения слишком большой. Но мы и не собирались. Будем на террасах сидеть, на горы любоваться, воздухом дышать, книжки читать.

— Мне главное — из Москвы выбраться, — добавила Катя. — Хочется простора, красоты.

— Тогда решено, — хлопнул в ладоши Протасов. — Едем в Домбай! Билетами я займусь. Всё будет в лучшем виде.

До Домбая мы добирались через Минеральные Воды.Ту-134 вылетел из Внуково рано утром, в семь часов. Два с половиной часа полета, и мы приземлились в небольшом аэропорту, окруженном степями и невысокими холмами. Вдалеке уже виднелись горы — снежные вершины Кавказского хребта.

В аэропорту нас встретили две «Волги». Машины были старенькие, но ухоженные. Мы с Катей сели в первую, Олег с Олей — во вторую.

Оттуда началась дорога в горы — три часа по горному серпантину. Сначала ехали по равнине, мимо полей и редких поселков. Потом начались предгорья, дорога пошла вверх, появились первые крутые повороты.

— Держитесь крепче, — предупредил водитель, опытный горец лет пятидесяти с седыми усами. — Сейчас интересно будет.

И действительно, дорога стала извиваться серпантином. Справа — отвесная скала, слева — пропасть. Ограждений почти нет, только редкие столбики. Катя вцепилась в мою руку и старалась не смотреть вниз.

— Не бойся, — успокаивал я ее. — Водитель опытный, он эту дорогу тысячу раз проезжал.

— Да уж, опытный, — буркнула Катя, закрывая глаза на особо крутом повороте. — Только от этого не легче.

Чем выше поднимались, тем живописнее становились пейзажи. Заснеженные вершины сверкали на солнце, покрытые соснами склоны уходили вниз к бурным горным рекам. Воздух становился все чище и холоднее. Временами приходилось останавливаться — навстречу попадались грузовики или местные автобусы. Разъехаться на узкой дороге было непросто, приходилось кому-то сдавать назад до ближайшего расширения.

— Красота какая, — восхищалась Катя, когда мы остановились на одной из смотровых площадок. — Как на открытке.

— Подожди, впереди еще лучше будет, — пообещал водитель. — Домбай — это рай на земле, говорю вам.

Мы ехали через небольшие горные селения. Узкие улочки, каменные дома с покосившимися крышами, старики в папахах на лавочках у ворот. Дети бегали в легких курточках — закаленные горным климатом, им был не страшен никакой мороз. Женщины в платках несли воду из колодцев.

В одном из сел мы остановились передохнуть. Зашли в крохотное кафе, где нас накормили свежими хычинами — местными лепешками с картофелем и сыром. Запивали айраном, холодным и кислым.

— Вкусно, — признал Протасов, уплетая вторую лепешку. — В Днепропетровске такого не попробуешь.

— Это еще что, — улыбнулся хозяин кафе, полный мужчина с густой бородой. — Вот доберетесь до Домбая, там вам в «Поднебесье» такое приготовят — пальчики оближете.

Дальше дорога стала еще круче и живописнее. Мы въехали в ущелье, где по дну текла бурная река Теберда. Вода была молочно-белого цвета от ледниковой взвеси. Шум стоял такой, что заглушал даже рев двигателя.

— Эта река никогда не замерзает, — рассказывал водитель. — Даже в самые лютые морозы. Течение слишком быстрое.

Катя смотрела в окно, завороженная красотой. Солнце садилось за горы, окрашивая снежные вершины в розовый и золотистый цвет. Альпенглюхен — альпийское свечение, так это называется. Зрелище было настолько прекрасным, что захватывало дух.

— Олег, смотри! — кричала Оля из второй машины, когда мы снова остановились. — Какая красота!

— Вижу, вижу, — отвечал Протасов, тоже вылезая фотографировать. — У меня пленки две с собой, обе отснять можно.

Наконец, уже в сумерках, мы въехали в Домбай.

Поселок встретил нас солнцем последних лучей и легким морозцем. Температура была около минус десяти, но воздух такой чистый и сухой, что холод почти не ощущался.

Домбай был небольшим, но по советским меркам довольно благоустроенным курортным поселком. Несколько гостиниц — «Горные вершины», «Солнечная долина», «Крокус». Кафе и столовые, пункты проката лыжного снаряжения. Магазины с местными сувенирами — папахи, бурки, кинжалы сувенирные. И канатные дороги, уходящие высоко в горы — тонкие нити с кабинками, похожие на бусы, растянутые между вершинами.

Вокруг возвышались горы — Белалакая с ее характерной полосой белого снега, Софруджу, Джугутурлючат. И надо всем этим царил Эльбрус, самая высокая вершина Европы, хотя он был довольно далеко и казался маленьким.

Мы остановились в гостинице «Горные вершины» — трехэтажном бревенчатом здании с резными наличниками и большой террасой. Номера были простые, но чистые. Две комнаты, в каждой по две кровати, общая ванная. Из окон открывался вид на заснеженные склоны и канатную дорогу.

— Располагайтесь, отдыхайте с дороги, — сказала администратор, пожилая женщина в теплом свитере. — Ужин в ресторане до девяти. А завтра с утра можете на канатку — первый подъем в восемь часов.

Мы распаковали вещи, привели себя в порядок и спустились на ужин. Ресторан был уютным, с большим камином в центре зала. Столы из темного дерева, на стенах охотничьи трофеи — рога туров и оленей. Играла тихая музыка.

Кормили хорошо — борщ, шашлык, хачапури, овощной салат. Вино местное, терпкое и ароматное. Катя с Олей пили компот из сухофруктов, берегли малышей.

— Завтра с утра на канатку, — планировал Протасов за ужином. — Поднимемся наверх, посмотрим эту знаменитую «Тарелку». Если понравится, заселимся туда.

— А если не понравится? — спросила Оля.

— Тогда здесь останемся, — пожал плечами Протасов. — Но говорят, «Тарелка» — это что-то особенное. Не зря же финны столько денег вбухали в строительство.

Вечером мы гуляли по поселку. Снег хрустел под ногами, в небе сияли звезды — таких ярких я не видел никогда. Млечный Путь тянулся белой полосой через все небо. Луна освещала заснеженные вершины, делая их похожими на призраков.

— Тихо как, — шепотом сказала Катя, прижимаясь ко мне. — Никакого городского шума. Только ветер да скрип снега.

— Вот поэтому сюда и приезжают, — ответил я. — Чтобы от всего отдохнуть. От суеты, от шума, от проблем.

Мы прошлись до маленькой церквушки на окраине поселка. Она стояла на холме, белая с золотыми куполами, освещенная прожектором. Красиво и умиротворенно.

Утром, позавтракав в гостинице, мы отправились к канатной дороге. Очередь уже выстроилась — человек пятьдесят, все в лыжных костюмах, с рюкзаками и снаряжением. Мы купили билеты и встали в очередь.

— Первый раз на канатке? — спросил стоявший рядом мужчина лет сорока, загорелый и спортивный.

— Первый раз в Домбае, — кивнул я. — А на канатках катались.

— Здесь красиво, — заверил мужчина. — Я уже пятый раз приезжаю. Лучшее место на Кавказе для горных лыж.

Кабинка подошла, мы зашли вчетвером. Двери закрылись, и мы поплыли вверх. Земля уходила вниз, открывался все более захватывающий вид. Внизу остался поселок, потом лес, потом только снег и скалы.

Катя вцепилась в поручень, побледнев.

— Высоко как, — пробормотала она.

— Не смотри вниз, — посоветовала Оля, которая сама держалась за Протасова.

— А куда смотреть? — хмыкнул Протасов. — Кругом одни виды.

Мы поднимались минут пятнадцать. Сначала на первую очередь, потом пересели на вторую, потом на третью. С каждым подъемом воздух становился все холоднее и разреженнее. Дышать было сложнее, голова слегка кружилась.

На высоте 2250 метров, прямо на склоне горы Мусса-Ачитара, мы увидели ее — знаменитую «Летающую тарелку». Она стояла на небольшой площадке, белая, футуристическая, похожая на настоящее НЛО. Восемь метров в диаметре, четыре с лишним в высоту. Круглая, обтекаемая, совершенно не похожая ни на одно здание, которое я видел раньше.

— Вот это да! — восхитилась Оля, выйдя из кабинки. — Как будто корабль пришельцев приземлился!

— Финны придумали, — объяснил подошедший инструктор, молодой парень в ярко-красном лыжном костюме. — Специально для горнолыжников. Привезли по частям, собрали здесь. Внутри тепло даже в самый лютый мороз. Автономное отопление, дизельный генератор, все удобства.

Мы подошли ближе. «Тарелка» была приподнята над землей на металлических опорах — чтобы не заносило снегом. Вход располагался сбоку, к нему вела короткая лесенка. Окна-иллюминаторы выходили во все стороны, давая обзор на 360 градусов.

— Можно зайти? — спросил Протасов.

— Конечно, — кивнул инструктор. — Если хотите остановиться, есть свободные номера. Правда, недешево — пятнадцать рублей в сутки с человека.

— Берем, — не раздумывая сказал Протасов. — Когда можно заселиться?

— Да хоть сейчас. Только вещи привезти надо.

Мы поднялись внутрь. И правда, внутри было удивительно. Центральная круговая комната служила общей зоной — кухня-столовая с небольшим столом, диваном, стеллажами с книгами и настольными играми. В центре возвышался встроенный камин цилиндрической формы, который держал постоянную температуру около 22 градусов. От центральной комнаты расходились три двери — в номера. Один четырехместный и два двухместных.

Мы заглянули в четырехместный. Обстановка спартанская, но продуманная. Двухъярусные кровати с двух сторон, небольшой столик, встроенные шкафчики для вещей. Окна-иллюминаторы выходили на юг и запад, давая потрясающий вид на заснеженные вершины.

— Романтика! — Оля крутилась посреди комнаты, разглядывая все вокруг. — Как в фантастическом фильме! Будто мы на космическом корабле!

— Туалет и душ там, — показал инструктор на дверь в конце коридора. — Вода горячая есть, но экономьте — бак ограниченный. Генератор работает с семи утра до одиннадцати вечера, потом отключается. Но тепло держится до утра.

— Берем! — решительно сказала Катя. — Когда еще в такой тарелке поживем?

Мы спустились вниз за вещами, оформили проживание и к обеду заселились. Протасов с Олей заняли верхние полки двухъярусной кровати, мы с Катей — нижние. Разложили вещи, устроились поудобнее.

Первый вечер в «Тарелке» мы провели в близлежащем кафе «Поднебесье», что в десяти метрах от нашего необычного жилища. Небольшая деревянная избушка, но внутри тепло и уютно. Хинкали размером с кулак, сочные, с ароматным бульоном внутри. Шашлык из баранины, который таял во рту. Хачапури с сыром, который тянулся длинными нитями. Лобио из красной фасоли, острое и пряное. И вино — местное, которое грело не хуже камина.

— За молодоженов! — поднял я бокал, когда принесли горячие блюда. — За Олега и Олю. Пусть будет вам счастье, здоровья вашему малышу!

— И за вас, — ответил Протасов, чокаясь со мной. — Вы ведь скоро тоже родителями станете. Практически одновременно.

— Страшно представить, — признался я, отпивая глоток вина. — Вроде недавно сам пацаном был, в дворовый футбол гонял, а теперь… отцом стану.

— А теперь взрослая жизнь, — закончила Катя, улыбаясь. — С ответственностью, заботами, бессонными ночами.

— Ничего, справимся, — добавила Оля, поглаживая свой живот. — Вместе все легче. Будем опытом делиться, советоваться.

— Мы-то точно справимся, — уверенно сказал Протасов. — У нас же футболисты-чемпионы мира в мужьях. Если на поле выигрывать можем, то и в жизни справимся.

— Это разные вещи, — возразил я. — На поле правила понятные. А с детьми…

— С детьми тоже разберемся, — твердо сказала Катя. — Миллионы людей справляются, и мы справимся.

После ужина мы долго сидели за столом, болтая о том о сем. Хозяин кафе, дедушка Арсен, рассказывал байки про Домбай и горы.

— Раньше, до войны, сюда только альпинисты добирались, — говорил он, попыхивая трубкой. — А после войны начали курорт строить. Сначала просто домики были, потом гостиницы, канатки. А в семьдесят седьмом эту вашу тарелку привезли. Удивительная вещь!

Возвращались мы по снегу, под звездным небом. Морозец крепчал, градусов до минус пятнадцати. Но в «Тарелке» было тепло и уютно. Камин работал, распространяя приятное тепло. Мы сидели в общей зоне, играли в карты, пили чай.

— Хорошо здесь, — сказала Оля, глядя в иллюминатор на звезды. — Тихо, спокойно. Никакой суеты.

— Вот поэтому я и предложила сюда приехать, — ответила Катя. — Надоело в городе. Здесь чувствуешь себя… свободной что ли.

Ночью было непривычно спать в такой тишине. Никаких городских звуков, никаких машин, никаких криков. Только ветер завывал снаружи, да снег иногда шуршал по стенам «Тарелки». Катя уснула почти сразу, свернувшись калачиком и прижавшись ко мне.

Я лежал и думал о том, как быстро меняется жизнь. Еще год назад я был холостяком, жил один в огромной квартире, думал только о футболе. А теперь — женат, скоро стану отцом, друзья тоже женятся и заводят детей. Взрослая жизнь, как сказала Катя.

Но страшно не было. Скорее любопытно. Что будет дальше? Каким отцом я стану? Мальчик или девочка? На кого будет похож ребенок?

Эти мысли убаюкивали меня, и я незаметно уснул под тихий шум ветра.

Следующие три дня мы посвятили горным лыжам. Точнее, я с Протасовым катались, а девушки гуляли по окрестностям, сидели на террасах кафе, дышали горным воздухом и наслаждались видами.

Утром, после завтрака, мы спустились к прокату лыж. Взяли по комплекту снаряжения — лыжи Fischer, ботинки Nordica, палки. Все качественное, импортное — для советских курортов это была редкость.

— Олег, давай только по простым трассам, — сказал я, пристегивая крепления. — Нам травмы сейчас совсем не нужны.

— Согласен, — кивнул Протасов, надевая шлем. — В феврале сборы начинаются, калекой приезжать нельзя. Бесслов убьет.

Я вспомнил Михаэля Шумахера. Великий гонщик, семикратный чемпион мира Формулы-1. В 2013 году, катаясь на горных лыжах во французских Альпах, он упал неудачно, ударился головой о камень. И все — конец карьере, конец нормальной жизни. Прикован к постели, практически в вегетативном состоянии. Чемпион мира превратился в инвалида за одну секунду.

Это в будущем, конечно. Сейчас, в январе 1987 года, Шумахер еще только начинает свою карьеру в картинге, ему восемнадцать лет. Но я-то помню его судьбу. И понимаю, насколько опасны горные лыжи. Один неудачный поворот, одна секунда невнимательности, один камень под снегом — и все, карьера закончена. Или даже жизнь.

Поэтому мы с Протасовым катались очень аккуратно. Выбирали только «зеленые» и простые «синие» трассы — для начинающих и среднего уровня. Никаких «красных» и тем более «черных». Никаких сложных спусков, никакого экстрима, никаких прыжков.

Для нас это была скорее прогулка на свежем воздухе с легкой физической нагрузкой, чем настоящий горнолыжный спорт. Скорость умеренная, повороты плавные, внимание максимальное.

— Неплохо катаешься, — признал Протасов после первого спуска, когда мы остановились на промежуточной станции канатки.

— Ага, стараюсь, — скромно ответил я.

— Красота какая, — Протасов смотрел на окружающие вершины, щурясь от яркого солнца. — Эльбрус вон виден. И Белалакая с ее полосой. И Софруджу.

— Красота — это точно, — согласился я. — Только осторожничать надо. Видишь, там лыжник упал? — я показал на склон, где кто-то кувыркался в снегу. — Одно неловкое движение — и привет, больница. А нам это надо?

— Не надо, — убежденно сказал Олег. — Нам надо в добром здравии вернуться к весне. Семьи, дети, футбол. Так что катаемся, как старики — медленно и со вкусом.

Мы смеялись, но на самом деле были серьезны. Каждый спуск проходил под тщательным контролем. Если видели впереди сложный участок — снижали скорость еще больше. Если видели других лыжников — объезжали подальше. Если чувствовали усталость — немедленно останавливались и отдыхали.

К обеду мы возвращались в «Поднебесье», где нас уже ждали жены. Они сидели на террасе, закутанные в пледы, пили горячий чай и любовались видами.

— Как покатались? — спрашивала Катя.

— Отлично, — отвечал я, целуя ее в щеку. — Никаких падений, никаких травм. Как и обещал.

— И что, весело было? — интересовалась Оля.

— Очень, — кивал Протасов. — Но главное — безопасно. Мы как два деда катались, не торопясь.

После обеда мы обычно все вместе гуляли по окрестностям. Тропинки были утоптанные, расчищенные от глубокого снега. Мы ходили к смотровым площадкам, фотографировались на фоне гор, дышали чистейшим воздухом.

Девушки тем временем действительно выглядели отдохнувшими и счастливыми. Беременность им шла — появился особый свет в глазах, какая-то особая женственность и красота. Щеки розовели от морозного воздуха, глаза блестели.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я Катю вечером, когда мы остались вдвоем в нашей части «Тарелки».

— Хорошо, — Катя прижалась ко мне, устроившись на нижней полке кровати. — Очень хорошо. Люблю тебя.

— Я тебя тоже, — как же здорово что ты моя жена.

— И скоро мать твоего ребенка, — Катя положила мою руку на свой живот. — Чувствуешь? Он там.

— Чувствую, — прошептал я. — Это так странно. И так прекрасно одновременно.

— Вот именно, — улыбнулась Катя. — Поэтому нужно отдыхать и набираться сил. Впереди трудные месяцы.

Вечерами мы собирались вчетвером в общей зоне «Тарелки», играли в карты, в монополию, которую Олег привез из Парижа 3 года назад, в домино. Протасов рассказывал байки из жизни «Днепра»

Оля делилась планами на будущее.

— Я возьму академический отпуск после родов, — говорила она, раскладывая пасьянс. — Год, может два. А потом вернусь доучиваться. Мне еще два года до диплома.

— А я буду помогать с ребенком, — заверял Протасов. — Футбол футболом, но семья важнее. В межсезонье я полностью твой.

— Правильные слова, — одобрительно кивнул я. — Семья — это главное. Карьера рано или поздно закончится, а семья останется.

— Ты прямо философ стал, — подшутила Катя.

— Просто понял кое-что, — ответил я. — За последний год много чего понял.

На четвертый день мы почувствовали, что пора двигаться дальше. «Тарелка» была прекрасна, но хотелось разнообразия. И Протасов предложил спуститься с гор и отправиться в Кавказские Минеральные Воды.

— Там термальные источники, — говорил он. — Горячие бассейны под открытым небом. Говорят, очень полезно. Да и девушкам понравится.

Мы собрали вещи, попрощались с «Летающей тарелкой» и спустились вниз.

Мы остановились недалеко от Пятигорска, в санатории «Машук Аква-Терм». Место было известное — еще с довоенных времен здесь лечились и отдыхали советские функционеры, артисты, спортсмены.

Санаторий представлял собой комплекс из нескольких корпусов, окруженных парком. Главный корпус — пятиэтажное здание в стиле сталинского ампира, с колоннами и лепниной. Жилые корпуса попроще, но тоже добротные. И главное — термальный комплекс с несколькими бассейнами разной температуры.

Нас поселили в двухкомнатный номер в новом корпусе. Комнаты просторные, светлые, с видом на Машук — гору, у подножия которой стоял санаторий. Мебель новая, импортная — результат недавнего ремонта. Телевизор цветной, холодильник, даже телефон был.

— Люкс-класс, — оценил Протасов, осматривая номер. — Не то что в «Тарелке».

— В «Тарелке» был особый шарм, — возразила Оля. — А здесь просто комфортно.

— Мне оба варианта нравятся, — дипломатично заметила Катя. — Главное, чтобы было тепло и уютно.

После обеда мы отправились на термальные источники. Они находились в пятистах метрах от санатория, в специально оборудованной зоне.

Зрелище было потрясающее. Январь, вокруг снег, температура воздуха минус десять, а перед нами — несколько огромных бассейнов, из которых поднимается густой пар. Горячая минеральная вода, насыщенная полезными элементами, била прямо из недр земли. Температура на выходе — почти 95 градусов, но в бассейнах ее разбавляли холодной до комфортных 38–42.

Было несколько бассейнов. Самый горячий — 42 градуса, для любителей погорячее. Средний — 39 градусов, самый популярный. И прохладный — 36 градусов, специально для беременных и людей с проблемами сердца.

— Это нереально, — восхищалась Оля, когда мы переоделись и вышли к бассейнам. — Как в сказке.

Мы осторожно спустились в воду. Первые секунды было непривычно — такой контраст температур. Воздух холодный, вода горячая. Но потом тело привыкло, и стало невероятно приятно.

— Вода лечебная, — объяснила нам сотрудница санатория, пожилая медсестра в белом халате. — Помогает при многих заболеваниях. Радикулит, артрит, проблемы с суставами. Но больше 15–20 минут за раз находиться не рекомендуется. Нагрузка на сердце большая. Особенно беременным — вам в более прохладный бассейн, тридцать шесть градусов. И не больше пятнадцати минут.

Девушки послушались и перешли в отдельный бассейн с более щадящей температурой. А мы с Протасовым остались в горячем — сорок два градуса. Минут пятнадцать в воде, потом выход, отдых минут десять, потом снова.

— Эх, хорошо, — блаженно произнес Протасов, откинувшись на бортик и глядя в небо. — Мышцы все расслабились. Чувствую себя как после хорошего массажа.

— Вот именно для этого сюда и приезжают, — кивнул я, наслаждаясь горячей водой и холодным воздухом. — После сезона особенно полезно. Все напряжение уходит.

Вокруг нас сидели другие отдыхающие. Пожилые пары, явно приехавшие лечиться. Молодежь, веселая и шумная. Семьи с детьми — малыши визжали от восторга, плескаясь в теплой воде.

Пар поднимался густыми клубами, окутывая все вокруг. Видимость была метров на пять, не больше. Создавалось ощущение, что ты в каком-то волшебном мире, оторванном от реальности.

Катя с Олей тоже наслаждались процедурами в своем, более прохладном бассейне.

— Я как заново родилась, — призналась Катя после первого же сеанса, когда мы вернулись в номер. — Все мышцы расслабились, спина перестала болеть. А она у меня последние недели ныла постоянно.

— Нам бы сюда на месяц приехать, — мечтательно сказала Оля, сидя на кровати и потягивая чай. — Перед родами отдохнуть как следует. Может, тогда роды легче пройдут.

— Мечтать не вредно, — улыбнулась Катя. — Но весной уже тренировки начнутся, мужьям в Москву надо. Футбол никого не ждет.

— Да, — вздохнул Протасов. — В конце февраля сборы, в марте уже первые матчи. Времени в обрез.

Кроме бассейнов, мы много гуляли по Пятигорску. Город был небольшой, но очень красивый. Старинные здания девятнадцатого века, узкие улочки, парки. И везде — дух истории.

Мы посетили Место Дуэли Лермонтова. Небольшая поляна на склоне Машука, где стоит обелиск. Здесь, в июле 1841 года, великий поэт был убит на дуэли.

— Лермонтову было всего двадцать шесть лет, — сказал я, стоя у памятника и читая надпись. — Двадцать шесть.

— Страшно подумать, — откликнулся Протасов. — Сколько он успел написать за такую короткую жизнь. «Герой нашего времени», «Демон», «Мцыри». Десятки стихов.

— А мог бы еще столько создать, — добавила Оля. — Если бы не эта дурацкая дуэль.

— Не надо о грустном, — Катя взяла меня за руку. — Мы здесь отдыхаем, а не о смерти думаем.

Она была права, конечно. Но все равно становилось грустно. Великий поэт, убитый в расцвете лет из-за ничтожной ссоры. Сколько шедевров так и не было создано.

Мы пошли дальше, к Провалу — знаменитой карстовой пещере с подземным озером. Спустились по туннелю вниз, вышли к озеру. Вода была бирюзово-голубого цвета, невероятно красивого. Глубина — девять метров, температура — плюс двадцать шесть круглый год.

— Красиво, — восхитилась Оля. — Как будто не настоящее.

— Вода насыщена серой и минералами, — объяснял экскурсовод, пожилой мужчина в форменной куртке. — Отсюда такой цвет. Раньше провал был открытым сверху, потом пробили туннель для удобства посетителей.

Мы посетили беседку «Эолова арфа» — белую ротонду на краю обрыва, откуда открывался потрясающий вид на весь город и окрестности. Ветер гулял между колоннами, создавая странные звуки — отсюда и название.

— Здесь Печорин встречался с Верой, — сказала Катя, явно вспомнив школьную программу. — В «Княжне Мери».

— Точно, — кивнула Оля. — Помню, мы это в школе проходили.

Город был пропитан историей Лермонтова. Здесь он жил последние месяцы жизни. Здесь написал свои последние стихи. Здесь нашел свою смерть.

Мы зашли в музей «Домик Лермонтова» — маленький белый домик под камышовой крышей, где поэт провел последние недели. Комнаты были восстановлены по описаниям современников. Скромная обстановка, несколько книг, письменный стол у окна.

— Вот здесь он писал, — тихо сказала экскурсовод, показывая на стол. — Последние стихи. «Выхожу один я на дорогу», «Пророк». Всего за несколько дней до дуэли.

Молчание повисло в комнате. Мы стояли и представляли, как молодой поэт сидел здесь, писал, не зная, что жить ему осталось считанные дни.

Вечерами мы гуляли по центру Пятигорска. Зимой курорт был относительно пустым, не сезон. Но несколько кафе работали. Мы заходили, пили кофе, ели пирожные, разговаривали.

— А помнишь, как мы в Мексике было? — спросил Протасов за одним из таких вечеров.

— Еще бы, — усмехнулся я. — Чемпионат мира. Лучшее время в жизни.

— Тогда мы еще холостыми были, — продолжал Протасов. — Ни жен, ни детей. Только футбол.

— И сейчас неплохо, — возразил я. — По-другому, но тоже хорошо.

— Да, — согласился Олег. — Просто по-другому. Более ответственно что ли.

— Взрослая жизнь, — подытожила Катя. — С ее радостями и заботами.

Через неделю, когда наш отпуск подходил к концу, мы отправились обратно в Москву. Загорелые, отдохнувшие, с массой впечатлений и несколькими пленками отснятых фотографий.

Дорога была долгой. Сначала на такси до Минеральных Вод, потом самолет до Внуково. Самолет летел три часа, тряхнуло пару раз — попали в зону турбулентности. Катя вцепилась в подлокотник и закрыла глаза.

— Все нормально, — успокаивал я ее. — Обычная болтанка. Скоро пройдет.

И действительно, через несколько минут стало спокойнее. Мы долетели благополучно и приземлились во Внуково в сумерках. Январь, рано темнеет. Выглянули в иллюминатор — Москва встречала снегом и привычной суетой.

— Спасибо за компанию, — сказал Протасов, когда мы уже выходили из самолета и шли к терминалу. — Здорово съездили. Правда здорово.

— Вам спасибо, — ответил я, хлопнув его по плечу. — Надо будет еще куда-нибудь вместе махнуть. Когда дети подрастут.

— Обязательно, — кивнула Оля, кутаясь в шубку. — Может, на море? В Крым или на Кавказ.

— Посмотрим, — улыбнулась Катя. — Скоро же дети. Это совсем другая история.

— С ними точно надо, — решила Оля. — С детьми на море. Солнце, воздух, вода. Малышам полезно.

На этой многозначительной ноте мы расстались с Протасовыми, Олег с Ольгой полетели в Днепропетровск, а мы поехали к себе. Через два дня Олег и Гена литовченко должны юыли прилететь в Москву, чтобы стать футболистами Торпедо. А дальше уже сборы и подготовка к следующему сезону. Который я скорее всего начну в бело-чёрной форме а закончу в сине-граноатовой.