Лидия

32

Через несколько часов одну из пассажирок стало тошнить. Рвало её несколько раз, и липкие комки непереваренной суспензии разлетелись по всему отсеку.

Заниматься этим поручили, разумеется, мне.

Я барахтался в вытянутом, как аэродинамическая труба, пассажирском отсеке — точно студент, который впервые в жизни явился на предполётную подготовку и оказался в герметичной камере, где старательно воссоздаётся невесомость, как на космических кораблях. Я хватался руками за поскрипывающие клетки сидений и перевёрнутые лестницы в стенах, пытаясь поймать вакуумной трубой проплывающие мимо меня комки желтоватой рвоты.

Женщина, которой было плохо, принялась извиняться:

— Вы знаете, — говорила она, — мне всё время кажется, что мы как будто плывём где-то, и что всё вокруг качается… ну, как на корабле. Извините, я… — Она попыталась улыбнуться; лицо её было бледным, и глубокие морщины вокруг глаз казались трещинами на восковой маске. — Я просто никогда не любила плавать на кораблях.

— Я тоже, — зачем-то сказал я.

— Да, вы знаете, всё это так… — начала женщина и вдруг резко замолчала, тупо уставившись перед собой, как под воздействием успокоительных — наверняка её снова начало тошнить.

Я продолжал собирать рвоту. Другие пассажиры молчали и пристально следили за мной — как заключённые на охранника, который совершает свой регулярный обход. Я ненароком задел кого-то ногой, торопливо извинился и, потеряв на секунду ориентацию, ударился о стену головой.

Мне показалось, что пассажирский отсек и правда покачивается, как во время шторма на корабле — он мягко проседал, проваливаясь в пустоту, и поднимался снова, заваливаясь в сторону открытого проёма в коридор, точно невидимые волны космического света пытались перевернуть нас, поменяв местами пол с потолком.

Я всё ещё продолжал думать так, как будто мы на Земле, как будто на нас по-прежнему действует сила тяжести, а болезненная вялость и бесплотность моего тела — лишь странная фантазия, морок, вызванный постоянными сеансами в нейросети.

Я поймал последний комок рвоты, и у меня закружилась голова. Мне захотелось поскорее выбраться из пассажирского отсека — я был уверен, что там, из-за этих четырёх измучанных людей, тела которых методично бьёт электрошоком, действуют особые законы физики, и начинается невозможная морская качка, вызывающая обморочную одурь и тошноту.

Я уже направлялся к выходу из отсека, когда кто-то осторожно коснулся меня рукой:

— Спасибо, — сказала женщина, — и извините, я… Я понимаю, что вы совсем не должны этим заниматься, что у вас другие обязанности, но из-за меня…

Я думал, как ей ответить — например, пошутить, что числюсь на корабле стюардессой, так что разносить пассажирам энергическое молоко и собирать комки плавающей рвоты есть мой прямой и непосредственный долг, — однако едва я открыл рот, как сигнализатор в ухе раздражённо заверещал, ударив меня током в барабанную перепонку.

Я вздрогнул и замер вместо того, чтобы быстро нырнуть в открытый люк. Сердцебиение тут же участилось, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Сигнализатор снова истерично завопил, и я дёрнулся, чересчур сильно оттолкнувшись от металлической клетки.

— Что-то произошло? — крикнула мне вслед женщина, но я не ответил.

Я вылетел в коридор. Послышался странный звук, похожий на то ли шелест, то ли мягкую ритмичную дробь — как будто корабль снаружи обдало мощной струёй разогнанного до сотен километров в секунду песка.

Все уже были в рубке.

Трое операторов сидели перед включёнными терминалами, болезненно запрокинув назад головы, а первый пилот устало позёвывал и потирал рукой глаза.

Услышав меня, он обернулся.

— Опаздываешь, — сказал первый пилот.

— Извини, — сказал я. — А что было? Я слышал какое-то…

— Метеориты, — хмыкнул пилот.

— Что?

Я завис над своим терминалом, как парализованный, уставившись на первого пилота.

— Да… — махнул рукой пилот, — облако пыли просто, мелкие твёрдые объекты, диаметром до… — Он взглянул на экран. — В общем, сенсоры их не засекли и защиту включить не успели. Бывает такое, даже в нейросети, — пилот осклабился и подмигнул мне — правда, это быстрое подёргивание века было больше похоже на нервный тик. — В любом случае, повреждения минимальны.

Однако я всё ещё чувствовал себя так, словно мы чудом избежали катастрофы — на расстоянии в миллионы километров от Земли.

Прошла почти минута, прежде чем я залез в кресло.

— А у тебя как? — спросил пилот. — Всё убрал?

Я что-то промычал и кивнул головой.

— Много жалуются, небось? — спросил пилот. — Наш ценный груз?

— Бывает, — сказал я. — Да я и не представляю, как можно всё это время просидеть в кресле. Я бы, наверное, уж…

— Всего лишь раз в двадцать дольше, чем полёт над Атлантикой! — рассмеялся пилот. — А на самом деле, я думаю, никто никогда не рассчитывал, что на этой птичке, — он показал кивком головы на чёрный экран, — будут летать на Меркурий.

— Не рассчитана? — спросил я.

— Ага, — ответил пилот. — Да и крылышки у неё уже поистрепались чуток… Но ты не волнуйся, — добавил он с усмешкой, — ещё парочку таких непредусмотренных облачков она выдержит, а вот потом…

Я непроизвольно взглянул на часы у потолка — время полёта, рассчитанное по правилам Земли. Нам оставалось ещё больше десяти дней дрейфа.

Но мне показалось, что прошёл ни один десяток лет, прежде чем мы, наконец, начали тормозить.