Лидия

39

Спустя несколько дней меня вызвали в учебную часть и предложили пройти задание второго пилота ещё раз, на тренажёре. Я всерьёз думал о том, чтобы отказаться. Мне дали время на решение, и тут вмешался Виктор.

— Я тебя вообще не понимаю! — сказал он. — Сколько раз мы это делали! Это же обычная лаба, не более.

— Боюсь, не такая обычная… теперь, — сказал я.

— А что изменилось?

Виктор действительно не понимал. Я не рассказал ему о том, что произошло на Аэропе — я просто не мог рассказать.

— Я не знаю, — сказал я. — Просто я уже не уверен, что… мне это нужно.

Виктор уставился на меня, как на умалишённого.

— Чего ты вообще боишься? — спросил он.

Я долго не мог признаться, что боялся в действительности лишь самого себя — своего отражения в нейросети, своих собственных мыслей.

Я уже начал готовиться к переводу — собрал в общежитии вещи и свалил их в картонную коробку, даже выбрал себе отделение на факультете нейродинамики, куда собирался перейти. Однако, когда я написал об этом Лиде, от неё пришёл простой и безжалостный ответ:

"Поздно".

Мне было так тяжело и одиноко, что я пошёл на пересдачу, наверное, желая лишь вновь встретиться с ней в нейросети. Но не увидел ничего, кроме вспыхнувшей передо мной, как вереница кодовых сигналов, последовательности управляющих команд. Хаос уступил место порядку, всё неожиданно стало обыденно и просто. Лида ушла, а я во время своего внеурочного испытания показал лучший на курсе результат.

Перевод больше не требовался, на нейродинамике меня никто не ждал, и я распаковал сваленные в коробку вещи. Виктор предложил отметить это и заявился ко мне вечером в общежитие с очередным ящиком мыльного пива.

Мы пили из горла, усевшись на кровать.

Виктор всё время болтал, рассказывал о том, как мотался в последние выходные в дремучую область вместе с Анной, а я никак не мог понять, что именно мы празднуем.

Это было похоже на поминки.

— Слышал, кстати, что говорят о последнем выпуске — о тех, кто недавно закончил? — спросил после третьей бутылки Виктор.

Я не слышал.

— Трудоустройство — меньше половины! — объявил Виктор с непонятным самодовольством. — Это несколько… подпортит статистику института.

— Звучит не слишком обнадёживающе, — заметил я.

— Ну уж, извини, — Виктор поставил бутылку на пол; она явно мешала ему жестикулировать. — Что есть, то есть.

— Я не понял, — сказал я, — ты намекаешь на то, что учиться надо лучше или как?

Виктор рассмеялся.

— Да я и сам не знаю, на что намекаю, — сказал он.

— Может, мне и правда стоило перевестись, — пошутил я. — Уж лучше сидеть где-нибудь в кубикуле, чем быть безработным.

Я поднял бутылку, предлагая тост, но Виктор замахал рукой.

— Ну уж нет, — сказал он. — За это я пить не буду. После всего этого… маразма и конкурса — ты конкурс-то хоть приёмный вспомни, это же был ад! — оказаться в каком-нибудь вшивом офисе… Это уж точно не для меня.

— Тогда выпьем за то, чтобы лучше учиться, — согласился я.

— Ага! — подхватил Виктор.

Он был уже заметно пьян, и даже расплескал своё пиво, когда ударил по моей бутылке.

— Знаешь что, — сказал я, — у меня тоже созрел новый тост.

— А? — моргнул глазами Виктор.

— За то, чтобы закончилась война, — сказал я, поднимаясь.

Мы выпили.

Виктор ушёл уже ближе к полуночи, оставив после себя кучу пустых бутылок и головную боль, которая быстро сменила хмельной задор.

На следующее утро я едва заставил себя встать с постели, и на первой лекции с трудом боролся со сном, не сразу разобрав, что новый лектор, подменявший тогда заболевшего профессора, начал, вопреки негласной цензуре, говорить о войне:

— Лично я считаю преступлением, — говорил он, — да, да, именно преступлением, что от нас до сих пор скрывают реальную ситуацию на Венере. При этом известно то, что идут бои, и даже атакуются обычные гражданские корабли, грузовые суда, пассажирские лайнеры…

— Чего это он? — шепнул я Виктору.

— Видимо, тоже тяжёлое утро, — сказал Виктор. — Про пассажирские лайнеры — это что-то новое…

— То, что произошло на Венере, — продолжал лектор, — это трагедия, масштабы которой мы до сих… не понимаем. Я лично не сомневаюсь, что ответ последует, и этот ответ…

— А я лично не сомневаюсь, что он не будет больше читать у нас лекции, — хихикнул Виктор.

Я кивнул головой.

Молодой преподаватель, наконец, вспомнил о теме своей лекции, и мне уже ничто не мешало спать.

Следующим по расписанию был нейроинтерфейс.