Лжец великолепный

Глава 6. Перед дежурством

Днём не выспалась: не могу спать, когда организм должен бодрствовать. Ворочалась в кровати, размышляя об инциденте в лаборатории, мучилась угрызениями совести: ведь могла же заступиться за Грэга более решительным образом. Всегда так бывает — смалодушничаешь, а потом горько от того, чего уже не вернёшь и не исправишь.

Постоянно вспоминался Эрик с его хамскими замашками, хотелось дать по нахальной физиономии, влепить пощёчину, но момент, что называется, был упущен. Впрочем, что-то мне подсказывало, что подобная возможность ещё представится.

Не ко времени позвонил Стефан. Расспрашивал, как дела, просил прозондировать почву. Не поняла, что именно имел в виду, но уточнять не стала, потому что была расстроена. Какое уж тут настроение, когда у Стефана такой вид? Весь в повязках, кряхтит как старик, лицо опухшее. Уверял, что на следующей неделе сможет ходить, а через месяц прилетит на станцию. Я, естественно, не верила. О каких путешествиях может идти речь, если ему до сих пор не разрешают вставать на ноги?

Одиночество. «Станция неудачников и тщеславных ослов», — думала я, перекладываясь на другой бок.

Раздражение росло от осознания глубины и пагубности моего безделья. Вместо того чтобы поспать, отдохнуть перед бессонной ночью, лежу в кровати и валяю дурака. Занимаюсь самоедством, потом жалею себя, начинаю ненавидеть окружающих, станцию. Становится стыдно, и всё повторяется снова: самокопания, грусть, злость…

Так и провалялась весь день до вечера, до того момента, когда пришло время подниматься и идти в диспетчерскую — принимать смену.

Вообще, говорить о смене дня и ночи в условиях «Ксении» не совсем правильно: тут нет закатов и рассветов, мы движемся вокруг Земли в своём ритме и не обращаем внимания на положение Солнца. Теоретически, это даёт нам возможность жить по тому графику, который сами для себя изберём. Теоретически. На самом же деле, такое положение, естественно, вносило бы сумятицу, неразбериху, расстраивало бы рабочий процесс.

Посему на подобных станциях обычно приняты двадцатичетырёхчасовые сутки, идентичные земным. Время синхронизируется с часовым поясом местности, где расположено учреждение, курирующее работу данной станции. В нашем случае это министерство, которое нас всех наняло. Такой порядок имеет множество неоспоримых преимуществ: обеспечивает сотрудникам станции привычный для их земной природы ритм, позволяет кураторам с Земли общаться с персоналом в удобное для обеих сторон время и многое-многое другое.

Также, как правило, на космических станциях принят многосменный график работы. Кроме дневных смен существуют, если это необходимо, ночные или вечерние вахты. Пока одни спят, другие работают. И это тоже логично: непрерывность сложных производственных, научных и прочих процессов, интенсивная, а значит более эффективная, эксплуатация оборудования, возможность «поменять обстановку» для персонала станции — перетасовка сотрудников по разным сменам, подбор удобного графика работы.

Но на «Ксении» всё немного по-другому. Особенностью станции является то, что мы работаем в одну смену — в дневную. На текущем этапе нас тут слишком мало, чтобы могли помешать друг другу. Делаем одно общее дело, нет смысла дробить на несколько групп.

Ну и кроме того, сыграл роль человеческий фактор: люди в небольших коллективах испытывают ощутимый стресс. Грубо говоря, друг другу надоедают, возникает раздражительность, недовольство, начинаются склоки, конфликты. Чтобы расширить круг общения, чтобы мы друг другу не примелькались, чтобы народ не одичал, было решено придерживаться обычного офисного графика.

Это, в свою очередь, приводит к необходимости ночных дежурств.

Днём за состоянием станции и базы следит диспетчер — инженер из числа самых опытных старожилов. Он держит руку на пульсе, координирует работу персонала, управляет системами «Ксении» и «Ауштры». А ночью дежурим мы, рядовые сотрудники. Случается это раза два в месяц и, насколько я поняла, не доставляет особых хлопот.

Мне уже доводилось подежурить, пару недель назад. Всю ночь занимались своими делами: я работала над текущим проектом, мой напарник сначала листал какой-то справочник, заскучав, перешёл на комиксы, а ближе к утру и вовсе задремал. Ничего особенного, чрезвычайные происшествия — большая редкость. К тому же, дежурим по двое, так что всегда есть надежда на более опытного напарника.

Сегодня мне достался Алекс — сотрудник бывалый, с большим стажем, однако, на мой взгляд, довольно ленивый, апатичный и безразличный к работе. Принимая смену у дневного диспетчера, он, совершенно не стесняясь, зевал и с отсутствующим видом рассматривал большой сводный экран, находящийся на противоположной стене.

— Днём наблюдались проблемы в компрессионном блоке, — рассказывал Пак, украдкой поглядывая на часы. — Не смогли разобраться, в чём дело: судя по показаниям приборов, скачет давление. Скорее всего, датчики врут, но нельзя исключить и утечку. Так что следите за компрессорной, смотрите графики. Алекс, не поленись, хотя бы раза три за ночь сходи туда, на месте проконтролируй.

Пак торопился — у него сегодня день рождения, не хочется задерживаться на рабочем месте ни секундой больше, чем положено. Алексу же наплевать, впереди — дежурство с его рутиной и скукотищей.

— Хорошо? — переспросил Пак.

— Угу, — кивнул Алекс.

— Ну вот и славно. Если вопросов ко мне больше нет, покидаю вас. — Пак встал и двинулся к выходу. В дверном проёме обернулся, посмотрел на Алекса, подмигнул и добавил: — Заходи, если что.

— Угу, — ответил Алекс.

Пак исчез в коридоре, вместо него почти тут же в диспетчерской появился начальник станции — невысокий, пожилой, но крепкий мужчина с труднопроизносимым именем Всеволод. Поздоровался, осведомился о текущей обстановке.

Говорят, всегда так делает. Каждый вечер заходит в диспетчерскую, общается с заступившей на дежурство ночной сменой, после чего уходит к себе в каюту, умиротворённый, уверенный, что всё под контролем.

На «Ксении» начальника все называют шефом, иногда — стариком или ветераном, изредка — занудой. При личном обращении употребляют уважительное «Вы» и не заморачиваются. Я следую общей тенденции, поэтому довольно часто ловлю себя на том, что не могу вспомнить его фамилии. Вот и сейчас в голове не сразу всплыло — Белов.

— Ответственность, бдительность и серьёзное отношение к делу! — провозгласил Белов, дослушав отчёт Алекса. После чего пустился в пространную напутственную речь — такое за ним тоже водится.

Без преувеличения можно сказать, что шеф — высококлассный специалист, профессионал, талантливый управленец и продвинутый технарь. Досконально во всём разбирается, знаком с малейшими нюансами, едва ли не половину дня проводит в диспетчерском пункте, отслеживает ход работ, состояние систем и механизмов. Любая, даже самая сложная, ситуация для него не более чем банальность, вероятно поэтому его выступление носило весьма поверхностный характер, было пропитано формализмом, выглядело скучным и блеклым. Ближе к концу пятиминутного спича я потеряла нить рассуждений, отвлеклась.

— Всё понятно? — в заключение спросил шеф.

Я не слышала его последних слов. Алекс, скорее всего, тоже. Однако мы оба уверенно кивнули и почти в унисон воскликнули:

— Так точно, шеф!

— Ну и славно, — шеф улыбнулся. — В таком случае, желаю удачи!

Он встал со стула, обошёл помещение, словно проверяя, всё ли в порядке. Открыл дверь и замер на пороге. Мне показалось, что шеф напряжённо размышляет, сомневается, хочет что-то добавить, но не может решиться.

— Дейдра, — он обернулся, — у меня к вам есть небольшое дельце. Зайдите ко мне на пару минут.

Мы прошли в его кабинет — он находится рядом, прямо напротив диспетчерской. Шеф пропустил меня вперёд, вошёл сам, после чего плотно закрыл дверь.

— Дейдра, до меня тут дошла информация, что у вас возникли… — шеф замялся, подбирая слова, — некоторые трения с сотрудниками из группы физиков…

Я остолбенела, почувствовала, что краснею — не от стыда, разумеется, а от ярости. Кто? Грэг? Не может быть! Эрик? Неужели Эрик нажаловался? Да и зачем? Что такое нехорошее я ему сказала?

— Хм… — Я опустила взгляд. — Не понимаю, о чём вы…

— Поймите меня правильно, Дейдра. — Проходя мимо, Белов слегка погладил меня по плечу — совсем не навязчиво, а по-отечески. — Я не умаляю вашего права на личную жизнь и на свободу общения. Но тут не Земля, тут всё по-другому. Здесь замкнутое пространство, отсюда некуда бежать, если станет плохо. Замкнутое общество, от которого не спрячешься. — Белов сел за стол. — Присаживайтесь, Дейдра, — мягко сказал он, я повиновалась. — Я не могу допустить конфликтов на моей станции. Пусть физики формально — отдельная от нас структура, но живут-то они тут, на «Ксении», а это — моя территория. Я — начальник, это большая ответственность, я ответственен за всё, что тут происходит.

— Я понимаю.

— Вместо того чтобы дуться на меня и гадать о том, кто мне рассказал, подумайте о будущем. К чему всё это может привести? Вы у меня на хорошем счёту, я высокого о вас мнения, не хотелось бы с вами расставаться. Разумеется, я говорю об увольнении: есть, знаете ли, такая статья в космическом трудовом кодексе — «Провоцирование конфликтных ситуаций, создание нездоровой атмосферы в коллективе».

— Да не было никаких провокаций! — возмутилась я. — Просто проект слишком сложный! — Я взглянула на шефа. Он смотрел на меня, и непонятно, о чём сейчас думал. Морщинистое лицо не выражало эмоций, ничего не разобрать в глазах за очками в толстой роговой оправе. — Ну, хорошо, мы слегка повздорили, есть разногласия относительно их требований. Вы отлично знаете, что есть вещи, которые я могу, а есть то, что мне не положено. Пожелания физиков выходят за пределы дозволенного: я насчитала три корректировки в генеральном плане «Ауштры». Необходимы консультации с министерством…

— Далось вам это министерство! — В негодовании шеф сдвинул брови. — Перестаньте твердить мне о министерстве! На «Ксении» я — главный. И я вам озвучил свою позицию: делайте, проект я одобрил! — Он снял очки, достал из кармана платок и принялся протирать стёкла. Это означает, что смягчился, раздражение прошло. Смотрит прямо перед собой, прячет глаза, мне показалось, что ему неловко от проявленной грубости. — У меня сроки горят, мы ничего не успеваем. Если будем заниматься ерундой, тратить столько времени на физиков, то ещё больше отстанем от графика. Дейдра, я вас очень прошу: сегодня, если это возможно, завершите проект с зеркалами. У нас много работы.

Закончил Белов совсем миролюбиво, учтиво, может быть, даже просительно. Мне стало неудобно, почувствовала себя последней дурой. К чему всё это? Белов в тысячу раз опытнее, дальновиднее, он стоял у истоков станции, монтировал первые блоки «Ксении», когда «Ауштры» ещё и в помине не было.

И я — две с небольшим недели в космосе, ещё ничего не понимаю, но уже становлюсь в позу и указываю ему, матёрому инженеру и мудрому руководителю, наделённому всеми видами власти на этой станции. Учу его, как и что нужно строить…

«Стыдно, девушка, скромнее себя нужно вести», — подумала я и прикусила губу.

— Извините, — сказала, потупив взор, — позволила лишнего. Сегодня же завершу работу над проектом. — Встала и направилась к выходу.

— Дейдра, — сказал Белов, я обернулась, — я целиком и полностью на вашей стороне и разделяю вашу антипатию к Эрику. Сложный он человек, тяжёлый. А взаимоотношения у них в коллективе — это вообще головоломка с недостающими деталями. Сказать честно, уже давно руки чешутся разогнать их компанию, списать на Землю. Но, к сожалению, не всё в моих силах.

Я с пониманием закивала. Белов наконец закончил протирать очки и нацепил их на нос. Строго посмотрел на меня и добавил:

— Эрик мне все уши прожужжал, считает, что вы к нему предвзято относитесь, искусственно затягиваете работу над их проектом. Не связывайтесь с ним, не стоит тех нервов и времени. Сделайте быстро и качественно.