Во время очередного восхода Земли я увидела, что тёмное неровное пятно почти исчезло: тень от Луны скрылась за земным горизонтом.
«Ауштра» пролетела над областью, где наблюдается солнечное затмение, и в лике планеты уже нет чего-либо необычного: просто бело-голубой полумесяц, подёрнутый лёгкой дымкой.
Представление закончилось, сотрудники потянулись из смотрового зала — небольшого помещения с обзорными окнами и мягкими удобными креслами.
Глядя на далёкую Землю, я думала о тех вещах, которых мы лишены тут, на станции. Покровительство, опека родины, нашей общей матери. Дети во Вселенной, я ощущаю незащищённость с самого первого дня как оказалась на «Ксении». Свобода, как у подростка, сбежавшего из дома. Свобода абсолютная, но двоякая, без каких бы то ни было гарантий.
Нехорошее чувство, тревога внутри, тоска.
«Земля живая, — сказала Лариса несколько минут назад — пробормотала, разглядывая маленький бело-голубой шарик в большущее смотровое окно. — Мы — лишь её часть».
— Ничего интересного, — пробурчал Пак, захлопывая за собой дверь.
— А мне понравилось! — кинул вдогонку Белов, но Пак, разумеется, не услышал. — И не только затмение, — многозначительно добавил Белов.
Поднялся из кресла, огляделся по сторонам, удостоверился, что в зале кроме нас с ним никого больше нет. Приблизился и сел рядом. Извлёк из кармана сложенный в несколько раз электронный лист, взмахнул им в воздухе.
— Мне очень понравилось ваше исследование, Дейдра. Большая кропотливая работа. Глубокий анализ, от вас не ускользнула ни одна деталь.
— Ой, ну что вы, — смутилась я. — Не такая уж и большая. И не сказать, чтобы подробная: сроки поджимали.
Белов пропустил замечание мимо ушей:
— Вы так детально описали характеры сотрудников и перипетии их судеб, что у меня просто нет слов. Причём, заметьте, я давно знаком с этими людьми, эволюция их взаимоотношений происходила у меня на глазах, я знаю многое, но мне не известен ни один факт, который противоречил бы изложенному вами положению дел… — Белов замялся на секунду, уточнил: — Прошу понять правильно: приходится собирать слухи, изучать сплетни. Но исключительно, так сказать, по долгу службы: ведь должен же я знать, что происходит на станции. А слухи и сплетни зачастую содержат гораздо больше информации, нежели официальные доклады и отчёты… Так вот, нарисованная вами картина, динамика её развития целиком и полностью подтверждается сведениями из других источников. Я поражён, насколько много можно сказать, имея под рукой лишь исходные астрологические данные и обладая могучим аналитическим умом и живым богатым воображением.
— Вы мне льстите. — Раскраснелась от такой похвалы, опустила глаза и сдержанно прибавила: — В этом нет ничего удивительного, это может любой астролог.
— Не скромничайте, Дейдра! Это так — вы великолепно справились с поставленной задачей. — Белов улыбнулся.
— Спасибо.
— Но вот что меня тревожит…
Смущение пропало, насторожилась:
— Да-да?
— Насколько я понял, в исследовании вы применяли, если так можно выразиться, данные земной астрологии. Это так?
— Ах, вы об этом… — протянула.
— Да, именно об этом, — кивнул он.
До меня дошло, к чему это напыщенное вступление: Белов начал с позитива для того, чтобы задобрить, подготовить почву для вопроса, который на самом деле его волнует. А я уж возомнила, что исследование ему действительно понравилось.
— Вы правы, — согласилась в холодном тоне, — диспозиция небесных тел, представления об их влиянии на людей, принятые в земной астрологии, не подходят для «Ксении». Тут несколько другая ситуация, можно сказать — иная астрология.
— Вы учитывали это?
— Общепринятых методик нет: внеземная астрология — сравнительно молодая наука. Но я по возможности взвесила все известные мне факторы.
— Значит ли это, что мы всецело можем доверять вашему исследованию? — Шеф посмотрел поверх очков, приподнял бровь.
Мне показалось, что вопрос содержит скрытую издёвку, что давало право обидеться:
— Минуту назад вы говорили, что исследование хорошее, а теперь…
— Извините, Дейдра, — спохватился. — Вероятно, я слишком придирчив.
— Мы можем доверять исследованию, — твёрдо сказала я.
— Хорошо, — резюмировал он, однако по взгляду поняла, что сомневается.
Шеф откинулся в кресле, я сделала то же самое. Мы замолчали.
Нужно вновь поговорить об истории Грэга, но теперь уже совсем ничего не хотелось. На то было несколько причин.
Во-первых, своим недоверием шеф испортил и без того неважный настрой. Конечно — мне требовалась поддержка, а шеф, так приятно начав, в конце всё испортил каверзными вопросами. Лучше бы вообще не затевал этот разговор, один чёрт — ни к чему не пришли.
Но, пожалуй, самым главным фактором в моём нежелании поднимать тему происшествия на «Ауштре» было отношение самого шефа. Утром, когда принесла ему результаты астрологических исследований, верная данному обещанию, упомянула об инциденте. Ответ был категоричным:
«Это невозможно! — отрезал он. — На базе не может быть никаких чужих — это ведь не плантация с беглыми каторжанами! Грэгу привиделось, почудилось — и не такое бывает, когда человек долгое время работает в условиях перепадов уровня гравитации».
Продолжать было бессмысленно, я сразу сдалась.
Водится за мной такой грех: не могу возразить против мнения, высказанного более влиятельным человеком. Врождённое благоговение перед властью авторитета: ночью соглашалась с Грэгом, поверила в его историю с блондинистым неизвестным, утром же хватило двух-трёх фраз шефа, чтобы замолкнуть.
Он неправ, и это очевидно. Дело тут вот в чём.
Уверенность шефа в невозможности существования таинственного блондина основана на единственном, но незыблемом постулате — на утверждении о том, что на «Ауштре» не может скрываться посторонний человек: вроде бы негде ему прятаться.
Следуя логике, это предположение ещё более справедливо, если применять его к «Ксении».
Однако я располагаю фактами, которые свидетельствуют об обратном: Крис-то существует. Беглец, оставаясь незамеченным (правда, при участии одного из сотрудников), в течение нескольких суток пребывает на станции. Не просто пребывает — умудряется совершать дерзкие вылазки.
А шеф уверяет, что это невозможно. Какой вывод из этого следует?
Правильно: если шеф провозглашает, что блондина нет, то, значит, он точно есть.
Парадокс, да и только.
В пользу этого говорят и показания Криса-Терри. Хотя и сомневаюсь в его искренности, напрашивается предположение: если чужой — не Крис-Терри, то не его ли встретил Крис-Терри в то утро, когда выходил из каюты?
Считаю, что вполне возможно.
С другой стороны, личность самого Криса-Терри, о котором мне известно чуть больше — личность, безусловно, прелюбопытная — не позволяет допустить, что он не имеет отношения к происходящему.
Вот хоть убей, но кажется мне, что дело тут нечисто, что есть некие подводные течения, силы, скрытые от посторонних лиц...
Впрочем, я отвлеклась.
— У вас всё? — спросила. — Могу идти? — Встала с кресла.
— Да-да, — рассеянно ответил шеф. — Конечно, Дейдра, ступайте.
Он вновь посмотрел в мою сторону, мы встретились взглядами. Нет, не верит он. По глазам поняла, что не верит шеф моему докладу.