Летающая смерть

Глава X. Ужас в ночи

Во всех аспектах любого научного исследования профессор Равенден был прежде всего очень методичен. Все экстраординарное и необычное он откладывал на потом, чтобы как следует над этим поразмыслить и рассмотреть со всех возможных сторон. Запутавшись в дебрях своего расследования, ученый, полностью доверившись терпению, начал потихоньку из них выбираться на свет истины. Любые факты прямых и косвенных связей он аккуратно отмечал на бумагах. Когда наступал кризис сомнения, профессор (хотя и не был очень этому рад) не пренебрегал помощью других умных людей. Серьезные размышления и старания почти всегда приводили его к правильному ответу. Жизнь была полна загадок, поэтому разным расследованиям профессор Равенден каждый день уделял хотя бы немного времени.

Не исключением стал и вечер 19 сентября. После охоты на мотыльков профессор вернулся в свою комнату и принялся писать. Но прежде он переоделся в пижаму и халат, потому что его повседневную одежду насквозь вымочил внезапный ливень. Затем он извлек из своего портсигара большую именитую, а потому очень дорогую, сигару с особым ароматом и закурил, наслаждаясь каждой глубокой затяжкой. Те, кто хорошо его знал, сказали бы, что профессор озабочен серьезной думой, потому что в наслаждениях он обычно был скромен и табак расходовал очень экономно. Во времена же раздумий курение успокаивало его нервы и помогало сосредоточиться. А в тот вечер Профессор Равенден пережил серьезный шок.

Он три часа просидел за письмом, периодически прерываясь на продолжительные размышления. Вдруг он встал, обул тапки и начал прохаживаться вдоль комнаты, вслух разговаривая с самим собой:

— Несомненно, я очень испугался… Иначе зачем было бы мне убегать?… Объект этот мог оказаться вполне безобидным, и в нем несомненно должно было присутствовать что-то научно интересное. Может эти повторения… инстинкт самосохранения обманул меня! Это все страх прошлых необъяснимых происшествий… но даже в этом бешеном испуге я, кажется, не утратил способностей внимательно наблюдать.

Завершив свою бумажную работу, профессор Равенден сложил три полностью исписанных листа и положил их на стол рядом со своими заметками о кораблекрушении.

Ученый проснулся следующим утром очень рано, разбудил Хейнса и Дика Колтона и попросил их зайти к нему в комнату, как только они оденутся. Когда мужчины вошли, профессор усадил их на стулья и взял в руки записи.

— Поскольку это дело крайней важности и не терпит отлагательств, — начал он официальным тоном, — не буду извиняться за беспорядок в моих покоях, а ограничусь лишь упоминанием оного. У меня давно уже вошло в привычку основные идеи и факты касательно любого исследования записывать на бумаге, пока они еще свежи, дабы не замутнить их, не потерять и ничего не упустить за пеленой более мелких и менее важных деталей. Именно этот метод помог мне открыть кое-что новое и важное о диморфизме бабочек-парусников, которые обитают на Голубом хребте. Сейчас же, джентльмены, я собираюсь зачитать вам отчет об определенных странных происшествиях прошлой ночи и узнать ваше мнение насчет таинственных вещей, которые за последнее время успели коснуться каждого из нас. Прежде, чем начать читать, я хочу заявить, что за мной ни разу в жизни не было замечено никаких психических отклонений, что я абсолютно здоров и что вчера по возвращении домой я измерил пульс и температуру и никаких признаков лихорадки у себя не обнаружил. Температура была 37 градусов, что для меня более чем нормально, а сердце билось немного чаще, чем обычно, но это лишь потому, что я сильно перенервничал. Ну как, доктор Колтон, отражаются ли на мне какие-либо признаки нервного расстройства?

— Нет, сэр, — быстро ответил доктор. — Я оцениваю ваше состояние как чрезвычайно спокойное, вы весьма последовательны, логичны и рассудительны.

— Тогда я продолжу, — сказал профессор Равенден и принялся вслух зачитывать свои рукописи:

Профессор Равенден положил рукопись обратно на стол и посмотрел на своих слушателей. Хейнс делал заметки. Колтон сидел и в восторге хватал каждое слово. По окончанию доклада все глубоко вздохнули, и профессор спросил:

— Джентльмены, есть ли у вас хоть какие-то предположения, которые могли бы объяснить эти феномены?

Первым заговорил Колтон:

— Вы до этого как-то сами предполагали какое-то воздушное судно. Не знаю, были ли ваши слова шуткой.

— Отчасти, — сказал профессор. — Вне всякого сомнения эти явления были достаточно крупных размеров. Но воздушные корабли, как вам наверняка известно, просто огромны. Намного больше.

— К тому же они обычно не летают парами, — добавил Хейнс. — Полагаю, профессор, вы сможете указать нам то место, где видели эти штуки?

— Приблизительно.

— Тогда идем сейчас же, — поднимаясь с места, сказал репортер.

Трое мужчин со всех ног помчались к озеру и принялись исследовать его западный берег, но безуспешно. Разделившись, они прочесали еще около пятидесяти ярдов вдоль озера, и вдруг Дик Колтон, оказавшись где-то на середине, громко позвал остальных и начал задыхаться. Как только Хейнс с профессором подбежали, доктор обернулся к ним с красным от смеха лицом и не в силах говорить тыкал пальцем в сторону дуба.

— Простите, — выдохнул он, — но вы только посмотрите на это!

В кроне дерева застрял порванный большой бесхвостый воздушный змей. Почти всю бумагу, обтягивавшую каркас, сдуло ветром; от змея остался только пахнущий промасленный скелет. Профессор Равенден внимательно посмотрел на находку и отошел с пристыженным лицом.

— Не буду обижаться на вашу реакцию, доктор Колтон, — сказал он. — Вам, джентльмены, я наверное сейчас кажусь недостойным и трусливым мальчишкой науки.

— Нисколько, — быстро ответил Хейнс. — То, что вы пережили, кого угодно бы до смерти напугало.

— Я бы бежал отсюда как кролик, — весело заявил Колтон. — Смеюсь я только потому, что всем моим выдуманным страхам пришел такой нелепый конец.

— Возможно не такой уж он и нелепый, — сказал Хейнс, рассматривая веревку от змея. — В этом есть что-то странное. Откуда, к примеру, прилетели эти змеи и каким образом?

— Ветер веревку порвал, конечно же, — сказал Дик.

— Ну давайте, попробуйте теперь вы ее порвать, здоровяк.

— Не могу, — сказал доктор, изо всех сил старавшийся причинить хоть малейший вред веревке. — Очень хорошее, легкое и прочное плетение.

— И сдается мне, что ветром этот трос не отрывало, — сказал репортер. — Посмотрите вон на те концы.

— Порезаны! — воскликнул Колтон.

— И еще, в двадцати футах от подпруги, — добавил Хейнс. — Итак, кто-нибудь будьте любезны объяснить мне, как…

— Эта веревка, — сказал профессор, — если не ошибаюсь, обычно используется в аэростатических экспериментах. Промасленная бумага защищает от дождя. Это дополнительный воздушный змей, его прикрепляют, чтобы главная веревка не провисала. Поэтому она не могла оторваться даже при сильнейшем натяжении.

— Поэтому от сильного шквала ветра сам змей весь вывернулся порвался, будто бы врезался в кирпичную стену, — добавил Колтон.

— Его приятель должно быть приземлился где-то на противоположном берегу озера, — сказал Хейнс. — Схожу проверю.

Вскоре репортер вернулся со вторым змеем. Выглядел он абсолютно идентично тому, который обнаружил Колтон. Остов его был цел, хотя бумага явно носила следы тяжелого падения.

— Веревка на этом около шестидесяти футов, и отрезана точно так же, как на первом, — с нервным смешком сказал Хейнс. — Дело начинает быть интересным, не так ли?

— Как думаете, сколько змеев было привязано к главной веревке? — спросил Колтон у профессора.

— Часто для подобных экспериментов требуется семь змеев…

— И где же тогда остальные?

— Если их всех отрезали от главной веревки, то вполне возможно, многие улетели в океан. Скорее всего так и есть, если те, что мы нашли, были самыми нижними в связке.

— Ага! А это еще что? — сказал Колтон, поднимая взгляд вверх.

У подножия впереди стоящего холма прогуливался мужчина. Он был увешен рыболовными снастями, как все рыбаки Монтока, и выглядел как типичный житель одного поселения на северном берегу. Хейнс пошел к нему навстречу.

— Доброе утро, — вежливо сказал рыбак. — Вы случаем нигде не видели одного жентельмена в черном пиджаке и очках, бесцельно бродящего по местным землям?

— Нет, — сказал Хейнс. — Вы такого потеряли?

— Да эт он сам потерялся. Не объявлялся с прошлого вечера. Как раз из тех, кто легко может заблудиться в трех соснах. Чудик эдакий, все время какие-то эксперименты ставит.

— Какого рода эксперименты?

— О да глупости какие-то с воздушными змеями. Как ребенок, ей-богу.

— Он живет у вас?

— Проживает. Уже неделю тут. Сказал, что изучает воздушные потоки. По вечерам все время на улице, выпускает кучу змеев. Видел даже однажды, как у него было аж семь штук на одной веревке. Очень сообразительный парень в этом деле.

— В котором часу он вчера ушел? — спросил Хейнс.

— Где-то в половине восьмого. Я выглядывал в окно, когда подул сильный ветер и начался ливень. Но мистера Эли не было.

— Это один из его змеев? — спросил репортер, показывая на сломанный ромбовидный каркас, который он разложил на траве.

— Точно, да! — ответил рыбак. — Где ж вы его нашли?

— Он сам сюда прилетел. И еще один.

— Правда? — забеспокоился рыбак. — Надеюсь, что он не попал в беду.

Пока Хейнс разговаривал с незнакомцем, профессор Равенден воспроизводил в своей голове прошлый вечер.

— Думаю, я могу привести вас примерно к тому месту, куда прилетели эти змеи, — сказал он. — Пойдете со мной?

Больше мили вся процессия пыталась угнаться за быстрым шагом маленького, легкого профессора. Вскоре он резко остановился и поднял с земли кусочек веревки, прямо у подножия очередного холма.

— Кажется, эту тоже отрезали, — сказал он и пошел дальше.

Прямо под холмом открывалась впадина, и на ее склоне лежала маленькая лебедка.

— Это же его! — закричал рыбак. — Но где ж он сам?

Хейнс пробрался вперед, в кусты. В нескольких ярдах вглубь зарослей в куче поломанных веток лежало тело в разодранной одежде. Внешний вид находки говорил о том, что перед смертью человек в спешной лихорадке пробирался через растительность. На земле виднелись человеческие следы, но там, где они заканчивались, ничего не было.

— Идите сюда! — позвал Хейнс. — Он бежал сюда, чтобы от чего-то спрятаться. Он лежит там, в конце тропинки. Можно увидеть…

— Господи! Пойдемте скорее!

Рыбак со всех ног помчался туда и склонился над телом, почти полностью закрыв его от глаз всех остальных навешенным на одежду рыболовным скарбом.

— Это мистер Эли! — закричал он. — Его убили!

Голова мертвеца была почти полностью раздроблена ударом немыслимой силы. Из правого плеча торчала кость. Колтон приподнял труп, и все увидели, что на груди мужчины был точно такая же глубокая рана, как на спине Петерсена.

— Это все наш проклятый фокусник, — горько сказал Хейнс. — Как мы могли дать ему уйти?

— Этот человек умер несколько часов назад, — тихо произнес доктор.

— А возможно ли, что это произошло вчера где-то около десяти вечера? — спросил Хейнс.

— Очень может быть.

— Что же его убило? Удар по голове или ножевое ранение?

— То, что он получил в первую очередь.

— Предполагая, что ваша гипотеза о том, что этот несчастный вбежал в кусты с другой стороны тропы, верна, мистер Хейнс, как вы объясните тот факт, что его тело находится здесь, на приличном расстоянии от предположительного места падения змеев? — спросил профессор.

— Вырвался, — сухо ответил репортер.

— Тогда вы обнаружили следы возвращения?

— Нет. Здесь их я не увидел.

— И тут их тоже нет, — сказал Колтон, осматривая окружающую почву. — Но посмотрите, как сильно переломаны ветки кустов, будто бы он сам на них бросился. Хейнс! Что такое?

Без предупреждения репортер раскинул руки и плашмя упал на куст. Все метнулись ему на помощь, но мужчина тут же встал на ноги.

— Не волнуйтесь, — с улыбкой сказал он. — Все в порядке. Просто небольшой эксперимент. Я останусь с этим мужчиной, мы пойдем в его рыбацкое поселение, все обсудим и решим, что делать с телом. Это может занять весь день. Так что, увидимся вечером, господа.

С этими словами он взял рыбака под руку. Бедолага был просто парализован ужасом и покорно последовал за репортером с отвисшей челюстью. А Колтон с профессором Равенденом вернулись в «Третий дом», по дороге не проронив ни слова.

Дома к Дику снова вернулось его прежнее беспокойство. Вечером он увидел мисс Равенден, но она решила с ним даже не здороваться. С туманной надеждой обнаружить хоть что-нибудь полезное, доктор вскоре вернулся к озеру и еще раз тщательно изучил места, где были найдены воздушные змеи, но так ничего и не нашел.

В девять вечера домой вернулся Хейнс. Он был бледный и уставший и подошел к двери в комнату Дика.

— Приедет корабль забрать тело мистера Эли обратно в Коннектикут, где он жил, — сказал репортер. — Рыбаки объяты суеверным страхом.

— Что-нибудь новое обнаружили?

— И да, и нет. Все слишком неопределенно, чтобы как-то об этом говорить. Можно делать лишь догадки и предположения, которые все еще больше запутают.

Колтон взглянул на Хейнса.

— Вам нужно поспать. Очень нужно, — сказал он. — Есть боли?

— О, да как обычно. Ну может чуть-чуть больше.

— Примите это, — сказал доктор, протягивая ему пузырек с порошком. — Это поможет. Хотел бы я, чтобы и мне помогло. Ощущение, что сон сегодня на меня не снизойдет.

Репортер кивнул в знак благодарности и ушел. Дик повалился на кровать, но события последних дней в Монтоке полностью взяли власть над его мыслями, так что доктор просто лежал и додумывал, прогоняя все это снова и снова в своей голове. А когда он закрыл глаза, перед ними опять начали мириадами выстраиваться медицинские препараты. Затем пришла окровавленная овца, громко блеющая в бешеном страхе. Овца превратилась в человека, лихорадочно сражающегося за свою жизнь в кустах, а потом этот человек превратился в самого Дика. Он почти раскрыл причину ужаса, тайна вот-вот будет разгадана. На доктора опустилась тьма. Он перевернулся на спину, кровать скрипнула, и несчастный снова проснулся. Больше эти видения к нему не возвращались. Постепенно доктора начала окутывать легкая дремота, затем перед глазами оказалась Дороти Равенден, и он мирно уснул.