Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» - помнится, был там такой же благообразный и очень умный доктор Микстуркин.
Эскулап бегло пролистал мою больничную карту и с легким смешком констатировал:
- В вашем случае, Георгий Сергеевич, медицина полностью бессильна.
Тут «Микстуркин» сообразил, что сказанная им фраза звучит несколько двусмысленно, охнул и быстренько поправился:
- В том смысле, что здоровы вы, извините, как бык. И в физическом, и в психическом отношениях. Что же касается голосов, которые вы слышите...
Он задумчиво погрыз кончик шариковой ручки.
- Могу посоветовать вам только одно: отдохнуть. Полностью отключиться на месячишко-другой от всех ваших космических дел. Вам нужен отпуск и хороший отдых. Но без экстремизма! Никаких альпинистских восхождений, серфинга и дельтапланеризма. И лучше обойтись без южных морей. Выберите что-нибудь спокойное, размеренное, неспешное... Желательно, в средней полосе, без резких температурных колебаний... Леса, озера, реки...
Я внял врачебным советам, выбрал и поехал в Песчаную.
Песчаная - это маленький районный центр примерно в ста двадцати километрах от Полянска. Вокруг - то, что доктор прописал: озера и леса. А если отъехать от городка еще километров десять на северо-запад по выложенной бетонными плитами дороге, то сначала наткнешься на двухэтажное зданьице из красного кирпича - контрольно-пропускной пункт, а за ним на берегах небольшой речушки Северский Полец обнаружится зона отдыха: налево от дороги - санаторий Центрального Комитета КПСС «Сталинец», направо -гостиничный комплекс «Дружба».
Поначалу мне, как «герою космоса», светила месячная путевка «налево». Но я не захотел проводить отпуск среди заслуженных партийных старцев, их «золотых» детей и «бриллиантовых» внуков, «боевых» подруг и прочей челяди. Я выбрал народную и демократичную «Дружбу», в которой обычно отдыхали шумные компании полярников, орденоносные передовики производства, известные писатели и деятели науки - тоже элита советского общества, но уже рангом пониже партийных бонз. Впрочем, разделение общественных сословий было весьма условным: санаторий и гостиницу связывали мост через реку и тенистая аллейка длиной с полкилометра. С прежних, «строгих» времен на аллейке остался внутренний контрольно-пропускной пункт. Никакие пропуска или удостоверения личности на нем не спрашивали, но дежурный в деревянном домике-будке пребывал постоянно: то ли местное руководство опасалось возвращения прежних порядков, то ли просто решило не сокращать штатную единицу вахтера - авось еще когда-нибудь пригодится.
При такой вольнице нравов и пропускного режима «престарелые» комсомольцы и молодые партийцы «сталинской» прописки постоянно ошивались на «дружеских» дискотеках, а обитатели «Дружбы» частенько наведывались в шикарный ресторан «Сталинца». Смешение разных слоев общества, как правило, и там, и сям завершалось хмельным братанием и даже жарким лобзанием отдыхающего контингента.
Однако рестораны и дискотеки меня интересовали мало - не люблю шумных застолий, массовых зрелищ и громыхающей музыки. Поэтому я с первого же дня в «Дружбе» с упоением окунулся в очаровательный зеленый мир местного разнолесья. С утра и до самого вечера бродил по окрестным рощам и дубравам, дышал чистейшим воздухом в ельниках и сосновых борах. Конечно, все это были искусственные посадки, появившиеся на берегах Северского Полянца в середине прошлого века, когда была мода на переустройство ландшафтов «по просьбам трудящихся», но с тех пор деревья разрослись, перемешались на границах посадок, и теперь вся зона отдыха превратилась в единый огромный лесной массив.
Был конец сентября, нагрянуло бабье лето, вода в озерах была все еще пригодной для купания, и я почти ежедневно «уходил в заплыв», наслаждаясь ласковым солнцем, бездонной голубизной неба и прохладой озерных вод. А еще пару раз ходил на речку рыбачить. Рыболов из меня оказался аховый - я отловил только парочку небольших окуньков, которых тут же немедля вернул в речные заводи. Но зато всласть подремал в раскладном кресле, нежась в солнечных лучах, ощущая на лице легкое прикосновение шелестящего камышами ветерка.
Вечера же я, как правило, проводил в гостинице. «Дружба», если смотреть на нее со стороны, чем-то похожа на огромный океанский лайнер, неким удивительным образом причаливший прямо в гущу окрестных лесов. Или на громадный треугольник - почти стометровая гипотенуза лежит на земле, большой катет под углом тридцать градусов с наклоном поднимается вверх, где-то в вышине ломается под прямым углом и малым катетом устремляется к земле. На первом, самом длинном этаже гостиницы, находились дискотека и столовая, два конференц-зала и библиотека, бильярд и шахматная комната. На втором, третьем и четвертом этажах, каждый из которых был короче предыдущего, располагались одно- и двухместные номера. Пятый -самый верхний этаж - был отведен под достаточно вместительный бар. По периметру пятого этажа была устроена крытая пластиком смотровая площадка, которую все почему-то называли верандой.
По общему мнению, начало осени - «не сезон» для отдыха в Песчаной. Народ в массе своей предпочитает все-таки лето. Поэтому постояльцев в гостинице было мало. Два седовласых ветерана миротворческих сил времен афгано-пакистанской войны, которые не вылезали из бара и, по-моему, не просыхали. Иногда я ловил на себе их мутные взгляды, - может быть, им требовался третий элемент для тесной компании, и меня издали оценивали с позиций пригодности на роль «третьим-бушь», - но дальше этого наше знакомство не продвинулось.
В одном из номеров на втором этаже жил изысканно вежливый старикашка. Он раскланивался со мной при каждой встрече, приподнимая широкополую шляпу и салютуя деревянной тростью - уж и не знаю, чем я был обязан такому почтению.
С сестрами-близнецами бальзаковского возраста Олимпиадой Леонидовной и Леокадией Леонидовной я приехал в гостиницу одновременно и помог им донести чемоданы от такси в холл, за что получил право именовать дам Лика и Лека соответственно. Правда, я про себя назвал их «графинями Вишнями» - за абсолютную внешнюю одинаковость, неразлучность и показную церемониальность манер.
Еще обитали в гостинице три развеселые девицы: блондинка, брюнетка и шатенка - я мысленно присвоил им имена Вера, Надежда и Любовь. При ближайшем знакомстве они, однако, оказались Мариной, Анной и Татьяной. Девы младые регулярно зазывали меня на дискотеки, но я изворачивался и отнекивался, предпочитая одинокий умиротворенный отдых. Барышни шушукались, перестраивали боевые порядки и явно намеревались взять меня если не штурмом, то измором.
Моя идиллия длилась дней десять, и уже стала приедаться, когда в «Дружбу» явилась веселая галдящая компания - человек сорок молодых и талантливых авторов во главе с благообразным и седовласым мэтром отечественной фантастики. Литераторам предстоял двухнедельный творческий семинар - ежегодная школа писательского мастерства, которую именно здесь, в «Дружбе», уже почти полтора десятка лет проводил известный советский писатель, лауреат многих литературных премий, редактор журнала «Советская фантастика» и прочая, прочая, прочая Борислав Аркадьевич Строгицкий. Кроме этого, он был еще и фантастом во втором поколении: его отец, Аркадий Натанович Строгицкий в соавторстве с братом Борисом написали те самые «Землю пурпурных облаков», «Дорогу к Юпитеру» и «Будем жить!», которые увлекли юного школьника Жорку Луганцева до такой степени, что он, едва получив на руки школьный аттестат, тут же подал документы во Всесоюзную школу космогации.
С утра сердце звало меня купаться и бродяжничать среди лесов, а писатели оккупировали актовый зал и до самого вечера «мыли косточки» своим опусам - романам, повестям и рассказам. Поэтому пару дней я и перспективные молодые побеги литературного мира существовали в параллельных вселенных. Но вечером третьего дня мы столкнулись лоб в лоб.
Я зашел в бар, взял у бармена Бори стаканчик легкого вина, сырную нарезку и решил выйти на веранду, посидеть в плетеном кресле и полюбоваться на дивно хорошую сегодня полную Луну. Иногда приятно взглянуть со стороны на то, что уже видел под другим ракурсом и чуть с более близкого расстояния. Распахнул стеклянную дверь, и нос к носу столкнулся с самим собой.
Сначала мне даже показалось, что за дверью находится обычное зеркало. Стоявший напротив меня человек был высок, худощав, русоволос. Карие глаза глядели на мир с легкой иронией, полноватые губы чуть тронула улыбка. Одет он был в старенький серый свитер, джинсы и коричневые разношенные туфли -совершенно так же, как и я. В руках мое отражение держало стакан с вином и тарелочку с какой-то закуской.
Мы окинули друг друга взглядом и одновременно расхохотались.
- Александр Степанков, - отсмеявшись, представился незнакомец. - Писатель-фантаст.
- Георгий Луганцев, - улыбнулся в ответ. -Военный космолетчик.
Разумеется, у писателя-фантаста и космовоенлета всегда найдется масса тем для обсуждения, поэтому в тот вечер мы не ограничились стаканчиком вина и легкой закуской, а оторвались по полной, хотя и без излишеств и перебора. Бармен Боря, - Бар-Бор в моей интерпретации, - он же Боря-бармен - и соответственно, Бор-Бар по версии моего нового знакомого, - стал свидетелем нескольких горячих пари, доброго десятка версий таинственных происшествий в истории человечества, и множества занятных житейских историй. К полуночи, когда мы решили разойтись по номерам, писатель Степанков уже по-свойски называл меня Жорик, а я дружески величал его Сандро.
Так начались наши «писательско-космические» вечера. Около семи, завершив свои дневные дела: он -литературные «штудии», а я - программу очередного дня отдыха, мы встречали в баре, брали у Бар-Бора по «стартовому» стаканчику вина или «изначальной» бутылочке пива и шли на «дружескую» веранду. Садились в плетенные кресла и болтали до самой полуночи обо всяких интересностях - о пришельцах из космоса и НЛО, о загадках древности и тайнах отечественной истории, о том, почему до сих пор ни один советский автор не получил литературную Нобелевку и отчего ни мы, ни американцы, летая к Луне, Венере и Марсу, так пока и не добрались до Меркурия. Ну, и еще Сандро очень интересовали мои рассказы о космических полетах и всемирно известных космовоенлетах: Владиславе Пастушенко, Льве Зайчонке и Игоре Лосеве.
Вместе мы провели пять вечеров. А на шестой день я вернулся с рыбалки и застал в «Дружбе» суетливых и деловитых сотрудников местной милиции, которые поочередно допрашивали обслуживающий персонал «Дружбы», участников литературного семинара, и всех остальных постояльцев гостиницы.
Писатель Александр Викторович Степанков, которого я звал Сандро, около полудня был найден мертвым на берегу реки. Он лежал, раскинув руки на асфальтовой дорожке - словно в последнее мгновение перед смертью собирался взлететь. Ему выстрелили в спину, пуля вошла в тело под левой лопаткой, и пробила сердце навылет.
Допрашивали меня милиционеры майор Староперцев и лейтенант Зеленоструков, Игнатий Дормидонтович и Неофил Владленович соответственно -если бы не обстоятельства, я бы, наверное, рассмеялся. Староперцев был коренаст и невысок ростом, Зеленоструков - напротив, худ и долговяз.
Наша беседа заняла едва ли пару минут. Лейтенант спросил у меня, где я был сегодня днем примерно с одиннадцати и до часу пополудни. Я честно ответил, что рыбачил на берегу реки, метрах в ста от пешеходного мостика, и никуда не отлучался.
- Нет ли у вас пистолета марки ТТ? - хмуро поинтересовался майор. - Случайно... Ну, может быть, вам подарил кто-то.
- Нет, - снова четно признался я. - Мне не дарили оружия.
Никогда не держал пистолет ТТ в руках. Аварийный набор на наших космических кораблях комплектуется стандартным «Макаровым».
На этом разговор закончился. Я был даже несколько разочарован его краткостью. Наверное, разочарование как-то отразилось на лице, потому что Староперцев тут же пояснил, почему вопросов больше нет: на речном берегу меня хорошо было видно с находившегося за мостом въездного КПП, и дежурный твердо подтвердил мое присутствие в этом месте в течение времени, когда произошло убийство.
Настроение было скверным. В номер идти не хотелось, и я поднялся в бар. У стойки попивал пиво из стеклянного бокала вежливый старик в широкополой шляпе, о чем-то вполголоса беседуя с барменом Борей. Я тоже заказал себе пиво.
- Вас уже тоже опрашивали? - поинтересовался старик, поприветствовав меня.
- Да, - я кивнул.
- Наверняка этого молодого человека убил кто-то из заезжих, - сказал старик, выпятив нижнюю губу. -Какой-нибудь гастролер-рецидивист. Может быть, с целью ограбления...
- Чужих на территории не было, - отозвался из-за стойки Бар-Бор. - Забор под сигнализацией, а через КПП никто не проходил. Установленный милицией факт.
- Вы откуда об этом знаете? - Старик недовольно покосился на бармена.
- Услышал, - Бар-Бор улыбнулся. - Перед тем, как уехать, двое местных милиционеров зашли в бар выпить кофе. Ну, и говорили об убийстве. Извне на территорию никто не проходил. На берегу Полянца чужих следов тоже не нашли. Значит, и на лодке никто чужой приплыть не мог. А еще сказали, что все постояльцы из «Сталинца» сегодня ездили на экскурсию в Свято-Преображенский храм.
- А если был подкоп? - не сдавался старикашка. -Убийца мог пробраться в зону отдыха под забором!
- Вы хотите сообщить об этом следствию? - сухо поинтересовался я. Тоже мне еще, доморощенный Эркюль Пуаро выискался. Жеглов и Шарапов в одном флаконе.
- Пусть сами додумаются, - старик презрительно фыркнул, и, наконец, счел нужным представиться, слегка приподняв шляпу:
- Ипполитов Матвей Иванович, учитель истории.
- Георгий Сергеевич Луганцев, космовоенлет, -нехотя отозвался я. У меня не было никакого желания вступать в разговор.
Ипполитов отхлебнул пива и продолжил:
- Ну, если убийца не из заезжих, то это непременно кто-то из писателей или служащих гостиницы.
- С чего вы взяли? - Из вежливости я все же решил поддержать беседу. - А остальные постояльцы? Не из писательской группы?
- Все остальные сегодня вместе со «сталинцами» были на экскурсии в Свято-Преображенском храме, -сообщил старик. - На территории оставались только вы и эти писатели...
Он настороженно зыркнул в мою сторону и спросил:
- Вы были близки с убитым? Я несколько раз видел вас вместе.
- Меня видели с КПП, - сказал я, предваряя его расспросы. - У меня есть алиби. А с Сандро мы действительно дружили...
- Упаси Господи, - Ипполитов замахал руками. - Я вовсе не собирался подозревать вас!
- Это радует, - я саркастически ухмыльнулся. Ипполитов начинал меня раздражать, но уходить из бара мне не хотелось.
- Умереть так рано... - старик вздохнул. - По-настоящему великие люди часто уходят рано... Ленин... Если бы в 34-м его не убил этот негодяй Николаев... Или Иосиф Виссарионович...»
- Но Сталин умер в девяносто пять, в семьдесят четвертом, - заметил я. - Это весьма почтенный возраст, вы не находите?
- Ему бы еще годика три прожить... - рот Ипполитова искривила горькая улыбка. - Ах, если бы не эта внезапная смерть! Он не отдал бы Китай каппутистам!
- Кому?!
- Идущим по капиталистическому пути, -немедленно пояснил старик. - У Вячеслава Михайловича Молотова уже не было сил удерживать сталинское знамя. Кооперация... Мелкое предпринимательство и рынок... Мы идем не туда! А нынешний генсек Распутин -так вообще правый ревизионист и либерал...
Учителя истории понесло. Наверное, стал на хорошо проторенную глубокомысленными рассуждениями дорожку. Даже щеки порозовели от возбуждения.
Я почти не слышал, что он говорил. Словно вата заложила уши. Долетали только отдельные слова и фразы:
- Дестабилизирующие факторы только возросли... Подрывная деятельность... Идейное растление молодежи...
Он горячечно бормотал себе под нос, жужжал и зудел, как надоедливая муха в жаркий июльский день. Я закрыл глаза.
- Но ничего, скоро все поменяется! - Ипполитов, наконец, завершил свой монолог. - Справедливость должна восторжествовать!
«Справедливость должна восторжествовать!», -мысленно повторил я про себя.
И понял, чем буду заниматься.
Я найду убийцу Сандро. Чего бы это мне не стоило.
Потому что справедливость должна восторжествовать.
Меня распирало от возбуждения и едва сдерживаемой злости. Мой друг Сандро был мертв, и я не верил, что местная милиция, - все эти староперцевы и зеленоструковы, - сможет отыскать убийцу.
Я заперся в своем номере, достал из кейса ручку и рабочий блокнот. Никогда в жизни не занимался расследованиями, но, наверное, любое следствие должно начинаться с анализа фактов и построения версий. Это как в науке: видишь что-то неизведанное, строишь гипотезы, размышляешь и ставишь эксперименты, делаешь выводы.
Итак, что мы имеем...
Чужие в зоне отдыха не появлялись: на контрольно-пропускном пункте вахтеры никого не видели. Да и двухметровый забор из стальных прутьев с острыми пиками надежно отгораживает территории «Сталинца» и «Дружбы» от остального мира. Металлическое полукольцо - от реки и до реки -охватывает часть территории лесных насаждений. Зона есть зона, хоть это и зона отдыха.
Как еще сюда можно проникнуть? Ну, хотя бы чисто гипотетически?
Можно приплыть по реке. Но часть водного пространства, примыкающая к берегу тоже огорожена -буйками с натянутой сетью. Плюс спасательная станция на берегу с постоянным дежурством - на случай, если кто-то из подвыпивших отдыхающих вдруг вообразит себя Колумбом или Магелланом. Да и лодку или плот нарушителю где-то прятать надо... Так что проникновение по воде в зону отдыха практически исключается.
А если под водой? Надел акваланг и поплыл. Нет, не получается. Сетка под водой мешает. Можно, конечно, поднырнуть. Но... Но среди бела дня всплывшего аквалангиста непременно заметят с той же спасательной станции. И вряд ли подводный злоумышленник будет перемещаться по территории зоны отдыха в одних плавках. Значит, заранее ему здесь нужен тайник. Или сообщник с одеждой. Для увлекательного шпионского романа такой замысел проникновения годится. Но как-то все это очень сложно для практической реализации...
Проникнуть по воздуху. Гм, с парашютом прыгать что ли? Сто процентов, что и охрана, и отдыхающие увидят опускающегося парашютиста. Нет, воздушный путь даже теоретически невозможен.
Что еще остается? Проникнуть под землей. Сделать подкоп под металлической оградой. Версия старикашки Ипполитова. А почему бы и нет? Маловероятно, но проверить стоит.
Проверку в долгий ящик откладывать не стал. Я рвался действовать. Действие хоть как-то уводило в сторону от горьких мыслей о смерти друга. Запер номер, спустился на первый этаж и отправился к левой оконечности зоны отдыха, к решетке ограждения, которая начиналась от самой воды.
Меня ждал приятный сюрприз. Вдоль всего периметра решетки тянулась аккуратная, выложенная плитками дорожка - наверняка для периодических осмотров периметра зоны отдыха местной охраной. Для полной уверенности прогулялся туда и обратно вдоль всего забора, внимательно осматриваясь и ища следы подкопа или любого другого проникновения. Даже малейших намеков на скрытное проникновение злоумышленника на охраняемую территорию я не обнаружил.
Внешнее проникновение в зону отдыха можно было с высокой степенью вероятности исключить.
Я вернулся в гостиницу, поднялся в номер и снова принялся размышлять.
«Сталинцы» и часть поселенцев из «Дружбы» сегодня ездили на экскурсию. То есть на территории зоны отдыха их не было. Значит, никто из ездивших не может быть убийцей.
Кто остается в «сухом остатке»?
Старикашка Ипполитов прав - только писатели. И, конечно, персонал гостиницы. Писателей во главе с мэтром Строгицким заехало в «Дружбу» четыре десятка, не меньше. Плюс персонал... Ну, ориентировочно и по минимуму - с дворниками, прачками, кастеляншами и горничными - еще человек, наверное, с полста. Если не больше...
Я вздохнул. Н-да, искать - не переискать? Что же, мне опрашивать почти сотню людей?
И как? Мой статус - отдыхающий. На каком основании я буду их всех опрашивать?
Ладно, круг подозреваемых пока оставим. Попробуем зайти с другой стороны. Со стороны обстоятельств случившегося.
Смерть моего друга, скорее всего, не была случайной. Трудно предположить, что где-то в окрестностях зоны отдыха разгуливает маньяк с пистолетом, у которого всех-то радостей в жизни -пострелять в приехавших на семинар писателей-фантастов. Нет, убийству наверняка предшествовал какой-то конфликт между Сандро и... И кем?
Сандро был веселым и общительным человеком, спокойным, сдержанным и абсолютно не конфликтным. И все-таки что-то с кем-то у него не заладилось, раз его убили. Причем убили хладнокровно - уж очень точным был выстрел, прицельным, прямо в сердце. В горячке внезапного спора или ссоры так не убивают. А это значит, что убийца готовился к преступлению какое-то время. Очень тщательно готовился - потому что смог скрыться и, насколько мне было известно, не оставил никаких следов.
Вряд ли Сандро мог конфликтовать с кем-то из обслуги гостиницы. Бар-Бор, горничные, девушки на регистрации - с кем он еще мог общаться? И с кем и из-за чего сцепиться так, что некто решился на убийство? Персонал в гостинице вышколен, тише воды, ниже травы... Нет, маловероятно, что убийцей мог стать кто-то из служащих гостиницы. Не тот это контингент, чтобы расстреливать писателей из пистолетов.
А вот сами товарищи писатели... Ближний круг общения Сандро. Тут вполне мог назреть некий конфликт, который и завершился убийством моего друга. Конфликт, который мог зреть долгое время. Может быть, даже годами. И выплеснулся наружу здесь, в гостинице курортной зоны Песчаная.
Мне нужно ближе сойтись с участниками семинара Строгицкого. Вполне возможно, что именно среди пишущей братии и отыщется убийца моего друга.
Шерше ля фам - это, наверное, первая заповедь любого настоящего сыщика. Если хочешь что-то узнать о какой-то группе людей, проще всего сделать это с помощью дамы, ориентированной на максимальные социальные связи. Проще говоря, мне нужна девчушка-болтушка из писательской среды. «Язычок».
Такой «язычок» нашелся с легкостью. Когда мы с Сандро болтали по вечерам на «дружеской» веранде, иногда мимо нас проносилось в пространстве нечто огненно-рыжее, веснушчатое и зеленоглазое. Пару раз «нечто» тормозило у нашего столика, чтобы обменяться с Сандро какими-то писательскими новостями. «Комета», разумеется, была мне моим другом тут же представлена. Леночка Дремлюга, молодая и талантливая писательница то ли из Костромы, то ли из Коломны - уж не вспомню.
Позавчера, уже после завершения нашей писательско-космической посиделки, мне не спалось, и я отправился прогуляться вокруг корпуса гостиницы. На обратном пути на первом этаже случайно столкнулся с Леночкой и силой «кометного» притяжения и личного обаяния был немедленно утащен на дискотеку.
На танцплощадке госпожа Дремлюга отнюдь не дремала и в нескольких танцах совершенно ухайдакала космовоенлета Луганцева под песни неизменно зажигательного Валерия Леонтьева. Потом мы поднялись в бар. Через полчаса сама собой возникла ситуация, когда даме вполне можно было предложить чашечку кофе в номере, но Леночка вдруг взглянула на часы и сообщила, что ей пора.
- Вам пожелать спокойной ночи? - с робкой надеждой на оптимистическое продолжение вечера осведомился космовоенлет Луганцев.
- Лучше пожелайте мне хорошей работы, - озорно блеснула глазами писательница Дремлюга и пояснила:
- С полуночи и до трех часов ночи я обычно пишу. Ежедневно и вне зависимости от обстоятельств». Она чмокнула ошарашенного ответом космовоенлета в щеку и с кометной скоростью упорхнула в необъятные просторы своей вселенной.
Вчера мы с Сандро закончили наш «вечер на веранде» далеко за полночь - спорили об инопланетном разуме, контактах, «летающих тарелках». Спор наш был жарким и интересным, и оторваться от него для продолжения начатого вчера легкого флирта было совершенно невозможно. Поэтому «полет» к рыжеволосой «комете» космовоенлета Луганцева был перенесен в светлое будущее на неопределенный срок.
Ясно, что сегодня уже не до «полетов»... Если только просто поговорить...
Я взглянул на часы. Половина девятого. Вечерней дискотеки, разумеется, не будет. Елена Дремлюга вполне может оказаться в своем номере.
Спустился вниз и у дежурной по гостинице узнал, в каком номере живет писательница. На третьем этаже быстро нашел нужную дверь и постучал.
Она открыла почти сразу. Глаза на мокром месте, плечи опущены.
- Ребята решили собраться в номере у Строгицкого. А я... - она всхлипнула. - Я не могу...
- Алёна, - шагнул через порог и осторожно обнял ее за плечи, - пойдемте куда-нибудь. Ну, хотя бы на веранде посидим, что ли...
На веранде никого не оказалось. Плетеные кресла, круглый столик, за которым еще вчера я болтал с моим другом о пришельцах. Мы сели рядом. Кресло, в котором обычно сидел Сандро, располагалось чуть в стороне и в глубокой тени.
Вечер был теплый и безветренный. На темнеющем небе одна за другой просыпались звезды.
Я начал говорить. Нес всякую околесицу - о работе, полетах, друзьях, нештатных ситуациях. Болтал, трепался, рассуждал - и постепенно втягивал в разговор ее. Алёна отвечала: сначала односложно, поддакивая, потом постепенно стала раскрываться, успокаиваться - и разговорилась.
Наверное, часа два мы просто болтали, наклонив головы друг к другу. Шептались, как влюбленные школьники. И только потом, уже подустав от собственных историй, я перешел к делу и осторожно повернул разговор к литературе и писательству в целом, Алёниным книгам, и в конечном итоге, - к семинару.
Она принялась отвечать - охотно и увлекшись.
Писательские семинары Строгицкого, которые уже почти десяток лет ежегодно устраиваются в «Дружбе», строятся всегда примерно по одной и той же схеме. Днем - коллективные занятия и обсуждение авторских текстов. Вечером - свободное время. Но не для всех: Строгицкий обычно каждый вечер звал к себе в номер трех-четырех коллег-писателей и устраивал персональный разбор совершенно конкретных произведений - тех, над которыми ребята в этот момент работали, и будущих, существующих еще только в замыслах. Спорил, подсказывал, делился идеями. К отъезду из «Дружбы» «в гостях» у мэтра успевали побывать все участники семинара. Некоторые даже по два раза.
Конечно, с семинаров уходить было не принято. Каждые полтора часа делались «перекуры» минут на десять-пятнадцать плюс большой часовой перерыв в полдень на обед.
- А сегодня? - поинтересовался я. - Сегодня тоже никто не уходил?
- Сандро ушел за полчаса до большого перерыва, -Алёна вздохнула и вертикальная морщинка обозначилась между ее бровями.
- Один ушел?
- Один, - Алена снова всхлипнула. - Господи, если бы я только могла представить, что вижу его в последний раз... Обеими руками бы вцепилась!
- Увы, нам не дано знать будущее. А прошлое уже не изменишь...
Алена опустила взгляд, и я понял, что она вот-вот разрыдается.
- Сегодня на семинаре были все ваши ребята? -спросил я. - Никто не отсутствовал?
- Коля Бориленко пришел только после обеда, -она ответила после глубокого вздоха. - Еще и опоздал минут на двадцать... Погодите... Вы что думаете, что Коля мог?...
- Ничего я не думаю, - затряс головой. - Спросил просто так...
Я опять увел разговор в сторону, решительно утащил Алену прочь от воспоминаний о том, что случилось сегодня днем. И мы снова говорили обо всем - и ни о чем. Болтали. Правда, и в этом пустом нашем трепе мелькнуло зернышко нужной мне информации. Тим Лазарьев, писатель и участник нынешнего семинара, был соавтором Сандро, с которым он написал две свои книги. Последние книги.
Было уже чуть за полночь, когда мы поняли, что наговорились. Сегодня писательница Дремлюга явно не собиралась выдерживать свой почасовой рабочий график.
Бар-Бор еще возился за барной стойкой, мы взяли по чашечке кофе и по бутерброду с сыром. Еще минут пятнадцать поговорили о том и о сем. Потом спустились на третий этаж, и я хотел было пожелать Алёне спокойной ночи, но она - робко, осторожно, но вместе с тем и решительно, - взяла меня под руку...
Писатель-девица достаточно бесцеремонно выдворила меня из своего номера примерно в половине пятого: мол, утром к ней зайдут семинарские подружки, и ей бы не хотелось оказаться в неловком положении. Я не возражал: у меня за годы космических полетов тоже сформировался стойкий принцип - люблю просыпаться в своей каюте в спальнике, а не под потолком орбитальной станции или около конвекционного вентилятора.
Утром открыл глаза ровно в семь. Плеснул водой в лицо, надел спортивный костюм и кроссовки и отправился на утреннюю пробежку.
Бегаю я каждое утро - минут двадцать в легком темпе, трусцой, а потом делаю зарядку. Сегодня же мой утренний кросс-променад помимо оздоровительноспортивных целей, имел еще и легкую детективную составляющую: соавтор Сандро, Тимофей Лазарьев, тоже по утрам бегал в пригостиничном парке. Правда, обычно мы двигались по практически непересекающимся маршрутам, и в прежние дни я всего лишь дважды видел бегущего писателя издали -высокого, стройного, не мускулистого, но какого-то жилистого, одетого в полукеды, синие спортивные брюки и желтую футболку с яркой красной цифрой «девять» на спине и надписью «Тимофей Лазарьев». Нынешним же утром подгадал так, чтобы оказаться в финишной точке дистанции Лазарьева минуты через две после того, как Тимофей закончил бег.
Я остановился, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пару раз взмахнул руками вверх и вниз. Лазарьев стоял чуть поодаль, у кустов вдоль дорожки и, глядя на секундомер, что-то подсчитывал - наверное, частоту пульса после бега.
Я кивнул ему, приветствуя, и спросил:
- Вы тоже бегаете по утрам?
- Стараюсь держать себя в форме. А вы -космолетчик?
- Гм... Это так заметно? - Я рассмеялся в ответ.
- Мне о вас рассказывал Саша Степанков, - его брови печально приподнялись.
- Первого космолетчика знают все. О двенадцатом что-то слышали. Сто двадцать третьего с трудом припоминают: «Ах, да...». Ну, а тысяча двести тридцать четвертому задают вопрос: «Вы и вправду космолетчик?»
- Вы и в самом деле тысяча двести тридцать четвертый?
- Вот так мне повезло! - Я улыбнулся и протянул руку для рукопожатия. - Георгий Луганцев.
- Тимофей Лазарьев, - отвечая на рукопожатие, представился он. - Соавтор Саши.
- Сандро мне тоже говорил о вас, - чуть-чуть соврал я и махнул рукой в сторону реки:
- Хочу прогуляться. Не составите компанию?
- Почему нет?
Мы неспешно пошли по асфальтовой дорожке к реке.
- Мог бы сказать, что знаю наперечет всех из двухтысячного отряда советских космонавтов, но воздержусь, - с усмешкой сказал Лазарьев. - Хотя космонавтикой я все же интересуюсь.
- Просто так или с какой-то целью?
- С целью. Я пишу в жанре альтернативной истории. В том числе и об альтернативах в космонавтике.
- А что, были возможны какие-то альтернативы? -Я изобразил на лице живейший интерес, слегка провоцируя собеседника на углубление затронутой темы.
Лазарьев легко повелся и тут же принялся рассуждать об альтернативной космонавтике. Например, что было бы, если бы Вернер фон Браун не эмигрировал из Германии после прихода к власти коммунистов во главе с Эрнстом Тельманом в 1933 году. Оказывается, немцы вполне могли стать родоначальниками космической эры. А если бы Сергея Королева после запуска первого спутника в пятьдесят восьмом году не обвинили во вредительстве - запустил малый спутник вместо задержавшегося на заводе большого, - Советский Союз мог первым отправить человека в космос.
- Ну, мы же в шестьдесят четвертом вывели на орбиту крылатую «Зарю» с Георгием Береговым, -придавая большую остроту разговору, вставил я.
- К тому времени Америка уже два года запускала в космос военные капсулы «Меркурий», а первым человеком в космосе на страницах учебников истории теперь значится не какой-нибудь наш Петя Иванов или Иван Петров, а Дик Слейтон. В результате космос на целое десятилетие стал полностью военным. Поэтому глобальные ракеты с ядерными бомбами висят теперь над всей Землей. И военные орбитальные станции к ним в придачу. Хорошо, что хоть в семидесятые вспомнили о мечтах докосмической эпохи, о полетах человека на Луну, об исследованиях Марса и Венеры.
- У вас хорошее знание темы, - похвалил я.
- Мы собирались писать книжку о межпланетном полете... В соавторстве, я и Сашка. - Лицо Тимофея снова помрачнело. - Назавтра планировали собеседование с Строгицким - обсудить тему, посоветоваться...
- Строгицкий? Это руководитель вашего семинара? Он что, подсказывает всем, что и как писать?
- Нет, конечно же! - Лазарьев фыркнул. - Борислав Аркадьевич, скорее, наставляет и советует. Ну, и еще подбрасывает интересные идеи в процессе обсуждения. Его семинары - это хорошая школа литературного мастерства!
- Тогда почему Сандро вчера ушел с семинара? Я его мельком видел, - соврал я, даже не моргнув глазом.
Лазарьев чуть замедлил шаг, бросил на меня короткий взгляд и вздохнул:
- Ушел, да...
Помолчал секунду-другую и добавил:
- Где-то за полчаса до большого перерыва Сандро вдруг захлопнул свой блокнот, сунул его в сумку. Мы сидели рядом за столом, я его шепотом спрашиваю: «Ты куда намылился?» Он в ответ только буркнул: «Хочу поговорить с одним старым знакомым!» Желчно так сказал. Как будто едва сдерживал раздражение и ненависть. Кажется, даже зубами скрипнул.
- А больше ничего не сказал?
- Ничего, - Тимофей тряхнул головой. - Больше я его и не видел... Живого...
Не люблю знакомиться с писателями и журналистами, книги или статьи которых читал. Прочитаешь какое-нибудь их произведение - и составляешь об авторе одно мнение, встретишься и... Потом думаешь: лучше бы было вообще не пересекаться!
Хорошо, что у меня мало знакомых пишущих знакомых - космолетчик, почти постоянно торчащий вне Земли в рутинных военных и транспортных экспедициях мало кому интересен.
Книги Николая Бориленко я читал, и они мне даже нравились. Писатель из Воронежа специализировался на криптоисторической фантастике. К примеру, его интересовали действительные подоплеки Великого освободительного похода СССР и Социалистической Германии, начатого 1 сентября 1939 года, который, впрочем, в зарубежье до сих пор именуют Второй мировой войной. Или же гибель Берия, Жданова и Хрущева в авиакатастрофе в 1942 году - была ли это просто трагическая случайность или все-таки диверсия англо-американцев?
Еще Бориленко увлекался шахматными этюдами. Поскольку это его увлечения никто из писателей-семинаристов не разделял, он по вечерам одиноко просиживал в шахматном зале на первом этаже «Дружбы». Там я его и застал.
Дверь открылась с легким поскрипыванием. Бориленко оторвал взгляд от шахматной доски и вопросительно уставился на меня.
- Не желаете сыграть партию? - спросил я прямо с порога.
- Играете в шахматы? - Он заметно оживился. Наверное, ему осточертело разгадывать шахматные кроссворды в одиночку.
- Мы поигрываем немного на орбитальных сменах. - Я прошествовал к шахматной доске и уселся на стул напротив писателя.
- На орбитальных сменах? - Его брови удивленно взметнулись вверх. - Ах, да! Кто-то говорил мне, что в гостинице отдыхает космовоенлет.
- Это я и есть, - протянул руку. - Луганцев, Георгий.
- Николай Бориленко, - он ответил на рукопожатие. - Согласны играть белыми?
- Даете мне маленькую фору? - Я улыбнулся. -Согласен.
Мы расставили фигуры и начали. В шахматы, по мнению коллег, я играл весьма неплохо. По крайней мере, турниры между станцией и Центром управления полетом несколько раз выигрывал.
- Вы писатель? - поинтересовался я.
- Классический графоман и махровый бумагомаратель, - Бориленко весело фыркнул. -Фальсификатор отечественной истории!
- Это как? - Я «включил дурака».
- Пишу в жанре социалистической исторической фантастики, в основном - военной, - пояснил Николай. -Например, о том, почему Сталин отдал приказ остановить наше продвижение в Европе осенью сорок третьего...
- Это же любой школьник знает, - я пожал плечами. - Польша, Финляндия, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Румыния, Югославия. Не слишком ли большой кусок пирога для одного рта?
- Да, это официальная версия, - согласился писатель. - Растянутые коммуникации, обескровленный тыл... Ну, а если предположить, например, что Сталин загодя узнал о разработке в Штатах атомного оружия и решил от греха подальше все-таки пойти на мировую?
Мы по очереди передвигали фигуры по шахматной доске и вполголоса беседовали. Я чуть-чуть подстегивал Бориленко вопросами, но, в общем-то, это было не особенно нужно: он сам достаточно откровенно говорил о писательской кухне и о том, что меня интересовало. Постепенно я свернул разговор от тематики его книг к писательскому семинару.
- Вам шах. - Мой ферзь оказался на одной линии с черным королем. - Николай, а зачем вы участвуете в семинарах Строгицкого? Сами же говорили, что у вас уже вышло несколько собственных романов. Семинар - это, как мне кажется, что-то для неофитов, нет?
- Шах, говорите? А я закроюсь вот этим коником... Насчет семинара... Видите ли, Георгий, Борислав Аркадьевич не столько нас, лбов здоровенных, учит писательскому мастерству, сколько всякие идейки подбрасывает, иногда даже целые сюжеты. Ну, и реально помогает издаваться в московских и ленинградских издательствах.
- Как я понимаю, в ваших книгах многое основывается на военных событиях. Вы симпатизируете армейской жизни даже в фантастике?
- Я бывший офицер. Был ранен и списан, - горькая улыбка обозначилась на его губах. - Войнушка с Индией в две тысячи восьмом, трансафганская наступательная операция... Ну, армия - это на всю жизнь. Я так считаю... Поэтому и пишу боевую фантастику. И еще: военная тема дисциплинирует самого автора...
- Гм, дисциплинирует, говорите? - Я ловлю его на слове и с ехидцей спрашиваю:
- А что же вы опоздали вчера на семинар с обеда? Минут на двадцать - я вас видел.
Врать, так врать!
- Было дело, - он усмехнулся. - Накануне вечером ездил к армейскому другу, он неподалеку здесь живет, свой дом в селе построил. Посидели хорошо, ребят наших помянули... Я даже чуток перебрал... Решил с утра немного опохмелиться в нашем баре, потом пошел пройтись на свежем воздухе - вот и загулялся.
- Сандро тоже вчера гулял, - вздохнул я. -Догулялся...
Бориленко сделал ход конем и кивнул:
- Я его встретил. Уже когда обратно к гостинице шел... Гляжу, Саня Степанков навстречу идет. Хмурый какой-то. Молча рукой мне махнул, и пошел дальше, к реке. А я зыркнул на часы - мама дорогая! - семинар уже давно начался! Так-с, а мы сюда ладьей - и теперь вам шах!
Доблестно продув писателю Бориленко две партии из пяти, еще две сведя в ничью и одну выиграв, я вернулся к себе в номер.
Мое дилетантское расследование окончательно зашло в тупик. Никто из писателей не мог быть убийцей.
Сандро был убит на прогулочной дорожке, которая протянулась от входа в гостиницу мимо реки и до внутреннего КПП. Через пропускной пункт никто не проходил, со стороны гостиницы тоже никто не шел - это подтверждают и Бар-Бор, и Бориленко. Если идти от «Дружбы» к реке, справа на двести метров тянутся густые и жесткие кусты, переходящие в парковую зону. Отсюда к дорожке, на которой был убит Сандро, убийце никак не подобраться.
Со стороны реки он тоже появиться не мог. Река -метров двадцать пять в ширину. Дорожка проходит по самому краю крутого спуска. Из леса с той стороны до места убийства - метров пятьдесят, если не больше.
Стоп! А если стреляли из-за реки? Возможен такой вариант? Вполне. Пистолетный выстрел с полсотни метров - чего уж проще.
Но кто стрелял?
Если не гостиничный персонал и не писатели, то...
То выстрелить мог только тот, кого не было на территории зоны отдыха!
Какой-нибудь случайный придурок-маньяк, раздобывший где-то пистолет и решивший проверить его на случайном человеке, идущем по дорожке у реки? Маловероятно...
А вот тот, кто назначил Сандро встречу, но так и не появился, вполне мог стрелять. Но...
Но тогда это мог быть только кто-то из экскурсантов, которые ездили в Свято-Преображенский храм. Как-то улизнул во время экскурсии. А потом каким-то образом успел вернуться до обратного отъезда группы в санаторий - вот никто и не заметил его отсутствия.
Другие версии в моем арсенале не вырисовывались, и на следующее утро на рейсовом автобусе я отправился к храму.
Во дворе при обители было пусто. Службы церковной сегодня не намечалось, туристов - тоже. Лишь на деревянной лавочке под растущим вдоль стены рядом лип нежился на свежем воздухе средних лет мужчина - кареглазый, с чуть тронутыми сединой аккуратно подстриженными усиками. Голову его покрывала бежевого цвета панама, на желтой футболке красовалась эмблема прошлогоднего фестиваля фантастики в Партените, а новенькие светло-коричневые штиблеты на длинных ногах хорошо сочетались с видавшими виды джинсами от Джаспера Конрана. Он мало походил на занятого делами служителя церкви, да еще и рассматривал меня, как мне показалось, заинтересованным взглядом. Поэтому я направился прямиком к нему.
- Здравствуйте, - сказал приветливо, останавливаясь напротив лавочки. - Вы из местных жителей?
- Чеслав Сэмюэль Волянецкий, - он двумя пальцами слегка коснулся края панамы. - Почти местный. Отдыхаю в поселке.
- Георгий Луганцев, - я улыбнулся в ответ. -Военный космолетчик. Проездом.
- Чем могу быть полезен представителю нашей космической гвардии? - В его глазах блеснули лукавые искорки.
- Не подскажите, как можно отсюда добраться до санатория «Дружба»? Только чтобы не рейсовым автобусом - не хочу трястись в душном салоне.
- Как добраться? - Его брови взлетели вверх. - Да запросто - на такси! За церковными воротами повернете налево. Двести метров - и будет продуктовый магазин «Ракета». Там наверняка даже утром тусуется паратройка «грачей»!
Я простился с «почти местным отдыхающим» Волянецким и вышел с церковного подворья.
Остановку такси долго искать не пришлось. Как и нужного мне водителя - утром заказчиков было мало, и водители, собравшись в кружок, перекуривали и о чем-то болтали. На мой вопрос, не подвозил ли кто из них пассажира от храма до «Дружбы» и потом обратно, откликнулся невысокого роста, плотный мужчина лет пятидесяти. Я соврал, что расследую убийство в «Дружбе», быстро взмахнув в воздухе своим космовоенлетским удостоверением. Исполняя гражданский долг советского гражданина - помогать следствию, - водитель сообщил мне, что позавчера действительно возил в сторону «Дружбы» пассажира -пожилого человека, темноволосого, с широкой бородой, густыми усами, в очках. Доехал до кафе «Лесное», попросил подождать полчасика - у него встреча. Вернулся даже раньше. Снова велел отвезти его к храму.
От кафе «Лесное» до берега реки - всего метров сто лесом. А на той стороне находится та самая лавочка, около которой был найден убитым Сандро. Прогулочная дорожка в этом месте петлей выгибалась к реке, и лавочка была не видна ни со стороны внутреннего КПП, ни со стороны «Дружбы». Идеальное место для расправы.
Гм, кажется, моя версия о стрелке «из-за реки» может подтвердиться!
Есть только одно «но». Среди постояльцев в «Дружбе» нет никого, кто бы соответствовал описанию возможного убийцы, которое дал водитель такси. А если убийца из «Сталинца»?
Не откладывая дело в долгий ящик, я сходил в соседний санаторий и навел справки. Увы, никаких длинноволосых пожилых бородачей в «Сталинце» не значилось. Снова тупик...
Уже смеркалось, когда я вернулся в «Дружбу». Поднялся в бар. Присел на высокий табурет около стойки, взял бокал пива и принялся размышлять. Но ничего не шло в голову.
- Днем снова была милиция, - сообщил Бар-Бор, протирая стаканы. Ему, наверное, хотелось поболтать. -
Расспрашивали персонал гостиницы. Но у всех есть алиби на время убийства.
Я молча пил пиво. Настроение было отвратным, и говорить совершенно не хотелось.
- А мне кажется, что этого писателя убил какой-то маньяк. У нас тут иногда такие психи бывают, ого-го! Или чудаки, - вдохновенно продолжал бармен. - Вот, например, вчера вечером случайно услышал разговорчик. Акустика зала здесь хорошая, из-за стойки хорошо слышно.
Бар-Бор начал рассказывать. Сначала я слушал вполуха. А потом сообразил, что разговор двух «чудаков» в баре имеет к смерти Сандро самое непосредственное отношение. И картина убийства стала постепенно складываться у меня в голове.
Когда Бар-Бор закончил рассказ, я уже знал, кто стрелял в Степанкова. Точнее, догадывался. Нужно было получить решающее доказательство - завтра в полдень.
Они встретились ровно в двенадцать. Около той самой лавочки на берегу, возле которой два дня назад нашли тело писателя Степанкова.
Как я и предполагал, первым пришел Строгицкий. Все правильно, сейчас, во время обеда, все постояльцы гостиницы в столовой, но, как известно, береженого и Бог бережет. Убийце не зачем долго светиться на месте будущего преступления
Он появился ровно в полдень. Шляпа сдвинута на затылок, плащ распахнут. Шел без трости, размеренным, бодрым шагом, совершенно не хромая. Наверное, его хромота, как и длинноволосый парик, накладные усы и борода, которые он использовал, когда ехал на такси, чтобы стрелять в Степанкова, были «домашними заготовками». А значит, к убийству Строгицкого он готовился загодя. И если бы не Сандро, то мэтр отечественной фантастики получил бы пулю в сердце еще несколько дней назад.
Я залег среди кустов за лавочкой с половины двенадцатого. Спинка длинной, почти двухметровой лавочки, собранной из деревянных толстых жердей, была высокой, да еще загибалась назад. Сквозь щели я хорошо видел встретившихся.
- Ну, как, у вас все в порядке? - поприветствовав Строгицкого, спросил убийца с легким смешком.
- Готовьте коньяк! - хохотнул в ответ писатель. - Я просидел всю ночь, но текст получился. Знаете, я уже, наверное, лет двадцать не писал ничего от руки
- Что, неужели исповедь смертника тоже написали?
- В лучшем виде, как договаривались! Можете сами убедиться. Вот папка.
Я услышал шелест листов. Убийца бегло просматривал текст.
- Замечательно! - сказал он через некоторое время. - Но у меня есть пара замечаний к вашей рукописи. Давайте-ка присядем!
Лавочка надо мной заскрипела, принимая груз двух тел. Я напрягся, неслышно подтянул ноги, готовясь встать. Сейчас убийца должен начать действовать.
Строгицкий оказался слева от собеседника.
- Закурить не желаете? - спросил убийца.
- Не курю. Пришлось бросить по совету врачей лет пять назад.
- А я с вашего позволения... - убийца мотивированно сунул руку в карман плаща.
Строгицкому правая рука убийцы была не видна, а я видел, что собеседник писателя осторожно извлек из правого кармана плаща не портсигар, а блеснувший металлом пистолет ТТ.
Пора!
Я привстал, резко вскочил на ноги, перегнулся через лавочку и всем телом навалился на убийцу, одновременно перехватывая его правую руку с пистолетом:
- Бросайте оружие, Ипполитов! Игра закончена!
Строгицкий ойкнул, вскочил и шарахнулся в сторону.
Ипполитов не ожидал нападения, и сначала испуганно обмяк, но уже в следующее мгновение бешено рванулся вперед, пытаясь освободиться и встать. Но я был явно сильнее старика, прижал его с удвоенной силой, по-прежнему пытаясь вырвать из пальцев пистолет.
- Всем не двигаться! - резкий окрик ударил справа. - Бросить оружие!
Я повернул голову. Из-за поворота дорожки, со стороны внутреннего КПП, к нам бежали милиционеры Староперцев и Зеленоструков. И стволы их «Макаровых» были направлены в нашу сторону.
Я отвлекся и слегка ослабил хватку всего на мгновение. Но Ипполитову хватило и этого. Резко выдернув из захвата правую руку с «Токаревым», он сунул пистолет себе под подбородок и нажал спуск.
Пуля пробила его голову насквозь и, брызнув мне в лицо жидким месивом из крови и кусочков плоти, ушла в небо, чудом не задев меня.
Я отпрянул назад. Тело Ипполитова дернулось в предсмертной судороге и мешковато повалилось вперед, на дорожку.
- Черт, не успели! - ругнулся майор Староперцев. -Луганцев, вы в порядке? Вас не задело?
- Живой, как видите. - Я сглотнул застрявший в горле нервный ком, достал из кармана куртки платок и принялся осторожно отирать с лица кровь убийцы.
- Его все равно ждала высшая мера, -меланхолично констатировал Зеленоструков, кивнув в сторону тела на дорожке. - Восемь убийств - это не фунт изюма!
- Восемь убийств? - сдавленным шепотом произнес Строгицкий. Он уже начал приходить в себя.
- Восемь, - подтвердил Староперцев, пряча «Макаров» в наплечную кобуру. - Это как минимум. Может быть, было и больше. В разное время и в разных городах Советского Союза. Убивал талантливых художников кинематографистов, поэтов и писателей.
- Устранял «дестабилизирующие факторы», -пояснил я. - Тех, кто, как считал Ипполитов, вредит советскому общественному строю.
- И никакой он не Ипполитов, - майор фыркнул. -Бывший полковник госбезопасности Евгений Яковлевич Спорыхов. Пятнадцать лет назад, - после смерти генсека Елкина, - массовые репрессии закончились. Пришли времена «оттепели», Свечников начал убирать самых одиозных исполнителей. Спорыхов тоже попал под горячую руку, был понижен в звании до майора. Озлобился, примкнул к «эсэсовцам» - полулегальной общественной организации «Сталинские соколы», которая ставила своей целью возвращение старых порядков в СССР. Но «эсэсовцы», по большей части, работали только языками и строили грандиозные планы реванша на бумаге. А майор ГБ Спорыхов занимался практикой: пачками фабриковал дела на якобы «диссидентов». В его поле зрения оказался молодой писатель Саша Степанков. Спорыхов решил тайно подбросить ему антисоветскую литературу, но был схвачен за руку. Замаячила перспектива ареста и суда. Но Спорыхов сбежал, стал гражданином Ипполитовым по подложным документам. Однако кровавого дела своего не оставил...
- Как же вы на него вышли? - поинтересовался я.
- Скажите спасибо Игнатию Дормидонтовичу, -Зеленоструков кивнул в сторону Староперцева. - Восемь убийств, считая и Степанкова, были совершены из одного и того же пистолета ТТ - это подтвердила баллистическая экспертиза. Товарищ майор запросил списки проживающих в гостиницах из тех городов, в которых произошли эти преступления. В двух случаях обнаружилась фамилия Ипполитова.
- Лейтенант тоже внес свою лепту в расследование, - майор ладонью похлопал Зеленострукова по плечу. - Додумался снять запись с видеокамер охраны в магазине напротив СтароПреображенского храма. Так мы узнали, что Ипполитов уходил с экскурсии. А потом ввели изображение подозреваемого в компьютер, и обнаружили, что имеем дело не с историком Ипполитовым, а с беглым «эсэсовцем» Спорыховым. И у нас сразу появилась масса вопросов к этому гражданину.
- Но зачем же он убил Сашу Степанкова? -кашлянув, спросил Строгицкий.
- А вы еще не догадались? - Староперцев снисходительно ухмыльнулся. - Убийца готовил покушение на вас, Борислав Аркадьевич. Но Степанков столкнулся со «старичком Ипполитовым» в гостинице и узнал в нем Спорыхова. Но, скорее всего, не был до конца уверен - ведь столько лет прошло. Предложил лжеисторику встретиться на прогулке во время обеда. Но и Спорыхов тоже узнал Степанкова...
Староперцев и Зеленоструков вызвали следственную группу для осмотра места происшествия, а меня и Строгицкого просили не отлучаться из гостиницы: наши показания еще нужно было занести в протокол.
Мэтр отечественной фантастики выглядел хмурым и подавленным. В таком состоянии ему было явно не до семинарских дел. По моему совету, Борислав Аркадьевич занял коллег по писательскому цеху самостоятельной работой, и я тут же утащил его в бар. Взял бутылку «Закарпатского», сырную и колбасную нарезку, лимонные дольки. Разлил коньяк по бокалам, и мы выпили. Лицо Строгицкого почти сразу порозовело.
- Борислав Аркадьевич, ваш семинар - зачем он?
- Люди разучились мечтать, Георгий, - писатель вздохнул. - Четыре волны массовых репрессий, если считать с тридцатых годов прошлого века, надежно зачистили страну. Удары наносились по самым талантливым - писателям, поэтам, художникам, композиторам. Мы сделались обществом посредственностей...
- И вы...
- Хочу возродить фантастику, - сказал Строгицкий. - Хватит писать о новых плотинах и тракторах. Пора начать писать о людях. Фантастика должна стать умной и человечной. Настоящей.
- Поэтому вы учите, наставляете и опекаете ваших молодых коллег?
- Я, прежде всего, стараюсь научить их мечтать. Строить миры и вселенные. Уж простите за высокий слог.
Он замолчал. Я его не торопил.
- Знаете, Георгий, - через некоторое время сказал писатель, - а я ведь почти точно угадал замысел Ипполитова. Правда, еще сомневался, думал, что это просто глупая литературная игра... Мы же вчера вечером поспорили с ним здесь, в баре, на бутылку коньяка. Поспорили о том, что я к полудню сегодняшнего дня придумаю и напишу рассказ, в котором будет исповедь самоубийцы и текст его предсмертной записки. Причем рассказ я должен написать от руки.
- Я знаю, Борислав Аркадьевич. Ваш разговор слышал здешний бармен и рассказал мне о нем. Поэтому я и оказался в нужный момент и в нужном месте. Думаю, что Ипполитов-Спорыхов хотел не просто убить, но и повесить на ваши плечи груз всех остальных совершенных им убийств. Он бы оставил пистолет на месте преступления, вложив его в вашу руку. А рядом положил бы записку самоубийцы, оторванную от листов с вашим рассказом.
- Значит, вы спасли мне не только жизнь, но и репутацию, - писатель, наконец, улыбнулся и рассеянно повертел в руках бокал. - У меня довольно часто так бывает: пишу что-нибудь, - и вдруг написанное становится реальностью. Словно это я сам пишу историю. Иногда мне даже кажется, что весь наш мир я сам и придумал: сел за письменный стол, включил компьютер и написал.
Он чуть помедлил, собираясь с мыслями, и продолжил:
- Вот и с этим рассказом... В шутку сделал его героями и самого Ипполитова, и себя, и вас. Хотите -верьте, хотите - нет! Вы же космовоенлетчик?
- Угу, - я кивнул. - Правда, здесь, в «Дружбе», в иной своей ипостаси - как «ариец».
- Ариец? - лицо Строгицкого дрогнуло. - Из этих... Как их там... «Хайлей»?
- Нет, нет, - я поторопился с разъяснением, -тайная секта последователей германского маньяка Шикпьгрубера не причем. Я всего лишь член АРИ -Ассоциации реальной истории.
- А что и в самом деле есть такая организация? -Со Строгицким явно что-то происходило. Щеки его становились все бледнее, на лице обозначился то ли испуг, то ли озабоченность.
Я снова плеснул в бокалы коньяка, и мы выпили.
- «Арийцы» негласно следят за всем происходящим в мире, - продолжил рассказ. - Ведь официальная история нисколько не соответствует реальной. Мало того, что ее намеренно фальсифицируют в своих интересах политики, но даже в самых, казалось бы, «безобидных» ситуациях наше прошлое отражается в записях и мемуарах искаженно. К примеру, выступает с речью президент какой-нибудь страны и предлагает мировой общественности свои соображения по контролю над гонкой вооружений. Инициативу приписывают ему, хотя на самом деле идея родилась в голове советника президента. Он-то и есть скрытая историческая фигура, а официальный президент - в лучшем случае, просто спикер. Вот такие ситуации мы отслеживаем и создаем реальную ткань истории. Становимся свидетелями тех или иных событий или наводим подробные справки о них... Правда, я до сих пор не знаю, кто стоит над нами, для кого мы все это делаем.
- Это как? - Писатель задал вопрос почти шепотом. Лицо его по-прежнему было бледно.
- Не поверите, у меня в голове время от времени слышится голос, который советует, куда направиться и что узнать, - я засмеялся. - Медицина не нашла патологий. Поэтому можете смело считать меня агентом зарубежных телепатических спецслужб, инопланетян, пришельцев из будущего - я и сам не знаю. Кстати, сюда мне тоже рекомендовали приехать «свыше». Представьте себе, их заинтересовал ваш писательский семинар. А то, что иногда слышу голоса, я использовал как повод, чтобы попроситься на отдых именно в Песчаную...
- Нет, это не-воз-мож-но! - Писатель сжал виски пальцами. - Этого не может быть!
- Это правда. Мне действительно слышатся чьи-то голоса...
- Я не об этом, - Строгицкий раскрыл папку, в которой лежал написанный для Ипполитова рассказ, и хлопнул ладонью. - Здесь описано все, что вы мне только что рассказали. Слово в слово!
Он поднес текст к глазам и начал читать:
- «Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» - помнится, был там такой же благообразный доктор Микстуркин...»
Писатель зашелестел листами, взял последний лист. Пальцы его мелко дрожали.
- «...Пододвинул к нему раскрытую папку. Луганцев принялся читать: начало текста, потом перелистал листы, пробежал глазами окончание рассказа. Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на меня.
Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу».
Он замолчал и пододвинул ко мне раскрытую папку. Я принялся читать: доктор Микстуркин, «медицина в вашем случае бессильна», поездка в Песчаную...
Потом перелистал листы. Сандро, Ипполитов, Леночка, Лазарьев и Бориленко. День за днем описаны все мои встречи. Единственная «отсебятина» - исповедь смертника Спорыхова с его предсмертной запиской, якобы он хотел покончить с собой после убийства Строгицкого.
Пробежал глазами окончание рассказа: смерть убийцы, Староперцев и Зеленоструков, разговор в баре со Строгицким.
Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на Строгицкого.
Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу.
2014 год