Куртизанка (СИ)

Глава 16

Весь путь Эван провёл в одиночестве, чувствуя, как грусть обступает его со всех сторон.

Невольно в голову его приходила мысль: что было бы, если бы он позволил себе поблажку и снял девчонку хотя бы на одну ночь.

«Это очень плохая идея, — отвечал он тут же самому себе. — Это нервы и потрясения, которых она не стоит, и ещё большая жажда — потому что ни один наркотик никогда не помогал от себя самого».

А к вечеру следующего дня корабль приземлился на Кармадон.

В центральной части массивной горной гряды — на северо-западном склоне — вблизи Майлийского ледника выбивались горячие минеральные источники. Две дороги огибали гору с двух сторон. Одна заканчивалась у небольшой группы вилл, окружавших лечебный корпус, одну из которых и снимал для себя Аргайл.

Другая дорога бежала вверх, насквозь пронизывая деревушку, где обитали местные жители — Кобан — и заканчивалась на уступе, откуда можно было смотреть вниз на долину и на другие склоны гор.

Здесь, по разные стороны дороги, можно было отыскать множество полуразвалившихся фундаментов и одичалых садов. Кому они принадлежали — никто толком не знал.

В первый же день Эван навестил врача.

Большинство гостей целыми днями бродило по улочкам между виллами, здороваясь друг с другом и ведя бесконечные разговоры, которые Эван терпеть не мог. По вечерам они ходили на приёмы друг к другу же, либо проводили время в клубе или в ассамблее, где проходили балы и распорядитель представлял друг другу тех, у кого было желание завязать новые знакомства с полезными людьми.

Эван отказался от этих забав почти сразу же. Он встречался с другими чахоточниками только по утрам, когда все они, одетые в купальные костюмы, которые не сильно отличались от парадных платьев, погружались в одну общую купальню с горячей минеральной водой. Этот источник, единственный из всех, был заключён под купол, и сидя по горло в воде между дамами, плававших вокруг в своих пышных купальных костюмах и придерживавших досочки кто с веером, а кто с носовым платком, смотрел, как проплывают сероватые и кучнистые облака над покрытым испариной потолком.

В купальне было жарко, и, едва дождавшись окончания процедуры, он выбирался из воды, менял дневной костюм на прогулочный и отправлялся в горы.

В первый же день он обнаружил ущелье, образованное соединением высоких острогов двух гор и заканчивающееся тупиком — кирпичной стеной, видимо, счастью одной из загадочных руин. Забравшись на один из отрогов, он долго рассматривал, как шумная и быстрая река Гезельдон рассекает камни между двух гор, образуя водопад в несколько сот метров, и ему казалось, что через эту воду с бешеной скоростью несущаяся по камням жизнь, настоящая и бесконечная, кончиком кисти касается его.

По западному склону тупика зигзагом вилась дорога, а рядом по рельсам — старым, какие, должно быть, были ещё на Земле, ползали туда-сюда вагонетки с рудой — бутовым камнем и гранитом, красным и серым туфом, песком и вулканической пылью..

На второй день он поднялся на вершину Кахтисара, одной из местных гор. Оттуда открывался вид на широкую долину Даргвар с одним из пяти озёр, располагавшихся тут — Пурт.

Вечерами перед закатом солнца, притягивая глаз разноцветьем красок, в обширной зеркальной глади воды отражались окрестные горы, а в ясную погоду через бинокль можно было увидеть, как в кристально чистой воде плескается форель.

С левой стороны озера на отвесном склоне скалы над самой пропастью гордо возвышалась сторожевая башня — некогда несокрушимая, теперь она светила путникам зевом пробитой стены.

Несколько дней Эван искал, у кого бы спросить о ней — её разбитое основание будило странное ощущение родства в его душе.

На третий день врач на очередном осмотре сам рассказал ему о ней:

— Башню называют Башней Кровника. Много веков назад скрывавшийся в горах кровник построил её. Его враги никак не могли добраться до башни: стоило им подойти, как он осыпал их камнями и пулями. Тогда один из мстителей натянул на себя медвежью шкуру и ночью стал взбираться по тропинке, ведущей наверх. Завидев его, кровник достал ружьё и вышел на охоту. Едва он покинул пределы башни, как был сражён пулей одного из своих врагов.

Эван, сидевший напротив с прибором для измерения давления на руке, поёжился. Эта история вызвала у него странное чувство — будто эхо из прошлого коснулась его тревога за то, что не доделал или сделал не так.

— Люди не меняются, — задумчиво произнёс врач, взял в ладони лицо Аргайла и внимательно рассмотрел со всех сторон. — Вам стало гораздо лучше, — сказал врач тем временем.

Это в самом деле было так. Кашель, раньше сгибавший Эвана пополам, едва он слишком сильно напрягался и сердце начинало стучать, почти не тревожил его сейчас, сколько бы Эван не лазал по горам, и он готов был поверить, что здоров.

— Берегитесь. Симптомы бывают обманчивы. Вы продолжаете пить препараты, которые я вам прописал?

Эван машинально кивнул, хотя за последние три дня к таблеткам не прикоснулся ни разу: сначала забыл их в домике, а затем так и не положил в карман.

Не обращая внимания на слова врача, он продолжил обследовать окрестности и на следующий день поднялся к альпийским лугам Даргавского и Ганалдонского ущелий. С ранней весны до поздней осени землю здесь покрывал разноцветный ковёр цветов.

В Кармадоне уже начиналась осень, и рощи Азалии, покрывавшие склоны гор, уже окрасились в ярко-красный цвет.

От Тменакау до верхних террас по пологому левому склону ущелья, мимо альпийских лугов и мелкого кустарника бежала узкая горная тропинка. Правый же склон Ганалдонского ущелья покрывал берёзовый и хвойный лес.

В ущелье гнездилось множество ягодных кустов, и каждый день, поднимаясь к источникам, Эван набирал целые горсти малины, брусники, смородины или черники, но, так и не донеся до дома, отправлял их в рот.

Перед путником, приближающимся к источникам, из-за выступа горы неожиданно открывался величественный Майлийский ледник с низко опустившимся огромным ледовым языком.

У самого основания ледника — среди живых цветов, образуя столбы пара из-под земли, фонтанировали лечебные источники Верхнего Кармадона.

Каждый год подземные воды всё более подтачивали его, а под лучами горного солнца на поверхности ледника образовывалось неисчислимое множество струек воды, которые, собираясь вместе, превращались в реки и бежали водопадами вниз по склонам гор. Протекая со стремительной быстротой, они разъедали его, заставляя таять ещё сильней.

Поджав губы, Эван смотрел на эту неподвижную белую махину, которая была обречена с той секунды, когда солнце коснулось её. Каждая новая струйка заставляла появляться ещё одну, и ещё, так что оставалось лишь гадать, что случится раньше: солнце растопит лёд или наступит вечная зима.

— Впрочем, — сказал он сам себе, — ответ я знаю давным-давно.

Он отвернулся и пошёл прочь.

Со всех сторон Ганалдонское ущелье огораживали высокие горы, образуя замкнутую котловину. Горы защищали ее от холодных северных ветров и осадков, и здесь, между их склонов, Эван чувствовал себя как никогда хорошо. Раз за разом он поднимался сюда, теперь уже с самого утра, чтобы смотреть, как река, текущая меж камней, приобретает молочно-белый цвет, а затем постепенно, будто забирая себе лучи оранжевого солнца, темнеет и к вечеру становится уже грязно-бурой.

Выше поймы реки ещё несколько источников было разбросано по склонам гор, и, стоя среди них на небольшой площадке, покрытой зеленью и цветами, Эван смотрел на скалистые отроги, поросшие травой.

Там, на вершинах, глядя через бинокль, он видел, как стада туров пасутся и, минуя пресные воды, ходят к минеральным источникам на водопой.

Туры двигались быстро, то перепрыгивая через пропасти, то поднимаясь по недоступным скалам, но самый старший из них всегда шёл поодаль, чуть позади, по более высоким местам, и осматривал дорогу — что происходит кругом. Вид этого мощного животного, такого одинокого в своём долге перед стадом, вызывал у Эвана грустную улыбку, и хотя тур вряд ли видел его, Эван каждый раз кивал ему, приветствуя как своего.

На шестой день он направился в другую сторону от озера и вышел к селению Даргвас. Здесь дома местных жителей почти смыкались с другим селением, от которого у Эвана по позвоночнику пробежала дрожь: это были склепы. Кое-где уже начавшие обрушаться, а кое-где ещё полностью целые, разукрашенные непривычными барельефами и прекрасные в своём смертельном покое, они, тем не менее, казалось, дышали холодом, будто с другой стороны мира, из посмертия, чья-то рука протянулась за ним.

Два дня Эван оставался мрачен, как покойник, и чувствовал себя так же: мысленно он уже видел себя среди этих надгробий. Силился представить, каким может быть небытие и что станет с миром без него. По всему выходило, что ничего. Мир немногое потерял бы от того, что его покинул молодой и не слишком удачливый великий князь Аргайл.

Эван никогда не видел себя в этой роли. Он знал, конечно, что его отец — великий Аргайл, но никогда не думал о том, что однажды заменит его.

Зато всю свою молодость, всё время, пока его судно бороздило просторы космоса с грузом контрабанды на борту, он абсолютно чётко осознавал, что он — Аргайл. Не в том смысле, который в это слово вкладывали сейчас, обращаясь к нему «великий князь». В ином, которое означает для каждого Камерона слово «Камерон», а для каждого Армстронга слово «Армстронг» — брат.

Стоило прилететь на самую дальнюю планету, где он не был никогда, он твёрдо знал, что в резиденции Аргайлов ему окажут достойный приём. И в этом Аргайлы были лучше МакГуафров, Эллиотов и всех остальных — потому что резиденцию Аргайлов можно было найти в самом отсталом из миров.

Эван очень чётко ощущал, какой силой обладает его клан. Как боятся его — даже те, в ком течёт не шотландская, а корсиканская кровь. И никогда бы он не променял фамилию, данную ему отцом, на какую-то ещё.

Всё изменилось, когда он получил этот титул — великий князь. Говорят, что большое лучше видится издалека — но для него всё случилось наоборот. То, что раньше было частью его, теперь колыхалось где-то далеко внизу и пенилось вихрями волн. А он мог лишь смотреть, но больше не был одним из них. Он с удивлением обнаружил, как много значат деньги, власть и влияние для тех людей, которые окружали его. Для него самого они не значили ничего.

Сейчас, оказавшись на пороге смерти, он вынужден был по-новому оценить то, что успел сделать, и то, чего не успел. Выбрать самое важное из того, на что мог ещё потратить время. Он бился над этой проблемой день за днём, чувствуя, как эти дни утекают сквозь пальцы песком, но за все прошедшие месяцы не стал ближе к ответу ни на шаг.

Здесь, среди вечных гор и чистейших вод, он увидел собственную жизнь под другим углом. Она была маленькой — будь он хоть тысячу раз великий князь — и была короткой. И в том, что ему оставалось совсем немного, был свой великий закон, потому что в сравнении с судьбами гор двадцать, сорок лет — или шесть месяцев — в любом случае не значили ничего.

К концу первой недели ему уже казалось, что он начал что-то понимать. Он позвал к себе Кестера, намереваясь сказать тому, чтобы он отправился в Манахату и забрал оттуда девушку, которую Эван приметил, но попробовать так и не смог.

Кестер, однако, пришёл к нему с собственными новостями и не один — вместе с ним был Линдси.

После недолгих объятий он рассказал о том, как смог всё же выполнить приказ, как корабли, конфискованные у кочевников, всё-таки прибыли в порт.

Эван уже не знал, стоит ли заикаться о девчонке — он подозревал, что будет выглядеть идиотом, да и не хотел, чтобы слишком много людей знали о том, что его кто-то заинтересовал.

— Вы думаете об этой девушке! — провозгласил Кестер первым, будто прочитав его мысли и одновременно с головой выдавая его.

— В каком-то смысле, — задумчиво протянул Аргайл. — Здесь довольно скучно. Она бы могла существенно скрасить мой досуг.

— Я знаю, что вам нужно! — Линдси усмехнулся и ударил тростью о пол. — Дом мадам Фузур.

Эван поднял бровь.

В том, что говорил Линдси, был смысл. В конце концов, вряд ли эта девчонка была намного лучше других. Брюнетка… Довольно изысканная… Эван с трудом подавил непрошенное воспоминание, как в последней вечер, когда он видел Мадлен, тёплая рука девушки лежала на его руке. Одно воспоминание об этом тепле пробудило в нём волну жара — куда более мощную и долгую, чем мог бы пробудить простой половой акт.

Эван качнул головой.

— Пойдём, — сказал он. — Посмотрим, что у них есть.