Ночь в Манахате не наступала никогда.
Солнце могло опускаться за плоскость горизонта — это ничего не меняло. Оно и днём светило не очень хорошо, а стоило ему покинуть небосвод, как огни, горящие на вывесках и в окнах домов, затмевали неяркий свет звёзд. Улицы наполнялись людьми — новыми, не теми, кто ходил здесь днём, и жизнь продолжала идти своим чередом.
Элена думала об этом, стоя на краешке проспекта с поднятой рукой, и не знала, радоваться ей этим обстоятельствам или проклинать — потому что именно благодаря этому она вполне могла легко добраться домой и по той же причине мучилась от осознания того, что десятки идущих мимо людей наблюдают её изорванную футболку и позеленевшее лицо.
Наконец, ей удалось привлечь внимание таксиста, который после некоторых уговоров согласился принять плату задним числом — трое тех, кто останавливался до него, только смеялись в ответ и отвечали, что легко найдут того, кто заплатит вперёд.
К середине ночи она наконец-то поднялась к себе и, простояв с полчаса под душем, усталая и раздавленная, как крыса, ненароком выбежавшая на трассу, забралась под пуховое одеяло, заботливо согретое Чезаре, и уснула.
Спала Элена хорошо — слишком устала, чтобы мучится мыслями о пережитых разочарованиях и неудачах. А когда наутро услышала звон будильника, решительно ударила по нему рукой и отказалась выходить куда бы то ни было.
Чезаре поил её горячим шоколадом, принесённым с первого этажа и поданным в постель, и кормил бутербродами с тунцом. Он же предупредил Жоэль, к тому времени уже оборвавшую телефон, что Элена на тренировку не придёт.
Ближе к одиннадцати в дверь постучали. Элена не хотела открывать, но в конце концов всё-таки пришлось — и на пороге появился Ливи с бледным, но ухоженным лицом.
— Я хотела извиниться, — сказала она, без приглашения зайдя внутрь и усаживаясь в кресло у окна.
— Ничего, — последним, что волновало Элену в эти минуты, была она. — Жоэль пошла на попятную?
Ливи проигнорировала вопрос.
— Мне в любом случае не следовало говорить об этом с тобой.
Элена, намеревавшаяся уже было выдать что-то утешительное, наподобие того, что у Ливи всё впереди, и выдержанное вино ценится больше молодого, только пожала плечами.
— Если это всё, то будь добра, уйди, мне сегодня нехорошо.
Ливи внимательно вгляделась в её лицо, затем кивнула и, поднявшись, вышла вон.
Элена снова опустила голову на подушки, но погрузиться в дрёму ей опять не удалось — Жоэль не стала стучать, попросту открыла дверь своим ключом.
Элена открыла глаза, делая вид, что не замечает её. Жоэль же подошла к ней вплотную и, без всякого пиетета взяв за подбородок, покрутила туда и сюда.
— Вроде ничего, — сказала она. — Ты второй раз за неделю пропускаешь тренировку. Что с тобой?
Элена пожала плечами. Выходить к водохранилищу, где её мог поджидать Лэрд, она не собиралась абсолютно точно.
— Мне надо пройтись по магазинам, — вяло отговорилась она. — Пополнить запасы и, может быть, подобрать что-нибудь новое… Не хочу потерять вид… как Джил.
Жоэль хмыкнула.
— У меня сегодня нету времени нянчиться с тобой.
— Со мной сходит Чезаре.
— Ну… хорошо, — протянула Жоэль и, поднявшись, двинулась к двери. — Только далеко не уходи.
— Не волнуйся, не сбегу. Мне некуда идти.
— Ещё бы ты сбежала… Где ещё тебя будут облизывать со всех сторон.
Элена промолчала. Она отлично понимала, что Жоэль права.
Кое-как собравшись с силами, к двум часам дня она выбралась из дома в сопровождении Чезаре и, поймав такси, приказала ехать в Вест Энд.
Здесь, как и обещала Жоэль, она обошла мастерские портных. Уточнив мерки, заказала себе два платья — черничное и цвета терракоты. Купила несколько готовых блузок — пять себе и столько же Чезаре, два пуловера — изумрудный и помидоровый, без рукавов — и несколько свитеров для Чезаре. Ей особенно хотелось восполнить тот пробел, который обнаружился вчера — полное отсутствие одежды, в которой можно выйти на прогулку днём. Потому сумки, висевшие на плечах у Чезаре, пополнились несколькими парами джинс каждому из них — всё это Элена без малейших колебаний записывала Жоэль на счёт. Затем она обошла несколько магазинчиков с вещами, которые скорее могли пригодиться для ночных выходов — купила две пары прозрачных с кружевом и две пары белых шёлковых чулок, пересмотрела десяток флакончиков духов, но ничего не нашла.
Наконец, осмотрев ряды табакерок, она пришла к выводу, что на сегодня всё. Чем больше времени она проводила здесь, в квартале дорогих мастерских и бутиков, тем более приходила к выводу, что хочет поехать домой. Не туда, в клуб, где она обитала последний год, а на Лонг Айленд — куда, по словам Ливи, вход ей был закрыт.
Заглянув ненадолго в клуб, она велела Чезаре подняться наверх и сбросить сумки прямо на пол, а затем, снова поймав такси, отправилась в то место, по которому скучала весь последний день.
Они с отцом созванивались не очень часто — не потому что Элена не хотела, а потому что Лучини-старший был уверен, что дочь его отправилась служить на флот. Связь между дальними мирами была дорогой, а в приграничье — например, в зоне вновь открытых двадцати миров — вовсе не ловил телефон. И потому Карло Лучини сам всегда говорил, чтобы Элена не разговаривала слишком долго и лишний раз не звонила.
Иногда, как сегодня, от этого Элене становилось особенно тоскливо, но в целом она давно уже привыкла к мысли о том, что стала взрослой, и ей негоже ежедневно созваниваться с отцом.
Едва переехав мост, отделявший от Сити крайнюю металлическую платформу, за свою продолговатую форму прозванную Лонг Айлендом, Элена пожалела о том, что не догадалась переодеться и приехала сюда в том же серебристом костюме, в котором, как правило, выходила днём.
Такси остановилось у самого края моста, и ехать дальше таксист отказался наотрез.
Расплатившись с ним, Элена оглянулась на Чезаре, чьё присутствие немало придавало ей смелости в окружении серых металлических стен, исписанных краской, и обвалившихся каменных руин.
«Будь проклята, моя родина Лонг! Сгори! Провались! Исчезни из памяти!» — гласила одна из надписей. На другой стене Элена увидела ещё одно проклятье: «Пусть пронзит тебя «Копьё судьбы!» — гласило оно. А на третьей почему-то было написано: «Восстань, остров рабов! Пробудись!»
Элена качнула головой, отвлекаясь от мрачной картинки, и двинулась вперёд. Нищета, ощущение опасности, отчаяние и безысходность накрыли её с головой и с каждым шагом становились сильней. Возле пластиковых мешков с мусором, валявшихся на тротуаре, возились мальчишки. Неподалёку от них слепой саксофонист с глазами, затянутыми белым бельмом, играл блюз. На ступеньках домов сидели старухи и безучастно смотрели куда-то поверх голов двух идущих по улице молодых людей.
Наконец Элена разглядела среди надписей и знаков, испещривших дом, который она некогда считала своим, вывеску со змеёй, обвившей чашу с вином. Она устремилась к двери и уже у самого входа столкнулась с отцом — тот увидел идущих через окно и, выйдя навстречу, тут же обнял Элену, бросившуюся, в свою очередь, с объятиями к нему.
Они поздоровались.
— А это кто? — спросил отец, указав на Чезаре.
— Это мой… мм… друг.
— Вместе летали в двадцать миров?
Элена горько усмехнулась.
— Да. Вроде того.
— Я как услышал, что эскадрилья зашла в порт, сразу подумал о тебе. И вот!
Элена ещё раз обняла отца, чтобы не отвечать. Затем тот пригласил её в дом. Миновав небольшой и тёмный партерный этаж, где располагалась аптечная лавка, Карло провёл гостей в часть, предназначенную для своих.
— А больше нет никого? — спросила Элена.
Рука Карло, наливавшая чай, почему-то дрогнула, и он покачал головой.
— Фредерико не звонит уже год, — сказал он, опустив чайник на стол, — не знаю, что с ним. Ты бы поспрашивала у своих.
Элена серьёзно кивнула. Это она мог сделать — даже при том, что на флоте не служила.
— Про Франческу ты знаешь… — Карло замолк, и в наступившей тишине урчание желудка Чезаре прозвучало особенно громко. — Чёрт, надо же вас накормить.
Он полез копаться в шкафах, где, насколько смогла разглядеть Элена, не было ничего, кроме пустых пакетов, и отыскав наконец банку джема и хлеб, опустил их на стол.
— Я не голодна, — сказала Элена, хотя с утра не держала во рту ни крошки, — вы ешьте.
Карло тоже есть не стал.
Чезаре тоже ел осторожно — больше из вежливости, и хлеб с джемом так и остались стоять.
— У нас всё хорошо, — заметил отец, обнаружив, что снова наступила тишина. — Сейчас всё больше аптек в центре, но наши всё равно ходят сюда. И к тому же знаешь, индивидуальный сервис… — он усмехнулся, — в молах такого нет.
Запылившиеся прилавки говорили Элене о другом, но она промолчала. Так, обмениваясь взаимным враньём, просидели до четырёх часов. После чего, обняв отца в последний раз, Элена вышла на улицу и в наступающих сумерках отправилась искать мост.
— Я голодна, — сообщила она, едва они ступили в соседний район. — Зайдём куда-нибудь.
Впрочем, как назло им попадались одни кофейни, и только к пяти часам Элене удалось отыскать небольшой итальянский ресторан. К тому времени там уже собралось немало народу, и обнаружить глазами свободное место удалось с трудом. А увидев, кто сидит за столиком у камина, Элена сглотнула и чуть было не вышла обратно в холл.
Поначалу Эван хотел было потребовать, чтобы Таскони явился к нему в клуб. О том, что эта корсиканская семья планировала присоединиться к блоку Аргайлов, он знал ещё накануне, но сцена, которую он застал в переулках, заставила его существенно пересмотреть свой подход. Сын Таскони, очевидно, был неуравновешен — и Эван имел основания полагать, что таким же окажется отец.
Как он понимал теперь, мальчишку он уже видел в клубе несколько раз — и вместе с ним его бойцов.
Поразмыслив, Эван решил, что не стоит приглашать Таскони к себе домой и назначил встречу на нейтральной территории, в итальянском кафе. Кафе выбрал Таскони — и в этом Эван счёл возможным ему уступить. Всё равно тот знал город лучше — и если бы захотел, мог бы устроить засаду в любом другом месте.
Ровно в полпятого вечера он протянул руку смуглому брюнету в безупречном чёрном костюме и оглядел его со всех сторон.
— Капо Таскони…
— Князь Аргайл, — Таскони склонил голову, признавая, что авторитет собеседника выше его. — Не ожидал, что вы сами прилетите, чтобы говорить со мной о делах.
— Я здесь не ради вас, — Эван сел и, просмотрев меню, заказал оленину и порто — ничего итальянского он брать не хотел.
— Но всё же вы нашли время встретиться со мной. Я польщён, — Таскони попросил лазанью и красное вино, и, едва официантка оставила их вдвоём, сосредоточился на Эване целиком. — О чём вы хотели вести разговор?
— Вынужден вас разочаровать. Сейчас меня волнует не «Нью Хаус Экселент», а кое-что, имеющее личную ценность для вас — но и семейную для меня.
— Что вы имеете в виду?
— Ваш сын.
Таскони помрачнел.
— Что опять?
Эван не преминул отметить, как нахмурился его лоб.
— Ну же, говорите. Он разбил кому-то лицо?
Эван улыбнулся нарочито холодно, чтобы смягчить обстановку совсем чуть-чуть.
— Боюсь, дело посерьёзней. Он и другие ваши пиччотти надругались над девушкой из одной из наших семей.
— Что с ней теперь?
— Она мертва, — Эван поднял бровь.
— Так значит… — спросил Таскони с надеждой, — дело уже решено.
— У неё есть брат. Так что… ничего не решено.
— Вы… не согласитесь отдать мне его?
Эван негромко рассмеялся.
— Боюсь, капо Таскони, всё должно быть наоборот. Только из уважения к вам я пока ещё не отдал ему вашего сына и его дружков.
Таскони сцепил руки в замок и какое-то время молча смотрел на них.
— Что вы хотите от меня? Вы же понимаете, Пьетро мой сын. Единственный сын, — с напором сказал он. — Если понадобится отказаться от сделки, чтобы сохранить ему жизнь — я выберу его.
— Это плохо.
Официантка поставила на стол напитки, и Эван пригубил порто.
— Послушайте, князь… — снова заговорил Таскони, — я всё же предлагаю вам забыть обо всём. Девушке уже не помочь. Если хотите — я отдам вам этих ребят, но только не Пьетро!
— Этого мало, — сказал Эван спокойно. — Я бы, может быть, и сошёлся с вами на этом, но… Вчера ваш сын снова добивался чего-то подобного от одного из подзащитных мне людей.
— Как его имя? Я сам поговорю с Пьетро, так что он на милю к нему не подойдёт! Я вам клянусь!
— Мадлен. Мадлен Элена Лучини.
Таскони поперхнулся вином.
— Князь… — Таскони покачал головой.
— Вас что-то не устраивает? — вкрадчиво поинтересовался Эван.
— Она же… — Таскони наклонился к столу и процедил едва слышно, — она же шлюха в борделе МакКензи… О каком надругательстве может идти речь?..
— Она сотрудница клуба одного из моих людей, — перебил его Эван, — если это ничего не значит для вас — считайте, что это мой каприз. Но если ваш сын ещё раз приблизится к девушке — я его застрелю собственными руками. А вместе с ним и его друзей.
Таскони побарабанил пальцами по столу.
— Ну, хорошо, — произнёс наконец он. — Если это всё, я, пожалуй, пойду. У меня пропал аппетит.
— Мы договорились? — Эван снова протянул ему руку.
Таскони вздохнул.
— Само собой, — и пожал предложенную ладонь.
Он поднялся и направился к выходу.
Какое-то время Эван сидел в тишине, прерываемой лишь гулом голосов за соседним столом. Затем у самого его уха прозвучал вопрос:
— Что теперь? Вы же обещали, князь…
— Теперь жди.
— Ждать?!
— Да. Сегодня же отыщи Мадлен и не отходи от неё ни на шаг. Если Таскони и его команда приблизятся к ней — можешь стрелять. Кестер будет тебе помогать. О полиции не волнуйся — это не вопрос. Как только дело будет сделано — придёшь ко мне, я улажу вопрос.
— А если он так и не подойдёт?
— Тогда и будем решать, — Эван почувствовал, как кашель подступает к горлу, и сделал глоток, чтобы задавить его. — Найди Мадлен, — немного охрипшим голосом повторил он.
— Да что её искать, — Ольстер недовольно поморщился, — вон она!
Эван машинально поднял голову и обнаружил, что Элена в самом деле стоит в зале, глядя прямо на него. По спине у него пробежала дрожь, как бывало всегда, когда он встречал этот взгляд. Элена же, встретившись с ним взглядом, решительно шагнула вперёд и направилась к нему.
Элена любила лазанью. Поэтому, когда, едва она села на стул, её поставили перед ней на стол, расплылась в улыбке и язвительно произнесла:
— Вы так заботливы, как будто только меня и ждали, мистер Аргайл.
Аргайл не удостоил её ответом — просто опустил глаза на тарелку с олениной и принялся отрезать от неё кусок.
Впрочем, из-за стола он Элену тоже не прогонял, потому та, окинув лазанью ещё одним взглядом, окликнув официантку, попросил у неё вино и тоже взяла в руки нож.
Какое-то время они молча ели. Чезаре и Ольстер стояли за спинами обоих ни слова не говоря. Когда же первый голод был удовлетворён, Элена отложила вилку и нож и подняла на Эвана глаза.
— Князь Аргайл, я должна вас поблагодарить. Мне очень жаль, что вам пришлось наблюдать то, что вы видели вчера.
Губы Аргайла брезгливо дёрнулись, и Элена поспешила продолжить, уводя в сторону разговор.
— Я хотела спросить… что вы имели в виду… там?..
— О чём ты? — вопреки обыкновению Аргайл был полностью сосредоточен на ней.
— Помните, вы сказали, что я тоже Аргайл?
Бровь Аргайла чуть приподнялась.
— Ты серьёзно? — уточнил он.
— Да. Моя фамилия Лучини, вы, конечно, могли этого не знать…
— Конечно, я это знал! — перебил её Эван и, замолкнув, растерянно покачал головой. Затем черты его немного смягчились, и он произнес: — Я отвечу на твой вопрос. Если потом ты ответишь на мой.
— М… Хорошо, — произнесла Элена после недолгого колебания. Она с трудом могла представить вопрос, который поставил бы её в тупик — даже если бы Аргайл поинтересовался, какого цвета у неё бельё.
Аргайл вздохнул и поднял взгляд куда-то Элене за плечо, отстраняясь от шумного зала и подбирая, по всей видимости, слова.
— Когда Земля была уничтожена, — сказал он наконец, — воцарился хаос. Никто не мог управлять народами, лишившимися своих вождей. Рознь, ненависть, предрассудки разделили людей. Кто-то должен был принимать решение, искать для нас новый дом — но на это не был способен никто. Вот тогда кланы выдвинулись вперёд. Если ты изучала историю — должна об этом знать.
— Знаю. Но…
— Клан — это семья. Так было испокон веков. Сицилийцы, корсиканцы, японцы, китайцы и мы, шотландцы, помнили об этом лучше всего. Клан — это всё. Но Сицилийцы и Корсиканцы, так же как японцы и китайцы, были поглощены собственной войной. Пока они решали, какой из кланов сильней, Аргайлы объединили свой народ почти целиком. Много позже корсиканцам это тоже почти удалось — сейчас они ненамного слабее нас. Но у них слишком много семей. Маленьких семей.
Элена молчала, по-прежнему не понимая, при чём тут она.
— Аргайл испокон веков брали под свою защиту шотландских людей. Мы были полицейскими короны много веков. Мы знали, как объединить людей. Потребовалось меньше сотни лет, чтобы все кланы Шотландии присягнули нам, а затем и другие пошли за ними. Сейчас клан Аргайлов насчитывает более трёх десятков ветвей, каждая из которых ветвится ещё на десяток ветвей. Мы давно уже перестали требовать, чтобы те, кто просит защиты, принимали фамилию Аргайл. МакКензи, МакФерсты, МакГвайры…
— Это всё я знаю… — осторожно вклинилась Элена, — но…
— Ты всё равно не понимаешь? — Эван усмехнулся немного грустно.
Элена покачала головой.
— Мы — семья, — жёстко сказал он. — Ты можешь не носить фамилию Аргайл и даже не иметь кельтских корней. Но ты Аргайл, если ты в системе моих людей.
Элена сглотнула и задумчиво поковыряла вилкой в пустой тарелке.
— И вы верите в это?
— Я делаю это. В этом смысл моего места в клане. Может быть, оттуда, где ты, не видно, сколько нас и каково наше значение для содружества людей… — Эван покачал головой, и ещё одна усмешка отразилась на его лице, — зачем я всё это говорю. Ты просто шлюха. Ты в самом низу. И всё, что творится здесь, на вершине, не имеет никакого отношения к тебе.
Элена стиснула зубы, чтобы не заехать Эвану вилкой по лбу. Ей невыносимо захотелось встать и покинуть салон, но голос Аргайла заставил её оставаться на месте.
— А теперь мой вопрос, — произнёс он.
— Я вас слушаю, — Элена сосредоточилась, приготовившись к подвоху.
— Почему ты не займёшься чем-нибудь ещё?
— Что?.. — в лицо Элены как будто плеснули ледяной водой.
— Ты слышала. Ты умная, образованная девушка. Характер у тебя вроде бы боевой. Почему не займёшься чем-нибудь ещё? Почему надо торговать собой?
Элена стиснула зубы и секунду упрямо смотрела на Аргайла.
— Моя сестра, — медленно заговорила она. — Работала на упаковке плация. Согласитесь, работа ничего?
Эван кивнул.
— Четырнадцать часов в день она ссыпала перемолотый порошок на поднос, чтобы затем заматывать его в целлофан. Я видела, как её руки стали красными и опухли. Лицо же, наоборот, почти всё время было бледным, как мел. Она, я, отец — все мы знали, что плациус постепенно собирается в теле человека, который работает с ним каждый день. Уверена, ваш друг МакКензи тоже всегда это знал — а может, и нет, — Элена облизнула губы и торопливо продолжила, опасаясь, что Эван её перебьёт, — у таких людей обычно в какой-то момент начинаются колики. Это ерунда. Всего лишь первый симптом, когда с фабрики нужно бежать со всех ног. Затем над зубами появляется голубая полоса — но это тоже ещё ничего. Следующая стадия — паралич запястий рук. Жалобы на головную боль. Ещё через какое-то время — слепота. Всё. Смерть наступает через три дня.
Элена растянула губы в улыбке, заметив, как меняется лицо Аргайла.
— Она просто отпросилась с работы как-то раз. Уже не видела ничего. Её даже проводили домой, — улыбка Элены погасла, и в глазах появилась злость, — на четвёртый день она умерла.
Девушка замолкла. На ответ Элена не рассчитывала, просто выжидала, когда кровь перестанет биться в висках.
— Я твёрдо уверена, князь Аргайл, что моя работа — далеко не самое плохое из того, что могло со мной случиться. И не собираюсь её менять.
Аргайл открыл было рот, чтобы спросить что-то ещё, но звонок телефона перебил его.
— Да, — Элена поднесла мобильный к уху и нажала приём.
— Мадлен, ты где?
— Я же говорила… ходила по мастерским и потом гулять.
— Немедленно возвращайся в клуб.
Элена встала и, кивнув на прощание Эвану, который всё ещё смотрел на неё, направилась к выходу, поманив Чезаре за собой.
— Что там? — спросила она, уже оказавшись на улице и поднимая руку, чтобы начать голосовать.
— Очень важный клиент. Губернатор за него просил.
— Больше нету никого?..
— Он хочет тебя.