Кровь героев

Глава 9

— Вот ведь загадочная штука какая… Стоит подумать хорошенько, как все само собой решается.

— Скажешь тоже… «Само собой…» — не согласился Гаврила. — Как же… Тут такое ума напряжение испытываешь, что сдохнуть впору!

Весь вид Масленникова говорил об обратном, гляделся он как кот обожравшийся сметаны, но слушали его с удовольствием. Не нашлось тут никого, кто не понимал бы, что самое трудное уже позади. Будут, конечно, сложности, но в сравнении с Главным — это будут такие мелочи, о которых сейчас и говорить-то неудобно.

— Ну, что… Давай пробовать.

Он, прищурившись, оглядел хазар, так словно из двоих следовало выбрать кого-то одного, и задержал взгляд на Правом.

— Может быть, для начала одного с той стороны пропустим? — предложил киевлянин, — чтоб нам на развод хоть один остался.

— Ничего с ними не случится, — махнул рукой Избор. — Он везучий…

И показал на каменную арку. Мол, нечего время терять.

— Давайте. Обнимитесь и разом!

Исины не торопились. Сотники переглядывались, странно улыбаясь. Ветер шевелил одинаковые прядки волос на головах.

— Нда-а-а-а-а…И вроде бы это те самые хазары, что только что друг друга порезать собирались… — негромко сказал Гаврила.

— Да мы вроде как привыкли друг к другу… — неопределенно объяснил один из Исинов.

— А ты кто?

— Я Левый.

Гаврила вздохнул. Кому как не ему было знать упрямство товарища, но ведь не стоять же тут вечно?! Масленников чувствовал себя заводилой, а значит, ему и браться за самое трудное, за самое опасное…

Он поднялся с земли.

— Ладно, родственники. Если вам вдвоем веселее, что я вам это легко устрою.

— Ты чего? — встрепенулся Избор.

— Да что мы злыдни какие, братьев разлучать? — спросил киевлянин, отряхиваясь.

— Не понял… — нахмурился Избор, честно пытаясь понять, что стоит за словами товарища. Вместо ответа Гаврила обошел камень и бросил через дыру кошель с золотом.

— Да, ладно… Что тут понимать-то?

Он нарочито лениво подошел поближе, положил руку на замшелый бок волшебства. Никто не усмотрел бы в его движениях неуверенности, возможно Избор, хорошо знавший киевлянина, и уловил бы заминку, но Гаврила не дал ему этого мгновения.

Шаг, какая-то дрожь, словно каждая его частичка встряхнулась, а потом богатырю показалось, что он стал водой, по которой бежит рябь от брошенного камешка и при этом…

Гаврила не успел дочувствовать это, как его стало двое. В шаге от самого себя стоял он сам, словно отражение в воде. Он, конечно, ждал этого, но естество брало свое. Ему страшно, до боли в прикушенной губе, захотелось задать самому себе тот же вопрос, что и Исину, но он сдержался.

— Ну, это мы уже видели, — прозвучал голос Исина. — Дальше-то что?

— Погоди, — остановил его Избор. — Дай хоть поговорить людям — сто лет не виделись…

— А чего разговаривать? — просил Гаврила сам у себя. — Захотим — так хоть вшестером поговорим. Как это все тут делается уже ясно. Давай? Чего тянуть-то?

Его отражение, а может быть и сам он, настоящий, кивнуло.

— Давай!

Они обнялись и словно в омут бросились обратно под арку.

Дрожь, потемнение в глазах… Гаврила невольно закрыл глаза и от этого споткнулся и повалился в траву.

Один.

— Вот как-то так…

Неспешно он поднялся и отряхнулся, глазами отыскивая Исинов, но там теперь стоял только один. Не Правый, не Левый, а основной и единственный. Сын своей хазарской матери.

— Что ж, — сказал Избор, подводя черту под всем, что случилось. — Если не с кем будет в зернь играть, то теперь знаете куда приходить.

— Да что там, зернь-то… — взвился Исин. — Мы теперь можем сразу на все четыре стороны идти. Нас теперь много. Кто-нибудь что-нибудь да найдет. Любой слух проверим. Найдем! Из-под земли достанем!!

Немного погодя на поляне было уже не протолкнуться.

Около побросанных кое-как мешков и вещей сидели, лежали и бродили двадцать четыре человека. Настроение витало в воздухе какое-то расслабляющее. Все как один понимали, что все самое неподъемное уже сделано. Осталось сделать совсем немного — все этой толпой разбрестись по окрестностям и сыскать одного разединственного богатыря. Если уж они втроем собирались сделать это, то что говорить о такой куче достойных людей которым сделать это — раз плюнуть…

Ну, а если все же что-то не получится, ну сложится так, то всегда можно будет прийти сюда же и превратить себя в вовсе уж устрашающее число воинов.

Каждого тут стояло-ходило-сидело по шесть штук и один из Гаврил, самозвано присвоивший себе старшинство, вразумлял собравшихся.

— …так-то, братцы… Нам теперь работы хоть и непочатый край, а сделать мы её должны. Только на нас у волхвов надежда.

Семь остальных Гаврил кивали, переговариваясь друг с другом. Исины и Изборы его тоже не очень-то слушали — и так все знали, что придется делать: сразу после того, как Гаврилы стали раздваиваться, Избор с каждым из них беседовал, отозвав в сторонку, и решил, что урону в уме новые их товарищи, хоть и не поворачивался язык называть их иначе как братья, не понесли и головами один от другого не отличались, а значит, в голове каждого из них имелось то, что они и так знали. После этого и он с Исином несколько раз прошли сквозь камень.

Остановив речистого Гаврилу, один из Изборов сказал:

— Да что тут языком трепать? Все и так все знают. Давайте-ка так поступим. До ближайшего места, где люди живут, вместе доберемся, а там — расходимся и ищем, что попадется: реликвии военные, что от старых богатырей остались, к самим богатырям присматриваемся, вдруг, кто из достойных на глаза попадется…

Встретимся через неделю в корчме…

— В какой?

— В самой наилучшей, конечно… — ответил Гаврила, подкидывая на ладони немалый мешочек с золотом и серебром. Его жест машинально повторили все другие Гаврилы. — Кстати, едой-то озаботились?

Тут все засуетились, поскольку Масленников оказался прав. Все так увлеклись друг другом и золотом, что о еде позабыли, а ведь наверняка ужинать и завтракать придется в лесу и на такую ораву еды точно не хватит…

Организовав кольцо-цепочку, изборы-исины быстренько побросали сквозь камень дорожные мешки, обеспечив себя провизией на несколько дней.

— Ну, хватит, — сказал, наконец, Гаврила, уставший от суеты. — Поднялись и пошли…

Приложив ладонь козырьком ко лбу и поглядев на клонящееся к закату солнце, добавил:

— Нам еще ночлег готовить…

На мгновение все застыли — понимали, что расходиться придется по трое, но вот кого выбрать в попутчики… Один из Изборов, чувствующий тоже, что и все, хмыкнул:

— Ладно… Я ж говорю — до корчмы вместе пойдем. А кто с кем — по дороге разберемся…

Шли дружной толпой, временами оглашая окрестности взрывами хохота. Среди деревьев становилось все темнее. Когда стволы стали сливаться в непроходимую стену они поднялись по пологому склону холма.

— Сушняк, сушняк захватывайте, — подал голос кто-то. — Костер запалим, каши наварим…

Это воодушевило всех и уже подуставшие люди зашуршали по кустам. Вскоре всей гурьбой они собрались на вершине холма. Вниз уходил пологий склон, залитый спускавшимся за край земли солнцем.

Они стояли на вершине холма и смотрели, как оно садится, одеваясь в дымку плотных облаков.

— Ну, что пора и о ночи подумать? — сказал один из Гаврил.

— Мои мысли читаешь! — хохотнул другой Гаврила. — Вон там станем…

Солнце скатывалось за Земной круг, погружая лес в темноту, а у подножья холма несколько деревьев обступили облюбованное место, оставив меж собой полянку шириной в десяток сажен. Туда и направился первый Гаврила.

За ним потянулись все остальные, спускаясь вниз компаниями, по три-четыре человека.

— Эй! — крикнул вдруг кто-то. — Эй!

Удивление билось в этом крике. Не страх, не предчувствие опасности, а удивление. Человек, сверху не понять кто, в одно мгновение исчез.

Не упал, просто пропал, словно растворился в воздухе.

Потом второй, третий… Внизу остался только один из Исинов, нелепо растопыривший руки в накрывшей его тени от деревьев.

— Назад!!! — заорал кто-то, но люди и сами сообразили. Все бросились назад, словно наступавшая тень стала водой, и они могли спастись от неё на вершине холма, но тщетно. В поднявшемся шуме — не разобрать было, что кто кричал — солнце скатилось вниз, и тень добежала до вершины холма. Гаврила оглянулся. Избор стоял чуть в стороне с обнаженным мечом, словно это могло чем-то помочь. Снизу с выпученными глазами поднимался Исин, тоже со сталью в руке.

— Спрячьте, дурни…

Произнеся это, киевлянин только понял, что и сам держит клинок в руке. Выручил вбитый жизнью навык встречать опасность с оружием в руках. Какое-то время они стояли, надеясь на чудо, только Боги не спешили.

Масленников первым уселся на траву. Рядом, прижимаясь к нему плечам, уселись товарищи. Они сидели тесно, словно хотели доказать самим себе, что не одни.

В один миг все пошло прахом. Ноша, только что казавшаяся такой легкой, вдруг опять стала неподъемной. Мгновение — и все. Словно ветер дунул и унес… Никому ничего и объяснять не пришлось.

— Вот и конец волшебству, — вздохнул Исин. — Все коту под хвост.

— Богам виднее — отозвался Исин, покусывая губу. — Видно слишком многого мы захотели. Похоже, Боги считают, что мы и сами справимся….

— Ага, — поддержал его Избор, — а то повадились чуть что на волшбу надеяться…

Гаврила покосился на него и подумал: «А что еще тут скажешь? Не кусать же локти в самом-то деле? Вон у хазарина морда какая унылая… Подбодрить бы их как-нибудь…»

Перехватив его взгляд, сотник как-то тускло улыбнулся.

— А ты чего такой?

— Какой? — переспросил Гаврила.

— Спокойный как конь. Неужто не жалко?

— Так не в первый же раз… — подумав немного, сказал киевлянин.

Что у Исина, что у Избора брови полезли вверх. Гаврила пожал плечами.

— Случалось со мной такое уже.

— Ну-ка, ну-ка…

Масленников помолчал, словно вспоминая что-то.

— Выпили мы тогда много… И пошел я вперед. Или в лес… Сейчас точно уже не помню. Точно не в степь…

Гаврила задумчиво оглянулся, словно хотел увидеть лес — не тот ли самый.

— Заколдованный? — спросил хазарин, понизив голос, но киевлянин только рукой махнул небрежно. Мол, заколдованный или нет, не так уж и важно. Мелочь это незначительная.

— Иду я, иду и вдруг вижу впереди…

Исин подался вперед.

— …я сижу.

Хазарин вздрогнул.

— Что?

— Я сижу! — повторил Гаврила.

— Колдовство?

Киевлянин опять отмахнулся.

— А я не с пустыми руками шел. У меня с собой кувшин вина имелся. Подошел к себе, рядом сел. Сидим, молчим. Друг другом любуемся… А что думаю, просто так сидеть. Предложил себе выпить. Хорошо я не отказался. А ведь мог бы обидеться, но ничего. Потом думаю чего это мы тут сидим, когда у меня дом есть. Пошли домой ко мне, пока меня там нет.

Исин дернулся, переглянулся с Избором, но ничего не сказал.

— Ну, пришли…

— Дома-то хоть пусто? — спросил Избор.

— Да нет. Я, кстати, дома оказался. Обрадовался! Стал все из печи доставать — знаю, как гостей встречают. Еще три кувшина медовухи выставил — компания-то большая собралась. Хорошо сидим! Песни петь начали на три голоса! Тут в дверь стук. Ну, думаю, кого это несет? В это время только я домой прихожу… Смотрю — точно. Я пришел!

Исин сглотнул, а Исин только головой покачал.

— Да-а-а-а-а… Хорошо, что это я пришел, — продолжил Гаврила, глядя на хазарина. — А то, кто знает, кто мог бы на шум припереться? Сердитый! Ну, я себе налил, и отпустило, вроде. Так хорошо уже четверо сидим, вспоминаем приятное, только вот чувствую, что кто-то мне в карман лезет. Я его за руку цап, а рука такая знакомая, знакомая… Поворачиваюсь. Точно. Я это. Только пьяный… Ну не стерпел, конечно… Как дал в глаз… Позволю я, как же, руки у себя в дому распускать.

Избор покачал головой, но ничего не сказал. Сдержался.

— Ну, тут и началось… Лавки, ухваты, кулаки, посуда. Я и сам в стороне не остался. Шум, гам… На шум соседи набежали. Стали всех нас вязать, по возам распихивать — слыханное ли дело — такая потасовка! Всех повязали и к Князю на правеж!

Уже непонятно на что рассчитывающий Исин спросил робко.

— А ты как же?

Гаврила улыбнулся.

— Повезло… Всех повязали, а я убежал.

— Хорошая история, — сказал Избор. — Жизненная… Прям все про нас. Только опять-таки не ясно где тут повод для веселья?

Гаврила перестал сдерживать улыбку.

— Вы, плохого слова не скажу, в корень не зрите… Вы что, действительно главного не поняли?

— Главного? — нахмурился Избор.

Гаврила покивал.

— Главного, главного… Вы что не поняли, что с восхода до заката, пока волшебство действует — наше время.