Глава 4

…До Киева они добирались дней десять.

Ехали не особенно торопясь, но и не задерживаясь без нужды. Ночевали чаще в лесу, но пару раз им повезло закончить дневную скачку в больших селах. Ночуя в корчмах, слушали, что говорит народ. Оказалось, что не только в Пинском княжестве неспокойно. Рано или поздно разговоры об урожаях и ярмарках сворачивали на невесть откуда появившихся чудовищ или вконец обнаглевших разбойников…

Меж собой говорили люди, что неспроста это все, что злые колдуны затеяли что-то, чтоб расколоть Русь на кусочки и теперь, чтоб провести черные свои обряды распугивают жителей. Что ждать надо бедствий, пожаров, голодных лет и недорода. Кто пустил слухи теперь уж не найти, но об этом говорили в каждом кабаке и ждали скверного.

Не все ладно строилось на Руси.

Веселее стало только тогда, когда они подъехали к Киеву.

Взобравшись на невысокий холм, Избор остановился. За спиной спрыгнул с лошади Исин и встал рядом.

Красив город Киев!

Конечно, считай, что теперь Пинск — Родина, а все-таки против правды ничего не скажешь. Красив!

Белые каменные стены закрывали собой терема и лабазы, дома купцов, ремесленников и простолюдинов. С реки тянуло влажным ветром и кислым запахом моченых кож. Сотник посмотрел на воеводу. Тот улыбался, словно старого знакомого повстречал. Даже дышать легче стало.

Ничего тут не изменилось. Разве что христианских церквей прибавилось. Их позолоченные луковичные купола и шатровые колокольни виднелись в разных концах города.

— Тоже заметил? — спросил он Исина. Тот кивнул.

— Ну и как это называется?

— А никак не называется, — отозвался хазарин. — Мы, славяне, с любыми богами уживемся. Поставь своих Богов рядом с нашими — слова против не скажем…

Из уст чернявого хазарина слышать такое было смешно, и Избор усмехнулся.

— Эх ты, славянин, золой перепачканный.

А сам подумал — ославянился, хазарин. Да и как иначе? Всегда вместе вон уж сколько времени…. из огня да в полымя, а в промежутке еще и пестом по макушке. Он вспомнил, сколько пришлось пережить вместе и, продолжая улыбаться, спросил:

— Ну и чего стоим?

Опережая товарища, изборов конь рванул к воротам.

А за раскрытыми створками жизнь шла своим чередом. Слава Богам, сюда не добрались ни неизвестные чудовища, ни безумные разбойники и поэтому киевляне жили, как жили — те, кому полагалось торговать — торговали, кому полагалось охранять — охраняли. Жизнь бурлила и каждый выполнял предписанное.

То, что творилось на улицах, будь они в Пинске, пинский воевода назвал бы суматохой, но Киеву это слово не подходило. Тут, наверное, всегда так.

Уже проскакивая по улицам, Исин нагнал Избора и явил свою дремучесть.

— Что это у них?

— Праздник какой-нибудь? — предположил с седла Избор. — В большом городе всякий день какой-нибудь праздник.

Дорога, что вела к княжескому терему, становилась все шире, но тесноты от этого только прибавилось. В дорогу, словно ручьи в реку вливались какие-то кривые тропинки и дорожки и с них на мощеную деревом мостовую выбегали киевляне. Кто на лошади, а чаще — пешком и все это двигалось в сторону княжеского терема.

Как ни хотелось быстрее оказаться у Белояна, а лошадей пришлось придержать — не давить же горожан, в самом-то деле.

Двигаясь вместе с бестолковыми жителями, они теперь внимательнее смотрели по сторонам, ревниво выискивая разницу между Пинском и Киевом. Разница, конечно, бросалась в глаза. И дома тут стояли погуще, и заборы ставили повыше, а значит и купцы жили побогаче, что никак не гляделось в пользу Пинска, зато и нищих и голодранцев всяких имелось поболее. Да и другими они тут оказались — не стояли спокойно с достоинством в ожидании милостыни, а назойливо требовали медь, чуть не под копыта залезая. Исин одного плетью хлестнул, чтоб место свое знал, так тот не смолчал — кинулся в ответ не то грязью, не то дерьмом. Избор не стал принюхиваться, а Исин тот осатанел и вообще ничего не сказал.

Нет. В Пинске все же лучше…

То, что они застали у княжеских ворот, только прибавило им гордости за свой город и князя Брячеслава. При воротах на княжеский двор, можно сказать, никто и не стоял. Точнее слонялись там двое оружных молодцов, только толку от их службы было чуть. Смотрели охраннички не на въезжающих на двор, а в глубину его. Там виднелась куча народу, и что-то происходило.

Остановив коня рядом, Избор кашлянул, но киевляне даже не повернулись. Вытянув шеи, и подпихивая друг друга локтями, они азартно переговаривались, перебивая друг друга.

— Нам бы… — начал Исин, то тут один из стражников мельком взглянув на них, проворно замахал рукой.

— Давай, давай… Чего встали? Проезжайте, проезжайте…

Гости переглянулись, одновременно пожав плечами. Издалека, особенно из Пинска, да с рассказов Гаврилы Масленникова охрана князя Владимира казалась куда солиднее. Порядки, конечно, везде разные, но здравый-то смысл все-таки должен быть? А ну как враги? А ну как злоумышленники?

Не обращая внимания на зазывающие размахивания руками, Избор спросил вкрадчиво:

— А ну вот я сейчас на вашего князя да с топором?

На всякий случай он улыбнулся, чтоб те двое поняли, что это шутка, однако стражники, даже не оглянулись.

— Ага. Нашелся один такой. Ты сперва со своим топором до крыльца доберись.

— Почему это один, — спросил задетый за живое хазарин. — Почему это сразу один?

Не отводя взгляда от толпы, Избор успокаивающе положил товарищу руку на плечо.

Толпа у крыльца не стояла на одном месте, а колыхалась, словно внутри неё что-то происходило. Люди там слаженно ахали и охали и то отступали, а то напротив, подавались вперед. Столичные гости видели спины только крайнего ряда, но и по этим спинам сразу становилось понятно, что не простые люди там гуртовались. Паволока да бархат, серебряное да золотое шитьё. Боевого железа, впрочем, также хватало. Сталь висела на каждом втором, а кое-кто вообще на римский манер обернулся железом с головы до пят. Собственно удивляться этому не приходилось — вся эта толпа состояла из стоявших вперемежку старшей и младшей дружин, да княжеских гостей, тоже боевых.

— Это мы кстати, — сообразил Исин. — Пир тут у них. Пировали, пировали, а потом вышли размяться.

Избор привстал на стременах. С высоты сразу стало видно, что за спинами дружинников свободное место, на котором друг против друга пританцовывали двое здоровенных русичей. Фигура одного показалась ему знакомой.

— Там, по-моему, Гаврила разминается…

Незнакомый дружинник вдруг быстро качнулся в сторону и ударил. Гаврила не уворачиваясь, подставил плечо, пробуя силу соперника, и его понесло в сторону.

— Нет, — засмеялся Исин. — Это его разминают… Похоже в хорошие руки попал!

Масленников врезался в первый ряд, но его со смехом и неслышными за гомоном шутками вытолкнули на середину круга. Размахивая кулаками, Гаврилов противник подскочил и снова ударил и вновь Гаврила принял удар на плечо. Только теперь он устоял.

— Слабоват этот против Гаврилы, — уверенно произнес Избор. — Сейчас наш его кулаком…

Он не договорил. Гаврила не стал дожидаться совета, а увернувшись от очередной плюхи, скользнул под руку второго поединщика, обхватил его, ухнул, приподнял над землей, крутанул. Тот взревел так, что и им стало слышно. Растопыренные руки-ноги тщетно цеплялись за воздух, надеясь найти там опору, но Гаврила не останавливая движения, подбросил его и с грохотом уложил на землю. Вверх взмыло облачко пыли, а толпа восторженно взревела. Вот он победитель!

Масленников несколько вздохов смотрел, как его противник ворочается в пыли, а потом протянул тому руку. С лошадей они видели, как колышется толпа, пропуская к бойцам поднос с двумя кубками.

Гаврила опростал свой и только тогда заметил всадников. Заслонившись ладонью от солнца, он пару мгновений вглядывался в силуэты. Узнал и, покачиваясь на нетвердых ногах, пошел навстречу. Перед ним расступались, хлопали по плечам. Пинские гости спешились и поочередно обняли старого товарища.

От него несло и медовухой, и жареным мясом и вином и еще чем-то приятным…. Иноземным… Избор принюхался и сглотнул. Да что там говорить? Праздником от него пахло! Огромным, длинным праздником! Потом присмотрелся. На подоле вышитой рубахи пестрели жирные пятна.

— Сколько лет, сколько зим! — весело возгласил киевлянин. — Молодцы, что приехали!

— Гуляете? — не без зависти спросил Исин.

— Гуляем, — подтвердил Гаврила, широко разводя руки. — У нас тут всегда гуляют. Поводов хватает. А ты не женился еще?

Исин криво улыбнулся. Не шутка у богатыря получилась, а по больному месту удар, да с оттягом. Посмеяться старому товарищу захотелось. Будто тот и сам не знал, что нареченной невесте, дочери князя Голубева еще лет восемь.

— А ты, что, считать разучился? — зло спросил хазарин. Гаврила улыбнулся, хлопнул его по плечу.

— Да ладно тебе. Шучу ведь.

Толпа, не прекращая гомонить начала расходиться. Возбужденные увиденным, гости Киевского князя потянулись в палаты. Первыми пошли старшие дружинники. Младшие уважительно сторонились.

Гаврила, пропуская всех, отошел в сторону, потянув за собой товарищей.

— Какими судьбами к нам? Дела?

Голос стал серьёзнее, глаза строже. Да и не пьян он вроде а так… Куражится…

— Дела, — подтвердил его догадку Избор. — С Белояном поговорить нужно.

Гаврила вытер руки о замасленную рубаху. К жирным разводам прибавилось пыльное пятно.

— А что у вас такого, что мы не слышали? — несколько озадаченно спросил он. Держать в секрете то, за чем приехали Избор не стал — нечего от старых друзей таиться.

— Да разные твари у нас в окрестностях завелись. Раньше не попадались такие, а теперь — стаями ходят. Наши волхвы никогда их раньше не видели. Мы с хазарином троих завалили, волхвы наши над ними кумекали-кумекали, да не разобрались. Не сдюжили наши волхвы… Вот к Белояну за умом послали…

Масленников кивнул, словно ничего нового не услышал. Озадаченность из глаз куда-то пропала.

— Зеленые да зубастые?

— Мы, что, не первые? — догадался Исин.

— Да. Не первые. Только не ко времени вы. Тут у нас дела посерьезнее завариваются…

Избор вопросительно наклонил голову и в полголоса поинтересовался:

— Тайна?

Масленников улыбнулся. Широко. Сразу стало ясно, что к хорошему делу тут готовятся.

— Да какая теперь тайна? Князю невесту отвоевывать собираемся!

— Невесту?

Как обстоит у Владимира дело с женами, пинские гости знали не хуже многих. Оттого и удивились.

— Влюбился князь, как отрок, — понизив все-таки голос сообщил Гаврила. — А невестина родня, не иначе как кто подсказал, потребовали за невесту знаете что?

Исин отрицательно качнул головой.

— «Паучью лапку»….

Исин с Избором переглянулись, одинаково подняв брови. «Паучья лапка» была могущественнейшим талисманом, который они с Гаврилой добыли не так давно, отбив у чужих колдунов. Талисман хранился в ковчежце и обладал удивительным свойством — едва крышку ковчежца открывали тотчас любая волшба, любой колдовство теряло свою силу. Самого могучего мага, к которому в другое время и не подступиться можно было взять голыми руками… Им поиски этого талисмана стоили боли и крови, а уж могущество он давал — трудно даже представить какое… И вдруг — отдать…

— У родни губа не дурра… — медленно сказал хазарин. — И что князь?

Гаврила пожал плечами, словно неудобно стало ему давать на глупый вопрос очевидный для всех ответ. Как же еще мог поступить князь, кроме как рассвирепеть?

— Озлобился князь, понятно… Кликнул собирать дружину. Поучить хочет новую родню.

— Так вокруг уж все ученые.

— Ну, вот нашел где-то неученых, — не стал вдаваться в подробности Масленников. — Из дальних, похоже. Нам-то что? Куда поведет, туда и пойдем. Никто ничего не говорит. Белоян молчит, только улыбается. Так что мы тут в поход собираемся…

— Да уж видим, как вы тут собираетесь…

Он ткнул товарища кулаком в замасленную рубаху. Так собираться — с брагой да медвежатиной — одно удовольствие. Можно вообще никуда не ходить…

— Завидуй молча, — довольным голосом ответил Гаврила. — Или того лучше беги к Белояну. Может быть, и успеет вам что-нибудь подсказать. Вон он идет. Лёгок на помине.

Через двор, загребая босыми ногами теплую пыль, шел верховный волхв Киевской Руси. Медвежья башка росла из широких плеч, обтянутых длинной белой рубахой, схваченной на поясе узорчатым кушаком.

Опираясь на посох, он медленно брел от ворот прямо к дверям терема, глядя под ноги.

Избор заранее улыбнулся, ловя взгляд старого волхва, но тот на улыбку не ответил, только взглядом как ножом чирканул и прошел, словно мимо столба. Изборовы брови дернулись вверх — не ожидал он такого. Полгода назад виделись — и ничего все прошло — и разговор хороший и стол…

— Что это с ним? — просил шепотом Исин. — Как это так?

Хазарин и тот удивился. Немало они трое для Руси сделали. И не так уж и давно, не успело все быльем порасти, да и память у волхва не девичья.

Так и не подав знака, что узнал, Белоян дошел до входа в княжеский терем. Младшая дружина почтительно приостановилась, пропуская волхва внутрь.

— Тень, — сказал Гаврила совершенно трезвым голосом. — Что у него с тенью?

Тень волхва не стояла на месте, как ей от веку полагалось.

Черная клякса под ногами волхва корчилась, ничуть не похожая на человеческую фигуру. Более всего она походила на большой костер, только не алый, а черный. Острые языки черного пламени шевелились, словно толстые ветки под ветром или чужие, жадные пальцы.

Гаврила еще не решился окликнуть и спросить, как волхв, словно что-то почувствовав, бросился к терему. Честный бы человек не побежал!

— Стой! — сообразил Гаврила. — Держи его!

Крик заставил Избора обернуться. Приседая, он успел поймать глазами лиловую вспышку, на фоне которой чернел растопыренный, словно изломанная пятерня, силуэт только что миновавшего их человека.

Никто ничего не понял, но все уже свершилось.

Вспышка резанувшего глаза лилового пламени заставила всех повернуться к княжескому терему. По толпе прокатился несвязанный ропот. То, что видели все, называлось чудом. Но — плохим чудом. Настолько плохим, что и верить в него не хотелось.

Лиловый свет, только что сиявший, словно Солнце, потускнел и как бы растекся по бревнам стен. Несколько мгновений — и терем стал похож на пряник, облитый лиловой глазурью. Распахнутые окна светились изнутри этим странным фиолетовым светом, а в дверях страшной черной растопыркой застыла фигура человека. Теперь тот ничуть не походил на Белояна. Сухой, длинный с большой лысой головой… Человеческой головой. Колдовство свершилось, и морок рассыпался.

— Колдовство, — наконец кто-то выдавил из себя. В голосе не слышалось страха, только недоумение. — Это же колдовство… Где волхвы?

Воины хоть и не умели колдовать, но колдовства на своей жизни уже повидали, понимали, что к чему. Кто-то выхватил меч и, не раздумывая, рубанул черный силуэт пришельца. Сталь лезвия коснулась фиолетового марева, но, не коснувшись тела черной фигуры, каплями стекла на землю.

Народу во дворе осталось немного — десятка два дружинников младшей дружины. Кто-то стоял, не веря своим глазам, кто-то вертел головой, выискивая чьему бы приказу подчиниться. Каждый хотел действовать, только никто не знал как.

Гаврила, в миг отрезвев, крикнул.

— Всем назад!

Зычный голос раскатился по двору, сдвигая людей с мест. Дружинники собрались в кучу, не отрывая рук от рукоятей мечей и не спуская глаз с терема, словно надеялись, что кто-то оттуда сейчас выскочит и все либо станет ясно, либо начнется хорошая рубка.

Гаврила и сам ждал чего-то такого. Отчего-то ему казалось, что враг затаился где-то внутри и вот-вот покажет свои когти, но распятая фигура в дверном проеме, не шевелилась. В залитом нелюдским светом тереме не шевельнулась ни одна ставня, ни одна занавеска не махнула крылом… Никто не только не спешил подтвердить своего права творить безобразия на княжеском дворе, но и даже не захотел объяснить, что же тут произошло.

За спиной вскрикнул Исин. Гаврила не повернулся.

— Там еще один, — сказал Избор настороженно.

Гаврила обернулся на шелест вынимаемого из ножен меча и только тогда сообразил, что товарищ имел в виду. Точно также, как только что шел по двору злыдень, от ворот шел еще один Белоян. Белоян как Белоян. С той же медвежьей башкой на плечах, в той же белой рубахе и с узорчатым поясом. Короче говоря, ничем неотличимый от первого, только вот с тенью у этого оказалось все в порядке. Только это и остановило Масленникова.

— Стой! — остановил его Гаврила. Но тот и не подумал остановиться. Он подошел и, не глядя на замершего с мечом Гаврилу, стал внимательно осматривать терем. Пока Гаврила раздумывал рубить этого Белояна за то, что сотворил предыдущий, тот спросил, так и не поглядев на него.

— Как это случилось?

— А ты знаешь, что случилось? — спросил Гаврила, все еще не доверяя гостю и стараясь сообразить настоящий Белоян перед ним, или снова подделка. Отличить было просто — настоящий бы во всем разобрался и все объяснил. Волхв словно чего от него ждут и не подкачал.

— Степное колдовство. Колдун смертник. Давно такого не видел. Почему так близко подпустили?

— Думали, что это ты.

Белоян перестал разглядывать терем, перевел взгляд на богатыря.

— На меня походил? Сильно?

Гаврила в замешательстве потрогал рукой одежду и, не стесняясь, дотронулся до морды. Волхв фыркнул.

— Как две капли… Сделай чего-нибудь.

— Чего-нибудь тут не нужно, — без улыбки ответил волхв, — тут думать надо.

Он подошел поближе. Вытянув перед собой ладони, обошел вокруг терема. За ним потянулись все, кто остался во дворе. Хоть и сложно прочесть на медвежьей морде что-то человеческое, но Гаврила чутьем уловил, что дело не просто плохо, а плоше некуда. Волхв водил руками, бормотал что-то, потом уперся рукой в преграду, напрягся, словно попытался пройти внутрь, только преграда даже не дрогнула. Морщась, и потряхивая руками, оглянулся на замерших в ожидании дружинников.

— Ну, что? — спросил сразу за всех Гаврила. За его спиной люди разом вздохнули.

— Плохо дело…

Что Избора, что Гаврилу от этих слов словно холодом обдало. Никогда они не слышали такого слова от волхва. Поняли бы, если б тот сказал что-нибудь о том, что тяжело будет или наоборот — раз плюнуть такое колдовство перешибить, а чтоб вот так вот — нет. Слишком простой ответ — по-другому никак не понять. Плохо… Это в его устах звучало та — могло бы хуже, только уж некуда.

— А «Паучья лапка»… Талисман наш заветный?

— Умен ты, Гаврила! Если б не ты, никто на Руси и не вспомнил бы, что талисман имеется, — зло оживившись в полголоса сказал волхв. — Память-то тебе не отшибло на княжеской службе?

Гаврила, не понимая Верховного волхва, все же отрицательно мотнул головой.

— Тогда помнить должен, что талисман-то наш в ковчежце заговоренном и закрытом лежит-полеживает…

Гаврила кивнул.

— А ковчежец знаешь где?

И без слов волхва стало все понятно. Не хотел богатырь, но у него как-то само собой из горла страшным шепотом вырвалось:

— Так это что, навсегда?

Они стояли вплотную к стене и к лиловому киселю, облепившему стены, чуть носом не тыкались.

Белоян смотрел сквозь него и богатырь отчего-то почувствовал, что только что сказал какую-то глупость. Морда у волхва дернулась — то ли собрался улыбнуться да раздумал, то ли наоборот — выругаться не решился.

— «Навсегда» только в сказках. В жизни даже смерть, бывает, не навсегда.

За спиной Гаврилы загомонили дружинники:

— Так говори, давай, что делать. Мы за князя любого в щебень, в песок, в мелкую стружку.

— Успеете еще. Шапку кто-нибудь дайте. Поплоше…

Шапки он не дождался — кому это в голову взбредет свою шапку плохой обозвать.

— Тогда самолучшую, — сообразил волхв. И ему тут же потянулись руки. Он взял первую попавшуюся и отошел на несколько шагов, оглядывая верхний поверх. В этот раз Гаврила ничего на его морде не прочел. Белоян внимательно оглядел оставшихся, вздохнул, словно сожалел о чем-то.

— Если жизнь дорога — в терем не соваться.

— А…

— А кто сунется вот так и будет.

Шапка вылетела из руки и едва коснулась стены, вспыхнула и до земли долетела уже черным пеплом.

— До утра буду думать…

Он развернулся и, не говоря ни слова, не прося помощи, пошёл прочь.

Загрузка...