Красный тряпочник (СИ)

Глава IV. АЭРОЗАВОД

Если меня когда-нибудь не раздавит автомобиль или не потопит пароход — все предчувствия — ложь.

М.И. Цветаева

— Здравствуй, Ярослав!

Несмотря на сносную погоду, людей на Площади Дворца Советов не было. Профессор Градов, он же Аркадий Константинович, а для своих — просто «проф». Глава секретного НИИ[1] нейропсихомеханики и анализа времени, он же «п/я[2] № 10/1», занимающийся возможностями человека видеть прошлое и будущее. Основатель и бессменный руководитель проекта «Зевс», талантливый и умелый организатор, искренний и порядочный руководитель. Семья Аркадия Константиновича прошла через сталинские репрессии: отца, также известного учёного, выходца из дворян, ссылали, сажали в лагерь и отправляли работать в «шарашку». Градова-младшего вместе с мамой поместили в лагерь для жён и детей «врагов народа», затем разлучили полностью и направили в специнтернат, где, несмотря на тяжёлые условия существования, он показал феноменальные способности в учёбе. После двух необоснованных отказов самостоятельно поступил в Московский университет, жил в общежитии, словно иногородний, бедствовал, подрабатывал репетитором, помогал в написании дипломов. В 1956 г. воссоединился с родителями и вернулся в родной дом, когда это позволило сделать государство. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации, став одним из самых молодых докторов технических наук в Советском Союзе. Лауреат государственных премий и наград, член различных учёных и научно-технических советов, преподаватель ведущих технических вузов Москвы, заведующий кафедрами в МГУ им. М.В. Ломоносова и МГТУ им. Н.Э. Баумана.

Градов сидел на лавочке перед фонтаном, положив ногу на ногу. Поджарый, но не слабый, он был одет в чёрные туфли со шнурками, белоснежную рубашку, чёрный галстук с жёлтыми полосами внизу, серые штаны с красной полосой на правой штанине и серый пиджак с вышитым на нём символом альма-матер. Любил носить многофункциональные наручные часы «Полёт» высшего класса изготовления. Выбирал парфюм от Chanel или Пако Рабана. Седой с умными серыми глазами, Аркадий Константинович предпочитал глубоко выбривать виски и даже в пожилом возрасте не забывал пользоваться средствами для моделирования причёски. Выбритый, с ровным треугольным носом и чётко выраженным подбородком, Градов продолжал выглядеть крайне обаятельно и своим благородным образом мог оказывать значительное впечатление как на женщин, так и на мужчин. Казалось, он всегда находился в хорошем настроении и не никогда упускал мгновения, чтобы в нужный момент не отпустить какую-нибудь остроумную шутку.

Присев рядом, Коломин рассказал наставнику обо всём недавно произошедшем.

— Рад, что у тебя всё вышло благополучно, — по-аристократически улыбнувшись, Градов подмигнул Ярославу. — В Курган-Тюбе ты справился, теперь я знаю, у тебя снова новое задание. Антон Владимирович успел позвонить.

Градов знал про определённую неприязнь к нему и Коломину со стороны Борова, но либо делал вид, что не замечает этого, либо в действительности не обращал никакого внимания.

— Это не простой доклад, проф. Пока отсыпной не закончился, я должен вам кое-что рассказать, — начал Ярослав, глядя на пасмурное небо. Пролетали редкие аэрокары, Ильич указывал рукой на невидимое солнце.

— Я весь внимание, — посерьёзнев, кивнул Аркадий Константинович.

Коломин пожал плечами:

— С «Зевсом» и мои поведением что-то не так, профессор. Я начал пред… анализировать будущее без собственного желания и без подключения к аппарату. Причём чем дальше, тем отчётливее и яснее становится ход развития событий. Вы учили нас, что будущее не одно, что всегда имеется несколько альтернатив, пусть отличающихся друг от друга лишь в мелких деталях. Однако мозг мне ультимативно начинает сигнализировать, что произойдёт так и никак иначе. Определённость рушится, профессор, хоть я и знаю, что где-то здесь закралась некоторая ошибка. Меня часто стали одолевать сомнения, что выбора у нас никакого нет, хотя я гоню их прочь. Вдруг то, что мы зовём оптимальной траекторией развития событий, является траекторией единственной? А остальное — обманка, чтобы создать иллюзию выбора, конкуренции между путями? Более того, если раньше в процессе анализа я выбирал действие и выполнял его настоящей реальности, то теперь тело автоматически выполняет действие, а осознание текущего включает уже только после его выполнения. Мне не совсем приятно, когда я себя не контролирую, как будто кто-то другой довершает дело за меня. Это словно отхождение от наркоза.

— Будущее не одно, Ярослав, — умиротворённо улыбнулся Градов. — Что касается последнего, то инструкции и алгоритмы проекта «Зевс» допускают нечто подобное. Я и команда так и назвали данное явление, эффект наркоза. В зависимости от того, как анализатор справляется с «Зевсом», оперативник либо может совершить выбранное действие самостоятельно, либо доверить его своему организму как бы по инерции. Однако синергия «Зевса» и нервной системы человека — настолько сложный процесс, что даже самому опытному пользователю порой тяжело проконтролировать, «автоматический» или «ручной» способ исполнения он выберет.

— Но если я хочу отменить, профессор? — все ещё в больших сомнениях спросил Ярослав. — Если в последний миг понял, что данный выбор категорически не подходит, а цена ошибки фатальна?

Градов задумчиво обхватил подбородок ладонью, уставившись на небоскрёбы Москвы, на фасадах которых даже с такого расстояния можно было разглядеть различную коммерческую и совсем реже — идеологическую рекламу.

— Я подумаю над этим, сынок. «Зевс» — это очень, очень неоднозначный и сложнейший проект. Ты сам понимаешь, насколько комплексна наша нервная система, — слегка вздохнул Аркадий Константинович. — Но сейчас в большинстве случаев ты пока используешь «ручной» режим?

— Так точно. Пока «вылеты в астрал» случаются лишь единично, — подтвердил Коломин.

— Теперь насчёт второго. — Градов поставил вторую ногу на плитку, полностью откинувшись на спинку лавочки. — Ты помнишь, чему тебя учили в рамках проекта с самого начала. Альтернатива есть всегда, как бы оно не казалось порой иначе. Лично я цель проекта всегда видел не в господстве над будущим, чего, возможно, так хотят наши руководители. Главное в «Зевсе» — возможность увидеть несколько возможностей выбора и пойти по наилучшему. Именно эта концепция наиболее релевантна, так как абсолютное большинство людей часто не видят простого решения и считают ситуацию безвыходной. Ярослав, «Зевс» не инструмент контроля, но лекарство от отчаяния. Неопределённость провоцирует лень, пассивность и равнодушие, тормозит развитие людей, губит их тело и душу. Оперативники проекта не пророки и не предсказатели, а анализаторы. Ваше отличие от пифий и оракулов в способности предоставить себе и остальному человечеству спектр из нескольких направлений движения, немного или значительно отличающихся друг от друга. Прорицатель даёт одну-единственную картинку, выгодную богу или государю. Она претенциозная и окончательная, словно чёрная жирная точка. Ваша же роль заключается в том, что вы даёте другим запасные маршруты. Они есть многоточие, отсутствие явного конца и великая вероятность продолжения.

— Вас всегда интересно слушать, профессор, — обычно холодный и достаточно бесчувственный, на этот раз улыбнулся Ярослав. — Часто ностальгирую по вашим занятиям во время учёбы.

— Ты очень умный и сообразительный молодой человек, — без доли лести констатировал Градов. — И не случайно попал в проект и прошёл все испытания. Ты должен понимать, что «Псио» — вещество специфическое, порой опасное и не совсем предсказуемое. Выдержать его влияние могут только анализаторы. Возможно, сказанное тобой в начале является его побочным эффектом. Я поговорю с ребятами из химического управления, думаю, стоит поколдовать над процентным содержанием самого «Псио» в капсулах или над концентрацией примесей в растворе. Кстати, Виолетта приехала из Ленинграда за обновлением «Асклепия». Пока она здесь, спрошу у неё, не возникало ли каких побочек от «Псио» или «Зевса».

— Виолка прилетела? — заметно удивившись, обрадовался Коломин.

— Да, но ненадолго. Скоро опять отправится в город на Неве.

Виолетта Роганова, или Виолка, как её называли остальные участники проекта «Зевс», была единственной девушкой, прошедшей все испытания и получившая статус оперативника. Виолетта представляла проект «Зевс» в Северо-Западном филиале Экспериментального отдела МВД СССР, который располагался на территориях Северо-Западного экономического района, Эстонской ССР и Латвийской ССР.

Ярослав представлял Центральное управление, которое отвечало за Центральный, Волго-Вятский и Чернозёмный экономические районы, а также нередко привлекалось для решения вопросов всесоюзного значения.

Гавриил Льдов работал в Северном филиале на территории Северного экономического района соответственно. Льдову досталась одна из самых малонаселённых, но не самая безопасная зона ответственности — сказывались суровые природные условия, отрицательно влияющие на людей, и большое количество бывших и нынешних заключённых.

Николай Копач трудился в Западном филиале, включавшем Калининградскую область, Литовскую ССР, Белорусскую ССР, Украинскую ССР и Молдавскую ССР. Пограничный характер одной области и четырёх союзных республик тоже не давал особо расслабляться: доверие не всегда складывалось даже между союзниками по Варшавскому договору.

Борис Конаков боролся с преступностью в Южном филиале, разместившимся в Северо-Кавказском и Закавказском экономических районах. Вероятно, это был наиболее сложный и опасный участок, так как на протяжении всей истории он всё время отличался обширной национальной и религиозной пестротой и коррелирующей с ней совокупностью конфликтных противоречий. Постоянно орудовали созданные по этническому принципу банды, при содействии иностранных спецслужб действовали провокаторы, обострялись межнациональные отношения и висела угроза террористических актов.

Милан Крунич защищал от преступных посягательств сердце советской тяжёлой промышленности — Уральский и Приволжский экономические районы, находясь в Приволжско-Уральском филиале. Однажды получив дело о воровстве на производстве Свердловска, Милан сумел предотвратить кражу и переправку за границу данных о новом сверхсекретном танке.

Иван Шелест-Шелестов сражался с бандитами в раскалённых пустынях и степях Среднеазиатского филиала, расположенного в пределах Казахстанского и Среднеазиатского экономических районов. По характеру напряжения ситуация здесь была недалеко от кавказской. Хоть то была его зона ответственности, Шелест-Шелестов оказался занят важным делом на Байконуре, поэтому с ОПГ Шишкина — Раджабова попросили разобраться временно свободного Коломина.

Роман Генералов отвечал за огромный Сибирский филиал, который совмещал как Западную, так и Восточную Сибирь. Расследуя таинственные случаи гибели сибирской тайги, он неожиданным образом смог выйти на отлично законспирированную сеть китайской разведки. После этого Генералов успел поучаствовать в скоротечном приграничном конфликте с КНР, отлавливая диверсантов близ линии столкновения.

Альберт Грим служил на самом краю гигантской советской империи в Дальневосточном филиале в границах одноимённого экономического района. Оперативники проекта «Зевс» всегда справлялись в одиночку с вверенными им заданиями, и дело о крушении Ту-144Э над Чукоткой стало пока единственным исключением, когда анализаторам пришлось скооперироваться. Время шло на часы, а поэтому Грим активно занимался расследованием на одном краю Дальнего Востока, а посланный на помощь Коломин — на другом. В результате разделения труда и скоординированных действий следователям точно и своевременно удалось установить причины катастрофы ядерного бомбардировщика. То дело Альберту и Ярославу запомнилось очень надолго, ибо приходилось действовать в условиях экстремальной погоды, крайне минусовых температур, полной безлюдности и абсолютной непроходимости местности.

На самую большую в мире страну анализаторов было всего лишь несколько человек, а поэтому задействовали их только в наисложнейших делах, которые невозможно оказалось расследовать при помощи обычных сотрудников, применения стандартных приёмов и технических средств. Несмотря на чрезвычайную загруженность, участники проекта «Зевс» блестяще справлялись со своими целями и обязанностями. Градов однажды сказал, что, может быть, именно они с гордостью смогут носить звание сверхчеловека… с хорошей стороны. Однако анализаторами никогда не двигало желание славы, похвалы или карьерного роста — с самого детства и участия в проекте они всегда стремились к высшим, порой абстрактным идеалам: честности, справедливости, восстановлению порядка и служению на благо общества и родины. Не стремились они стать новой вершиной эволюции или богами, при этом в полной мере осознавая силу своих способностей.

— В таком случае, мне пора на Октябрьскую: Боров опоздания не простит. — Коломин поднялся с лавочки, собираясь отправляться.

— Тогда, как всегда, на связи, Ярослав. Береги себя и удачи в новом деле! — Градов сунул руку под лавку и нажал скрытую от посторонних глаз кнопку.

Пространство вокруг дрогнуло и начало сокращаться. Как маленькие пиксели, так и здоровые квадраты реальности начали заваливаться назад и исчезать в никуда, образуя вместо себя аккуратные чёрные провалы. Разрушался небосвод, словно карточный домик, сверху-вниз складывался Дворец Советов со статуей Ленина, пропадала на горизонте многоэтажная Москва. Фонтаны и лавочки на резкой скорости вламывались в землю, сама площадь швырялась распадающейся по швам плиткой и сокращалась по направлению к Градову и Коломину. Дрогнул и погас солнечный свет, и пространство полностью выключилось. Момент, и включилось уже освещение искусственное. От Площади Дворца Советов осталась лишь лавочка, окружённая со всех сторон сетчатым стеклянным параллелепипедом, занимавшим большую комнату. Оказалось, что Градов и Коломин находились не у здания парламента, а в виртуальной реальности НИИ нейропсихомеханики и анализа времени на Бауманской улице. Она запускалась при помощи прибора, внешне имитирующим ту самую лавку, и предлагала несколько панорам на выбор — от Площади Дворца Советов до безымянного таёжного водопада близ Уральских гор. Стеклянный параллелепипед, он же проект «Завеса», исключал любую возможность прослушки или постороннего наблюдения — в нём обычно обсуждались важнейшие вещи с грифом «совершенно секретно».

Помахав на прощание профессору, Ярослав вышел из кабинета «П-1» и по длинному институтскому коридору направился к лифту, чтобы вновь сесть в «Метеор».

***

Министерство внутренних дел СССР и Министерство юстиции СССР располагались в большом комплексе правительственных зданий на Житной улице близ станции метро Октябрьская, на пересечении Садового кольца, Ленинского проспекта и улицы Димитрова. Отдельное здание Экспериментального отдела располагалось подальше от посторонних глаз в глубине охраняемой территории. Его основанием служил старый пятиэтажный дом из красного кирпича, на котором, в свою очередь, было надстроено современное многоэтажное управление. Длинные антенны на обоих зданиях могли транслировать необходимые сообщения по всему Советскому Союзу. Многометровый забор и укрепленные по последнему слову техники контрольно-пропускные пункты не оставляли шансов проникнуть постороннему.

Дежурный, завидев ЗИС-113Л, убрал противотаранные балларды, открыл автоматические ворота и помахал въезжающему Коломину. Ярослав откликнулся тем же жестом и направил аэрокар к родному отделу. После этого путь наружу быстро заблокировался.

— Идентификация… — мрачно проворчала защитная система, при въезде сканируя «Метеор» фиолетовыми лучами. Десятки камер, словно птицы на деревьях, также любопытно уставились на молодого оперативника.

Ярослав включил крышу на «Метеоре» и решил оставить машину на улице: с подземной парковки было бы дольше подниматься наверх. Наверняка сейчас в бюро Боров особо не задержит, а прикажет выдвигаться на одно из мест преступлений Красного тряпочника. Коломин приложил карту-идентификатор личности к считывателю, мощная дверь с непрозрачным снаружи стеклом раскрылась. В тамбуре на капитана уставилась здоровая камера «Глаз-117» производства НПО[3] «След», за ней виднелась ещё одна железная дверь.

— Идентификация, — потребовала автономная защитная система.

— Капитан Коломин, Экспериментальный отдел, — представился Ярослав.

Сетка фиолетовых лазеров сначала легла на тело, а затем более прицельно — на лицо вошедшего. Удовлетворённо пискнул датчик, заскрипел невидимый механизм.

— Идентификация. Успешна. С возращением. Товарищ капитан, — проскрипел бесполый механический голос, и вторая дверь тихонько отворилась.

Коломин попал внутрь, кивнул очередному постовому за пуленепробиваемым стеклом, вновь приложил карточку к считывателю и прошёл через турникет высотой в человеческий рост. В полутёмном, относительно просторном холле его ждало несколько лифтов на выбор. Рядом с лифтами висели доска объявлений и стенд «Ими гордиться милиция», где, в том числе, висела чёрно-белая фотография Ярослава. На противоположном конце холла размещался менее «хороший» стенд с названием «Их разыскивает милиция». Двое сотрудников о чём-то тихо разговаривали при входе на лестницу. Когда вакуумный подъёмник спустился, капитан вошёл в него и устремился на предпоследний этаж.

Нижняя четверть коридора была окрашена в белый цвет, остальные три четверти — в голубой. В других местах часто предпочитали светло-зелёный. И так происходило на многих советских предприятиях: заводах, фабриках, больницах, детских садах, школах, ЖКХ, отделениях милиции и т. д. Вряд ли кто-то вспомнит, кто именно выбрал такое соотношение и такие цвета, но всё непременно бы объяснилось экономичностью и практичностью. Быстро пройдя по коридору, Коломин, постучавшись, зашёл в родной кабинет.

Из магнитофона «Электроника», стоящего в центре помещения, негромко звучал Виктор Цой:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна

И не вижу ни одной знакомой звезды.

Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда,

Обернулся — и не смог разглядеть следы.

Но если есть в кармане пачка сигарет,

Значит все не так уж плохо на сегодняшний день.

И билет на самолет с серебристым крылом,

Что, взлетая, оставляет земле лишь тень[4].

— Да. Да… Нет! Да. — Боров оказался с кем-то не совсем многословным. Он положил трубку и, завидев Ярослава, кивнул ему: — Явился-таки? Не опоздал, капитан. Давай вперёд: работа не волк, в лес не убежит.

— Здравия желаю, товарищ полковник. — Коломин направился к своему столу. Тот был достаточно старым, но собирался из очень прочного дерева. Инстинктивно и, скорее, из формальности проверил все свои ящики.

Из-за непрозрачной стеклянной перегородки появилась Таня Соколова, помощник следователя и младший лейтенант. Симпатичная, застенчивая, порой робкая девушка с русыми волосами, недавняя выпускница Академии МВД. Тем не менее в Экспериментальном отделе она успела освоиться быстро, успешно применяя полученные во время учёбы навыки на практике — как при работе в команде, так и при поимке преступников.

— Товарищ капитан, я отсортировала все предполагаемые дела Красного тряпочника по дате совершения преступления. — Таня кивнула на здоровую кипу на столе Ярослава. — Если что, спрашивайте.

— Спасибо, Тань! — поблагодарил Коломин. Обратился к начальнику: — На сегодняшний день никакой новой информации по убийце не поступало?

— М-м, полный ноль. Потенциальный «висяк». — Боров оставался пессимистичным. — Но не для твоего агрегата.

Ярослав взялся за первую папку, затем ознакомился с остальными делами.

— Хох, Антон Владимирович, вы не сказали, что жертвой Тряпочника пал Семиструнный-Проталин Эрнест Кириллович, — удивился Коломин. — Что-то в последнее время я не успевал следить за новостями, это небось до сих пор остаётся в первых рядах СМП?

— Да-да-да, вся страна горюет по великому деятелю культуры и искусства, режиссёру театра и кино, педагогу, искусствоведу, коллекционеру, бла-бла-бла, — за годы работы Боровиков успел выработать достаточный объём равнодушия. Заворчал: — Товарищу министру звонил лично министр культуры, просил немедленно расследовать это вопиющее преступление. А мы тут как будто феи с волшебными палочками. Когда этот Красный тряпочник простых граждан резал, так всем было наплевать. А как грохнули этого нарцисса и самодура Семиструнного, так сразу же все развопились: «Москва в опасности! Серийный убийца уносит жизни людей направо и налево, оставляя красную тряпку». Тьфу, ты.

— А мне он нравился. Статный, прекрасно одетый, ухаживающий за собой мужчина. Эстет, — негромко добавила Таня, словно стесняясь вмешаться в разговор двух мужчин. Ностальгирующе добавила: — Снял «Россию поднял на дыбы» про Петра I и строительство Санк… Ленинграда, «Осенний вечер в Кёнигсберге», «Декадент», «Девушки в Севастополе»… С подругами часто ходили на его постановки, и порой билетов было просто не достать!

— Ага, а как ему «Декадента» удалось снять? Это же полное разложение социалистической морали! Небось отстёгивал, кому надо? — фыркнул Боров. Махнул рукой. — Ладно, давайте оставим эту вкусовщину. Нравился нам человек или не нравился, его убил какой-то подонок ни за что ни про что. И мы как стражи порядка и закона должны вычислить его и сдать суду, чтоб наказали по всей строгости. Ярослав, что ты планируешь предпринять?

Коломин слегка пожал плечами.

— Раз «Логика» пока даёт нам основания полагать, что перед нами психический маньяк, убивающий людей неизбирательно, начинать расследование можно с кого угодно. — Коломин провёл пальцем по стопке папок. — Конечно, мне было бы интересно съездить в особняк такой яркой личности, как Семиструнный-Проталин, и побеседовать с его, гм, вдовой. Но сделаю я это после. Больше всего меня напрягает несчастный механик. Способ и, самое главное, место убийства. Как Красный тряпочник проник так глубоко внутрь хорошо охраняемого предприятия? Как он сумел рассчитать время на подготовку столь жестокого способа устранения? Лично у меня возникают вопросы к охране и управлению завода.

— Значит, отправляешься на Аэрозаводскую? — кивнул Боров. — Позвонить на ЗИЛ или будешь поступать альтернативно?

«Альтернативно» значило «неофициально», почти без законной санкции. Мероприятия таким образом проводились быстрее, минимизировалось влияние засланных «кротов» и провокаторов, перекрывалась утечка информации. Однако в случае осложнения ситуации проблематичнее было получить помощь союзных отделов и ведомств, а доказательства, собранные подобными методами, запрещалось включать в материалы следствия.

— Звоните. Будем действовать по официальным протоколам. — Ярослав отправился на выход. — Антон Владимирович, Таня, на связи.

«Метеор» покорно дожидался своего хозяина во дворе.

***

По гремящему Третьему транспортному кольцу Коломин приближался на ЗИЛ-113Л к тому месту, в котором эта машина и изготавливалась. Когда-то здесь находилась огромная заповедная зона, где любили прогуливаться и отдыхать люди благородных кровей из высшего света. Сейчас данная территория оказалась абсолютно урбанизирована. Тут возвышался гигантский Завод имени Лихачёва, старейшее аэромобильное предприятие страны, которое воистину представляло собой город в городе. В состав ЗИЛа, кроме промышленных мощностей, входило громадное число подведомственных организаций: три больницы, поликлиники, общежития, детские сады и школы для детей работников, институт, прямо в котором готовились будущие кадры для завода, дом культуры, дворец спорта, ледовый дворец, универмаг, собственная теплоэлектроцентраль, научно-исследовательский центр, собственная служба пожарной охраны, внутренняя охрана, порт, своя линия вакуумной дороги, соединявшаяся с центральной московской. Между цехами и непроизводственными зданиями действовал ведомственный аэробус: чтобы дойти из одного конца завода в другой, требовалось затратить слишком большое количество времени. За затоном Новинки располагался деловой квартал, где занимались вопросами реализации аэрокаров: там разместились Советско-немецкое торговое общество, Экспортное бюро, Центр международных коммуникаций и т. п.

Тем не менее ЗИЛ, наверное, представлял из себя самую органично связанную систему в Москве. При желании с рабочего места до общежития, дворца культуры или любой другой искомой точки можно было добраться по разветвлённой сети подземных, наземных и надземных переходов, ни разу не выходя на улицу. Разумеется, архитекторами завода прорабатывались наиболее разумные варианты исходя из степени опасности и уровня допуска той или иной зоны ЗИЛа. Лишние контакты минимизировались, произвольное движение по территории пресекалось. Например, отсутствовала возможность попасть из бассейна в цех литья и наоборот. Без отдельного разрешения не пускали в научно-исследовательский центр, где могли вестись разработки с грифами секретности. Студентам технического вуза не позволили бы свободно прогуливаться по цехам. Сами производственные помещения и оборудование отлично ограждались от посторонних. Внутренняя охрана следила за странностями и нарушениями. На разных этапах маршрутов для работников создавались разные уровни допуска.

С начала XX века Завод имени Лихачёва славился на весь Советский Союз производством грузовых автомобилей, задействованных в самых разных отраслях народного хозяйства. Одной из самых массовых по выпуску машин не только на заводе, но и на территории всего СССР стал ЗИЛ-130Л. Кроме того, на ЗИЛе выпускались седельные тягачи, грузовики повышенной проходимости, активно используемые военными, представительские аэрокары (включая бронированные лимузины) для членов высших эшелонов власти и аэробусы. Здесь же изготавливалась и спецтехника, например, снегоболотоход «Синяя птица», благодаря которому всегда отыскивали и спасали попавших в безлюдную местность космонавтов. ЗИЛ давал работу тысячам людей, удовлетворял потребности миллионов, являлся гордостью столицы и всей страны.

Относительно недалеко — западнее ЗИЛа рядом со станцией метро «Текстильщики» — располагался схожий по характеру производственный комплекс АЗЛК, он же Аэромобильный завод имени Ленинского комсомола. Однако, в отличие от ЗИЛа, здесь производились легковые аэромобили марки «Москвич», также известной на всю страну. Факт, но промышленная часть юга и юго-востока Москвы поистине могла называться гаванью советского аэромобилестроения.

Ярослав оставил «Метеор» на обширной парковке перед зданием заводоуправления. Вдыхая специфический, но знакомый запах промзоны, Коломин двинулся ко входу на предприятие.

— Ого, наш красавец! — при виде ЗИЛа-113Л воскликнул рабочий, идущий к проходной. — «Метеорушка».

— Работали над ним? — поинтересовался Ярослав.

— Не я. Степаныч, мой кореш из четырнадцатого. Золотые руки, — прояснил ситуацию рабочий. — Они там «Метеоры» делают, «Спорты» сто пять, прочие гоночные аэрокары всякие на заказ — всё штучно. Зато премии какие! Были бы руки и мозги, тоже там бы работал.

Возле проходной происходила какая-то возня. Трое сотрудников ВОХРы, хорошо вооружённые и экипированные в фирменные бронекостюмы Завода имени Лихачёва, стеной встали на пути дотошного мужчины в элегантном визоре и шляпе-котелке.

— Мужчина, уйдите уже, пожалуйста, а! — главный среди охранников, старший сержант, отводил очкастого человека прочь от входа. — Вас всё равно никто не пустит.

— Это произвол, пустите! — Человек недовольно стряхнул руку ВОХРовца со своего плеча. — Я напишу заявление руководству завода и в Министерство автомобильного и сельскохозяйственного машиностроения!

— Можете писать хоть в «Спортлото», — отозвался второй охранник.

— Вы Конституцию последний раз на уроках обществоведения читали? — не прекращал возмущаться мужчина. — Это нарушение прав граждан! Вы не «ящик» и не закрытое предприятие. Москвичи и другие советские люди должны знать, что конкретно произошло на ведущем заводе страны. Почему вы так скупо комментируете убийство собственного работника, которое произошло с особой жестокостью? Как маньяк попал на столь охраняемую территорию?

— Гражданин, все вопросы — в центр общественных связей ЗИЛа. Мы не уполномочены отвечать на них, — сказал третий охранник. — Если не прекратите, мы вызовем милицию.

— Вызывайте, и сами в первую очередь поедете в каталажку! — ничуть не струхнул дотошный человек. — За свои действия и бездействия.

Ярослав подошёл к спорящей четвёрке.

— А-а, капитан Коломин! — воскликнул мужчина в визоре при виде Ярослава. — Позвольте поинтересоваться, вы приехали расследовать убийство механика Долгопятова? В целом, следствие имеет хоть какие-то зацепки на Красного тряпочника, маньяка-убийцу, держащего в страхе всю Москву?

— Простите, мы знакомы? — немного опешил Ярослав.

— Отстаньте от милиционера! — прикрикнул старший сержант. Он был наголо обрит, но носил рыжие усы и бородку.

— Позвольте представиться, — не обращая внимания на ВОХРу, мужчина снял шляпу. Сбоку у него висела на ремне портативная кинокамера «Кварц». — Приставалов Валентин Юрьевич, спецкор издания «Совершенно секретно». Расследуем наиболее громкие и резонансные дела, постоянно находимся под прессингом властей за активную гражданскую позицию. Вас знаем по делам вашим.

— Говорящая у вас фамилия. Гоголевская, — утомлённо вздохнул Коломин.

С этими словами Приставалов достал из сумки и разместил перед глазами Ярослава достаточно большой электронный планшет, на котором красовался очередной выпуск газеты «Совершенно секретно». Пол-обложки занимала фотография молодого следователя с надписью: «Капитан Коломин — герой нашего времени. Спаситель советских детей от кровожадных отравителей. Так работать, родная милиция!». Были и более сенсационные:

«Последствия аварии на КАЭС тяжелее, чем мы могли себе представить. Мнения ведущих специалистов».

«Кто травит океан в Норильске?»

«Вор в законе по кличке „Чиж” наконец-то окажется на скамье подсудимых!»

«Хищения с КАМАЗа достигли немыслимых масштабов. Кто виноват и что делать?»

«Сноха члена политбюро летает на собственном Як-42С. Откуда средства?»

«Ю.А. Гагарин: „Меня едва не сбили свои“. Эксклюзивное интервью».

«Из ГУЛАГа обычного в ГУЛАГ цифровой: этих технологий не хватало Сталину!»

«Так ли хороша жизнь на Марсе, как её малюют?»

— Валентин Юрьевич, я, конечно, польщён, но меня ждут дела. — Ярослав почувствовал себя несколько неловко. Он и не знал, что достиг такой популярности на многотысячную аудиторию. — Будьте здоровы.

— Товарищ капитан, обязательно свяжитесь с нашей редакцией и расскажите всё про этого Красного тряпочника. Граждане хотят перестать бояться. Граждане хотят нормально жить. Граждане хотят спокойно выходить на улицы! — увещевал Приставалов, успев пихнуть в руку Ярославу свою визитку.

— Министерство внутренних дел СССР делает всё, что от него зависит и даже больше, — лаконично ответил Коломин и распрощался с активным журналистом.

ВОХРовцы подошли к Ярославу.

— Товарищ капитан, здравию желаю. Я Михаил Шахматов, старший сержант внутренний охраны ЗИЛа, — представился главный. — Насчёт вас звонили с Житной, говорили, что вы приедете, и просили оказать полное содействие. Ваши коллеги уже побывали у нас, но ничего толкового, кажется, не нашли: ход следствия пока никто не раскрывает. Надеюсь, повторно у вас что-нибудь получится. Вот ваш гостевой пропуск.

— Благодарю. — Коломин взял кусок пластика на тесёмочке со своими инициалами и фотографией, повесил его на шею. — Вы сопровождаете?

— Так точно. До места преступления и, при необходимости, по всей территории завода. ЗИЛу скрывать нечего, наше руководство всегда готово сотрудничать с властями, — подтвердил Шахматов. — Да и как служащие ВОХР, и чисто по-человечески мы хотим выяснить, как такое могло случиться и почему.

— Хозяин — барин. Тогда ведите.

После реформ Косыгина и Андропова крупные предприятия Советского Союза получили очень большую долю автономии, если не сказать, самостоятельности. Они обрастали собственными службами, связями, инфраструктурой и ресурсами, материальными и нематериальными. Порой градообразующие заводы могли позаботиться о своих работниках больше, нежели союзные, республиканские, областные или городские власти. Отсюда у людей возникала повышенная латентная лояльность не к стране в целом, а к месту, где они трудились. Социальные объекты, возводимые советскими властями при каждом заводе или фабрике с целью развития человеческого капитала, сыграли с ними дурную шутку. Теперь народ считал себя обязанным не по отношению к Советскому Союзу, а по отношению к конкретной компании, что давала им заработную плату, кров, образование, здравоохранение, охрану, путёвки в санаторий, спортивные секции и прочее социальное обеспечение. Столь обширный перечень подведомственных организаций и учреждений имелся не только у ЗИЛа. Они оказывались в наличии у любого крупного предприятия: АЗЛК, «Серпа и Молота», ГКНПЦ им. М. В. Хруничева, ОКБ Сухого, ВЭФа, РАФа, Балтийского завода, МАЗа, КБ Антонова, Саратовского авиационного завода, Волгоградского тракторного завода, КАМАЗа, «Уралмаша», «Магнитки», Братского алюминиевого завода и многих других. В особом положении оказывались «Аэрофлот», «Совкомфлот» и Министерство путей сообщения как почти абсолютные монополисты.

Предприятия-гиганты плавно проникали во власть, медленно смешивались и растворялись в её ветвях и уровнях, вытесняя всесоюзный государственный элемент. Они претендовали уже не столько на экономическую, сколько на политическую роль. КПСС, ВЛКСМ и прочие коммунистические организации также сходили с главной сцены. Их члены в большинстве своём прекращали следовать всяческой идеологии и грызлись меж собой как лоббисты ключевых хозяйствующих субъектов. Пока сохранялся хрупкий баланс сил, статус-кво, но борьба бульдогов под ковром за лучший кусок пирога шла непрерывно. Государство постепенно размывалось, сохраняя сильный контроль только за внешними функциями: обороной, разведкой, контрразведкой, правоохранительной деятельностью и международными отношениями. Хоть огромный государственный аппарат сохранялся, за остальными министерствами, Госпланом и Госснабом оставлялись, скорее, координирующая и консультативная роли. Теперь вряд ли кто-то из историков, экономистов, социологов, математиков и даже физиков сможет точно сказать, когда прекратил существование тот «старый» СССР и начался совершенно новый. Трудно поставить и определённую грань, где кончился коммунизм и запустился этот странный корпоративный капитализм, если можно было так назвать эту общественную модель.

Ведомственные, они же внутренние, разведслужбы ничуть не уступали Комитету государственной безопасности и порой как тайно, так и открыто конкурировали с ним и друг другом. Развивались новые методы и технологии получения, обработки и хранения данных. За невидимыми кулисами перманентно царил шпионский холодный мир (во внутреннюю холодную войну пока никто не желал вступать). Союзные лидеры и руководство предприятий без конца плели друг против друга всевозможные интриги, часто сливая в прессу скандальные данные. Информация оказывалась самым ценным ресурсом: шла битва компроматов, открывающая дорогу на важные посты. Государству тяжело было налаживать сотрудничество в области разведки и безопасности со ставшими чересчур вольными протеже; порой официальную комиссию или делегацию просто могли не пропустить на территорию завода. Преследования промышленные боссы не опасались, так как всегда могли укрыться за высоким забором в собственном государстве.

ВОХР, она же ВОХРа, она же военизированная охрана, тоже представляла собой совершенно иное качественное явление. То не были, в представлении обывателя, пузатые дядечки в возрасте, разгадывающие кроссворды в уютной комнатушке. ВОХРовцы являлись профессиональными бойцами, постоянно оттачивающими собственные навыки и вооружённые по последнему слову техники. Они имели унифицированные звания и форму, чётко следовали военной дисциплине. ВОХР предотвращала воровство на производстве, помогала техносферным службам в профилактике аварий, пресекала провокации и акции прямого действия со стороны криминала, конкурирующих спецслужб и государственных органов. Тем не менее некоторые правила поведения у ВОХры являлись более щадящими, чем в армии или правоохранительных организациях. Например, младший состав не заставляли бриться налысо; всем позволялось оставлять бороду, усы или невызывающие татуировки, скрытые под одеждой.

В просторном холле проходной было достаточно шумно и многолюдно. Пахло неплохим кофе и свежей выпечкой. Толстый робот «ЗИЛ-Прогресс-7П», похожий на небольшой голубой холодильник и сверкающий светодиодами, обслуживал очередь в кафетерии. Рядом с автоматическими продовольственными автоматами также встало по паре работников. Кто-то постоянно приезжал и уезжал на лифтах, что вели на верхние этажи заводоуправления. Доска с объявлениями, включая виртуальные электронные, стенды «Работники месяца» и «Ими гордится ЗИЛ», бюст исподлобья глядящего Ильича, изображения наград, которые вручались всему предприятию: три Ордена Ленина, Орден Октябрьской революции, Орден Трудового Красного Знамени. Ярослав приложил пропуск к считывателю турникета.

«Коломин Я.Л., гость. Добро пожаловать на ЗИЛ!» — появилась надпись на зелёном экранчике.

— Часто хотел побывать здесь в детстве, — признался Ярослав.

— Мечта сбылась: вот вы и на ведущем аэромобильном предприятии страны, — улыбнувшись, поздравил Шахматов. — Теперь нам вперёд, товарищ капитан. Нам в двадцать второй. Подождём ведомственный аэробус.

Они вышли на площадку перед относительно неглубоким жёлобом. На его другом конце уже виднелись многочисленные высоченные цеха аэрозавода. Всюду располагались прозрачные и непрозрачные переходы между строениями. Трафик был, конечно, не таким агрессивным, как в основной городской черте, но машин пролетало достаточно много. На юго-востоке гипнотизирующе сверкала красными огнями теплоэлектроцентраль. Собралось достаточно много народа, словно на станции метро. Через четыре минуты прилетел сдвоенный ЗИЛ-160Л маршрута В-3. Люди устремились внутрь.

Ярослав плюхнулся в кожаное сиденье, его сопровождающие расселись вокруг. Пассажиры оказались достаточно разношёрстными: инженеры, рабочие, клерки, студенты ВТУЗа, просто члены семей сотрудников, другие служащие военизированной охраны. Длинный аэробус мягко тронулся и двинулся по заданному маршруту, плывя по жёлобу. В форточки залетал тёплый осенний ветерок, смешанный с индустриальными запахами.

— Пожалуйста, товарищ капитан. — Шахматов ненавязчиво проводил небольшую экскурсию. — Цех послереализационного обслуживания. Обычно мы высылаем бригады ремонтников к нашим заказчикам, но, если с машиной вдруг всё оказалось совсем плохо, отвозим её обратно и дорабатываем. Приборостроительный цех, лучшие датчики и сенсоры. Первый цех литья чёрных металлов. Второй цех литья чёрных металлов. Цех литья цветных металлов. Кузнечный цех. Цех металлообработки. Вдалеке, с такой симпатичной спутниковой тарелочкой, можете разглядеть наш научно-исследовательский центр. Недалеко от него в виде полусферы располагается испытательный центр. Перед массовым производством тщательно обкатываем там машинки. Вон под трубой четырнадцатый цех — там делали вашего красавца «Метеора». И это, и многое только по одну сторону от МКВД[5]!

— Скажите, товарищ старший сержант… — начал Коломин.

— Можно просто Михаил, — вновь улыбнулся Шахматов.

— Михаил. Как работники завода отнеслись к инциденту? — негромко спросил Ярослав.

— Вы знаете, товарищ капитан, в большом коллективе проблемы растворяются и проходят менее заметно, даже такие вопиющие, — признался Шахматов. — Как видите, всё идёт своим чередом, все отправляются по своим делам, никто не напуган, не на панике. Наш завод живёт, как обычно. Конечно, информаторы докладывали нам, что пошли нехорошие слухи… Мол, вдруг этот человек из сотрудников предприятия, один из нас, и будет дальше действовать, точечно нанося удары. Но ничего подобного больше не происходило. Правда, пресса немного подлила масла в огонь. Первый и Второй каналы ладно — обратились в ЦОС[6] и уехали по-человечески. А «Эхо», теперь вот это «Совершенно секретно» попытались нагнетать обстановку.

— Я не думаю, что он с ЗИЛа, — обрадовал Михаила Ярослав. — Уверен, у вас есть возможности отследить, кто слишком часто отлучается на другие концы Москвы с ведомственной территории.

— Да-с. И, кроме того, понимаете, мы бы приняли случившееся с товарищем механиком за несчастный случай. Но этот тип сам обозначил, что он сделал, при помощи красной тряпицы. В духе: «Смотрите, это был я», — развёл руками Шахматов. — А так суть нашего внутреннего расследования полностью совпадает с тем, что провели тут до вас ваши коллеги. Мы не имеем с МВД никаких противоречий и будем рады, если вам удастся отыскать что-то дополнительно.

Аэробус остановился, подъехав к очередной платформе и зависнув над пропастью.

— Мы прибыли, — доложил Шахматов. — Двадцатый цех.

Коломин, ВОХРовцы и ещё несколько человек спешились с транспорта.

— Цех калибровки и устранения брака, я так понимаю? Отличия от сервисного цеха, как я думаю, в работе над внутренними браком и незавершёнкой? — уточнил Ярослав.

— Так точно. — Шахматов приложил свой пропуск к считывателю, пропуская следователя в очередную проходную. Вошедших просканировал стационарный робот-охранник.

— И цех номер двадцать находится в очень удобном положении. Прямо в географическом центре предприятия, — продолжал Коломин. — Через него проходят многие потоки со всего ЗИЛа.

— Да, вы правы. Если у ребят в научном центре чего-то не выходит, им не обязательно возвращать аэрокар на линию. Всё на тягаче прилетает прямо сюда, — подтвердил Михаил. — То же самое с браком из остальных цехов. Если вдруг специалистами замечается что-то не по их профилю — усталость металла в подвеске или аномалии в работе бортового прибора — «зилок» также перегоняется сюда. Здесь собраны мастера на все руки, которые способны разобраться во всём.

— Сборная солянка?

— Не совсем. Специализации чётко разделены, и каждый присматривает за своей зоной ответственности.

В огромном двадцатом цехе вовсю кипела работа. Пахло сваркой, химией и металлом. Поворачивались краны. Полз, как уж, заполненный конвейер. Над ним трудились автоматические роботы. Летали ремонтные дроны. Внутри станков непрерывно двигались различные элементы. Аэрокары различной степени собранности и разобранности занимали добрую треть помещения. Свет слабо пробивался сквозь слегка запылённые оконца, и людям здесь приходилось больше довольствоваться искусственным освещением. Многие рабочие постоянно сновали между машинами, станками, приборами, агрегатами, аэромобилями, роботами, конвейерами и прочим оборудованием. Остальные трудились почти неподвижно, при необходимости окликая своих коллег. Одни располагались на уровне земли, вторые — в искусственных бетонных желобах под внутренностями ЗИЛов, третьи — над потолком в люльках и кабинах. Под толстыми стальными балками закреплялись видеокамеры, системы вентиляции и предотвращения чрезвычайных происшествий.

— Здесь сложно кого-то незаметно убить. А тем более — подготовить столь изощрённое убийство, — прищурился Ярослав, внимательно осматривая цех.

— Желаете переговорить с кем-нибудь из бригады Долгопятова? — поинтересовался Шахматов.

— Мои коллеги всех уже успели опросить. Разве что к бригадиру на пару слов, — попросил Коломин.

Они прошлись по центральному проходу меж конвейером и одинокими кабинами «сто тридцатых» ЗИЛов, с которых сняли двери, капоты, фары, колёса и ветровые стёкла. Как черви, торчали из чрев аэрокаров провода различной толщины. Грузовики теперь выглядели какими-то несчастными, обворованными и одинокими, словно были людьми.

— Пал Палыч, что-то мутное с мартовской лихачкой. Пропускает на холостых. Яйцеголовые пробовали и «аш-восемь» на три, и дополнительные конды, но вообще голяк, — на рабочем жаргоне крикнул молодой рабочий безбородому старику.

— Пусть пригоняют лихачку и сажают нам в клешню. Николаич с ребятами займётся, — разрешил Пал Палыч. — Гонщикам отпускать такую машинку ни в коем нельзя. Сгорят к етиной фене.

Пожилой рабочий заметил военизированную охрану и человека в штатском, которого она сопровождала.

— Павел Павлович, приносим извинения, что отвлекаем от работы, — сказал Шахматов. — Это капитан Коломин, следователь из МВД. Насчёт Долгопятова.

— А-а, опять насчёт Петрухи, — заметно опечалился Пал Палыч. — Хороший он малый был, товарищ следователь. Как к сыну я относился. Рукастый. Непьющий. Любил грузовики всем сердцем. Но больше любил семью. Двое детишек у него осталось. Брака и калибровки у нас всегда достаточно, можно брать дополнительные заявки, руководство поощряет, только не в ущерб работнику. Ну Петруха и брал постоянно, чтоб детишек прокормить, трудяга. В утилизации ещё подрабатывал на треть ставки. А жена у него школьной медсестрой работает — вот как ей теперь двоих ребят на одну ставку прокормить? Мы с мужиками посоветовались, собрали, грубо говоря, десятину по всему цеху им на первое время. Дальше им как, не знаю… Разыщите ублюдка, товарищ следователь?

— Разыщу, — кивнул Коломин. — Скажите, товарищ бригадир, были ли у Долгопятова конфликты с кем-нибудь внутри или вне коллектива? Может, в последние дни жизни он пребывал в плохом настроении, впадал в депрессию? Возможно, что-нибудь вспомнилось после опроса моего предыдущего коллеги?

— Нет, в поведении Петрухи всё было, как обычно, никаких видимых изменений. Странно он себя не вёл, был полон энергии, — помотал головой Пал Палыч. Внезапно припомнил: — Разве… Разве что на дополнительных стал ещё чаще задерживаться, особенно на ночных.

— На ночной заявке его и убили? — уточнил Ярослав.

— Да, в перегонном блоке, — подтвердил бригадир. — Между нашим цехом, утилизацией и научно-исследовательским центром.

— Что ж, тогда идём туда. — Коломин посмотрел на Шахматова.

— Благодарим за содействие, Павел Павлович, — старший сержант учтиво кивнул старику.

Они дошли до конца цеха и по железной лестнице двинулись к переходу. Перегонный блок представлял из себя достаточно широкое, но длинное здание с переменной высотой. Асфальтированная горка из бетона убегала вниз под углом в десять градусов, равномерно дополняясь ровными участками для экстренной стоянки сбоку. Можно было отвезти ЗИЛ самостоятельно в цех калибровки, также представлялась возможность переместить неработающий аэрокар на специальном лифте-платформе. По бокам и на потолке висели многочисленные крюки, небольшие краны, включая магнитные. На стенах перегонного блока прикреплялось по аэрокарному и пешеходному светофору: они обеспечивали безопасность движения в замкнутом пространстве. Сейчас горел зелёный свет для людей, перегон пустовал и не занимался никакими «зилками».

— Процесс транспортировки через переход требует серьёзных навыков и ответственности, — приметил Ярослав. — Наверняка нужно получать дополнительный сертификат, чтобы управлять краном, таща груз по наклонной плоскости.

— Наши сотрудники — лучшие умельцы, и справляются со всем, — похвастался Шахматов. — Товарищ капитан, убийство случилось в самом низу. Предлагаю воспользоваться пешеходным подъёмником.

––

Вспышка.

Тот же переход между корпусами, поздний вечер. Внизу и верху спуска стоят новенькие, сверкающие краской ЗИЛ-130Л без кузовов. Их кабины раскрашены в белые, голубые, зелёные, бело-голубые или бело-зелёные цвета. Стёкла магически блестят и отражают полную оранжевую луну, на которой, словно рытвины, застыли кратеры.

— Спасибо, я воспользуюсь пешеходным подъёмником, — улыбнувшись, механик Пётр Долгопятов попрощался с коллегой. — Меня не жди.

Долгопятов перекинул грязное полотенце через плечо и ткнул на кнопку лифта. Стальная платформа приехала, приветственно взвизгнув. Мужчина встал на подъёмник, закрыл за собой дверцу, нажал на кнопку «вниз». Мощные лампы освещали его одинокий путь, отбрасывая обычные тени. Лифт едва легонько скрежетал. Достигнув конечной точки, механик вышел и, было, собрался повернуть и продолжить свой путь. Никого нет, никакого случайного прохожего: заводу-гиганту тоже нужен сон.

Внезапно подлый удар прилетает мужчине прямо в лицо из-за стены. От неожиданности Долгопятов падает на холодный жёсткий пол, даже не успев вскрикнуть. Нападавший ударяет его головой об асфальт, но умеренно, несмертельно. Не тот ли это человек из странного видения Ярослава? Рост ниже среднего, поджарое телосложение с «высушенными», будто металлическими тросами, мускулами, отличные берцовые сапоги, камуфляжные штаны, тёмно-серая куртка оперативника, татуировки на видимых частях тела. Голова и лицо скрыты плотно сидящим капюшоном. Преступник спокойно берёт совсем не лёгкого Долгопятова, кладёт себе на плечи и бережно несёт к кронштейну, расположенному у стены, противоположной началу спуска.

Красный тряпочник рвёт полотенце Долгопятова, одной частью плотно затыкает рот мужчине, другую — обматывает вокруг рта и головы и туго завязывает, чтобы механик не позвал на помощь. Гремя цепями, словно злобный призрак, убийца больно обвязывает ими свою жертву, а затем поднимает мужчину на метр и оставляет в висячем положении. Долгопятов достаточно быстро пришёл в сознание и стал испытывать очень нелёгкие телесные мучения.

— Ва… мфто?? — опухшим глазом несчастный посмотрел на своего палача, и слеза боли скатилась по его щеке. — Пвму?..

— За что? — шипящим, змеиным голосом спросил Красный тряпочник. Взглянул снизу-вверх в глаза жертве. Убийца был немного удивлён. — Ты, Петя, не догадываешься?

Шмыгнув, закованный в цепи механик отрицательно помотал головой.

— Хм, ты уже, видимо, не считаешь это ничем плохим… — махнул рукой Красный тряпочник. — Что ж.

С этими словами убийца направился к пешеходному подъёмнику, вошёл на платформу и нажал кнопку «вверх». Долгопятов выпучил глаза, в попытках освободиться стал дёргаться и старался издавать громкие звуки в надежде, что какой-нибудь идущий по перегону человек вовремя услышит его. Всё оказалось тщетно, ЗИЛ спал крепким сном, и некому было бродить по производственным помещениям в столь поздний и ставший для механика роковым час. Крики превращались лишь в жалкое мычание, собственные действия только усиливали зловещий звон цепей.

— Пфффффастмии… Пфффффастмии! — молил бедный рабочий. — Пммммите, пммммите!

— Простить?! — перемещавшийся на лифте убийца повернул голову через плечо. После он больше не обращал никакого внимания на болтающегося в воздухе Долгопятова.

Попав на вершину подъёма, Красный тряпочник открыл дверь ближайшего к спуску грузовика. Это оказался голубой ЗИЛ-130Л без кузова, с одной кабиной. Преступник вставил украденный ключ зажигания, повернул его, включил двигатель, а затем со всей силы зажал педаль газа и мгновенно спрыгнул на плоскую поверхность. Грузовик грозно рыкнул, словно большой зверь, перевалился через край и со всей силы глыбой покатился с горки. Завидев, как грозная махина несётся на него, стремительно увеличивая скорость, Долгопятов отчаянно задёргался, пытаясь хотя бы чуть-чуть отодвинуться от линии смертельного соприкосновения. Мчась накатом и издавая скрежет об асфальт, грузовик, как пробка через узкое горлышко, со всей дури прокатился сквозь спуск и на полном ходу влетел в стену и висевшего на ней Долгопятова. Раздался жуткий грохот, разные металлические детали отлетели в сторону, кровь страшно разбрызгалась вокруг. Капот, радиатор и перед аэрокара злобно исказились, фары разбились. Красный тряпочник устроил всё так, что ЗИЛ-130Л не полностью накрыл бедного механика, а врезался ему бампером точно в нижнюю часть тела. В результате рабочий умирал ещё несколько секунд со вдребезги раздробленным тазом и сломанным позвоночником, на цепях вися над капотом роковой машины.

Не подавая никаких признаков раскаяния, убийца спустился обратно на лифте. Его не волновало, что такой шум уж точно кто-то услышит из ночной смены и прибежит за выяснением причины. Преступник встал на подножку разбитого аэрокара и в полном спокойствии завязал на разбитом боковом зеркале кусок красной ткани.

––

Вспышка.

Несколько дней до убийства. Поздняя ночь. Воровато оглядевшись, Долгопятов по «липовому» пропуску оказывается в одном из компьютерных кабинетов научно-исследовательского центра. Ни капли не нервничая, словно делая это не в первый раз, механик включает системный блок самого дальнего компьютера. Монитор «Искры» зловеще отбрасывает зелёный свет на лицо Долгопятова, словно варящееся зелье — на лицо колдуна. Сейчас он не выглядит таким невинным.

Механик достал странного вида дискету, вставил её в накопитель, совершил несколько манипуляций при помощи мыши и клавиатуры, при этом оставаясь в перчатках. Долгопятов не хотел оставлять никаких следов.

«Искра» пискнула, рабочий резко вытащил дискету, выключил компьютер и собрался быстро уходить из помещения. Он даже вернул мышку в то же положении, в котором она и была, закрыл дверь и двинулся прочь.

[1] НИИ — Научно-исследовательский институт.

[2] П/я — Почтовый ящик. В СССР секретные предприятия и учреждения часто называли «почтовыми ящиками» или просто «ящиками».

[3] НПО — Научно-производственное объединение.

[4] Песня «Пачка сигарет» группы «Кино».

[5] МКВД — Московская кольцевая вакуумная дорога. В реальности: МКЖД — Московская кольцевая железная дорога.

[6] ЦОС — центр общественных связей.