Короткая победоносная война

Глава 4

— Все в порядке! Рулевой, выходим на восемьдесят процентов, — спокойно сказала Хонор.

— Так точно, мэм. Есть выйти на восемьдесят процентов мощности.

Ловкие руки старшего рулевого Констанцы прибавили мощности двигателям импеллерного клина «Ники». На дисплее командирского кресла Хонор наблюдала, как ускорение корабля возрастает до принятого на флоте максимума. Параметры мощности в норме. «Ника» взяла курс на внешнюю границу семейства планет и астероидов Мантикоры-А, к яркой монетке Мантикоры-Б, все более ослепительно сверкавшей на экране, пока показания приборов ползли к нужной отметке.

— Восемьдесят процентов, мэм, — объявила лейтенант-коммандер Озелли. — Три-точка-девять-четыре-один километра в секунду за секунду.

— Спасибо, Шарлотта, — поблагодарила капитан астронавигатора.

Сопрано Хонор было холодно-вежливым, но в нем безошибочно угадывалось удовлетворение. Результаты испытаний строго согласовались с расчетами строителей. Она нажала кнопку в подлокотнике своего кресла.

— Аппаратная, коммандер Равич, — раздался мгновенный ответ.

— Это капитан. Как там у вас?

Иван Равич взглянул на сидевшую радом представительницу верфи, и женщина подняла сложенные в кольцо большой и указательный пальцы в знакомом жесте одобрения.

— Кажется, хорошо, мэм, — ответил инженер своему капитану. — Был скачок в показаниях телеметрической аппаратуры третьего энергоблока, но общий фон показаний — норма.

— Что за скачок?

— Ничего серьезного, мэм, флуктуация магнитной ловушки. На самом деле все в пределах допустимого, системы снятия мощности даже не отреагировали. Поэтому я думаю, что причина в телеметрии, но я все-таки послежу за этим.

— Хорошо, Иван. Приготовьтесь к включению полной мощности.

— Готовы, мэм.

Хонор прервала связь и оглянулась на Констанцу:

— Выходим на полную боевую мощность, рулевой.

— Слушаюсь, мэм. Есть выйти на полную боевую мощность!

В ее голосе прорезалось еле сдерживаемое возбуждение, и Хонор мысленно улыбнулась. Рулевые не имели права выжимать из кораблей максимум мощности — это было прерогативой капитана, потому что комиссия верфи могла устроить скандал из-за «неоправданной и непомерной нагрузки на системы и двигатели корабля Ее Величества», — так что сегодня у Констанцы был свой повод для торжества.

Констанца тщательно внесла необходимые поправки в настройки мощности, не отрывая глаз от приборной доски; Хонор с таким же напряжением смотрела на показания своего дисплея. Думала она об одном: об инерциальном компенсаторе. Если с ним что-то стрясется, команда «Ники» превратится в нежный фарш. Корабль Хонор был выбран для испытания компенсатора последнего поколения. Компенсатор разработали в космофлоте Грейсона, и этот факт никак не добавлял экипажу уверенности, учитывая общее технологическое отставание Грейсона от Мантикоры на целое столетие. Но Хонор своими глазами видела грейсонскую систему в действии. Конструкторское решение было предельно грубым и требовало непомерных затрат мощности, однако эффективность устройства сомнений не вызывала. Бюро Кораблестроения потребовало не только устранить все возможные дефекты, но отладить и усовершенствовать основные технические характеристики нового компенсатора. В КФМ не знали отказов компенсатора уже более трех земных столетий.

Во всяком случае, никто о них не слышал. Конечно, время от времени корабли пропадают «по неизвестным причинам», но поскольку отказ компенсатора при максимальном ускорении не оставляет в живых ни одного человека, чтобы доложить о случившемся…

Она отбросила эту мысль, так как импеллерный клин корабля вышел на максимальную нагрузку, и раздался голос Озелли:

— Максимальная боевая мощность, капитан. — Астронавигатор взглянула на нее с широкой улыбкой. — Пять-один-пять-точка-пять g, мэм!

— Очень хорошо!

На этот раз Хонор не удалось скрыть удовольствие в голосе: результат был на два с половиной процента лучше, чем планировали кораблестроительная комиссия и конструкторы. И всего на три процента меньше того, что выжимал ее последний корабль — а ведь «Бесстрашный» весил всего-навсего триста тысяч тонн.

Она снова нажала на кнопку.

— Аппаратная. Коммандер Равич слушает.

— Это снова капитан, Иван. У тебя все в порядке, зеленый сектор?

— Да, мэм. Я бы не хотел держать такую мощность слишком долго — Хонор расслышала в тоне Равича удовлетворенность, не совместимую с его профессиональной осторожностью, — но корабль построен на совесть.

Представительница верфи заулыбалась, услышав его признание, и он улыбнулся в ответ.

— Скоро повернем назад, — сказала ему Хонор и откинулась на спинку кресла, отпустив кнопку связи. — Рулевой, подержите нас на максимуме еще минут тридцать.

— Есть, мэм, — быстро ответила Констанца.

Хонор чувствовала, что присутствующие на капитанском мостике довольны работой своего корабля.

Она разделяла их чувства, но ее мысли уже устремились к следующему этапу работы. Когда испытание продолжительной нагрузкой на полной мощности закончится, настанет время для проверки вооружения «Ники». Именно по этой причине был выбран нынешний курс: пояс Бета служил традиционным учебным стрельбищем флота. Скоро тут станет на несколько астероидов меньше, радостно подумала она и, когда Нимиц замяукал со спинки кресла, протянула руку, чтобы почесать пушистую спинку.

Джеймс МакГиннес налил Хонор какао, и она поднесла чашку к самому носу, чтобы ощутить богатый шоколадный аромат. Стюард с некоторым беспокойством посмотрел на макушку склоненной головы капитана, но моментально стер с лица эмоции, едва она обратилась к нему:

— Что-то новенькое, Мак?

— Да, мэм. Попробуйте.

Она осторожно отхлебнула и с удивлением вздернула бровь. Потом сделала глоток побольше, со вздохом опустила чашку.

— Вкусно! А что ты сделал?

— Добавил немного миндаля. Боцман сказал мне, что это любимый напиток на Грифоне.

— Отлично, мне определенно нравится. Обязательно напомни мне дать рецепт папе, когда я в следующий раз с ним увижусь, ладно?

— Конечно, мэм. — МакГиннес безуспешно попытался скрыть удовольствие.

Внезапно защебетал звонок у входа. Хонор нажала на кнопку:

— Да?

— Старший помощник, мэм, — объявил вахтенный у двери.

— Спасибо, капрал.

Хонор нажала другую кнопку, открывающую дверь; в каюту вошла коммандер Хенке.

— Вы хотели меня видеть, мэм?

— Да, Мика. Присаживайся.

Хенке подчинилась. Ее официальные манеры смягчались доброжелательным неформальным тоном. Хонор взглянула на МакГиннеса.

— Старпом — из тех дикарей, которые пьют кофе, Мак. У тебя поднимется рука?..

— Конечно, мэм.

МакГиннес исчез, а Хенке покачала головой.

— Вижу, ты по-прежнему поглощаешь калории. Неудивительно, что потом вкалываешь до упаду.

— Ерунда, — спокойно сказала Хонор. — У некоторых из нас такой активный обмен веществ, что можно позволить себе побаловаться вкусненьким — и без вредных последствий.

— Да уж, конечно, — хмыкнула Хенке.

Вновь появился МакГиннес. Он принес чашку кофе на блюдце с золотой каемкой, и старпом удивленно подняла бровь. На чашке была изображена эмблема «Ники» — крылатая богиня победы, мечущая молнии из поднятой руки, но бортовой номер под эмблемой… BC-09.*[7] Это разом делало чашку на два мантикорских столетия — почти пятьсот стандартных лет — старше. Чашечка была частью капитанского сервиза со второго корабля, носившего имя Ники, и хранилась для торжественных случаев.

— За что мне такая честь? — спросила Хенке. Хонор рассмеялась.

— Поводов на самом деле два. Во-первых, я, к счастью, вспомнила, что сегодня твой день рождения. — Мишель поморщилась, и Хонор снова рассмеялась. — Да брось, ты становишься не старше, а только красивее!

— Может быть. Но, насколько я тебя знаю, капитан, ты раззвонила об этом всем остальным офицерам — и, вероятно, не обошлось без твоего доблестного помощника, не так ли? — спросила Хенке, махнув в сторону МакГиннеса. У Хонор был такой невинный вид, что старпом аж зашипела. — Ну конечно, ты уж постаралась. Значит, они только и ждут, чтобы ворваться с этой дурацкой песней! Черт возьми, Хонор, — ты же знаешь, что у меня абсолютный слух! Ты когда-нибудь слышала, как Иван Равич пытается петь?!

Она содрогнулась, а Хонор постаралась обратить смех в поспешный кашель.

— Я уверена, ты переживешь, — утешила она. — С другой стороны, это только одно из двух событий, которые я праздную. Мы получили приказ, Мика.

— Вот как?

Хенке выпрямилась в кресле и отставила в сторону чашку. Легкомыслие мгновенно уступило место интересу.

— Правда. Подтвердив полную боевую готовность, КЕВ «Ника» направляется на станцию «Ханкок» в качестве флагманского корабля Пятой эскадры линейных крейсеров, чтобы там взять на борт Красного контр-адмирала Марка Сарнова.

— На станцию «Ханкок» в качестве флагманского корабля эскадры, а там — вновь сформированная эскадра, вот так? Ну-ну, — пробормотала Хенке, и ее темные глаза сверкнули. — Лихо! Я слышала, у Сарнова все носятся, как с ускорителем в заднице.

— Если он таков, как о нем говорят, — согласилась Хонор. — Я никогда не встречалась с ним, но слышала много хорошего. И по крайней мере одного человека из его штаба я знаю довольно близко.

— О? Вот как? И кто же он?

— Его офицер связи был когда-то моим связистом на «Василиске». Лейтенант-коммандер Вебстер.

— Вебстер, — задумчиво повторила Хенке. — А он случайно не кузен сэра Джеймса или там внучатый племянник?

— Племянник. Он молод, но званием своим обязан отнюдь не родственным связям. Я думаю, тебе он понравится.

— Если он так же туго знает свое дело, как его дядя, тогда, вероятно, понравится, — с улыбкой согласилась Хенке. — Кстати, о родственниках: один из моих тоже служит на «Ханкоке».

— Правда?

— Да. Мой кузен, точнее седьмая вода на киселе, служит старпомом на ремонтной базе. — Хенке, склонив голову набок, несколько секунд насмешливо разглядывала Хонор. — Собственно говоря, ты с ним уже встречалась.

— Вот как? — удивилась Хонор.

Она видела многих родственников Хенке — в основном экзальтированных личностей, которые по выходным дням заглядывали на остров Саганами «навестить крошку», — но она сомневалась, что кто-нибудь из них мог бы служить старшим помощником командира орбитальной базы.

— Угу. Ты видела его на «Василиске». Капитан Пол Тэнкерсли.

Хонор постаралась — и ей почти удалось — скрыть гримасу отвращения. Нет, сказала она себе после мгновенного шока от неожиданности, против самого Тэнкерсли она ничего не имеет. Откровенно говоря, она едва помнила его. Она пыталась восстановить в памяти его внешность, но только хмурилась — таким неопределенным получился образ. Невысокий, но выглядит крепким и плечистым — вот и все, что пришло на ум. Да, и, конечно, запомнилось, как неловко он себя чувствовал, оказавшись в той двусмысленной ситуации.

— Пол мне рассказывал кое-что, — сказала Хенке после недолгого молчания, прервав мысли Хонор. — Во всяком случае, намекал. Думаю, он рассказал бы и больше, если бы не считал, что это может прозвучать нелояльно по отношению к бывшему командиру. Дурак, конечно, поскольку командир этот — не кто иной, как Павел Юнг.

На этот раз Хонор не смогла справиться с холодной, мрачной ненавистью, исказившей черты ее лица; рука при этом отвратительном воспоминании стиснула чашку с какао.

— Знаешь, — продолжала Хенке, стараясь придать голосу беспечность, — ты никогда не рассказывала мне, что же на самом деле произошло в ту ночь.

— А? — переспросила Хонор, прищурившись.

— Я говорю, ты никогда не рассказывала мне о том, что на самом деле произошло в ту ночь.

— Какую ночь?

— Ой, не будь дурочкой, Хонор! Ты прекрасно знаешь, в какую ночь, — вздохнула Хенке, а Хонор ответила взглядом, лишенным всякого выражения. — В ту ночь, когда ты избила в кровь гардемарина лорда Павла Юнга. Помнишь?

— Он упал с лестницы, — почти автоматически произнесла Хонор. Хенке фыркнула.

— Конечно, упал. И поэтому, когда я тебя нашла, ты пряталась под одеялом, а Нимиц был готов выцарапать глаза кому угодно! — Хонор вздрогнула, вспомнив, как однажды Нимиц именно это и сделал, но Хенке, казалось, не обратила внимания. — Послушай, Хонор, официальную версию я знаю. Кроме того, я знаю, что это дерьмо собачье, и если тебе еще никто не говорил, так имей в виду: про тот случай ходят самые разнообразные слухи, особенно после «Василиска».

— Слухи? — Хонор поставила чашку; она ощутила странное удивление, заметив, как задрожали пальцы. — Какие слухи? Я ничего не знаю!

— Конечно, не знаешь. Кто осмелится хотя бы заикнуться на эту тему в твоем присутствии! Но после того, как на «Василиске» он попытался тебя подставить, в эту твою официальную версию уже ни один человек не верит.

Хенке откинулась на спинку кресла, и Хонор неловко заерзала под ее строгим взглядом. Она сделала все, что было в ее силах, лишь бы правда о том старом деле не вылезла наружу, она так надеялась — и, как она остро понимала сейчас, ее надежда родилась от отчаяния, а не реальной оценки ситуации, — что мерзкая история рано или поздно естественным образом сдохнет.

— Хорошо, — выдержав минутную паузу, сказала Хенке, — тогда, с твоего позволения, я сама расскажу, как я представляю себе происшедшее. Думаю, этот ублюдок пытался тебя изнасиловать, а ты вбила ему яйца промеж ушей. Правильно?

— Я… — Хонор замолчала, сделала глоток какао и вздохнула. — В общем, да, — сказала она наконец.

— Ну, ради бога, почему ты не сказала об этом тогда?! Бог свидетель, я пыталась вытащить из тебя правду, и я уверена, что комендант Хартли тоже пытался!

— Ты права… — Голос Хонор был необычно тихим, почти неслышным; она неотрывно разглядывала свою чашку. — Я тогда не сообразила, но он, должно быть, все знал. Или догадался. Но только я… — Она оборвала фразу и глубоко вздохнула. — Я чувствовала себя такой грязной, Мика! Как будто он испачкал меня одним своим прикосновением. Мне было… стыдно. Кроме того, он ведь сын графа, а меня никто не назвал бы даже хорошенькой. Кто бы мне поверил?

— Я, — тихо сказала Хенке, — и Хартли тоже. И любой, кто знал вас обоих и слышал обе версии этой истории.

— О? — Хонор криво усмехнулась. — И вы бы поверили, что сын графа Северной Пещеры пытался изнасиловать такую кобылу-переростка, как я, с лицом, которое словно топором рубили?

Хенке внутренне содрогнулась от горечи в голосе подруги и прикусила язык, чтобы ничего не ляпнуть. Она подозревала, что мало кто догадывался, какой безобразной считала себя Хонор во время учебы в Академии. Она и вправду была поначалу невзрачной, но с годами резкие черты ее лица превратились в четкую лепку. Она не была «хорошенькой» и никогда бы не стала такой, думала Хенке, но, как ни странно, даже не подозревала, что другие женщины завидуют ее необычному телосложению и темным, экзотически раскосым глазам. Ее черты были живыми и выразительными (их не портила даже легкая напряженность в левой половине лица), но и это оставалось для Хонор тайной. Кроме того, сегодняшнее страдание в ее глазах было вызвано не мнимой невзрачностью. Просто оно принадлежало той девушке из прошлого, а не этой взрослой красивой женщине, и, как теперь понимала Хенке, Хонор считала, что предала ту девушку, не добившись для нее справедливости.

— Да, — тихо сказала Мишель. — Я бы поверила тебе. Вообще-то я и тогда почти все угадала. Именно поэтому я пошла к Хартли.

— Ты пошла к Хартли?! — Глаза Хонор широко раскрылись, и Хенке неловко пожала плечами.

— Я беспокоилась о тебе и была совершенно уверена, что ты готова рассказать правду. Да, я сказала ему все, что думала о происшедшем.

Хонор смотрела на нее во все глаза, снова прокручивая в памяти мучительную сцену в кабинете коменданта, когда он почти умолял ее признаться, что случилось на самом деле.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Ты права. Я должна была рассказать все. Они бы, наверное, вышвырнули его, если бы я… но тогда я не думала о последствиях, а сейчас слишком поздно. Кроме того, — она расправила плечи и снова глубоко вздохнула, — он в конце концов получил свое.

— И да, и нет, — осторожно возразила Хенке. — Его репутация полетела к чертям, и ты знаешь об этом, но он все еще не уволен. И все еще на действительной службе.

— Семейные связи.

Тень улыбки промелькнула на лице Хонор, и Хенке кивнула.

— Семейные связи. Я полагаю, никто из нас, имеющих такие связи, не может удержаться, чтобы не пользоваться ими, хотим мы того или нет. Я хочу сказать, все знают, кто мы такие, и всегда находится некто шустрый, желающий заслужить наше расположение какой-то услугой, даже если мы никогда о ней не просили. Но Северная Пещера… — Она с отвращением покачала головой. — От таких людей меня тошнит. Даже не будь ты моей подругой, но, если бы Юнга наконец разжаловали, я бы, наверное, вопила от восторга. Черт, ведь он мог получить даже тюремный срок, но… — Губы Хенке дрогнули. — Я тебя прощаю. Это тяжело, как ты понимаешь, но я по природе великодушный человек.

— Ну, спасибо, — сказала Хонор, разрядив напряжение.

Хенке рассмеялась.

— Не стоит благодарности. Но я думаю, ты должна знать, что Пол никогда не поступил бы, как Юнг, и сейчас бывший капитан нравится ему куда меньше, чем прежде. Насколько я знаю, это взаимное чувство. Кажется, Пол помогал начальству в саботаже, из-за которого «Колдун» не вернулся на «Василиск» вовремя. Он не хотел, чтобы ты смотрела на него, как на дурацкий мешок дерьма.

— Что? Я никогда не думала, что это было преднамеренно.

— Пол никогда не говорил мне, но он точно сделал что-то такое, что пришлось по вкусу адмиралу Уорнеру. Они забрали его с «Колдуна» и перевели на «Гефест» еще до того, как ты вернулась с «Василиска», и с тех самых пор он работает на верфи. Он теперь капитан второго ранга, и папа говорил мне, что они, вероятно, собираются вскоре внести его в список.*[8] Но только ты не смей пересказывать ему мои слова, — внезапно нахмурилась Хенке. — Он страшно разозлится, если заподозрит, что кто-то хлопотал за него.

— А кто-то хлопочет?

— Насколько мне известно, нет. Во всяком случае, не больше, чем о любом другом, кто хорошо делает свою работу. Так что ему — ни слова.

— Мой рот на замке. И я не думаю, что мне выпадет много возможностей обмениваться с ним секретами.

— Вот как? — Хенке снова наклонила голову набок и рассмеялась, — Ну что ж, только не забудь — помалкивай, если случай все же представится, — поддела она. — А теперь о нашем назначении…