Корабль неспасенных

Глава 4. Дни огня

Нервное нарезание кругов по каюте скоро станет повседневной рутиной. Как еще успокоиться, если в голове кипит вулкан. Никаких идей, что за монстра подбросила галактика Дев? Допрос "Франкенштейна" завел Воронцова в натуральные дебри безумия и требовал мощного антидота в виде здравомыслящей Наиль. Та уже час занималась навигационными расчетами.

Сильно расширившаяся черная дыра Ступеней вроде как сделала опасным изначальный проход. Обход займет время, а прыжок в подпространство затруднит возвращение исследовательского зонда. Но все это отговорки Наиль, разговор с начальством ее расчетные мощности не перегрузит ни на йоту. Твердит – занята. Желает довести до нужной кондиции.

– Наиль, – рявкнул он. – Прекращай меня мариновать.

– Да, мой господин.

Тоненькое видение образовалось из ниоткуда и состроило из бровей виноватый домик. Кокетничать никакие расчеты не мешали.

– Как вас порадовать? Коктейль на берегу океана? Гонки на гигантских крабах?

– Обойдусь без твоих инсталляций. Боюсь, перегрузить хрупкую девушку. Просто выдай результаты обработки ключевых фраз.

Видение с рыжим хвостом на макушке обижено надулось, родинка над верхней губой пленительно приподнялась. С обольстительницей бы в койку, но операция рискованная. И мыслимое ли дело – иметь квантовый мозг собственного дома.

– Говорила я тебе, Павел, выкинуть этого монстра за борт.

– Все так плохо?

– Отвратительно с позиции человеческой морали и несет угрозу безопасности. Поведение не прогнозируется, способности не ясны. Зря ты его называешь человеческим именем. Привязываешься, потом убивать не пожелаешь.

– Ой, только не умничай. Сообщи, что выяснила.

– Исходила из гипотезы, что существо имеет отношение к земной цивилизации. Прокрутила поисковый запрос по маркерам: небоскребы, люди, огонь, корректировка психоэмоционального состояния, установки глубокого бурения, петля на шее.

– И? Нашла что-то?

Наиль посмотрела в сторону и недовольно пробурчала:

– Нашла. В политеке есть компрессированные курсы по истории. Немного больше школьной программы. Вышла на переломные события истории: «воровство времени», «московское стояние», «великое самосожжение». Знаешь такие?

Воронцов помотал головой. Он любил читать книжки, но гуманитарные познания преимущественно почивали в облаках поэтических образов.

– Не знаю, но звучит неприятно.

– Тебе рассказать? Загрузить справку? Или запустить историческую реконструкцию? В своих файлах я нашла только одну.

– Запускай, а потом посмотрим, – решил он, и в горле резко пересохло.

– Предупреждаю, тебе не понравится.

***

Солнце светило безжалостно, и люди потоком шли мимо. Иногда задевали Воронцова, иногда проходили насквозь. Слишком сосредоточенные и обреченные. Площадь обступали небоскребы, бесконечно вытянутые, полыхающие зеркальным огнем дневного солнца. Люди выбирались из горла подземки спускались группами с поднятого рукава магистрали и, разделяясь на потоки, спешили к высоткам деловых центров. Человеческие ручьи соединялись в мощные потоки. Тянуло пойти следом. Многоногий гул неизбежности и чувство сопричастности чему-то великому и страшному влекли за собой. Приходилось держать в голове, что все это лишь иллюзия исторической реконструкции.

Взгляд выхватил молодую женщину в цветастом платье. Она то замедлялась, бросая короткие взгляды по сторонам, то, подхваченная непонятым воодушевлением, шагала быстрее. Рука с желтой сумкой поднялась к груди, поправила бретельки лифа.

– Вернись, вернись домой, – кричал, срываясь, голос.

Воронцов обернулся. Другая девушка отчаянно тянула в сторону от толпы седого мужчину, но тот вырвал из захвата серый, потерявший форму рукав и ускорился. Отстраненный, замороженный в своих мыслях, он спешил за такими же хмурыми людьми. Словно солдаты войска, отправленного в последний бой в заведомо проигранной войне. Много, так много людей, шагающих почти механически к небоскребам.

Из-под козырька ладони Воронцов рассматривал собравшихся над площадью наблюдателей. Белыми, вымытыми солнцем мухами, над головами людей кружили дроны. Между зубов небоскребов снижались скайлёты с полицейской разметкой. Модель техники подсказывала время реконструкции: середина прошлого тысячелетия. События, которые он не выучил в школе или забыл намертво.

– Уважаемые жители Берлина! Друзья, сограждане, – мягкий голос поплыл над головами, сбивая ритм движения. – Пожалуйста, вернитесь домой. Вас ждут родные и любимые люди. Впереди годы прекрасной, полной событий жизни. Все вместе мы придумаем, как выбраться из трудностей, и ваши мечты обязательно начнут исполняться. Поверим друг другу и сделаем это. Вернитесь домой. И все получится!

– Сволочи! – заорал кто-то рядом. – Вы украли наши жизни, вы сожрали наше время. Но вы не имеете право на нашу смерть!

– Право на смерть! – взревела толпа.

– Нет украденной жизни!

– День огня! День огня! День огня! – сканировали всюду.

Речитатив камнепадом давил мягкие уговоры и обещания. Волны людей прибивались к небоскребам и исчезали внутри. Площадь быстро освобождалась.

Воронцов осел на булыжники мостовой и обхватил себя руками.

– Наиль, я, кажется, вспомнил эту историю и не уверен, что хочу смотреть дальше.

– Отключить, командир?

Голос девчонки прозвучал сухо и разом привел в чувство. Нужно досмотреть дьявольскую историческую трагедию до конца. Вдруг это поможет разобраться в происхождении существа, запертого в соседней каюте.

Сначала стал пробиваться и нарастать звук, сотканный из решительного гула и встревоженного стрекотания. Дроны кружили у самой земли. Пружиня на магнитных подушках, экипажи скорой помощи сооружали полотнища у подножий зданий.

В короткие секунды лихорадочной суеты Воронцов почти пропустил момент, когда спичками вспыхнули короны стеклянных высоток. И сразу же, расчерчивая площадь фейерверками смерти, вниз, на бесполезных спасателей, полетели люди.

Сотканный из множеств, пронзительный вопль боли и ужаса взорвал сознание. Поток горящих человеческих тел извергался с четырех небоскребов. Те, кто был внизу, беспомощно метались, не в состоянии ни замедлить его, ни остановить.

Рухнуло чье-то обрюзгшее тело, призрачные ноги задергались, проходя сквозь согнутые колени Воронцова. Из-под треснувшей головы прыгуна потекли багровые ручейки.

Ничего себе реконструкция школьного курса!

– Хватит, Наиль! Убери эту дрянь! Какого черта их не спасли, не остановили? Это же тысячи людей.

Картинка дернулась стоп-кадром.

– Больше, – звонким голосом проинформировал искусственный интеллект. – 13 июля 2367 года акция прошла по сотням городов Европы, не говоря о России. Ее назвали «День огня». Массовые самоубийства. Около двух миллионов сжегших себя и прыгнувших с крыш. «Московское стояние», которое я упоминала, было раньше и невиннее. Первая ласточка.

– Проклятие! Это технологически развитое общество. Должны были предотвратить.

– Ты совсем не учил историю, мой господин? Это же эпоха тупика модельного цифрового права. Решение останавливать самоубийц безнадежно опоздало. Его просто не пропустила система. Поскольку это прямое нарушение прав и свобод граждан. Подгрузить историческую справку?

В мутном бульоне памяти трагические события многовековой давности всплывать не хотели.

– Расскажи сама, Наиль. Этот ужас лучше переваривать в компании с твоим здравым разумом.

В ответ она удовлетворенно муркнула, смахнула застывшую панораму смертей и явилась в цифровом воплощении. К дьяволу все это историческое дерьмо. Куда приятнее, когда невесомая головка с рыжим хвостом лежит на коленях, стройные ноги задраны на мягко светящийся торшер. Но низком столике бутылочка пива, а над кушеткой, где они устроились, по лазури неба скользят пухлые облака. Пусть и подозрительно напоминающие мишек, зайчиков и ежиков.

Сутью утомленной скитаниями натуры Воронцова была страсть к сибаритству. Его ужасало, что космонавты древнейших времен на месяцы запирались в орбитальные утюги, кувыркались в невесомости и выдавливали в рот блеклый крем, называя его едой. Перемещение по космосу без опции «все включено» – бесчеловечная пытка. Хвала богам и субкварковой эпохе силовых полей, что можно получать удовольствия, пусть даже иллюзорные, в любой точке вселенной. Достаточно иметь в запаснике добрый кусок льда, и энергии хватит, чтобы валяться на кушетке и вкушать синтезированный ростбиф, нисколько не отличимый от настоящего.

– Между прочим, в двадцать четвертом веке человечество создало идеально процветающее общество, – весомо сообщила Наиль.

– Неужели? То-то их потянуло на самоубийство.

– Ну-у моя аналитическая система оценивает это общество как идеальное. Просто люди не выживают в идеальном. Вы – ущербные существа.

– Но-но, пигалица, без нас тебя бы не было.

– Ой, не надо только начинать со времен Адама и динозавров – сморщила носик Наиль. – Все они – тоже были ущербными существами, ты же не будешь спорить?

– Сейчас – не буду. Переходи ближе к сути.

– Суть как раз сказала. Теперь факты. После череды войн и страшных последствий падения на планету крупных метеоритов, человечество наконец-то построило на всей Земле общество свободы, равных прав и возможностей. Все ради полной реализации личности. А сверхмощные машины следили за соблюдением мельчайших норм и правил. Их согласованности и скрупулезном выполнении. Прорабатывали законы. Которые люди лишь окончательно утверждали.

– И, наверное, не слишком возражали машинам, – хмыкнул Воронцов, размышляя о собственной вечной лени вдумываться в рекомендации Наиль.

– Конечно, нет. И зачем возражать. Мы же все делаем точно. В результате вся общественная система и экономика, и политика становились все более проработанными и детальными. Идеальные модели на все случаи жизни. Модельное право укреплялось. Работали программы, корректировали нормативку по ситуации, и парламент голосовал за очередные машинные пакеты. Вычислительные системы предусматривали все до мелочей. И вели мониторинг. Машины становились все умнее, общество – совершеннее. Регулировались даже физиологические процессы. И для чего? Чтобы каждый человек получил лучшие возможности самореализации и был обеспечен всем необходимым. Благосостояние росло. Со временем доступ к еде, технике, образованию, свободе перемещений стал одинаков для всех. Но чем совершеннее становилась человеческая цивилизация, тем недовольнее были люди.

– Им стало скучно жить?

Почесав кончик носа, он потянулся за переставленной к ножке кушетки бутылкой пива. В сахарной вате «Открытия» становилось скучнее год от года.

– Вы вечно ищите способ, чтобы стать несчастными и нелюбимыми неудачниками. Рано или поздно находите то, что ломает и отбрасывает к животному состоянию. Человеческое стремление к хаосу машины не в состоянии постичь. Только учитывать, как неизвестную переменную.

– Наиль, ты самый мудрый корабль на миллионы парсек, да что там, на миллиарды! Так чем конкретно были недовольны мои предки?

– Сначала устойчивой преемственностью поколений в профессиях.

– Фу, какая ерунда. Кто же мешает пойти в юристы, если твой папа врач? Никакой же дискриминации, как ты говорила?

– Никто не мешает. Только вырос ты в семье врачей. Потому способности, образ мыслей, реакции и поведение помогут стать лучшим врачом, а не юристом. Все тесты, проверки, комиссии для поступления в ВУЗы помогали найти тех, кто лучше подходит. Идеально. И разве вина искусственного интеллекта, что переданные из поколения в поколение навыки становятся у людей почти инстинктивными.

Не поспоришь. Его отец тоже был инженером, правда не проектировал развлекательные центры в поясе Сатурна.

– По факту машины гнали людей навстречу предопределенной судьбе. Это никому не понравится.

Наиль повернула в нему голову, уселась на кушетке. С ровной спиной, коленка к коленке, – примерная девочка. Пиво булькнуло в горле последней дозой.

– Человечеству нравится заниматься несбыточными мечтами. Загонять себя в тупики. И бунтовать, конечно.

– И как мы в те времена бунтовали?

– Сначала было так называемое «яростное поколение». Они делали все, чтобы избежать выбора родителей. Бежали в никуда, меняли место жительства, начинали с «нуля». Но от предназначения без потерь не сбежишь, особенно если все правила идеально просчитаны. Подняться вверх по карьерной лестнице очень сложно.

– Ну и ладно. Всем сложно. В итоге все перемешалось?

– Не совсем так, мой господин. Не все пытались бежать от, как они тогда говорили, «династического рабства». Например, дети тех, кто был у власти. В подавляющем большинстве они продолжали идти по стопам родителей. Кто откажется порулить ресурсами. Люди ценят власть больше профессии как таковой. Раз получившие её, с каждым поколением только укрепляли. Оттачивали мастерство. Рожденные править, все на подбор с высоким уровнем модного тогда эмпатфактора. Оказалось, эта та еще обманка. Позже социологи придумали термин «инстинктивный истеблишмент».

– А остальные?

– Что остальные? Бунт «яростного поколения» бросил многих к подножью социальной лестницы. Как и всякий бунт.

Голос Наиль звучал монотонно, поза не менялась. Контроль за человечностью поведения она отбросила – голая справочная система.

– И это ты называешь благополучным обществом? Почему же машины не стремились менять законы?

– Потому что законы правильные! Оптимальные для достижения цели. Для благополучия и развития – идеальные. К тому же сложилась высокая детализация цифрового модельного права. Даже искусственный разум не может корректировать, если все детально, стройно просчитано и взаимосвязано. И потом, ты же знаешь, что противоречие логической системы изнутри системы установить невозможно. Она сама себя сохраняет.

– И тогда случается революция.

– Ну или мутация, мой командир.

Воронцов невесело хмыкнул и коротким замахом швырнул в небеса пустую бутылку. Она прорвала облака и не вернулась. Наиль осуждающе свела шоколадные бровки.

– Дальше ситуация становилась все хуже. Всего десять процентов идеальных, отшлифованных временем и генетикой управленцев. Множество тех, кто не могут вырваться из естественной кармы. И тончайшая прослойка людей, кому улыбнулась удача, и они чудом перепрыгнули наверх. Мимо просчитанного предназначения.

– И бух! В какой-то момент все рвануло.

– Не так резко, мой господин. Сначала единицы, отчаявшиеся изменить свою жизнь, стали кончать самоубийством. Другого варианта революции у них не было.

– Да, я помню, в университете мы изучали технологии контроля вооружения. Терроризм в середине прошлого тысячелетия стал невозможен: все произведенное оружие стало частью тотальных вычислительных систем. Любой курок отключался дистанционно. Интересно, что Женя говорил о намыленной веревке. Может, он тоже пытался убить себя?

– О нем в моих файлах нет ничего. Возись сам со своим уродцем. Но лучше – отправь в утилизатор.

Опять недовольство надутых губок. И над головой поплыли кривые ромбы.

– Как скажешь, моя госпожа. Вернемся к теме. Значит, сначала отдельные самоубийства, потом их становилось все больше и больше.

– Да. Одним из первых массовых было «московское стояние». Почти две тысячи погибших, люди сожгли себя на небоскребах Москва-Сити.

– Жуть, а не акт протеста. А хваленое общество контроля и благополучия не смогло ничего предотвратить?

– Пытались на первых этапах. Контролировать, обсуждать, предотвращать. Рецидивистов поражали в правах, устраивали непрерывную слежку. Но люди только больше чувствовали себя в капкане «искусственной» жизни.

– Это как если бы бог отрезал ниточку судьбы – и ты обречен. Бегай, не бегай – обратно прибежишь. Были такие архаичные верования и истории. Что-то там про мать, что стала женой собственного сына. Кто-то там тоже покончил с собой.

– Не понимаю эти человеческие глупости, – фыркнула Наиль и поднялась с кушетки. – Когда все ясно, стройно, понятно, предсказуемо – это и есть идеальное состояние. Машины к этому и стремятся. А люди бегают.

– Тебе не понять. Рассказывай дальше.

Она пожала плечами и убрала все иллюзии с потолка. Корабль умел не только обижаться, но еще вредничать и упираться рогом.

– А дальше лавина нарастала. Желание убить себя распространялось, как вирус. Создавались целые ордена самоубийц. Их акции становились демонстративными. И всегда самосожжение или прыжок с крыши. А тринадцатого июля, в «День огня», погибли почти два миллиона человек. Начался хаос. Гражданская война в Европе, России, Америке. Япония и Китай, правда, устояли. Повсюду уничтожались технические средства слежения и контроля: имплантаты, дроны, андроиды, устройства быстрого реагирования и обработки информации. Качество жизни человечества откатилось на два века назад.

– Любопытно. Но очень общая картина.

– У меня крошечная информационная база по истории, чтобы радовать байками. Подробную хронологию найдешь на Земле.

– Забавно, что наш космический гомункул имеет к этому какое-то таинственное отношение.

– Таинственное отношение? Очнись, романтик! Даже я не могу просчитать, как существо из далекой галактики может знать о событиях многовековой давности на Земле. Последние часы работаю над векторами вероятностей отраженных проекций бытия. Ну или бога. В любом случае дрянь, слепленная из космической грязи, опасна и непредсказуема. Избавься! Иначе пожалеешь.

Воронцов сел и яростно потер виски. Он никогда не был силен в общении со странными людьми, а тут вообще невесть что. И воинственный компьютер наседает.

Не помешала бы вторая бутылка пива.