Глава 10. Лейтенант Климов

Женя перешагивала островки подтаявшего снега и не находила сил злиться на проклятого лейтенанта. Увез и бросил. Она, опаздывая на практику, не сменила настройки в своем каре и не смогла вызвать его к дому Елены Степановны. Лезть в подземку смысла не имело, Климов ждал в каком-то весьма странном месте неподалеку. Не похож лейтенант ни на кого из привычного круга общения. Выразительный, резкий. Может даже агрессивный. Женька для него, как назойливая мошкара в жару. Поэтому двух слов по-человечески ей не скажет.

Вот оно: кафе-бар «Западня». Прям претенциозно для правоохранительного клерка, хоть и шикарной наружности. А внутри древний лофт. Кто же заказывает сегодня такой дизайн? Хотя название достойно внутренностей. Черные, тяжело свисающие трубы в дальнем углу и грубая кладка квадратных окон. Уютны только диваны в красных заплатках, да экзотические цветы у столов.

– Женя, я здесь!

Надо же. Доброжелательно окликнул. И не с темного угла машет. Торчит у высокой боковой стойки на всеобщем обозрении. Рядом с диковинной парочкой на диванчике: мужик и дева-андроид над тарелкой с мясным ассорти. Пока Женя усаживалась, Климов впервые внимательно ее рассматривал. Слегка щурил глаза, крутил в руках пивной бокал.

– Что-нибудь выпьешь? Съешь?

Развернул на каменной столешнице электронный свиток, предлагая сделать заказ. Она натыкала почти не глядя, есть и в самом деле хотелось. А вот холодное питьё, даже любимый эль, после скачков по подтаявшему тротуару – не для нее.

– Почему вы меня бросили, а теперь позвали?

– Любишь на подлете выяснять отношения. Тогда давай на «ты», – он дернул краем рта, будто предлагая и одновременно раздражаясь.

– Не знаю, чувствую себя неуютно. Странная какая-то практика получается.

– Я ненамного старше тебя. И нужна тебе эта практика? – иронически хмыкнул Климов. – Хочешь, сразу распишусь?

– Нет, это неправильно. Раз отправили, буду работать. И диплом мне по материалам писать.

– И над какой темой работает выпускница Евгения Звягинцева?

– Над новыми подходами к профилактике суицидов.

– Ты же не будущий психолог?

– Нет. Чиновник. Факультет комплексного социально-экономического управления. Все же в моих документах.

– Я их зашвырнул куда-то. А тебе не идет.

– Что не идет?

– Ничего из этого. Ни тема диплома, ни образ чиновницы высокого полета, ни синий джемпер.

Вот точно хамло. Мало того, что на «вы» и не думает переходить, еще провоцирует. Профессиональная деформация, не иначе.

– Вы и сами чиновник в сером.

– В точку.

Робот-разносчик прикатил заказ, опустил точно по местам две тарелки и приборы. Рванул прочь, искря шарнирами. Из него торчало еще два полных подноса. Климов придвинул здоровенный стейк и жадно повел ноздрями. Голодный хищник. Сейчас отрежет кусок, и клыки выглянут из-под верхней губы. И ей еще месяц таскаться в компании этого мачо. Жарко как-то. Ни собственные ощущения не понять, ни его отношение.

– Значит, я вам не нравлюсь?

– Наоборот нравишься. Стал бы иначе звать и угощать. Но давай без волокиты и формализма. И на «ты».

Неужели клеит? Просто, прямо, без длинных заходов. Не ухаживает, не стремится установить контакт, а оценивает племенную кобылку, прикидывает, не заявить ли право собственности. И при каких условиях. Это смущало, злило и заводило одновременно.

– Думаю, мне не подходит такой вариант. Просто позвольте нормально пройти практику.

– Да, пожалуйста, кто мешает? Сегодня вот прошла и что вынесла? Сюжеты встреч повторяются раз за разом. Могу расписать. И выводы диплома заодно. Будешь рекомендовать дополнительные способы пожалеть, помочь и подержать за руку. Добавить программы и пункты в регламентах.

– Ну да, – почему-то смутилась Женя и отковырнула кусочек от утиной ноги. – Ведь статистика попыток самоубийства все время ползет вверх. Вот и нужно придумывать что-то новое.

– Я знаю это лучше тебя, девочка. Ты считаешь, что о людях нужно заботиться. Тебя этому учили. Каждая собака кричит об этом на каждом украшенном виртуальным розарием углу. Но это бред. Забота превращает людей в еще больших скотов, чем они есть по своей сути.

Кромсал кусок мяса и брезгливо кривил рот. Чужие эмоции фонили радиацией, не защититься. Климов не играл, не выделывался, по-настоящему злился. И эта злость не укладывалась в голове.

– Почему скотов? Так же нельзя о людях. Они могут сомневаться, путаться, тонуть в неуверенности в себе. Не различать добро и зло, в конце концов. И им нужна помощь. Чтобы разобраться, прогнать собственных демонов.

– Это беспросветный идеализм, Женя. Или результат промывки мозгов. Как там поют? Строим общество счастливых личностей. Бред! Человек – особый вид скота, которому это общество даром не далось.

Женя вообще никогда не слышала подобных утверждений. Ни в семье, ни в вузе. Все служили на благо людей, посвящали этому жизнь. А тут…

– Почему не далось? – потерялась она.

– Все на ладони, девочка. Не ищи сложных объяснений. Два века назад человечеству не хватало лучших условий. Еда, комфорт, безопасность, свобода слова и перемещений, личная реализация и прочие бла-бла. Люди страдали, требовали, возмущались, шли убивать на улицы, воевали. Теперь у них все это есть. А они снова страдают, чем-то там возмущаются и идут убивать. Теперь себя. Какой вывод, практикантка? Что ни делай, результат будет один. Поэтому бросай спасать других.

Как с такими взглядами можно работать в Центре профилактики? Климова должны были бы проверить с ног до головы и не назначить даже в отдел контроля.

– Вы как-то просто и прямолинейно судите. И, на мой взгляд, неправильно!

– Можешь мне возразить? Или просто тебя учили повторять чужие слова?

Она рассматривала лицо Климова. Открытый лоб, напряженные крылья носа. От широкоплечей фигуры будто жар исходил. Плавил возражения и любые попытки сопротивления. Гнул в дугу. И ответ не хотел находиться. Она обхватила стакан с клюквенным морсом. Зачем его заказала? Скорей бы кофе принесли.

– Тогда зачем вы работаете в Центре? Зачем проводите свои беседы?

– Просто регулирую убой. Отделяю больных особей от пока еще здоровых, отправляю тех и других в загоны. Тоже своего рода бессмысленная рутина.

– А себя вы к скотам не причисляете?

Даже страшно от собственной наглости. Но Климов только довольно расхохотался.

– Но почему же. Я тоже вечно недоволен жизнью и мне чертовски тяжело угодить. Скот, но понимаю это. Хотя бы здравомыслящий скот. Принимаю жизнь, как есть. Беру для себя то, что могу взять. Не ною, что неправильное общество сделало меня несчастным.

– Может, вы просто приспособленец?

–Хотя бы не строю из себя жертву.

– А Елена Степановна строит?

– Конечно. Жалеет себя. Твердит, что она не такая, как есть, а какая-то другая. И поэтому жизнь ей нужна другая. Излюбленная позиция человека. Жертвы и скота.

Жертва собственной жизни, которая обернулась смертью. Шаги по заранее расчерченным клеточкам. Режиссированный, продуманный в каждом движении танец. Выпрыгивая из окон, вооружаясь бритвами, цепляя за крюк веревку, такие как Елена Степановна кричали, что мир вместо жизни подсовывает им смерть. В обществе цифрового благополучия. Отправлялись в ее объятия и становились преступниками. Диссидентами и изгоями с точки зрения государственной системы.

В семье потомственных управленцев Женя стала практически революционеркой с такими взглядами. Но сейчас… Ее желание спасать мир Игорь Климов загонял в тупик со стальными углами. Давай, Женечка, носи воду в бездонный колодец, твоя жизнь пройдет, а он все равно останется пуст.

– Теперь я понимаю, почему вы так разговаривали с Еленой Степановной.

– Нормально разговаривал. Я не психолог, моё дело контроль, а слова – плетка. У нарушителей не должно возникать желания снова встречаться со мной.

– Плохой полицейский.

– Очень плохой. И ты, Женя-практикантка, портишь мне все впечатление. Своими сочувствующими взглядами, скромным сидением на краю кушетки.

– Предлагаете тоже взять плетку.

– Больно надо. Сам справлюсь. И ты для такого не годишься. Но предложение у меня есть.

Он подался вперед, а Женя замерла, теряясь от насквозь прожигающей синей стали взгляда, вида жесткого изгиба губ. Климов протянул руку, пальцы нежно коснулись скулы, соскользнули к губам, обвели подбородок.

– Предлагаю все же на «ты», Женя, и провести эту ночь у меня, – хрипло сказал Климов. – А дальше, как пожелаешь.

Ей так и не удалось понять, что желает. Заглядывала внутрь себя и пока перебирала сомнения и ощущения, поток по имени Игорь Климов тащил потерявшее ориентацию тело. Отвечая на вопросы, задавая собственные, наблюдая за непохожим ни на кого лейтенантом, она оказалась в его квартире.

Позже Женя поняла, что в первые дни их знакомства искала у Климова не любовь и даже не секс, а будоражащий нервы опыт. Что еще скажет и сделает этот человек?

В ее круге общения не встречались ни выставленные напоказ холодность и расчетливость, ни эгоизм, как публичная декларация мировоззрения. Забота об интересах других, сопереживание каждому встречному и поперечному, разговоры об общественном благе были чем-то вроде цивильной одежды. Без нее нельзя выходить из спальни в гостиную, а тем более на улицу.

Градус общественного лицемерия мог достигать ста восьмидесяти у профессионалов с высоким эмпатфактором. Последний считался как раз показателем способности человека к пониманию других и сочувственному отношению. Хотя первое совсем не гарантировало второе, а профессиональное неравнодушие практически всегда превращалось в высококлассную его имитацию.

Женя сама умела проявлять внимание к ближнему, даже не вслушиваясь в то, что он говорит. Простенький навык. А вот послать страждущего куда подальше – немыслимое усилие. Климов мог это одним взглядом. И делал великолепно.

Следуя за проклятым магнетическим цинизмом, Женя и нырнула к нему в постель.

С самого первого раза он вертел её, как хотел, и разрывал поцелуи в момент собственного желания. Пробирался языком во все уголки тела, не останавливаясь, чтобы уловить согласие. Исследовал губами и пальцами. Она уплывала, переставала понимать, что происходит сейчас и будет дальше.

Игорь ни тогда, ни после не ждал каких-то особых реакций – просто отдай тело и падай. И Женя упала. Гораздо ниже планки привычного для нее секса. Будто стала вещью в чужих руках, которую радуют и нежат по собственному усмотрению.

После первого секса было жесткое плечо под головой, облачка дыма, вытягивающиеся в струйки и быстро исчезающие в конусе вентиляции. Потом половинка курицы из холодильника, которую они рвали прямо руками, и слегка зачерствевшие куски черного хлеба. А к вечеру ящик нефильтрованного пива, доставленный роботом с заедающей голосовой записью. Минут пять на его просьбы подтвердить получение они, полуголые, ржали в двери .

Ночь казалась бесконечно длинной, чтобы трахаться и болтать. Игорь язвил над ее будущей руководящей должностью. Сыпал профессиональными историями, смешными, грустными и по-настоящему трагичными. Для него они были просто одинаково занимательными. По привычке Женя пыталась посмотреть на мир глазами собеседника и в какой-то момент вернулась к их дневному разговору.

– Почему ты считаешь, что все сами виноваты в своих бедах? Нас учили, что это не так. За последний десяток лет количество суицидов и приобретенных ментальных расстройств выросло почти в два раза. Это очень большой рост. Значит, есть какие-то объективные причины, понимаешь? Дело не в том, что человек – это скот. Просто общество неидеально, на самом деле. Надо что-то менять.

– И что же?

– Отказываться от предопределения лучшего развития личности. Сломать всю систему.

– О! Покушаешься на святая святых, – рассмеялся Игорь. – Ты революционерка, Женечка. Как родители-руководители такое упустили? Все это глупости. Уже пытались правила менять, стало только хуже. Потерянные поколения и новый виток расстройств и насилий.

– Значит, не так меняли, не правильно, не до конца. Не разобрались в тех самых объективных причинах.

Жесткие, четко черченные губы сложились в презрительную усмешку.

– Объективных говоришь? Вот скажи, почему ты здесь?

– Я… не знаю… ты сам позвал.

– Ты не умеешь отказывать или любишь нырять в кровать к незнакомцам?

Женя отставила пиво, нащупала край простыни и накинула, подтыкая подмышку.

– Не дергайся. Я знаю, что ни то, ни другое, – он наклонился, провел рукой по изгибу шеи, сжал оголенное плечо. – Закон ямы. Иногда он срабатывает.

– Я не понимаю.

– Еще не прыгала, значит, и на краю не стояла. А мне в детстве пришлось. Я из маленького провинциального города. Когда ходил в начальную школу, какая-то корпорация взялась строить рядом производство. Конечно, просто так на стройку не забраться, но нам с другом очень хотелось. Хоть глазком глянуть, что там, за ограждением. Мы рванули туда после трехдневного ливня, как раз в выходной день. Нашли какую-то щель и пролезли. Мимо наблюдения проскочили, а может оно сбоило. Не слишком корпорация заморочилась с безопасностью, все-таки не Москва – провинция.

Там за забором много было интересных штук, но я про котлован. Огромная такая яма, жирная грязь по краям, а в середине какие-то штуки из воды торчат. Металлические, интересные. Лёшка тогда углядел что-то, твердил, что это андроид класса В. Хорошо бы его вытащить, вдруг удастся отладить. Наш будет. И мы станем круче всех в городе.

Вот стоим так и спорим на скользком краю, а из грязи заманчиво поблескивает. Тянет, мозги отключает, в восемь лет их и так не густо. Я не полез, брезгливо как-то стало, а он… съехал к этому хламу. Никакого там андроида не оказалось, а выбраться обратно никак. Соскользнул, застрял, стал захлебываться. Тянет руки, просит вытащить, жижу из рта плюет, а она все равно, захлестывает. Я лег на живот, думаю, дотянусь и сам поехал. Чудом перевернулся, выгреб обратно и давай орать. Системы безопасности чудом-таки включились. Лёшку выудили из глубины, совсем дохлого на вид. Но откачали. А у меня потом сны заладили. Как ноги скользят по самому краю, внизу что-то булькает, и взгляд оторвать невозможно. Почему бы не попробовать? Темное, страшное – оно и отталкивает, и притягивает. А выбор ты делаешь сам. Как и эти суицидники.

Ничего себе разворот, от канавы к самоубийцам, но так-то да, притягательный ужас.

– Возможно, ты прав. Ну, в отношении некоторых из них. Тогда количество тех, кого привлекает тьма – во все времена будет одинаковым. А у нас – растет. Значит, дело в другом. Есть объективные причины. Ям, о которых ты говоришь, как бы стало больше.

Игорь расхохотался.

– Так всё-таки человек – это идущая на убой неразумная скотина?

– Знаешь, ты меня запутал своими иносказаниями, – разозлилась Женя. – И они ничего не отражают.

– Ладно, ладно, – поднял он вверх руки. – скажу проще, специально для студенток, слабо знающих историю. Количество самоубийств, действительно, выросло. Причем почти на столько же, насколько сократилось количество убийств. Нынешние технологии контроля оружия и фиксации конфликтов просто не дают убивать. И идиоты стали убивать себя. Две стороны одной медали. Отчасти поэтому самоубийство и классифицируется как преступление. А насчет количества ментальных расстройств… Думаешь у убийц, массовых, бытовых или маньяков, их не было? Еще какие имелись! А ментальные расстройства – это и есть те самые ямы. Удержаться на краю еще можно, но, если нырнул, по скользкой грязи без специалистов не выбраться. Шагнуть в яму или отойти прочь – выбор за человеком. Если его специально не столкнули, конечно.

– Хорошо, я все поняла. Зараза смерти сидит в нас самих, а ты по мере правоохранительных сил стараешься приостановить ее распространение. Я же пошла за тобой, потому что меня тоже потянуло в яму. Ты – моё кратковременное ментальное расстройство.

– В каком-то смысле да, моя девочка. В каком-то смысле…, – он обхватил ее горло, слегка сдавил и притянул к себе для поцелуя. – Надеюсь, что не кратковременное. Но по мне, лучше быть ямой, чем прыгуном.

Тогда она отнеслась к фразам Игоря как к интеллектуальной игре. Мишура слов на полотне недомолвок. Интрига, разогревающая страсть. Маски, которые он меняет. Сексуальные игрушки, которые достает за шторками из декоративных ниш. Но он не просто говорил, что думал, а показал ей, чем является. Только Женя не сумела испугаться. Доверилась, приняла его мировоззрение. И, как идущий на убой скот, соскользнула в эту самую проклятую яму.

Загрузка...