Коммандер

Глава 46

Глава 46

Через пару дней мы покинули, наконец, владения орков. Когда вдали показалась река и аванпост герцога Виссландского, солдаты сами собой, без команды и капеллана, опустились на колени и вознесли хвалу Свету Неизбывному и Всесожигащему, позволившему нам вернуться из орочьих мест живыми.

Коннетабль Зауэр, командир гарнизона, с баннеретом и двумя рыцарями встретил нас под стеной герцогского замка.

— Не думал, что вы вернетесь живыми, да еще и с такими трофеями, — он указал концом жезла на копченые головы орков, со страшными, белесыми глазами и оскаленными клыками, до сих пор развешанные по фургонам.

Долг вежливости требовал, чтобы мы остановились и рассказали подробности нашего похода. Конечно, кое-что пришлось опустить, особенно про торговлю с гномами, а вот сочные подробности боев с зеленомордыми были даже несколько преувеличены. Ну, так, в несколько раз.

Рыцари гарнизона были в восторге.

— Вот почему этим летом не было ни одного набега! Орки нос не совали из-за реки. Все их силы ушли на вас!

— Благодарю. Не найдется ли у вас эля для солдат? Мы уже три недели пьем только воду с уксусом!

— Понимаю! Снабжение в этом глухом краю, конечно, очень затруднительно. Мы и сами, бывает, перебиваемся с воды на верджюс. Но, для таких смелых воинов мы, конечно, готовы продать пару бочек!

У них я узнал, у кого тут можно разжиться провиантом. В первой же деревне мы запаслись свежим, только что обмолоченным, фуражным зерном. Еще нам испекли настоящего пшеничного хлеба и наварили эля, так что дорога на Теофилбург сразу стала веселее! А потом солдаты отбили от чьего-то стада несколько овец, дополнив скудный походный рацион благородной бараниной.

Самое удивительное, что виноградник, созданный волшебством Аззи, не погиб! Хотя мы обкорнали лозу под корень, она отросла снова и даже дала урожай. Мы нарвали несколько корзин спелого, сладкого винограда. После непрерывных боев с орками это казалось чудом!

Я поинтересовался у рыцарей последними новостями.

— До нас тут все не быстро доходит, сударь, — сообщил мне баннерет. — Последнее, что мы слышали пару недель назад — что в замке Эбершрайк собирается сейм. Выборы императора вот-вот состоятся. И, право, жаль, что мы сейчас не там. Говорят, будет прекрасный праздник, турнир, соревнование среди менестрелей, мистерии и большой молебен в честь этого, несомненно, великого события!

— Да, — подхватил один из рыцарей гарнизона, — наконец-то мы накостыляем проклятым оркам! И жадные до чужих земель королевства Штирии и Кенигсланда теперь притихнут.

— Представляю, как бесится король Кенигсланда, Карл Рейкландский— воскликнул второй рыцарь. — Ведь он считал императором себя!

— У них там не разберешь, — вмешался коннетабль Зауэр. — Штирийская династия заявляет, что имперская корона принадлежит им, кенигсландская — что это их безусловная прерогатива, а князей-выборщиков до последнего времени невозможно было собрать!

— Если бы они не грызлись между собой, а били по отдельности князей и баронов — давно бы захватили всю землю, — кивнул баннерет. — Но Свет, видимо, лишил их разума. А Тьма — наделила непомерной жадностью и гордыней.

Тепло попрощавшись с пограничниками, мы сделали еще три перехода и устроили большой привал. Здесь, пока отряд отдыхал весь день, мы поделили добычу. С убитых орков сняли четырнадцать фунтов серебра и одиннадцать — золота, что составило примерно 650 рейксталеров. Половина отходила солдатам, половина — Церкви. Ну, то есть, мне. Конечно, что-то придется сдать камерарию, но на сотню дублонов можно рассчитывать смело. Добрых два с половиной килограмма золота! Вот бы с ними да в мой родной мир!

От этих приятных мыслей меня отвлек слуга. Птах уже не раз задавал мне вопросы по поводу своего жалования, выбирая удобное, как ему казалось, время на привале. То, что человек, который, вроде бы, ничего не делает, может в это время напряженно размышлять, в его голову, конечно же, не приходило.

— Герр Энно, герр Энно, пожалуйста! Все получают воинское жалование и долю в добыче, даже обозные, один только я — ни с чем! А ведь я делаю все то же, что и они!

— Ну, ты же заработал на постройке щитов, не так ли? И зачем тебе вообще деньги, ты же всем обеспечен!

— Но, герр Энно, мне, как и всем, нужны деньги, купить себе одежды, обуви, а может быть, и отложить на старость…

— Далеко тебе до этого, Птах. Ладно, я подумаю, — отрезал я, и сразу же выкинул это из головы. Уж о чем о чем, а о старости Птах явно не задумывается. Они тут вообще далеко в свое будущее не заглядывают, и, честно говоря, правильно делают. Не нужны ему деньги. Пропьет он их, и вся недолга!

Еще через несколько дней мы были в пригородах Теофилбурга. Пустынные дороги преобразились, везде, куда не глянь, кипела жизнь. Купцы сновали с повозками, поселяне жали пшеницу, собирали виноград и сливы, тянули сети из озер. То и дело дорогу запруживали стада бычков и овец, косяки гусей, которых гнали на городской рынок. Мои солдаты дружелюбно болтали с поселянами, бахвалясь своими победами и добычей; сельские детишки, смеясь, кидали камешки в копченые, с оскаленными клыками, головы орков, которые, несмотря на мои указания, так и не были сняты с повозок. Несколько раз меня просили достать из бочки маринованную голову тролля; поселяне ужасались и ахали, в глубине души, наверное, вознося хвалы Свету, что им не приходится иметь дело с такими уродами.

Встав у Теофилбурга, я первым делом приказал спрятать гномьи арбалеты.

— А то, как бы нам, господа, не попало от светош за незаконную торговлю с врагами рода человеческого!

И, разумеется, убрал подальше шлем и полэкс Хозицера. Вдруг подумают, что это я его убил!

Теофилбуржцы, чьи телеги Руппенкох и Хозицер наняли в поход, узнав от своих возниц, как было дело, явились ко мне. Поутру меня посетили два важных господина, представившиеся как Шульман и Клегг.

— Господин коммандер Андерклинг! С прискорбием узнали мы о несчастном конце, постигшем наших сограждан, — начал толстый герр Шульман, противным гнусавым голосом растягивая слова на теофилбуржский манер.

Я кивнул, стараясь придать своему лицу хоть малую толику сочувствия, приличествующего столь прискорбному событию.

— Однако, во всем этом есть и некоторый деловой момент!

— Какой же, господа?

— Видите ли, — сукин сын по фамилии Шульман, в благообразную физиономию которого так и тянуло врезать кулаком в латной перчатке, залебезил, льстиво и преданно заглядывая мне в глаза, — когда господа Хозицер и Руппенкох, да упокоит их Свет, примкнули к вашей компании, они естественным образом как бы образовали с вами одно товарищество, партнерство, в котором издержки пути делились сообразно количества повозок…

— Никогда о таком не слышал. Это по закону так?

— Таковы старинные обычаи города и графства Теофилбург! Так вот, а потом, когда господа Руппенкох и Хозицер самым печальным образом покинули ваше товарищество, вы, герр коммандер Андерклинг, приняли на себя руководство и управление нашими повозками. Вы и ваши люди использовали их в боях, перевозили на них щиты и воинов. Потеряны три повозки и пять лошадей! Борта остальных возов красноречиво хранят следы ударов, нанесенных светомерзкими варварами! И, выходит, что тем самым вы молчаливо, но вполне определенно, взяли на себя обязанности нанимателя этих повозок со всеми правами и обязанностями такового!

И смотрят на меня, гады. Денег хотят. Да пошли вы в задницу!

— Господа, — все это мне уже очень не нравилось, — я, безусловно, горячо поддерживаю обычаи славного Теофилбурга, как торговые, так и общинные. Однако должен заметить, что вы как-то однобоко и предвзято толкуете события, свидетелями которых даже не являлись. Мы действительно совместно с известными вам господами совершили опасную поездку в места, прежде славившиеся обильной и выгодной торговлей, а сейчас ставшие оплотом зеленокожей мерзости. Но мы не составляли товарищества торговцев. Известные вам господа попросили моей поддержки и покровительства, и я осуществлял охрану их имущества — и вашего тоже, господа, — на всем пути и туда и обратно. За это мне причиталось обычное вознаграждение, которое я, увы, не смогу получить ввиду кончины должников. Но, несмотря на гибель моих нанимателей, я продолжал защищать их повозки от посягательств разного рода. Да, мне при этом пришлось поместить своих людей прямо на повозки. Но это лишь для того, чтобы они лучше защищали их! И, вот, посмотрите — они доехали обратно, пусть и не все, но, все же доехали, и при этом почти не пострадали!

Господа выглядели огорченными.

— Мы видим, что вы не готовы внять голосу разума, герр Андерклинг, — чопорно произнес сукин сын по фамилии Клегг. — Придется нам обратиться в ратушу. Не уезжайте никуда, пока идет разбирательство… если не хотите испытать гнев нашего герцога!

— Теофилбург — вольный город. Разве нет?

— Мы поставщики двора. Мы будем жаловаться герцогу! — пообещали торговцы и под свист солдат ретировались из лагеря.

Я с сожалением посмотрел им вслед. Ведь мог же просто сказать им: "Идите н****й!", да и дело с концом. А так — только время зря потратил!

Ладно, Кхорн с ними. Худшее, что мне грозит, это потеря небольшой суммы денег. Переживем.

В Теофилбурге, как оказалось, тем временем шла осенняя ярмарка — вторая в этом году. Это показалось мне прекрасным случаем распродать лишнее барахло, собранное в деревнях и обозах орков. Котлы, гвозди, разное железо можно будет сбыть с хорошей выгодой, а не за бесценок, как обычно происходит с трофеями.

В городе, непривычно шумном и смрадном, мы сначала показались в ратуше, сообщив о цели нашего приезда. Помощник альтмана, отвечавшего за рыночную площадь, указал нам место для торговли. За место пришлось заплатить два гротена. Были места по полтора, но совсем скверные. Я поставил воз с железом на отведенное место и поручил Клаусу сбыть все до вечера.

— А с ценами определись сам. К вечеру — снижай, продавай дешевле, но не совсем уж за гроши!

Пройдясь по рынку, я внезапно услышал, как меня зовут по имени.

Оглянулся и увидел смутно знакомое лицо. Ба! Да это же подмастерье мастера Кана!

— Как я рад вас видеть, сударь! Знали бы вы, как я скучаю по нашему Андтагу! Тут крайне неуютно, среди всех этих местных жлобов… И все так дорого! Надеюсь, по возвращении вы засвидетельствуете мастеру, что расходы в этом городе просто невозможно велики! А то мне он не поверит!

— Что ты тут делаешь, Хёфль?

— Мастер послал меня с подводой на ярмарку, продавать свои доспехи. Решил попробовать торговать самому!

Посмотрев, что продает парень, я от удивления присвистнул. Мастеру Кану настолько понравился тот доспех, который я давал ему перебрать, что он сделал несколько упрощенных копий и отправил их на продажу.

— Отчего же мастер не продал их в Андтаге?

Подмастерье замялся.

— Да может он бы и продал, да только вот цеховые правила Андтага не позволяют мастеру торговать иной бронею, кроме кольчужной…

— Понятно. И как идет торговля?

— Торговля недурна, хотя могло бы быть и лучше. Очень многие интересуются такой конструкцией, примеряют, и, вижу, — хотят купить. Но мастер Кан поставил такую цену…

— Как мастер, как его супруга? Здоровы ли?

— Все благополучно, хвала Свету Неизбывному! А вот в городе нашем недоброе творится!

— В Андтаге? И что там?

— В монастыре неладно, да и в диоцезии! Приезжал большой отряд из экзархата. Во всем монастыре у вас устроили обыск! Приор Антоний и каноник Тереллин взяты под стражу и увезены, как говорят, в монастырь пресветлого Теофраста в Хугельхайме, на дознание. Викарий под домашним арестом! Затворили его в покоях, никого к нему не пускают, и его не выпускают ни на шаг за порог! Видно, ждут признаний приора и каноника, а там уж будут решать, как быть с викарием нашим!

Тут сердце мое упало куда-то к желудку. Понятно, что случилось что-то очень скверное, а для меня, возможно, катастрофическое.

— А кто приезжал? Из Хугельхайма или из Ахенбурга?

Хёфль пожал плечами.

— Господа в черных сутанах, и с ними стража экзархата. Никто толком не знает. Искали еретиков и шпионов. В монастыре схватили старика Анхеля. Он, оказывается, шпионил для шаллийских язычников. Такая история… — по бегающим глазкам Хёфля было понятно, что его буквально распирает желание рассказать про скандал в Церкви, и я, понятно, не стал ему противиться. — Так вот. Повадился этот Анхель ходить к какой-то бабенке. Она его привечала, старого козла, а он ей все-все рассказывал, что в монастыре творилось. А ведь обет молчания давал Неизбывному Свету, козлище драное! А с этой потаскухой пел иволгой! И ключаря Гиппеля тоже взяли! Но с ним, говорят, не очень понятно, с кем именно он якшался. Пока допрашивают его…

Тут к подмастерью подошли два покупателя, и я счел за благо тихонько уйти.

Новость поразила меня, как удар кувалды. Тереллин! Мой покровитель арестован! А что ждет теперь меня? И, самое-то главное: не связан ли арест с тем поручением, с которым меня послали?

Так. Надо все выяснить. В Андтаг мне пока нельзя. Нужно подумать, кого послать туда, разузнать обстановку. Впрочем… ответ-то лежит на поверхности!

Я вернулся к повозке Хёфля. Он как раз аккуратно заматывал проданный доспех в промасленную льняную ткань. Покупатели — похоже, претенденты на места в городской страже — стояли наготове, отсчитывая рейксталеры.

— Сколько еще у тебя тут оружия на продажу?

— Да все, вот, последний доспех остался.

— Отлично. Знаешь, Хёфль, давай-ка я у тебя этот доспех куплю, и езжай, Света ради, в Андтаг. Я передам тебе письмо для мастера. Только отдай его прямо в руки и не болтай лишнего ни с кем. Вообще не говори никому, что видел меня, понял?

— Хорошо, герр Андерклинг, все сделаю, как вы скажите!

— А я не буду распространяться про маленькое нарушение цеховых правил. Сейчас я приду.

Поспрашивав людей, я вскоре нашел на рынке книжную лавку. Хозяин за небольшие деньги оказывал услуги писаря — мог написать письмо, прошение, даже грамоту или другой официальный документ.

— Любезный, мне надо небольшую записку примерно на пять строк!

— О, проще простого! Пять крейцеров и стоимость пергамента сверху. Вам телячий, овечий или козий?

— Какой дешевле.

Лавочник приготовился записывать, достав чернильницу и затасканное гусиное перо.

«Любезный мастер Кан!

Рад сообщить, что нахожусь в добром здравии. И в основном все это благодаря вашей броне. Она выдерживает сильнейшие удары, хотя и не совсем беспоследственно для тела, но намного лучше простой кольчуги.

Сообщаю, что ввиду обстоятельств я не смог попасть к мастеру оптики. Сожалею, но вам придется посетить его самому.

До меня дошли сведения о странных и непредвиденных событиях в монастыре и диоцезии. Знаете ли вы о причинах и последствиях произошедшего? Я был и остаюсь беззаветным слугой церкви. Но клевета способна разрушить любую репутацию.

Пишите мне нарочным на адрес „лагерь воинства у юго-западных ворот Теофилбурга, коммандеру“. Также посылаю пять гротенов Ландра на оплату ответной почты».

— Получилось не пять, а девять строк! — сообщил писака. — Итого двенадцать крейцеров.

Не став спорить, я расплатился и поспешил к Хёфлю.

— Вот. Отдай в руки. И вот еще пять гротенов мастеру. Он знает на что. И двигай напрямую домой, понял? По кабакам не шляйся!

— А за доспех-то, за доспех-то отдайте!

— Держи. Да не складывай доспех, прото давай его сюда скорее! Решив это дело, я в раздумьях побрел к возу, где Клаус торговал нашим железом. Он распродал почти все, оставалось полосовое железо и лом — обломки орочьего оружия, бочарные обручи, старая наковальня.

— Знаешь, Клаус, — сказал ему я, сгружая купленные доспехи в телегу, — я передумал. Не надо торопиться с продажей. Мы на некоторое время остаемся здесь!