Глава 38

Глава 38

Пройдя остаток дня, я заночевал на дереве. Мне очень не хотелось, чтобы мертвецы ночью перегрызли мне горло. Вдруг они все-таки выйдут на след? Если мертвяк пройдет всю ночь, вполне может дойти до меня! Но — обошлось.

Весь следующий день я быстро шел по сделанной нами же просеке в кустарнике. До лагеря, в сущности, оставалось недалеко — главное не наткнуться на шальных орков в районе их бывшей деревни. А потом — назад. К цивилизации. К безопасности. Бегом отсюда!

— Так-так-так, а вот и наш любезный коммандер. Как добрались, Энно?

Голос хауптфельдфебеля Хозицера, самоуверенный и насмешливый, вернул меня к реальности.

Отделившись от толстенного ствола столетнего вяза, Хозицер вышел ко мне, растягивая губы в нарочито притворной улыбке.

Что-то в его глазах мне не понравилось. Очень не понравилось!

Рихтер, продолжая любезно скалиться, не оборачиваясь, жестом подозвал кого-то из-за спины.

— А мы уж было перестали вас ждать. Мыслимое ли дело, столько времени торчать в Проклятых землях и не свихнуться! Но тут заявился этот ваш маг, с дырявой шкурой и отличными новостями! Оказалось, что ты кхорнов герой, неуязвимый для магии, раздобыл какие-то древние редкости! А я, знаешь сам, очень люблю всякие древние штуки!

Из-за спины Хозицера подошло несколько человек. Впереди — Руппенкох в своих черных одеждах, утирающий пот с лица. За ним — два человека из банды Хозицера, один с готентагом, другой со здоровым топором. На веревке они тащили за собой Аззи.

Та была здорово растрепана, на лице — кровоподтек.

Руппенкох вежливо мне поклонился.

— Очень, очень рад вас видеть, дорогой мастер Андерклинг. Ведь вы принесли нам то, зачем ходили в такой долгий и опасный поход?

Сильный удар сзади по ногам заставил меня упасть на колени. Кто-то схватил мои руки, заломив их за спину, в горло уперся нож. От скрутивших меня сзади исходил запах овчины и перегара. Молот и пенал с другим артефактом с меня стащили, попросту перерезав шнурки.

— Не так уж и опасно это было, раз он защищен от чар хаоса, — отозвался хауптфельдфебель. — Но ничего, Энно, не волнуйся. Мы тебя прикончим безо всякой светопротивной ворожбы, старым добрым железом. Девку твою заберем с собой, чтоб ребята в дороге не скучали, а вот от тебя нам нужна только голова! Или все-таки забрать его целиком, Ханс?

Руппенкох задумчиво почесал жирный подбородок.

— Конечно, Вепри обрадовались бы живому юнгеру больше, чем его тухлому черепу. Но, как знать, что он выкинет дорогой? Может быть, у него есть и другие таланты, кроме уклонения от хаотической магии? Давай уж, оставим это бренное тело здесь!

— Ты как всегда прав. А голову можно замариновать в уксусе. Гхортаг сожрет ее на завтрак. Ха-ха-ха!

Руппенкох принял от одного из бандитов замотанный молот и пенал. Открыл его, не без труда разомкнув плотно сидящие друг в друге половинки. Внутри оказались две инструктированные серебром костяные палочки.

— Смотри-ка. Ты знаешь, что это?

Хозицер принял из рук советника раскрытый пенал, осмотрел его, далеко отставив от себя.

— Похоже на эльфийские письмена. Ханс, не думаю, что мы должны заниматься этим сейчас. Давай оставим это Вальнеру. Раз он знает, кому продать испорченный камень, то и с этой ерундовиной тоже разберется!

— По крайней мере, она легче, чем эти гномьи штуки. Парни уже из сил выбились. Неужели обязательно тащить их в свинцовом сундуке?

— Торвальдинн сказал, что да. Иначе — очень быстрая смерть. Слишком сильная концентрация магии!

Они болтали, а я смотрел на Аззи. Она была бледна, но не выглядела испуганной. Твердо сжатые губы, и глаза, сильно выделявшиеся на непривычно бледном лице, смотрели на меня. Одними глазами она показала мне на Хозицера. Потом — еще раз. Что она…

— Очень жаль, герр Андерклинг, — продолжил меж тем Рихтер Хозицер, приглаживая свои роскошные усы, — что человек таких достоинств закончит свою жизнь столь жалким образом… Право, жаль! При других обстоятельствах мы могли бы быть очень полезны друг другу… Не каждый день встречаешь такую резистентность к магии!

— И даже не через день, — вставил Руппенкох, улыбаясь мне почти доброжелательно.

— Если бы вас правильно применить, сударь, о, это было бы золотое дно! Мне даже не хочется думать, сколько возможностей мы теряем… Но, знаете ли, у нас есть некоторые обязательства перед нашими старыми, верными партнерами, долг чести, так сказать!

— Вы должны умереть, Энно, — пояснил советник, хитро улыбаясь.

— Да, тут я согласен с Хансом, иного Вепри не примут! А что вы хотите, после того, как сожгли их таверну? Но, ничего. Убитых, понятно, не возродить, а вот наши убытки мы покроем вполне. Ведь, благодаря вам, у нас целый сундук варп-камня, а он сейчас невероятно дорог!

Аззи при упоминании сундука вдруг яростно захлопала глазами, и вновь указала взглядом себе под ноги.

И тут я понял.

— А может, я…Хрр…

Нож так сильно уперся мне в горло, что я не смог продолжать. Хозицер оглянулся.

— Чего «ты»? Что он там говорил? Отпусти его, Грюн.

Острие ножа ослабило напор.

— Я говорю… Может, я понесу камни?

Хозицер скептически поглядел на меня. Руппенкох же вдруг заинтересовался.

— А что, Рихтер, это хорошая мысль! Пусть тащит их на себе. Он-то может нести их и без сундука! Заодно и посмотрим, так ли хороша его магическая защита.

Хауптфельдфебель выглядел озадаченным.

— Но цвайны сказали определенно, что нужен сундук. Вдруг он скопытится через пару дней, а сундук мы бросили здесь? Нам что, придется возвращаться?

— Рихтер, — вполголоса проговорил советник, шагнув к Хозицеру ближе, — сундук слишком тяжел для лошади… Понимаешь, о чем я?

Ага! Барсучий сын Руппенкох задумался, смогут ли они бежать, если наткнутся на орков! Надо дожимать их!

— Давайте посмотрим… — осторожно проговорил я, косясь на бандита с ножом. — Несите камни, и я сразу увижу, смогу ли я удержать их силу!

Хозицер продолжал с сомнением смотреть на меня, как будто не мог решить, сколько я могу выдержать излучение варп-камня. Но Руппенкох, не дожидаясь конца мыслительного процесса своего компаньона, позвал кого-то из-за спины. Четверо бандитов стоявших поодаль, наклонились, и, с заметным трудом подняв за ручки небольшой свинцовый сундучок, потащили его к нам.

— Что же, герр Андреклинг, — обернулся ко мне советник, — вы причинили мне очень большие убытки, когда сожгли мою таверну и убили компаньонов. Но, с вашей же помощью, мы возместим все сторицей. Жаль, конечно, что придется оставить в живых вашего выпивоху-мага. Его голове Вепри обрадовались бы еще больше, чем вашей, ведь в ней намного больше содержимого! А, Рихтер? Ха-ха-ха!

Бандиты притащили сундук и поставили его к ногам Хозицера. Тот недовольно отступил назад.

— Слушай, Ханс, давай, он сам его откроет. Эти магические штуки…. Не хочу еще раз рисковать.

— Да что с тобой? Мы же его открывали уже дважды. Когда осматривали у Торвальдинна и когда дали сил этому малахольному недомагу…

— Вот именно, дважды. Ты разве не знаешь, что судьба дает два шанса, а на третий раз бьет наотмашь?

— Хм. То есть третий раз нам в предгорья идти не стоит? А я-то наобещал Торвальдинну… — Ну мало ли, что наобещал. Если бы я выполнял все, что когда-то обещал, то был бы уже трижды банкротом. Эй! — сказал он державшим меня бандитам. — Давайте его сюда!

Меня подняли и потащили к сундуку. Бросили на колени около него.

— Герр Андерклинг, будьте любезны, отомкните засов… да, вон там.

Один из стражников протянул мне ключ, прицепив его на конец готентага. Все отошли от сундука и от меня, в том числе и бандит, державший веревку, на которую была примотана Азалайса.

Я взял ключ, взглянул на Аззи. Она одними глазами показала мне на сундук, потом опустила зрачки своих глаз себе под ноги.

Ее прекрасные глаза, один — зеленый, другой, почему-то, серый, светились тревогой и… надеждой.

Я растер болевшие запястья, и не без труда открыл сундук, со скрежетом повернув ключ в мощном замке. С трудом откинул тяжеленную крышку. Внутри лежали несколько желто-зеленых камушков. Я взял в руку одни из них.

— Послушайте, Ханс, а не случится ли так… — начал Хозицер, но, взглянув на меня, осекся.

Хорошенько примерившись, я кинул камень под ноги Аззи. Она сразу же наступила на него босой ступней и с ликующим видом подняла глаза на нас. Охранник в ужасе отшатнулся, натянув ее веревку.

Но было поздно.

Земля задрожала, будто с неба упал вагон с чугуном.

Какие-то бурые корни выскочили из земли прямо под нами, и обвили лодыжки Хозицера.

— Что за… — начал было он, но тут третий корень, прямой и острый как меч, вылетел из земли и вошел в него снизу, пока два других расчетливо держали его за ноги. С жутким чавкающим звуком он вошел в сухопарое тело хауптфельдфебеля, делая его в два раза толще. Раздался тошнотворный треск ломавшихся ребер и тазовых костей.

Лицо несчастного побагровело, изо рта хлынула кровь. С диким треском его ноги оторвались от туловища, обнажив обломки костей; разрывающееся туловище взлетело вверх. Голова натянулась на быстро удлинившейся шее, а затем, когда кожа на шее лопнула, оторвавшись по ключицу, вывернувшись из кольчужного капюшона, повисла, насаженная на ветку, в добрых пяти саженях от земли.

Не прошло и пяти секунд, как на месте Рихтера Хозицера стояло дерево, на ветви которого были насажены куски его тела. Он не успел даже крикнуть, и только дикий ужас на его быстро бледнеющем лице запечатлел невероятные муки, испытанные им перед смертью. Стражники в ужасе бросились кто куда; храпя, разбежались испуганные кони.

Одна из ветвей, наклонившись, подхватила уроненный хауптфельдфебелем полэкс и грациозно поднесла его к Аззи. Та подставила руки, и дерево, чиркнув лезвием топора, перерезало путы. Ведьма скинула с рук остатки веревки, растирая запястья; на лице ее уже не было никаких следов побоев.

Не торопясь, она подняла зеленоватый камушек из-под своей ноги, и, поигрывая им в ладони, подошла к онемевшему от страха Руппенкоху.

Тот стоял на месте как вкопанный, что неудивительно: его тело обвивала прочная и тонкая лоза, мгновенно выросшая у него под ногами. Выглядел он так, как будто сейчас обделается.

Аззи задумчиво повертела камушек в руке. Лицо ее, сосредоточенное и серьезное, выражало печальную неумолимость, как у кухарки, которой совершенно не хочется резать курицу, но — надо.

— Скажите-ка, советник, где живут эти самые «Вепри»?

Руппенкох ничего не ответил, таращась на нее с диким ужасом. Его барсучьи глаза-щелочки казались теперь совсем круглыми, неузнаваемо меняя лицо советника.

Аззи слегка нахмурилась. Лиана, обвивающая жирное тело пленника, вдруг вдавилась в него так, что исчезла в складках плоти. Лицо советника побагровело.

— Отвечай, — тихонько сказала ведьма, почти ласково глядя на него. Но тот как будто впал в ступор, не в силах издать ни звука.

Глаза Аззи вдруг стали холодными и пустыми, как замерзшая осенняя лужа. Внезапно лиана дрогнула и стала мохнатой, как гусеница! Из нее выскочили тонкие, острые шипы в добрых три дюйма длиной. Одежда несчастного окрасилась кровью, лицо стало страшным, видно было, что он терпит невероятные страдания на грани смерти от боли. Если бы он мог кричать, то орал бы как сумасшедший, но он лишь пытался наполнить легкие воздухом, хватая его ртом, как рыба.

— Аззи, постой. Он же не может говорить, дай ему вздохнуть!

Та с иронией посмотрела на меня, продолжая поигрывать камушком в руке, и лиана, дрогнув, отпустила свою жертву. Советник рухнул на землю.

Раздался дикий, утробный вой, полный запредельного ужаса.

— Ну вот, дала вздохнуть. И что, ты хотел послушать это? — спросила Азалайса в перерыве между завываниями советника. Конец лианы между тем толкнул крышку сундука, и та захлопнулась с тяжелым глухим стуком.

— Ты ведь можешь укротить его боль, правда?

— Могу, конечно, только что-то не хочется.

— Мы так ничего не добьемся.

— О, еще как, — рассмеялась она, весело глядя на меня своими разными глазами. — Именно так мы всего и добьемся, особенно от такого куска говна, как этот твой «советник». Кстати, о чем он дает советы? Как жить в городе, среди помоев и дерьма? Обманывать, предавать, убивать и грабить на большой дороге?

— Ну, типа того.

Руппенкох тем временем затих, судорожно хватая воздух открытым ртом. Аззи повернулась к нему. Глаза ее, циничные и пустые, казалось, кричали несчастному: "На, сволочь, получай!"

— Так что там с Вепрями?

В смертельном ужасе советник смотрел на нее. Его узкие, заплывшие жиром глазки почти вылезали из орбит.

— Вы найдете их в пяти лигах на юго-восток от развилки дорог южнее Мортенау, от того места, где стояла таверна, — произнес он наконец. На губах его выступили кровавые пузыри — похоже, лиана повредила легкие.

— Прелестно. Советник, где вы закопали золото убитых путешественников?

— Я все расскажу, госпожа. Оно лежит в глиняном сосуде на дне выгребной ямы у городской стены Теофилбурга. В женской части.

— Чудесно. Последний вопрос. Ты знаешь хоть одну причину, по которой мне не стоит убивать тебя прямо сейчас?

Руппенкох задрожал всем телом.

— Убей меня! Я не могу выносить этих страданий! Эти шипы жалят меня… Великий Свет, как же мне больно!

Голос советника был полон муки.

— Что ты знаешь о страданиях, дурачок! — сказала Аззи равнодушно-презрительно, отступая от него на шаг назад. Тут же из земли вылезло несколько тонких лиан. Одни обвили голову и ноги советника, другие приподняли его тело, изгибая дугой. Раздался жуткий, чавкающий треск — это сломался позвоночник. Толстяк Руппенкох на мгновение застыл в позе складного ножа, затем лианы бессильно упали, и тело гулко грохнулось наземь.

Одна из тонких зеленых плетей скользнула к свинцовому сундуку и на мгновение приоткрыла крышку. Аззи ловко забросила зеленый камушек внутрь, и крышка с тусклым свинцовым стуком захлопнулась вновь. Наконец, она обернулась ко мне, и взгляд ее стал немного теплее.

— Ну что же, герр коммандер! Думаю, мы квиты. Вы запомнили место, которого следует опасаться, и другое, где стоит пошарить?

Я запомнил. Чего тут не запомнить?

— Да, Аззи. Как ты это сделала?

— Ну, вы же понимаете, я не совсем обычная девушка, — она мило улыбнулась мне, — а когда такой, как я, попадается интересный камушек, ее силы становятся… невероятны! Жаль только, нечасто ими можно воспользоваться!

— Эти камни действительно опасны?

— Очень! И для тебя — тоже.

— Гм. А почему ты одного разорвала деревом, а другого — опутала лианой?

— Просто у старого хрыча под ногами оказалось семя вяза, а у жирного каплуна — росток жимолости. Да и поговорить с ним стоило. Тебе ведь понадобятся деньги?

— Как и всем нам. Что с Литцем?

— О, все в порядке, не считая неизлечимого пристрастия к выпивке. Я его подлатала и погрузила в сон. Проспится, все будет хорошо. Хотя стоило бы его наказать за убийство безобидных зверушек!

— Это кого он убил?

— Вепрей, конечно же.

— Ты что, любишь людей с кабаньими головами? Ты что, чувствуешь себя ближе к Вепрям, чем к людям?

Она задумчиво посмотрела на меня, потом на вздернутые на ветки куски хауптфельдфебеля.

— Знаешь, иногда мне кажется, что у меня с людьми вообще ничего общего!

— Может быть, пойдем к лагерю?

— Боюсь, Энно, что наши пути теперь разойдутся!

Вот это да!

— Но отчего?

— Видишь ли, — она посмотрела на меня с грустью, — эти камушки — очень-очень сильные хранители магии. И очень большая редкость. А ты, если принесешь их в лагерь, не меньше половины отдашь своему пироману. А я хочу все. Я жадная. Прости, Энно. Ты хороший парень, но магию я люблю больше любых парней!

Мне стало грустно от такой перспективы. Впрочем, никто друг другу не клялся в верности…. Все по-честному. Наверное.

— Итак, сударь, вы заберете свою погремушку, — Аззи указала на отлетевший в сторону пенал с артефактом, — а я, — свою. Это ведь справедливо?

— Гм. А как ты это унесешь?

— О, ты беспокоишься обо мне? Как это мило!

Она поднесла губы к моей щеке в целомудренном сестринском поцелуе.

— Спасибо за платье, Энно. Я буду вспоминать тебя! — пропела она мне на ухо и, легко обернувшись, пошла вдоль опушки леса, беззаботно пританцовывая.

Рядом со мною раздался шум. Под сундуком как будто выросла кочка из густой дернины. Он зашевелился и приподнялся, затем, как будто поплыл за колдуньей. То, что с трудом несли четверо крепких мужчин, тащила теперь стремительно растущая трава.

— До лагеря всего пол-лье, — крикнула мне Аззи, обернувшись. — Иди по их следам, не ошибешься! Прощайте, коммандер Андерклинг!

И, весело помахав мне рукой, скрылась в чаще, шагая так беззаботно, как будто и не было густых кустов и подлеска.

И я остался наедине с двумя изуродованными мертвецами.

Оба представляли крайне жалкое зрелище, которое даже не хочется описывать. А мне нужно было их обыскать! Нельзя бросать ценные вещи, которые еще на них оставались — я просто не могу себе этого позволить.

Во — первых, тут лежал недурной полэкс, который, чувствую, мне еще пригодится, чтоб прорубаться сквозь орков. Ух ты, какой тяжелый… Во-вторых, на поясе Хозицера еще висел его прекрасный, прочный шлем из цельного куска металла, а на ногах — вполне себе целая пара сапог. Да и мешочек с монетами еще болтался на шнурочке, по-стариковски педантично подвязанном у пряжки ремня. А пятна крови — это же ерунда…

А уж у Руппенкоха меня ждал просто клад — роскошная пряжка с драгоценным камнем (какой-то синий, наверное — сапфир) и пояс, набитый монетами. Я все это увязал в узел, сделанный из собственного плаща, приторочил на рукоять топора, и потащил в лагерь. Не забыл и артефакты — к счастью, они не пострадали.

По пути к лагерю, сгибаясь от непосильной ноши, цепляясь полэксом за кусты и то и дело вставая на отдых, я пытался осознать произошедшее. Не так я представлял наше будущее с Аззи… Впрочем, никто друг другу не клялся в верности. Все по-честному. Наверное.

Следы, оставленные бандой Хозицера, действительно оказались вполне выразительными, и, следуя по ним, я в конце-концов, увидел наш вагенбург. С повозок меня никто не окликнул — как беспечно с их стороны! Придется наорать на фельдфебелей, тем более, что настроение у меня как раз подходящее! Только сначала скину все эти железяки…

Не без труда я протиснулся между оглоблями повозки и рогаткой, и побрел к «своему» возку.

Загрузка...