Комэск

Глава 16

Глава 16

Лекса всегда очень серьезно и тщательно прорабатывал пути отхода, потому что еще в прошлой жизни понял: при совершении штурмовых и разведывательных операций отступление очень часто является единственным шансом спасти свою жизнь и жизни личного состава.

Те, кто считает врага дураком и строит на этом свои планы, как правило, долго не живут. Лекса не собирался умирать, поэтому и в этот раз очень серьезно отнесся к проработке запасного пути отхода.

Неман по обоим берегам почти на всем его протяжении был сильно заболочен. Так вот, в случае невозможности уйти на лодке, планировалось пройти по тропкам вниз по течению, а там окончательно затеряться в болотах, где, в условном месте, ждал еще один отряд прикрытия.

Но, почти сразу, все пошло не по плану. В имение очень быстро наведался большой конный отряд, след моментально взяли собаки, Лексу с Беней приняли за основной отряд, ну а дальше началась самая настоящая загонная охота. Вдобавок, все очень осложнилось тем, что загонщики знали местность, как свои портянки и сразу, очень умело, начали отжимать непрошеных гостей от спасительных болот…

— Шибче, шибче, загоняй!

— Левее бери, левее!

— Загоняй краснопузых!

— Гей-гей, руби, круши…

Сквозь ор загонщиков отчетливо пробивалось возбужденное тявканье собак.

Лекса резко остановился, стер рукавом грязь с лица, мгновение помедлил, сориентировался по солнцу и отмахнул рукой, показывая направление.

Глухо чавкая по грязи сапогами, мимо пронесся Беня с Броней на закорках. К счастью, девочка вела себя очень стойко и спокойно. Судя по всему, она уже давно разучилась бояться.

— Не останавливайся, если догонят, я попробую прикрыть… — Алексей машинально прикинул насколько хватит сил и рванул за напарником. Но только сделал шаг, как из осоки абсолютно беззвучно в воздух взмыло поджарое тело, покрытое размытыми желто-бурыми пятнами.

Лекса проспал собаку, но и она, к счастью, промахнулась — зубы щелкнули у самого паха. Не успев испугаться, Лешка сбил гончака стволом пистолета-пулемета. Его снесло в сторону, но уже через мгновение, пес сгруппировался, оттолкнулся от земли и снова прыгнул со злобным рычанием.

Воздух разорвала короткая очередь — пса разорванным комком зашвырнуло в камыши. Но сразу же позади и справа снова отозвались собаки — теперь они бесновались по-зрячему, словно почуяв свежую кровь.

Следом плеснулись голоса загонщиков.

— Там они, там, господин вахмистр!

— Говорил же, разделились…

— Держи на кривую осыку, туда!

— Рыбус, Дудка, мать вашу курву, шибче, заворачивай…

В голове Лексы плеснулся мерзкий страх, медленно, но неотвратимо сжимавший мозги своими липкими объятьями.

Алешка заорал, чтобы прогнать морок, вырвал из подсумка последнюю гранату и запустил ее с разворота в сторону голосов. А сам тут же припустил в противоположном направлении, на ходу вслух отсчитывая секунды и намеренно громко ломая осоку.

— Раз, два… три! Ну, сутулая кобыла!

Но взрыва так и не дождался, а потом стало не до того.

С визгливым тявканьем в прореху между камышей выметнулось сразу три здоровенных пса. Рыжий кобель со злобным хрипом сразу ринулся на Лексу, а остальные понеслись по кругу, чтобы сбить жертву с толку.

Дважды грохотнул короткими очередями пистолет-пулемет. Кобеля развернуло на лету и отбросило, второй пес с жалобным визжанием прокатился по грязи, а третий, черный как смоль, некрупный пес с острой мордой, рванул Лексу за бедро и сразу нырнул в осоку.

Левую ногу стеганула дикая боль, Алексей сразу припал на колено.

— Сука…

Раздался оглушительный топот, ломая камыши, на Лексу выметнулся пегий жеребец. Всадник, вислоусый улан в польской форме, скаля рот, держал на отлете руку с саблей. При виде Лешки он азартно гикнул, пришпорил коня и замахнулся…

Алексею жеребец показался огромным, как небоскреб, он нависал и подавлял все вокруг своим гигантским размером.

Время остановилось, но почти сразу запустилось вновь.

Щелкнул затвор, становясь на затворную задержку…

Жеребец вместе с всадником полетел кубарем, прорубив целую просеку в зарослях…

Рука нырнула в подсумок за новым магазином, старый полетел на землю…

Изначально все получалось очень медленно и нескладно, приемник магазина сбоку ломал вбитые намертво в подкорку рефлексы, но Алексей не успокоился, пока заново не довел перезарядку до автоматизма.

Лязгнул затвор, становясь на боевой взвод, Лекса сменил упор с раненой ноги на здоровую и вскинул пистолет-пулемет к плечу.

В голове как гигантский там-там билась кровь, в глазах плавали розовые пятна, но сердце распирал отчаянный боевой азарт и предвкушение победы. Загонщики сделали большую глупость, они ринулись все скопом верхом на противника с автоматическим оружием. И Алексей не собирался им прощать эту ошибку.

— Гей, гей, бей, убивай!!! — за плотной стеной осоки снова послышался топот и азартные крики.

Лекса высадил на звук сразу половину магазина и сразу переместился. В камышах загрохотало и затрещало, жалобно заржали лошади, а потом на просеку, звеня снаряжением и болтая ногами с руками, выкатился еще один улан и застыл на спине в грязи прямо у ног Алексея.

Его правый глаз был залеплен грязью, левый дергался из стороны в сторону, а изо рта торчал стиснутый зубами фиолетовый язык.

— Бам, бам, бам! — совсем рядом зятявкали револьверные выстрелы.

Стрелял еще один улан, с серебряным зигзагом на воротнике и в рогатывке с желтыми вставками.

Поляк бегло палил из большого револьвера, далеко вперед вытянув руку, но его кобыла нервно плясала, и он никак не мог попасть в цель.

К тому времени, как Алексей начал реагировать, улан дострелял барабан, злобно заверещал и сунулся рукой к сабле.

— Kurwa mać! Ty chuju, рsia krew!

Ствол пистолета-пулемета, наконец, развернулся и уставился на всадника, поляк это заметил, вздыбил лошадь, но, после очереди в упор, завалился вместе с ней.

Лекса опять потащил магазин из разгрузки, но быстро сообразил, что остался всего один, совсем изломанный пулей, бросил немецкую «трещотку» на ремне и выхватил пистолет.

Неподалеку опять послышались крики, а потом…

Потом послышался нарастающий грохот и треск, словно по плавням пер на полной скорости железнодорожный локомотив.

Почти сразу же в реве начали прорезываться истошные визги и хрипы.

Лекса завертел головой, ничего не понял, а потом не нашел ничего лучшего, чем упасть на землю, закатиться под бок мертвой лошади и закрыть голову руками.

Он так и не понял, что происходит, действовал инстинктивно.

А дальше, в плотном шлейфе свирепого смрада, прямо через него, в направлении преследователей прокатилось огромное кабанье стадо.

Какая-то тварь подцепила Лексу рылом на бегу за разгрузку и мощным рывком отшвырнула его в сторону.

Грохот…

Визг…

Удары…

Смрад, визг, мощные толчки, пинки и снова смрад…

Алексей на некоторое время потерял сознание, а когда пришел в себя, грохот уже удалялся, землю перепахали, как трактором, трупы лошадей и людей растоптали и растерзали, а все вокруг и сам Лекса был покрыт…

Дерьмом! Самым настоящим, омерзительным и жидким кабаньим дерьмом.

— Твою же кобылу… — едва не теряя сознание от смрада, Лекса попытался встать, заорал от боли во всем теле и упал снова.

Загонщиков уже не было слышно, судя по всему, стадо их прогнало или тоже растоптало.

Алексей немного еще послушал, сел, разорвал штанину, снова ругнулся, но этот раз облегченно, выцарапал из кармана сверточек бинтов, плеснул из фляги самогона на рану и принялся бинтовать ногу. Когда закончил, осторожно встал, снова сориентировался и побрел по просеке оставленной кабанами. С Беней они уговорились встретиться в условном месте, на опушке леска на острове в плавнях.

Нога немного утихомирилась, но все тело продолжало дико ныть, Ощущения прямо намекали, что чертовы кабаны переломали все кости.

— Ненавижу пшеков и кабанов… — зло шипел Лешка. — Но кабанов больше! Чтоб их сутулые жеребцы драли, чтоб им кобыла под хвостом дала понюхать…

Сам, Алексей Турчин, в своей прошлой жизни всегда ругался матом без особых изысков — просто и незатейливо. Сказалась армия, в которой, как всем известно, матом разговаривают. Но когда случился гребаный перенос в Лексу, к языку намертво прилипла эта самая «кобыла», видимо, доставшись по наследству. Лешка пробовал бороться, заменять чем-то, но без особых результатов — как он не старался, ничего не получалось — «лошадиная» тема засела в лексиконе намертво.

Каждый шаг доставлял немилосердно страдание, но больше всего досаждал смрад дерьма и летучие кровососы — они вились вокруг густыми тучами.

Где-то рядом оглушительно проорала ворона, Алексей вздрогнул от неожиданности, пожелал хвостатой много «добра», но сразу после этого, впереди начал часто садить очередями пулемет.

— Чтоб вас… — Алексей мгновенно забыл о боли и побежал вперед.

В пулеметные очереди начали вплетаться винтовочные выстрелы, но почти сразу же все затихло.

— Чтоб вас… — Лекса побежал быстрей, перебрался по пояс в воде через заводь, а дальше пригнулся и пошел медленней, внимательно контролируя стволом своего Люгера сектора впереди и по бокам.

Очень скоро стало слышно тихое, болезненное ржание раненой лошади и какое-то неразборчивое бормотание. А еще через несколько минут, бормотание трансформировалось в отчетливый, хорошо слышный разговор.

— Где польская пани, сучка мелкая⁈ Говори, иначе разорву пополам! — зло рычал мужской голос на русском языке с сильным польским акцентом.

Ему отвечал абсолютно спокойный голосок Брони:

— Уходите лучше, а то вернется мой друг и выколет вам глаза!

— Что, песья кровь? — изумленно взвыл поляк. — Какой, к песьей матери, друг?

— Сами у него спросите!

Лекса остановился, но ничего так и не рассмотрел — все впереди скрывал густой ивняк.

— Маленькая дрянь! Говори, иначе плохо будет!

— Глаза, помните про глаза, пан…

— Чтооо-о? Я тебя сейчас на куски порублю

— Глаза, глаза, глаза…

— Пани! Говори где пани Янина⁈ Куда ее повели? Сколько их было?

— Глаза, глаза, глаза…

— Ну, получай, мерзавка…

Лекса, наконец, уловил впереди какое-то смутное движение, а еще через несколько шагов увидел польского улана без конфедератки в замазанной грязью и кровью форме. На небольшой поляне валялось несколько трупов людей и лошадей, а улан стоял под раскидистым дубом, тряс правой рукой Броню за шиворот, а левой он держал французский армейский револьвер «Сент-Этьен».

Алексей сделал еще один осторожный шаг вперед, стал на колено, аккуратно прицелился, поймав в прорезь прицела белобрысую башку поляка, выдохнул и нажал на спусковой крючок.

В исходе он не сомневался, до врага было всего шагов десять-пятнадцать, а на таком расстоянии Лекса клал в десятку девять пуль из десяти.

Но вместо выстрела прозвучал только резкий и звонкий щелчок бойка.

— Песья кровь! — улан отшвырнул девочку от себя, дважды пальнул в сторону Алексея и как перепуганный олень прыжком рванул в кусты.

— Кобылья срака! — Лекса передернул затвор, выбросил патрон и тоже метнулся в заросли, стараясь поймать взглядом улана.

Поймал, выстрелил, не попал, а дальше опять случилась осечка — видимо в немецкий пистолет набилась грязь.

Поляк тоже дважды выстрелил, перебежал, пальнул еще раз, едва не зацепив Лексу, а потом затих.

Лекса попытался еще раз передернуть затвор Люгера, но шарнирный механизм намертво заклинило.

А дальше, второй раз за сегодня, случилось, на первый взгляд, что-то уж совершенно необъяснимое.

Улан неожиданно выломился из кустов с обнаженной саблей в руке и начал презрительно цедить, сшибая клинком своей старинной «костюшковки» травинки:

— Иди сюда краснопузый мерзавец, я тебя на ленточки порежу этим благородным клинком моих предков! Я, Гжегож из Рыбника, из шляхетского рода Кубица! Никто и никогда не может сказать, что я показывал в бою врагу спину! Выходи, трус, прими честный бой! Возьми саблю, я не буду тебя рубить!

Костюшковка(пол. kościuszkowka) — тип польской сабли XVIII — начала XIX века, получившей своё название в честь национального героя Польши Тадеуша Костюшко. Характерным признаком такой сабли являлась гарда прямоугольной формы — защитная дужка отходит от крестовины под прямым углом, и под прямым же углом соединяется с навершием

Лешка сначала растерялся, но потом понял, что у улана закончились патроны. Впрочем, даже учитывая это, поступок поляка тоже выглядел весьма странно. Ни с чем подобным Алексей еще никогда не сталкивался.

Лекса поколебался: с одной стороны, даже в таких условиях он считал совершенной глупостью рубиться на саблях, а с другой, его просто подмывало попробовать свои силы и обрезать уши гонористому пшеку. Все время после Туркестана он упорно тренировался с шашкой и даже взял один из своих клинков с собой в Белоруссию.

— Иди сюда трус! — продолжил вызывать Алексея поляк. — Это я зарубил твоего мерзкого сообщника! Отомсти за него…

Лекса пошарил взглядом по сторонам и понял, что трупы с оружием находятся в стороне и до них никак не добежать, минуя улана. Опять же, с минуты на минуту к поляку могла прибыть подмога. В сердцах выругался и…

Вышел из кустов.

— О! — обрадовался улан. — Иди, возьми шаблю! Я разрешаю тебе! Вон, у Ежи возьми, он у пня лежит! Он любил ваши дрянные шашки, старый дурак. Видишь, кобыла его в серых яблоках? Я даже отвернусь!

Улан действительно отвернулся.

— Это какое-то сумасшествие… — Лекса покачал головой и пошел к кобыле.

Рядом с трупом седоусого поляка действительно лежала шашка, а точнее — шашка казачья офицерская кавказского типа образца 1913 года. Лекса сразу ее опознал. Но первым делом его привлек револьвер на мертвом — из раскрытой кобуры торчала рукоятка родного Нагана.

— Ха! — издевательски заржал Гжегож. — Я вижу, ты думаешь, а не взять ли револьвер? Возьми, ничего другого от красной сволочи я не жду. Вы все поголовно трусы! Вы не знаете, что такое благородство и честь. Бери и убей меня!

— Сука… — прошипел Лекса и подобрал шашку.

— О! — опять искренне удивился поляк. — Не верю своим глазам! Неужели у вас есть честь? Скажи хоть, как тебя зовут? Буду рассказывать друзьям, но не рассчитывай, что они поверят!

— Пошел на хер! — в первый раз в этом теле матерно выругался Лекса.

— Сам пошел, быдло сраное! — обиделся улан. — Сейчас я научу тебя вежливости, недоносок…

И стал в позицию, заложив левую руку за спину.

Лекса попробовал раненую ногу, решил, что вытерпит, слегка пошевелил корпусом, пошел в разножку навстречу улану, а потом сразу попробовал прием, которому его научил Буденный. В броске зацепил изгибом своей шашки за изгиб сабли поляка, дернул на себя, а дальше стрельнул прямым выпадом прямо ему в лицо.

И неожиданно попал — улан отпрянул и зашипел, зажимая распоротый лоб ладонью.

— Сука, сука, подлый, смердючий ко́зак…

А дальше сразу ринулся вперед, бешено крестя саблей.

Лекса очень быстро убедился, что улан бахвалился не зря, он оказался настоящим мастером какого-то замысловатого польского стиля. Очень мешала раненая нога, Лешка несколько раз едва не споткнулся, не мог толком маневрировать, и просто вынужден был ввязываться в рубку. Спасало только то, что у поляка со лба на глаза сочилась кровь, и он несколько раз отскакивал, чтобы утереть ее рукавом.

— Смердишь, как свинья! — в очередной сшибке улан ловко финтанул, вывернул кисть, все-таки резанул вскользь Лешку по предплечью и радостно заорал. — Ха, взял кровь!

Ринулся снова, добивать, но Лекса, надсаживаясь до скрипа в сухожилиях, каким-то сверхусилием все-таки успел круговым движением шашки отбить удар, а потом, снизу-вверх, с вывертом ног, страшно секанул поляка в «локоть».

Клинок зло свистнул, вспарывая воздух, с противным хлюпаньем врезался в руку улана. Костюшковка выпала на траву, поляк охнул, пошел боком, а потом упал на колени, прижимая разрубленную руку второй к туловищу.

Сразу стало ясно, что ни о каком продолжении боя речи не может идти. Кровь хлестала из раны ручьем.

У Алексея мелькнула мысль добить его, он зло зыркнул по сторонам, высматривая следующих преследователей, но все-таки решил рискнуть и подбежал к поляку, на ходу доставая сыромятный шнурок из кармана.

— Матерь боска, матерь боска… — едва шевеля губами на стремительно бледнеющем лице, шептал улан. — Матка боска…

Лекса быстро наложил жгут, положил поляка так, чтобы голова была выше тела, а потом быстро повел взглядом по поляне, ища Беню.

И сразу нашел его, потому что возле его тела сидела на корточках Броня.

Беньямин Зильбер лежал вытянувшись, сложив руки по швам, словно в строю, а на его лице застыла какая-то детская, трогательная улыбка.

Рядом с ним валялся пулемет без диска, а вся левая сторона черепа Бени была снесена сабельным ударом.

— Как его звали? — тихо поинтересовалась Броня.

— Беня. Беньямин.

— Он меня нес на себя… — начала рассказывать Броня, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. — А потом налетели эти гады. Беня… Беньямин, сбросил меня, приказал бежать, а потом начал стрелять. Убил всех, кроме того. А этот… этот ударил саблей Беню…

Она зачем-то встала, развернулась и куда-то ушла.

Алексей стиснул зубы. Все эти красивые фразы о том, что «своих не бросают», на практике являлись и являются сплошной глупостью. Ни одно мертвое тело, пускай даже боевого товарища, не стоит жизней остальных.

Но Беню надо было забирать с собой. Лекса просто не простил бы себе, если бы его бросил.

Попробовал поднять тело, но не смог и упал вместе с ним.

Сзади неожиданно хлестнул выстрел, Лекса резко обернулся и увидел, как Броня стоит с револьвером в руке над уланом.

Из ствола нагана курился дымок…